Loe raamatut: «Остров»

Моему первому читателю,

редактору и

дорогому сердцу другу

Эллеоноре,

а также

прекрасному острову Реюньон

Марсель направил лодку в сторону острова. Конечно, надо было бы дождаться рассвета, и направиться туда утром, но ждать Марсель не мог. Утром начнутся поиски, и надо было быть уверенным, что сестра не сбежала, что не придумала очередной глупый план.

Два дня назад она крупно поругалась с матерью, которой совершенно не понравился её новый друг. Ну да что с того – парень и Марселю не нравился, но он благоразумно не говорил об этом сестре. Девчонка только вошла в возраст любовных приключений и терпеть не могла, когда ей начинали указывать и подсказывать, как надо жить. Марсель помнил себя в этом возрасте (благо это было не так давно) и прекрасно её понимал. Поэтому Мари довольно часто рассказывала Марселю то, что никогда не рассказывала матери, а тем более отцу – редкому гостю в своём доме. Всё время в разъездах, всегда в отъездах, а когда всё ж таки находился дома, ему было необходимо отдохнуть или работать в запертом кабинете. И старший брат стал Мари другом и мужской опорой, а если бы полез со своими советами, когда она не просит, то, возможно, сестра перестала бы быть с ним открытой. Вот только почему она его не предупредила, если, конечно, уплыла на старый заброшенный остров? Догадывалась, что Марсель попытается её отговорить? А если она не уплыла, то куда делся отцовский катер?

Отцовский катер был хорош, не то, что эта развалюха старика Поля. Он и за собой-то не сильно следил, а уж про лодку и думать, наверно, забыл. Хорошо хоть ещё не протекает, а что мотор чихает, пыхтит и работает кое-как – неважно. Главное, он помог отойти от каменистого берега, купающегося в океанской пене, а для дальнейшего путешествия есть вёсла. Спортивная подготовка Марселя, как он считал, была на высоком уровне и поэтому, пусть будет трудно, до острова он точно доберётся.

Как только он про это подумал, мотор лодки чихнул и заглох. Марсель попробовал его завести, но после нескольких пустых попыток, плюнул и бросил это неблагодарное дело. Поднял со дна лодки вёсла, вставил их в уключины и принялся грести в сторону острова.

Ночь стояла тихая, лишь океанские волны мягко постукивали по борту моторной лодки. Марселю нравилось думать о ней как о шлюпке, а себя – как когда-то в детстве, – он представил последним моряком, уцелевшем после кораблекрушения. Налёг на вёсла и, чтобы унять нервозность от ночной поездки, запел весёлую, но не слишком пристойную песенку. Так и двигался вперёд: строчка песенки – взмах вёсел, строчка песенки – вёсла на себя, строчка песенки – вёсла по воде, строчка песенки – вёсла в воду и на себя. Скрип уключин и мягкий шорох океана аккомпанировал морскому путешественнику, а публикой были луна и звёзды.

*********************

Когда они только переехали на Реюньон, отец устроил морскую прогулку. Марсель, увидев ярко-зелёный клочок суши в океане, сразу заинтересовался им. Фантазия в одно мгновение перенесла его на борт «Эспаньолы», а лежащий по правому борту остров представился тем самым, где пират Флинт зарыл свои сокровища. А уж сосед Поль, старый пьянчужка, многое рассказал мальчишке, когда тот спросил, живёт ли кто-нибудь на этом острове.

Рассказывать трезвым Поль не любил, и если хотелось что-то услышать, то надо было принести выпивку. Во второй или третий свой визит к соседу четырнадцатилетний Марсель подумал, что для того чтобы услышать более интересные и красочные рассказы, выпивка должна быть покрепче, и переусердствовал. Он принёс бутылку виски, что стащил у отца (хорошо тот не заметил), и рассказа не получил. Вернее, сначала рассказ был, но очень быстро старик начал заговариваться, стучать кулаком по столу и кого-то в чём-то обвинять, а затем и вовсе захрапел, пуская слюни. Тогда Марсель понял, что принёс слишком крепкое пойло, и больше ничего крепче вина не приносил.

