Loe raamatut: «Звездочка»
Гл. 1. Аферюга
«…Желающие получить государственный кредит под свое дело
обязаны предоставить в управу подробный план предприятия
на срок полугода и более. Ставка стандартная – 0% и налоговое
обложение в размере трети от будущих прибытков. Те, кто плохо считает –
не обессудьте. Жизнь длинна, отработаете, умнее станете.
Ибо наш опыт хоть и есть фонарь, привязанный к спине, но его
отблески сияют на торную тропу будущего…»
«Вестник Пушина», номер под литером 221 от 21.09.2108.
Человек развалился на деревянной скамье в городском сквере и старательно подставлял свои впалые щеки утреннему солнышку. Вся его поза являла собой скорее расслабленность, чем праздность. Невозможно было определить – то ли он присел на минуту, чтобы перевести дух по дороге на работу, то ли напротив, заслуженно отдыхает после ночной смены, но одно не вызывало сомнения – прохожий являл собой персону положительную, можно даже сказать умственную. Слишком уж сосредоточенно прогревал он свою худощавую физиономию солнечными лучами. И явно наслаждался процессом. Ох, если б кто-нибудь знал, сколько усилий стоила ему эта деланная безмятежность! Ханур возненавидел город Простофиль сразу, без колебаний. С того момента, как откормленный стражник лениво махнул рукой на его сбивчивый рассказ о дорожных злоключениях и невнятно буркнул:
– Добро пожаловать в Пушин, уважаемый пилигрим!
Произношение блюстителя порядка сильно страдало по вине хлебного мякиша, который занимал большую часть объема его бульдожьей пасти. А еще целая краюха выглядывала золотистым пшеничным боком у постового из расстегнутой деревянной кобуры. Поскольку в последние сутки рацион Ханура ограничился пойманным в лесу вонючим ужом, бродяга завистливо сглотнул слюну и ступил своими изношенными подошвами на добротную мостовую города Простофиль. У ближайшего колодезного «журавля» он с величайшей тщательностью привел в порядок костюм, который состоял из темно-зеленого габардинового жупана и черных льняных штанов с квадратными кожаными вставками. Ханур намочил и разгладил непослушные оранжевые вихры, придирчиво рассмотрел свое отражение в зеркале местной лужи, после чего решил, что полностью готов. Немного смущала отросшая щетина, но соответствующим выражением лица он решил придать себе облик человека слишком занятого важными делами, чтобы снисходить да такой мелочи, как собственная внешность.
И вот теперь он расположился в центральном парке Пушина с максимально довольным видом, настолько вальяжным и значительным, что проходивший мимо ярыга взял Хануру «под козырек» нарядной белой фуражкой.
«Какой приятный рыжеволосый юноша», – решил полицейский. – «Даже жалко, что солнце слепит парню глаза, и он вынужден так щуриться».
А потом мысли его вернулись к одной молодой и румяной вдове, что существовала неподалеку за васильковыми занавесками, довольствуясь скромным доходом от личной кондитерской. Лицо в форме решало сложную арифметическую задачку – хватит ли вдове конфетно-пряничного благосостояния, если на ее жилплощади вдруг поселится прекрасный человек с весьма умеренными запросами.
Добряк-полицейский и понятия не имел, что допустил ошибку в сути взаимодействия солнечных лучей с личностью незнакомца. Постоянно суженные веки являлись отличительным знаком гильдии Ханура, символом породы, таким же, как яркая рыжина его буйных волос. Глава их общины с гордым названием «Урла», его непотребство Шпырь не раз говаривал, что порядочный и хитрый человек может иметь круглые глаза только в одном месте – там, где он отправляет естественные надобности. Поэтому все подельники Ханура смотрели на окружающий мир сквозь скепсис прищура и находили его фонтаном возможностей, в котором постоянно черпали свое злое вдохновение.
Так что Ханур щурился, терпел и презирал. Этот город – настоящая клякса на пятилучевой симметрии Звездочки. Уродливая, бесформенная и серая в своей непобедимой сермяжности и уверенности в завтрашнем дне. Некий деятель Пушина определил, что протяженность города с севера на юг состоит в пяти днях, аналогичных часах, тождественных минутах и соответствующих секундах. Он использовал для счета собственные шаги и на последней цифре остановился, вляпавшись на южной окраине в собачье дерьмо. Пять лучей державы и тут кругом пятерки. Настоящая магия чисел. Местные были так восхищены арифметическим подвигом земляка, что немедленно выбрали шагомера в градоначальники, откуда он был впоследствии уволен по причине беспримерной тупости, что не помешало пушинцам с того же момента провозгласить свою обитель истинной сутью Звездочки. А остальные граждане державы немедленно окрестили Пушин городом Простофиль, и так сложилось положение дел.