Но часто бывало так, что у старика и самого было что выпить. Тогда он выбирал, что его душе сегодня угодно, наливал в стакан вина, набивал трубку и, смакуя содержимое стакана и покуривая, начинал рассказы о морских путешествиях, о кораблях, бороздивших бескрайние воды океанов, и об острове, которого триста лет назад здесь не было, а поэтому, возможно, не будет и завтра.

Марсель прекрасно помнил все его рассказы. Они не давали ему уснуть ни одну ночь. Он лежал ночью в постели, и сквозь шум океана представлял себя, то одним из первых поселенцев острова Реюньон, то капитаном Диего Диашем, то одним из рабов, которого пригнали работать на кофейных плантациях (эта фантазия ему не очень нравилась и быстро надоела). А больше всего ему нравилась та фантазия, где он был пиратом Ле Вассёром, правда, до того момента, пока того не повесили в Сен-Поле.

Марсель был уверен, что знает, где пират зарыл свои сокровища. Он даже спрашивал у Поля, существовал ли островок близ Реюньона, когда Левассёра вздёрнули. Старик, усмехнувшись, пропустил глоток вина, затянулся табачным дымом и, крякнув, сообщил:

– Про то, что Левассёр зарыл сокровища там, думали многие. Но отчаянных голов было немного. Мне дед рассказывал, а тому его дед, а тому деду, возможно, его дед, что-островок-то этот почти сразу невзлюбили. Я же тебе рассказывал, что вместе с кофейными деревьями сюда привезли негров за ними ухаживать? Так вот: островок уже был. Когда он точно появился – никто теперь не скажет. И тогда вряд ли кто-то мог сказать. Но думаю, с середины шестнадцатого века он уже точно был. А в конце шестнадцатого, или в начале семнадцатого, остров решили заселить. Это ещё до кофе было. Собрались десятки людей, погрузились на лодки, и отправились в путь. Хижины соорудили, чего не хватало для строительства – отсюда привозили. Каждый или почти каждый день приплывали оттуда: продукты нужны были, выпивка! – без неё ж никак не строилось, кому родных навестить, кому что. Мало ли разных дел у людей. Рассказывали, как обживаются, как идут работы на земле. Только вот земли там и не было. Вроде бы земля, а копнёшь поглубже – песок. И сейчас так. Я, когда-молодой-то был, тоже копать пытался. Пиратские сокровища искал.

Старик подлил себе вина и принялся выбивать трубку, а потом снова набивать её табаком.

Молодому Марселю трудно было представить себе старика Поля молодым. Для него все, кто перешагнул пятидесятилетний порог, выглядели стариками. А уж Полю сейчас, наверное, лет под семьдесят, – вон черепушка вся лысая! Правда, с висков и затылка свисают длинные седые волосы, а череп прикрывает либо шляпа морского капитана, либо старая соломенная шляпа, но морщины-то никуда не спрячешь. А их у Поля много, очень много. Поэтому представить старика молодым Марсель не мог.

Поль отхлебнул вина, подмигнул любознательному, жаждущему приключений голубоглазому подростку и продолжил:

– А в один прекрасный день никто не приплыл. И в следующий никто не приплыл. Ещё день-другой подождали, поплыли сами. А надо сказать на острове всегда тихо, птиц особо нет, не знаю отчего, видно что-то чувствуют, но в тот раз тишина была особая. Так дед мне рассказывал. Дома или сломаны, или брошены. Землю, что возделывали, всю песком засыпало. И не просто присыпало, а будто там несколько лет песчаные бури были. И никого тогда не нашли. Ни следа! Вот с того времени остров и невзлюбили.

– Но ты там копал, и с тобой ничего не случилось, не пропал? – с восторженным взглядом, но недоумевающее спросил Марсель.

– Копать-то копал. – И Поль одним глотком опрокинул в себя вино, что осталось в стакане. – Но до ночи там никогда не задерживался. И не то что боялся! а не по себе как-то становилось. Неспокойно: на душе муторно, в воздухе влажность какая-то появляется, даже тело всё влажное делается. Словно в океан обмакнули. И потом, знаешь, как негры говорят? «Ночь – время тёмных богов». А там это ощущается.

Во внутреннем дворике Поля было жарко. Солнце палило нещадно, и даже широкий тент над деревянным столиком, за которым они сидели, мало помогал от обжигающих лучей. Но Марсель не замечал этого, он дрожал от нетерпения, что же старик расскажет дальше, и от таинственности и восторга. Поль прервал рассказ и снова наполнил высокий стакан вином, а паренька пробил озноб. Ему вдруг стало прохладно оттого, что ярко представилось: скоро пойдёт домой, а дома-то и нет! Всё погружено во тьму, ничего нет, и только старик и он, Марсель, остались на этом свете, в этом ярком пятачке палящего солнца. А может, когда он выйдет, и старик исчезнет?! Или он сам?!

Поль отпил вино, затянулся и, выпуская в небо круги табачного дыма, продолжил:

– С того времени про остров как бы забыли. Вроде и нет его. Поэтому и немногие искатели богатства кинулись искать там сокровища Ла Бюза. Была, правда, парочка в разное время, но то ли там пропали, то ли океан съел, а может, подались куда-то счастье искать, кто знает? Был, говорят, один нормандец, так он точно там был. Обосновался, раз в несколько дней к семье приезжал, жаловался, что копать трудно, по ночам, особенно под утро, звуки разные слышит. Рассказывал, что спит на деревьях, а как-то раз видел людей-рыб.

– Это как это? – с замиранием сердца поинтересовался Марсель.

Но к его разочарованию Поль только пожал плечами.

– Кто знает… Он-то, может, и говорил, как они выглядят, но до нас, точнее до деда моего, описание не дошло. – Он улыбнулся, показав набор вставных зубов, и внимательно посмотрел на разочарованного мальчишку. – Или спьяну ему примерещилось. Пить он любил без меры, а меру знать во всём надо: и в вине, и в любви.

С этими словами старик осушил половину своего сосуда, а Марсель предположил:

– А с чего взяли, что он исчез? А вдруг нашёл клад? Выкопал и уехал.

Поль покачал головой:

– Мог, конечно. Только куда ему отсюда податься на лодке? На Бурбоне, тогда Реюньон так назывался, мог бы и на корабле место купить. Хотя кто знает, всё могло быть. Но, так или иначе, про этот остров решили забыть. И забыли. Пока англичашки не пожаловали. К тому времени остров наш уже Реюньоном назывался. Реюньон де Патриот. Так они ему старое название возвратили – Бурбон. И сахарный тростник решили здесь выращивать. Негры-то уже были, так они ещё кучу привезли, для работы на плантациях.

Поль остановил рассказ для принятия очередной дозы вдохновения из своего стакана, а Марсель с укоризной заметил:

– Вы постоянно африканцев неграми зовёте. Так не хорошо. Они сейчас темнокожие европейцы, африканцы, но не негры.

– Ты, Марсель, знаешь, что у меня среди этих негров приятели есть? Но они всё равно для меня останутся неграми, – с неудовольствием и некоторой обидой ответил старик. – И это не значит, что я их не уважаю, или презираю. Нет! Меня так учили. Это сейчас толерантность развели, политкорректность, а раньше ничего этого не было! И знаешь, что странно: порядка было больше. В политике, в мире, в управлении своей страной, и мужики, мужиками были, а ни чёрти чем в бабских платьях. Я точно тебе скажу: и толерантность, и политкорректность, и все эти заигрывания с устоявшимися понятиями, – погубят этот мир! Рано или поздно. А теперь всё на сегодня. Иди домой, юнга. Не будет сегодня больше рассказов. Вино кончилось, и спать хочу. Всё!

И дед стукнул пустой бутылкой по дереву стола.