Но куда направиться изгнаннику? Человеку с великими способностями, не меньшими планами и социальным статусом «вне закона»? Только Пушин настолько огромен, что в нем легко затеряться, лишь он так девственен, что открыт для любых проектов и единственно он настолько наивен, что гарантирует успех любой афере. Поэтому – презираемый и недалекий Пушин, вне всякого сомнения был целью его путешествия.
Губы Ханура изогнулись в саркастической усмешке. Его раздражало все, даже название города. Пушин! Не иначе как жители позаимствовали три первых буквы из фамилии некого загадочного типа, который тут был у всех на устах.
– А воды в дом кто принесет? Неужто Пушкин? – рявкнула дородная мамаша вслед мальчугану, что метнулся на улицу с деревянным самокатом в руке.
– Сдачу у Пушкина прикажете получить? – ехидно поинтересовался сухонький старичок у рассеянного молочника.
За несколько часов пребывания в городе Простофиль Ханур слышал о таинственном Пушкине раз шесть, но никак не мог взять в толк, что он за человек и почему впрягается тут за каждого лодыря. На всякий случай представитель общины «Урла» решил держаться подальше от этой личности. Наверняка Пушкин был выходцем из города Умников или с погоста Святош, а встречаться ни с теми, ни с этими гражданами в планы Ханура пока не входило.
Теплота погожего дня уже почти вытеснила из воздуха знобкую утреннюю свежесть. В сквере становилось людно. Дородные бабки сходу занимали целые лавки. Из лоскутных узлов тут же извлекались клубки шерсти и спицы, которые немедленно откладывались в сторону, едва подворачивалась интересная тема для беседы. И хотя в обсуждении нуждалось решительно все, предметы дискуссий бабушек ходили в основном по пентаклю «погода – еда – внуки – снохи – проделки городского головы». Неподалеку от старшего поколения молодые мамаши с гордым видом запускали на зеленые газоны розовощеких карапузов, между ними сновали лотошники, с самым разнообразным товаром – от разноцветных леденцов на палочках до гребней, застежек и прочего скобяного барахла. Среди них затесался даже один продавец домашних животных. То ли от осознания нелепости своей коммерции, то ли от неизрасходованного торгового пыла он орал громче всех:
– А вот кому домашних тараканов! Любимцы детишек! Прошу внимания – хорек! Питается домашними тараканами! Выведет всех до единого, когда те расплодятся. Спешите порадовать родных! С хорьком сообразно приобретать специальный лосьон, чтобы вышибать хорьковый запах из половиков! Не продаю – почти что даром отдаю!
Ханур снисходительно, но одновременно с интересом поглядывал на лотошников, поскольку сам планировал вскоре вступить на торный путь свободного предпринимательства. Ах, сколько интересных задумок крутилось в его голове! Но для их реализации ему был нужен хотя бы минимальный стартовый капиталец. Проклятые законы Вольных городов и их собственные деньги! У Ханура в потайном кармане лежало четырнадцать «бакшишей», но что толку? Обменять их на простофильские векши можно было только в городской управе, а сразу соваться туда Ханур побаивался. Первоначально следовало сменить фасон одежды, да и с внешностью не мешало что-нибудь покумекать. Куда годится – нырять в пасть закона, имея особую примету прямо на голове? Бюджетная прореха по его замыслу легче всего заполнялась каким-нибудь необременительным для горожан сбором, чем-то вроде пожертвования на восстановление дорог (шельмовской ремонтный дорожный фонд по специальной системе «Диоген») или взносом для строительства нового моста. Конкретней тему он рассчитывал нащупать на месте, но воображение наотрез отказывалось сотрудничать. Город Простофиль выглядел до омерзения благоустроенным, лица граждан лучились неправдоподобным спокойствием и уверенностью в завтрашнем дне. Нет, вытянуть у них мзду на общенародные нужды было не легче, чем подманить енота опавшими желудями (Ханур пытался, безрезультатно). Пожалуй, тут требовалась более радикальная идея, нечто способное нарушить всеобщую безмятежность.