Марсель шёл домой и пинал камешки на тропинке: был в досаде на себя, что не сумел удержать свой язык. Но на старика тоже был в обиде.

«Подумаешь, обиделся на замечание. Это в его старое время так было заведено. А сейчас время другое, новое, и значит мыслить мы должны по-новому. Ну, конечно, не во всём, что-то от стариков оставить надо, но большую часть поменяем. Вина у него нет, спать он хочет. Да у него ещё две бутылки, как будто я не знаю! А спать всё равно рано, как обычно, до рассвета не ляжет».

В ту ночь Марсель тоже не мог уснуть до рассвета, а поднялся на крышу дома и смотрел в сторону загадочного острова. Он мечтал о приключениях, и всё время думал: какие они – люди-рыбы?

– Ну что, Марсель, готов услышать продолжение? – прогудел старик на следующий день.

«Уже стаканчик-другой опрокинул», – определил мальчишка, но благоразумно промолчал, и только нетерпеливо кивнул.

Он достал из пакета бутылку вина и поставил на стол перед Полем. Продавец в лавке знал, зачем и кому Марсель покупает выпивку, и хоть не одобрял этого, отпускал товар пареньку с чёрного хода магазина. Марсель хотел извиниться за вчерашнее, поэтому приобрёл марочное, дорогое вино. Продавец говорил, что этому пропойце такое вино пить слишком роскошно, к тому же он совсем этого не оценит. Для него, что марочное вино, что его обычное дешёвое пойло – всё едино. Мальчик, желая скорее услышать продолжение рассказа, с продавцом согласился и сказал, что Поль интересно и хорошо рассказывает. Темнокожий продавец, старик Луи, – но не такой старый, как Поль, – расхохотался, признавая это. И добавил, что, возможно, это единственное, что Поль умеет, и наконец-то он нашёл своего благодарного слушателя. Как оказалось, старик оценил вино и пообещал за такую плату действительно увлекательную историю.

Ещё минут пять Поль готовился. Набивал трубку, искал особый стакан для такого изысканного вина, открывал бутылку, и только после того, как тёмно-красное как кровь вино перетекло в бокал, закурил и продолжил рассказ.

– Англичане подумали, что островок тоже можно приспособить для выращивания тростника. Собрались, погрузились на корабли, забили в трюм негров, – Поль выделил голосом последнее слово и посмотрел на парня, но в этот раз тот благоразумно молчал и слушал с восторженным выражением на лице, – и отплыли. Англичане быстро, усилиями рабов, организовали там деревню, посеяли тростник и стали ждать. И, конечно же, на острове осталось много рабов, а вот англичан не так уж много. Вот я тебя и спрашиваю: это каким нужно быть негром, чтобы не перебить всех англичан, и не освободиться? Мало того: когда позже их возили на смерть, почти никто не выпрыгнул из лодки и не утопился. И вот к таким у меня, действительно, нет никакого уважения. Такие люди достойны называться только неграми! А уж чёрный он там, коричневый, белый…

Старик в сердцах махнул рукой и наконец-то отпил из стакана. Вино пришлось по вкусу, Поль почмокал губами и затянулся трубкой.

– Ты же в курсе, что тростник растёт недолго? – продолжая рассказ, спросил старик, и, когда Марсель кивнул, продолжил: – Они не послушали местных, а те предупреждали, что остров не так прост, как кажется. Результатов посева они не дождались. Однажды ночью люди увидели огонь в море. Даже крики услышали. Представь себе, что за ад там творился, если между Реюньоном и островом не меньше мили. Морской.

И Марсель представил. Он тоже был на берегу с людьми, видел огненное зарево в ночи, слышал доносящиеся крики, а под утро со всеми вытаскивал из воды англичанина, единственного, кто уцелел в резне на острове. Как он доплыл и что там было, от него не добились. Бедняга онемел. Но каким-то образом сумел получить ужасную силу. Стоило ему чего-то захотеть и его голубые глаза становились чёрными, а человек, на которого он посмотрит, выполнит всё, что чёртову англичанину нужно. И именно его считали инициатором жертвоприношений островным богам.