Меж тем пустой его пустой желудок уже стонал от голода, так что когда по соседству расположилась компания бодрых дедков и принялась ожесточенно вколачивать в принесенный с собой раскладной стол доминошные кости, Ханур решился. Он, как складная линейка, распрямил свои члены, влез ногами на скамью, прочистил глотку и возгласил:
– Жители вольного Пушина! Я рад, что вы в назначенный час бросили свои неотложные дела и собрались тут, чтобы узнать о надвигающейся на нас страшной опасности! Беда приближается. Она уже смотрит из леса сотнями жадных глаз, ее щупальца вот-вот протянуться к нашим мирным очагам!
Ближайшие к Хануру горожане удивленно переглянулись. Людям оказалось невдомек, что их присутствие в сквере было кем-то заранее спланировано. Несколько человек шагнуло к Хануру, на уличных торговцев тут же зашикали, призывая их заткнуться и послушать, о чем вещает этот рыжий незнакомец.
– Враги готовятся. Они собираются вскоре нанести свой подлый удар. Нам нужно сплотиться.
Насупленная старуха толкнула локтем в бок свою соседку:
– Слышь, Фрося, чего парень сказывает-то!
Та отодвинула набок брусничного цвета чепец и гаркнула в ответ:
– Ась?!
– Враги, говорит, ворвутся и терзать нас начнут!
– Да, – подтвердила ее товарка. – К дождю дело идет, не иначе. А я сегодня шти сварила со щавелем. Скусные вышли. Внука накормила, так он ел и нахваливал. А Тамарка, матерь евойная нос воротит. Намучалась я с ней – сил нет.
– Тьфу, я ей про врагов, а у нее только погода, жратва и внуки с языка не сходят. И куда, спрашивается, городской голова думает? Все про переименование печется. Дармоед!
Народ загомонил, молодки живо расхватали детей. На следующую тираду Ханура о наступающих тяжелых временах раздались первые всхлипы. Толпа вокруг его скамейки становилась плотнее, в нее вливались все новые и новые жители города Простофиль. Изо всех сил дудя в свою свистульку, на велосипеде примчался будочник в ярко-синей форме. Ловко управляя одной рукой стальным конем, он заехал в центр скопления народа, спешился и вытер со лба испарину. После чего во всеуслышание заявил:
– Педали прокручивают – цепь пора менять. Ну! Кто хулиганит? Кого вязать?
Указательный палец Ханура немедленно вытянулся в направлении полицейского.
– А вот и представитель власти! Каким способом вы думаете отражать нашествие неприятеля? Что говорят в управе? Население требует немедленного ответа!
Будочник с тоской мысленно отложил в сторону светлый образ дымящегося гуляша на фоне запотевшей пивной кружки. Он начальственно шморкнул носом и подбоченился. Обычно такое движение имело вес для всех нарушителей общественного спокойствия и предвещало последним грядущие неприятности, но сегодня ничего путного из его маневра не вышло. Народ по-прежнему гудел за спиной, а в лицо блюстителю порядка все так же упирался непонятной национальности вопросительный палец с грязью под ногтем. Тогда полицейский осмелился внести ясность:
– А кто на нас нападает? – и поскольку из толпы раздались одобрительные выкрики, он осторожно усилил нажим. – Что за деятели? Вроде вчера звонок был из града Зла. Там все спокойно. Кто ж тогда к нам пожаловал? И с какой неблагородной целью?
Ханур с лязгом захлопнул свое, уже открывшееся, небритое гайло. Именно на град Зла он собирался указать в качестве угрозы. И что теперь делать? Его связчик, маэстро Проныр, когда напутствовал товарища перед опасным путешествием в город Простофиль, предупреждал:
– Помни, братишка, что они там не круглые дураки. Доверчивые без меры, но не совсем глупые. Так что ты не наглей, а разводи их внатяжечку.
Меж тем люди ждали его ответа и заранее волновались. В мозгу Ханура лихорадочно завертелись всяческие слова и названия. Он выхватил из них первые попавшиеся и сляпал фразу, до того нелепую, что сам зажмурил глаза, когда выбрасывал ее в атмосферу:
– Начинается экспансия интервентов!
– Экспансия?! Интервенты, экспансия…, – прошелестело по рядам, а потом чей-то звонкий голос вопросил. – Звери что ли в лесах расплодились? Так мы их уймем живо!
– Запросто! – пообещал какой-то татуированный дед на электроколяске, которая отчасти смахивала на броневик. – Главное, чтобы не гусениц собирать. А то нашему сообществу удружили в прошлом году с подрядом. До чего это несознательная и противная тварь – гусеницы!