Марсель видел, как десяток чернокожих рабов затаскивают в лодки и везут на остров. Видел, как их ведут вглубь острова и убивают. Видел, как кровь впитывается в песок, а тела остаются лежать в свете закатного солнца.

– Но тела так и остались, никуда не пропали. – Поль допил вино и вновь наполнил стакан кровавой жидкостью, закуривая трубку, набитую свежим табаком. – На следующий день другие рабы зарыли этих, а ещё через день собрали новую партию негров. Но их не стали убивать. Англичанин всем сумел внушить, что боги не желают, чтобы они пачкали руки недостойной кровью, и хотят забрать их живыми. Свежее мясо всегда выше ценится.

И Марсель увидел, как негров заковали в кандалы, отвезли на остров, и привязали к деревьям. А на утро их не нашли. И так продолжалось каждый месяц. Сначала это были негры, а позже любой человек, кто не угодил английским аристократам.

Но наконец, власть сменилась, и Реюньон снова отошёл Франции. Чёртова англичанина убили, закидав камнями, издалека. А после того, как он уже не мог посмотреть на кого-то и внушить свою волю, ему выкололи глаза и растерзали на части. Слишком много было тех, кто на него зол, и тех, кому он причинил вред.

*********************

Плечи и спина Марселя ныли, но тёмная громада острова с каждым взмахом вёсел становилась всё ближе. Когда-то он в первый раз посетил этот остров. Только приближался он к нему всегда днём, а сейчас ночью и на вёслах.

************************

Через полгода после того памятного рассказа Поля, Марселю исполнилось пятнадцать, и на следующий день, взяв отцовский катер, он посетил загадочный остров, обитель своих мечтаний.

Ещё на морских прогулках с отцом Марсель приметил у острова небольшую бухту. В неё он и направил катер, но, помня, что неизвестное дно грозит многими опасностями, не отрывал взгляда от экрана эхолота. Прибор, настроенный на глубину и рельеф дна, всегда работал исправно, но с заходом в бухту, одно изображение на экранчике накладывалось на другое, шло волнами и показывало что-то непонятное юному мореходу. Он сменил широкий сканирующий луч на узкий, попробовал буксировку, подтяжку прибора, но изменений в работе эхолота так и не достиг. Марсель хотел на остров, однако если пробьёт днище катера, то он не только лишиться судна, но и доверия отца. А после этого…нет, обратно в пригород Парижа отец его не отправит, но наймёт кого-то за ним присматривать, что ещё хуже! И тогда Марсель нырнул.

Океан встретил его тёплыми объятьями. Он купался и нырял в подсвеченной солнцем светло-синей воде, опускался на глубину, где океан был холоден и тёмен, и снова поднимался к золотистому свету солнца. Он наслаждался этим, но не забывал о своей основной задаче: выяснить фарватер бухты. Почти сразу Марсель понял, что глубина для прохода катера здесь достаточная, подводных ловушек нет, но чтобы избежать глупых ошибок (а ещё потому, что это ему нравилось), продолжал нырять и обследовать бухту. И только когда был уверен в глубине и рельефе дна, когда устал от ныряния, он принял решение швартоваться близко к берегу.

На песчаном берегу росли пальмы, между ними кустики растений и лианы, а за ними начинался плавный подъём на возвышенность. Плато проходило по всему острову. Вопреки ожиданиям и фантазии ничего загадочного он не увидел. Да, действительно, было тихо. Только шум океана и шум ветра, игравшего листвой деревьев. Но кроме этого не было ничего.

В первый и второй свой визит он не отходил далеко от берега и катера. Нет, Марсель не боялся мертвецов и призраков тех, кто погиб на этом острове, но вот чего он опасался, так это исчезнуть. Пропадать ему совершенно не хотелось. Да ещё были люди-рыбы. Поначалу они представлялись ему в романтическо-таинственном ореоле, но потом этот образ сменился на мрачно-таинственный, смертельный образ. Кто-то же похищал людей, кто-то заставлял исчезнуть привязанных к деревьям бедных негров.

Так прошло в первый, второй, третий и пятый визит. И наконец, убедившись, что всё спокойно, он решился искать сокровища.

Рыть ямы приходилось не больше своего роста. К вечеру он уставал так, что единственным желанием оставалось добраться до постели и заснуть. И больше в глаза не видеть этого клочка суши в океане. Но днём, как только появлялось свободное время, он опять направлял катер к острову.

Однажды он почувствовал, что одному на острове тоскливо. Марсель подумал пригласить старика Поля, но тот от предложения категорически отказался. Главным его доводом было то, что на острове нечего выпить, и то, что его возраст далёк от приключений. Напрасно Марсель убеждал его и говорил, что выпить можно взять с собой, Поль решительно отказался. Ещё и его пытался отговорить. Они разошлись, так друг другу ничего не доказав.

В конце концов, пришлось обратиться к школьному приятелю, и, как Марсель теперь думал, к единственному настоящему другу. В лицее Марсель ни с кем не поддерживал дружеских отношений, только хорошие приятельские. Старался ограничить общение приветами, вопросами насчёт заданий; участвовал в обсуждениях кино, компьютерных игр (хотя не любил их, но заявить об этом – подставить себя под насмешки), музыки, и, конечно, девчонок. А ещё новейшие мобильные телефоны или коммуникаторы, которые называли новым словом смартфон. Кристофа он среди остальных выделял: тот тоже любил книги.

Кристоф долго упирался, и сначала ни за какие коврижки не соглашался ехать искать сокровища, но запретный плод, как известно, сладок, и Марселю недолго пришлось убеждать товарища. И всё же сомневаясь, Кристоф сказал, что почти в каждой семье Реюньона за островом закрепилась дурная слава. Марсель – не только для него, но и для себя, – убедительно твердил, что люди и сами не помнят причин этой дурной славы, только слухи и неподтверждённые легенды. Кристоф моментально доказал: приятель не прав в своих суждениях.

Десять лет назад группа учеников старших классов захотела отметить выпускной в неформальной обстановке. Молодые люди не хотели, чтобы полиция или кто-то ещё вмешивался, и сбивал ритм развёрнутому веселью. Дружно плюнув на предрассудки, часть выпускников уехала на остров.

Всё бы ничего, мало ли что бывает на выпускных вечерах, но на следующий день никто из двадцати уехавших, дома не объявился. Пока ждали, искали, пока кто-то рассказал, куда те собирались, прошёл целый день. Наступил вечер, но кто может удержать родителя, потерявшего своего ребёнка? С прожекторами, фонарями, даже с факелами они отправились на поиски. Но на острове не было и следа ночной гулянки. Никого так и не нашли, и никто так и не вернулся назад.

Марсель был очень удивлён рассказом, а ещё больше тем, что Поль умолчал об этой истории. Может быть потому, что не был свидетелем этому инциденту. Кристоф засмеялся и ответил, что это никогда не мешало старому пьянице рассказывать так, будто он сам принимал участие во всех событиях. Скорее всего, эту историю он приберег, рассчитывая рассказать позже.

Выбраться на остров смогли только на выходные: в другие дни у Кристофа не получалось.

Всю дорогу он нудил, что останется только до заката, и ни в коем случае не будет уходить далеко от берега, но Марсель видел, что приятель тоже захвачен приключением. Ему не терпелось оказаться в том месте, про которое до сих пор многое слышал, но так ни разу и не видел.