– Клану «Древние перцы» только гусениц и собирать, – ехидно подначил деда с татуировкой другой старик, в черной бандане, и тоже верхом на устрашающей конструкции. – Ни на что более вы не годитесь.
Искру разгорающегося конфликта погасил полицейский:
– А ну, цыц, пожилые граждане! Сладу с вами нет. Дайте человеку сказать. Неужто в нашу Звездочку кто-то извне вторгнуться задумал?
– Задумали изверги! – отчаянно подтвердил Ханур. – У границы обнаружена армия неприятеля.
– Эвона…, – озадаченно поскреб загривок представитель власти. – Вот неймется… Жили бы себе эти изверги спокойно, так нет же – желают время тратить, чтобы по сусалам получить.
Ханур на одном дыхании продолжил клепать несуразицу, уповая лишь на то, что кривая его вранья все равно куда-то да выведет:
– Они собираются окружить нас с разных сторон, чтобы нарушить рубежи, – выпалил жулик в толпу, – и возвратить старые порядки!
– С разных сторон!!! – ужаснулись жители. – Порядки!!!
– Стало быть, они всем своим гуртом к нам направляются? – уточнил полицейский.
– Неминуемо грядут, – заверил его Ханур. – И нам нужно будет собирать ополчение. Потуже затягивать пояса, потому что враги только этого и ждут, – туманно присовокупил он, а потом сразу перешел к главному. – Необходимо устроить сбор в пользу защитников Звездочки. Акция будет проходить во всех Вольных городах. Пожалуйста, внесите свои лепты. Это не плата, это – символ нашего единения, знамя всеобщего патриотизма.
Концепция внешнего врага сработала должным образом. А инстинкт защиты племени, как и положено, подавил разум. Через несколько мгновений к Хануру потянулись руки с зажатыми в них деньгами. Ретивый представитель закона взволновался:
– А ложить-то ему куда? Куда складать?
И подхваченный всеобщим энтузиазмом, он, внезапно, сорвал с головы белую фуражку и протянул рыжему незнакомцу:
– Вот, возьми. Жертвую для членских взносов.
– Фуражечку извольте завтра получить обратно в управе. Я обязательно укажу голове на вашу исполнительность. Спасибо за содействие.
– Рады стараться! – просиял будочник.
Через полчаса бронзовая кокарда его головного убора сиротливо торчала из мусорного бака по улице Точильщиков. Ханур избавился от фуражки сразу после того, как пересчитал свое состояние. Сорок три векши он торопливо рассовал по наружным карманам полукафтана, а один полновесный слиток приятно оттягивал поясной кошель. Его сдал в общий котел картель доминошников, чем привел толпу в неописуемый восторг. Итоговый сбор от патриотического митинга составил девяносто три векши, поскольку слиток равнялся пятидесяти пушинским медным монетам. Неплохо для начала.
Навстречу Хануру по тротуару косолапил здоровенный детина с охапкой дубленых кож на могучем плече.
– Послушай, любезный! Подскажи-ка мне самое большое предприятие в округе, – обратился к нему Ханур с неожиданным вопросом.
– Чего? – не понял прохожий.
– Завод есть поблизости какой или нет?
От удивления глаза прохожего стали напоминать голубиные яйца, но только с прожилками.
– Чудак – человек! Ну как нет-то? Ты ж в одном квартале от порта! А цейхгаузы тети Файги? А дальше идут Федотовы гумны. Послед них, почитай на окраине начинаются всякие маслобойни. Дальше стоят скотные дворы, но их скоро будут сносить и выдворять за городскую стену. Вонишша видите ли идет от бедной животины! Вонишша им мешает! А рабочему человеку, – детина возмущенно ткнул себя в грудь. – Теперь придется за шкурами лишних полторы версты кажного дня выхаживать!
Мастеровой сбросил на мостовую свою поклажу и уже приготовился предъявить Хануру веские доказательства, почему именно скотные дворы нельзя изгонять из Пушина, но был бесцеремонно прерван.
– А на другой стороне города какой завод самый крупный?
– Так это, – кожемяка почесал лоб заскорузлой ладонью. – Мануфактуры братьев Иванов. И думать тут нечего. Целый квартал забрали под себя. Ткут, понимаешь, всякое полотно и сладу с ними нет. Теперь каждый прощелыга нос воротит, а вот я тебе заявляю, как разумеющему человеку – ничего нет лучше кожаных штанов. Они любой тряпке нос утрут. Опять же, к слову сказать – замша! Смекаешь, о чем я?