Марсель завёл катер в бухту и выловил поплавок якорного троса. Взял трос, крепившийся к катеру, и связал их концы якорным узлом. Он еще после первого посещения острова оставил якорь на дне. Так ему было удобнее соблюдать дистанцию для швартовки судна. На вопрос Кристофа о приливах и отливах, Марсель отмахнулся и важно объяснил: глубина большая, а амплитуда этих природных явлений у них на Маскареновых островах минимальна, и потому не стоит из-за них волноваться. После этого скинул с носа судна ещё один нейлоновый трос, прыгнул на остров сам и закрепил катер на полуштык к ближайшей пальме. Он вдруг переполнился гордостью за то, что знает что-то больше других, умеет то, чего не умеют другие. Марсель почувствовал себя важным и значимым и это ему неожиданно понравилось. Словно хозяин острова, он предложил Кристофу присоединиться к нему: прыгать или сразу на сушу, или в воду. Здесь глубоко, камней нет, только у берега резкий обрыв, как в бассейне, но зато потом мягкий выход из воды по песочку.

Марсель любил тишину острова, но сидеть на берегу, просеивать песок между пальцев и при этом разговаривать, он полюбил не меньше. Кристоф оказался более открытым, чем он сам. Постепенно, слушая его болтовню о жизни, о семье, планах и мечтах, Марсель и сам стал открываться ему.

Он рассказал Кристофу о матери и сестре, что остались на континенте, о том, что отца почти никогда не бывает дома и он, Марсель, предоставлен самому себе. Ему редко бывает скучно, он всегда находит себе занятия, но порою всё-таки бывает тоскливо по тем прошлым временам, когда жили вместе всей семьёй. Кристоф, у которого ситуация была полностью противоположная, заявил, что хотел бы так пожить хотя бы день, а за неделю такой жизни – отдал бы все свои сбережения.

Однажды Кристоф попробовал включить радио, но оно, как и мобильные телефоны, здесь не работало. И если сбой в работе мобильных можно было объяснить отсутствием вышек, или их удалённостью, то почему не работало радио объяснить так и не смогли.

Для Кристофа это был вызов, и в другой раз он захватил с собой проигрыватель и колонки. Однако через несколько часов, ребята выключили музыку. Здесь, на острове, она была точно не к месту. Музыка не давала друзьям радости и веселья, она только вносила дискомфорт в умиротворенное состояние души. Марсель предположил, что здесь, возможно, хорошо было бы слушать классику, но для скрипок и виолончелей его музыкальный вкус ещё не созрел. Кристоф, смеясь, его поддержал.

Позже решили исследовать береговую линию острова. Кроме клочка песчаного пляжа она мало чем отличалась от береговой линии Реюньона, – обрывистая и каменистая. С противоположного края острова берег был высокий и скалистый, и причалить было практически невозможно. Как и взобраться на остров. Но теперь они с уверенностью могли сказать, что ширина острова около километра, а длина немногим больше.

Так постепенно, их приятельские отношения переросли в дружбу. Когда Марсель был уверен, что Кристоф не болтает языком направо и налево, то рассказал ему про домашний секрет, – не только свой, но и отца. Секрет, которым не столько хотелось поделиться, сколько – если быть откровенным, – похвастаться.

Через месяц после того, как они переехали жить на Реюньон, к отцу приехал друг, военный, и привёз в подарок беретту 93R. Когда-то они вместе служили, но отец ушёл из армии и устроился на фирму, а друг остался и дослужился до звания commandant. Марселя очень привлек пистолет, и он разглядывал его при каждом удобном случае. Отец, заметив это, в первую очередь произнёс речь об опасности огнестрельного оружия вообще и автоматического в частности. А закончил словами: «Автоматические пистолеты нельзя хранить дома, и поэтому про него никто не должен знать». Однако, несмотря на все предостережения, отец считал, что каждый мальчишка должен уметь обращаться с оружием, а поэтому оплатил членство в стрелковом клубе для себя и сына. После возвращения из очередной командировки, отец обязательно брал Марселя с собой попрактиковаться в меткости и умении владеть оружием. Пользовались они только тем огнестрелом, что имелся в клубе, но вот из беретты никогда не стреляли, а Марселю очень этого хотелось.