Когда Ханур узнал все, что ему было нужно, он перескочил на другую сторону улицы, пропустив перед собой порожнюю электротелегу. Пройдоха издали приметил магазин готового платья и устремился прямо к его входу. А скорняк подождал, пока за случайным собеседником закроется дверь лавки, с ненавистью плюнул прямо в железную прорезь сточного люка и горестно вопросил у своего тюка с кожами:
– И куды катится наш мир?!
В салоне одежды почему-то пахло воском и еще чем-то таким же пчелиным, резким, но тем не менее приятным. Слева на деревянных манекенах с лицами мучеников были развешаны женские и мужские наряды, справа на массивном дубовом столе громоздились рулоны пестрой материи. Из-за белой загородки с вышитой на ней розовой цаплей слышалось хищное клацанье ножниц, а за метровой ширины конторкой восседал продавец с физиономией, в профиль напоминающий оконный шпингалет. Ханур поймал на себе его цепкий взгляд, прикинул шансы и решил не рисковать. Эти все видят, все понимают. Поэтому он сразу перешел к делу, с сожалением оставив мысли о разных трюках.
– Здорово, уважаемый. Как у вас одеваются приказчики?
– Добро пожал… Что?!
– Меня только час назад произвели в должность. Ну! Соображай быстро.
Остренькая мордочка торговца приобрела озадаченное выражение.
– Ээээ, прежде всего вам нужен аграмант… эээ…
– Какой такой аграмант?
– Ну, шнур приказчика. Витой. Крепится на плечо.
– Неси.
– Какой изволите по цвету и толщине?
– Самый толстый. С два пальца есть?
Продавец развел руками.
– Таких аграмантов отродясь не видывал. У Митрия, приказчика из доков, был хороший аграмант, но он его в домино проиграл. Такой, казалось, мужчина с понятием, а сам взял и сел играть с землекопами. Ну, рассудите, как можно додуматься поставить совсем новый витой аграмант против трех, бывших в употреблении мотыг, и выкинуть при этом четыре очка?
– Да он романтик! Ладно, волоки, что имеешь. Разберемся.
Через минуту поверх куска полотна перед Хануром были выложены шнуры всех расцветок и длин. Он выбрал золотой с пушистым окончанием на манер заячьего хвостика. От мысли о зайце, жареном зайце или тушеном зайце в чугунном казане, с приправами, у Ханура спазмом свело все внутренности. Едва сдерживая себя, чтобы не броситься в ближайшую харчевню, проходимец надменно спросил:
– Сколько стоит и почему так дорого?
– Четырнадцать векшей.
– Обоснуй.
– Позолота, тройное кручение, – начал загибать пальцы продавец.
– Семь векшей. И на следующей неделе заказ на три костюма и дождевик. Сладились?
Торговец обреченно вздохнул:
– Десять. Котелок возьмете?
– Куда же мне без котелка, сам подумай?
– У нас прекрасный выбор…
– Обычный. Без лишнего форсу.
– Шесть векшей.
– Получи пять. А обувь ты не продаешь?
– Нет, но могу порекомендовать башмачника-виртуоза. Скажите ему, что вас послал Митрофан из «Стильных господ» и получите скидку.
Ханур вполуха слушал торгаша, пристально разглядывая у него ногах щегольские лакированные штиблеты. Потом поставил рядом с его туфлей свою ногу и прикинул размеры.
– Прямо в цвет! И фасончик симпатичный, одобряю. Сколько за башмаки просишь?
Кислая мины была ему ответом. Через несколько минут Ханур вылетел из лавки, грохоча каблуками штиблет по деревянным ступенькам крыльца. Вслед ему полетел запоздалый вопрос:
– Полукафтан у вас интересного крою. Вроде и не здешняя работа, как я посмотрю…
Но Ханур не собирался пускаться в пространные дискуссии по поводу портняжных приемов, а немедленно рванул в направлении ближайшего съестного запаха. Его вело вперед чутье, почти звериный нюх, который пробуждается только у очень голодного человека.
Мощеная добротным речным камнем дорога завернула за солидный особняк из белого кирпича и расплескалась широкой припортовой набережной, наполовину состоящей из различных предприятий общественного питания. От ароматов десятков блюд у Ханура закружилась голова. Едва не теряя сознание, он нырнул в заведение с хищной севрюгой на вывеске и надежно угнездился за ближайшим к выходу столиком. Плотно сжатые губы, насупленные брови и руки, скрещенные на груди – Ханур со стороны походил не на живого человека, а на монумент непреклонному, тугодумистому исполнителю средней руки.