Рассказав всё другу, Марсель ещё раз попросил его случайно нигде не проговориться, а пока секрет остаётся в секрете, можно, если Кристоф не против, пострелять и на острове. Кристоф оказался не против, а очень даже за! В возбуждении уже придумывал, во что бы пострелять и где это сделать удобней. И тут Марсель вспомнил, что у отца лишь три обоймы, и на наполеоновские планы Кристофа, этого, очевидно, не хватит. После этого сообщения, друг впал в уныние, но вскоре пообещал что-нибудь придумать.

Однако поиски патронов оказались не таким лёгким делом, как им представлялось. Все идеи, после размышлений, были отвергнуты как опасные. Денег можно было лишиться, здоровья тоже, а патроны не получить. Найти боеприпасы помог старик Поль.

После того как Поль отказался ехать на остров и к тому же пытался отговорить от этого Марселя, парень редко заходил к старику. Но случайная встреча в магазинчике Луи привела к тому, что Марсель попросил совета у старика, а тот, усмехнувшись, спросил лишь калибр и сумму, которую они готовы заплатить. Узнав всё, что нужно, Поль предложил Марселю зайти к нему на следующий день.

Сутки Марсель с Кристофом провели как на иголках. Когда подошло назначенное время, они оба пришли к старику Полю. Друзья выложили на столик, за которым выпивал и покуривал старик, деньги, а Поль выставил картонную коробку с двумя сотнями девятимиллиметровых патронов. На вопрос, почему он их выручил, старый пьянчуга ответил, что просто помог друзьям избежать злоключений на свою задницу, которые так или иначе они бы точно нашли.

Ребята пожелали ему хорошего вечера, положили коробку в рюкзак и потащили на катер, чтобы там спрятать свой боезапас.

А через два дня отец Марселя отправился в командировку, и пришло время пострелять из грозной беретты.

Дверь в кабинет отца, где в ящике письменного стола хранился пистолет, Марсель научился открывать ещё тогда, когда несколько раз таскал у отца спиртное для Поля. А вот с самим ящиком пришлось повозиться.

В полдень, с холщовой сумкой в руке, где между двух не очень толстых книг лежала беретта, Марсель ступил на слегка поскрипывающие доски пирса. Кристоф уже ждал в катере, и ему не терпелось вытащить оружие, рассмотреть, почувствовать его смертоносную тяжесть в руке. Однако Марсель попросил подождать до острова, вдруг кто-то увидит, а это, несомненно, повлечёт за собой много разных неприятностей.

Став у острова на якорь, Марсель достал пистолет и для начала рассказал Кристофу, что ему не нравится в легендарной беретте. Во-первых – удлинённое дуло. Из-за этой особенности он сомневался, что его можно незаметно носить с собой. Во-вторых, рукоять пистолета немного удлинялась вставленной обоймой. Кроме этого, сзади рукоятки имелось ушко для крепления съёмного плечевого упора, но отцовский военный друг его не привёз, сказав, что с ним оружие выглядело бы громоздким. Марсель помнил, как он говорил, что для лучшего контроля над оружием вполне хватит и передней складной рукоятки, расположенной перед спусковой скобой.

Но Кристофу в пистолете нравилось всё. Он называл его не немного громоздким, как Марсель, а внушительным, впечатляющим и другими лестными эпитетами. Марсель смотрел, как друг упивается оружием и хохотал. Он показал Кристофу на левой стороне рамки пистолета предохранитель и переводчик режима огня, а на правой – механизм управления режимами. Вот только не был уверен, слышит ли его друг. Кристоф выглядел, будто загипнотизированный оружием: не сводил с него глаз и постоянно гладил рукой. Тогда Марсель, которому самому не терпелось, дал разрешение перейти к стрельбе.

Кристоф тут же развил бурную деятельность. Вытащил из-за сидений катера десяток мишеней, разрисованных им из баллончика, прыгнул на остров и стал устанавливать их в золотистом песке. Его суета и волнение забавляли Марселя, но насмехаться он не стал, а присоединился к другу. К тому же ему очень хотелось выстрелить из беретты первым. Они разместили несколько мишеней в песке и несколько на скалах над водной стихией океана, и Марсель взял оружие в руки.