К нему живо метнулся половой:
– Изволите покушать?
Перед посетителем раскрыли буклет с картинками дежурных блюд, но меню тут же было отставлено в сторону самым бесцеремонным образом.
– А позови-ка мне, малый, хозяина!
– Кого?! Неужто самого Матвея Нилыча?
– Его, братец. Скажи, что к вам пожаловал приказчик Ивановской мануфактуры с дельцем. Запомнил? Да смотри – не перепутай мне ничего!
Через неопределенное время, в течение которого Ханур уже несколько раз мог лишиться чувств от вида яств, которые официанты подносами метали на столы перед посетителями, к нему приблизился лысоватый мужчина обстоятельной наружности. Глазки – пуговки, маленькие красные ручки и золотой перстень с синим булыжником. Ханур широким жестом указал владельцу ресторана на противоположный собственной позиции стул:
– Присаживайтесь, Матвей Нилыч. Потолкуем.
Дождавшись, пока хозяин ресторана займет отведенное ему место, Ханур принялся оплетать его кружевами своего плана:
– Как вам уже наверное сообщили, я прибыл с Ивановских мануфактур.
– Ивану Федоровичу и Ивану Леонидовичу – мое почтение…
– Непременно передам лично в руки. Так вот хозяева отправили меня с поручением – найти нам партнера, чтобы организовать на производстве совместные обеды. Я понятно излагаю? Кормить людей будем у рабочего места, что ж тут неясного?! – возмущенно повысил голос Ханур, когда не увидел в глазах Матвея Нилыча проблеска интереса.
– Так это… позвольте… у вас почти тысяча душ трудится! – выдохнул через паузу хозяин.
– И? – с вызовом переспросил Ханур.
– Оно же… как же…оно…
– Али лишняя деньга вам без надобности, Матвей Нилыч? – подначил коммерсанта Ханур, переходя на привычный аборигену диалект. – На такой каравай многие позарятся. Ан я к вам первому заглянул, но чувствую – не рады тут мне.
– Что ты, что ты душа – человек! – запротестовал хозяин ресторана. – Мы со всем одобрением, мы завсегда!
– Хорошо, – Ханур прикрыл прения легким хлопком ладони о лакированную столешницу. – Готовы немедля устроить дегустацию? Два набора блюд – один для рабочих, другой для учетчиков и прочего люда с нашлепками на локтях. И порции маленькие подавайте – я же не насыщаться сюда пришел, а меню утверждать.
Через полчаса Ханур блаженно разглядывал потолочные балясины, икая от сытости. Наконец-то все устроилось. Он сыт, обут, одет и почти не нарушил кодекс гильдии «Урла». Разве что в «Стильных господах», но наметанный глаз продавца мигом выцелил бы иногородний фасон его одежды, не отвлеки он его заказом и торгом. Поэтому Ханур извинил себя за незначительную честность, пообещав, что в дальнейшем будет чопорно соблюдать приличия родной группировки. Теперь оставалось посетить цирюльника, чтобы ликвидировать приметный цвет его волос и небритость, да снять недорогую комнату где-нибудь в предместьях. А завтра с утра можно будет озаботиться помещением для конторы. Он планировал начать прием в школу Гениев с гарантированным трудоустройством в городе Умников, а также открыть запись на скоростные курсы понимания животных языков (наречия крупных хищников и земноводных – за дополнительную плату). В дальнейшем неплохо было бы выпустить облигации с солидным обеспечением и гипнотическими процентами, взять пару займов в городской управе на строительство какого-нибудь моста или пансиона. Город Простофиль лежал перед ним беспомощный и готовый к тотальному поглощению и разорению, как копченые сомовьи щеки, в которых Ханур в настоящий момент брезгливо ковырялся вилкой.
Прилизанный официант с гладкой внешностью, но прыщавой душой, что поставил на его стол кувшин с холодным пивом, философски закатил глаза: «Наш хозяин как был лопухом, так им и помрет. Ну, сразу же видно, что этот прощелыга из города Лгунов. Вон и масть у него рыжая! Там, говорят, такие гнедые в чести, на вроде начальников. А нам тут – стелись перед ним, закуски подавай! Да что толковать с простофилями? Темность одна».
Этот не в меру понятливый малый питал надежды в скором времени выдержать экзамен на башковитость и переехать в город Умников. И уже, почти считая себя его гражданином, он, как истинный умный человек предпочел о своих догадках умолчать.
