Loe raamatut: «Жан Жульер и тайна Шато Тьерри»

Жан Жульер и тайна Шато Тьерри

Глава 1

Если своенравный ветер странствий когда-нибудь занесет тебя в Шато Тьерри, маленький городок на севере Франции, сразу поворачивай направо, в узкий переулок с мостовой из красных булыжников и кованой оградой, еле сдерживающей наступление густых самшитовых зарослей, а когда дорога упрется в старенькую часовню, направь стопы свои на юг, через холм с замком, и там, в тени крепостной стены, выглянув из бойницы, третьей по счету от камня, покрытого серым мхом, увидишь в отражении неторопливой Марны скромный одноэтажный домик с голубой крышей и дымоходом в виде задранного вверх пальца. В нем проживает семья Жувьер и наш герой, мальчик по имени Жан.

Да, дружок, совсем забыл предупредить тебя – если на большой дороге повстречаешь седого старикашку с длинной бородой и крючковатым носом, он обязательно скажет тебе, что поворачивать надо не направо, в переулок, а к реке, налево, не верь ему и следуй маршруту, описанному выше. Это переодевшийся Волшебник, который очень не хочет, чтобы ты узнал тайну Шато Тьерри.

Итак, начнем. Однажды – ведь именно с этого слова начинаются все самые увлекательные и невероятные истории – мама Жана (не станем упоминать ее имени, женщина она стеснительная, и лишняя слава ей ни к чему), завертевшись на кухне между специй, приправ, кастрюль и ложек, прямо как белка в колесе, вдруг вспомнила, что не набрала муки, а котел, кипящий на огне, вот-вот пригласит ее в свое чрево, и, не имея никакой возможности оторваться от суматошных дел, крикнула, да так, что чашка, стоящая на столе, оторвалась от блюдца:

– Эй, сынок, спустись в подвал и набери мне муки, да побыстрее.

Жан в этот момент старательно выводил на листе бумаги гюйс – так моряки называют флаг на корабле. К слову сказать, само судно было уже готово – трехмачтовый фрегат, на палубе которого детская рука легко разместила пять дюжин пушек и отличную команду с боцманом и его крикливым попугаем. Оставалось только раскрасить гюйс и спустить корабль на воду, то есть пририсовать волны. Вот в этот самый ответственный миг и прозвучал голос матушки.

Мальчик недовольно поморщился – он еще не определился, солнце или полумесяц «посадить» на полотнище флага, как из кухни долетело угрожающе:

– Жан, я жду.

Едва не расплакавшись от обиды, юный художник с силой бросил карандаш на рисунок, отколовшийся черный грифель начертил на флаге то ли улыбку (уж больно противную), то ли кривой нож, и, задумавшись на секундочку, Жан, сжав губы, дорисовал вторую линию, а над скрещенными ножами изобразил череп.

– Корабль будет пиратским, – уверенно произнес он вслух, недобро улыбнулся и потопал в кладовую, за мукой.

Дверь в подвал – он же прачечная, он же склад забытых и ненужных вещей, он же кладовая – была выполнена из цельного куска мореного дуба с вырезанной на нем длиннохвостой русалкой, чешуйка к чешуйке, и круглыми, навыкате, глазами. Когда семья Жувьер въехала в дом, отец попытался заменить дверь, показавшуюся родителям Жана старомодной, но неизвестный столяр так подогнал петли, что снять ее не удалось и русалка осталась на месте – обозревать жизнь домочадцев при дневном свете и хранить их покой по ночам.

Жан, подмигнув деревянной красавице, отворил дверь и повернул выключатель, уводящая в чрево погреба лестница осталась темной.

– Мам, – мальчик топнул ногой, – света нет.

– Опять? – долетел с кухни гневный голос. – Скажи спасибо своему папаше.

Отец Жана – человек, известный в Шато, посему пощадим его репутацию и также оставим в тайне имя столь почтенного горожанина.

– Возьми свечу, слева внизу.

Мальчик присел на корточки, пошарил рукой в темноте и на первой ступеньке, в самом углу, обнаружил парафиновую свечку на блюдце и там же коробок со спичками.

Чирк – и лестницу, облагороженную точеными балясинами, озарил неяркий мигающий круг света.

Каждый раз, спускаясь в кладовую, Жан испытывал странное чувство – смесь страха, волнения и восторга. Вот и сейчас, скрипя рассохшимися ступенями, он слышал то завывание ветра, то полоскание парусов, то далекий грохот пушечной канонады, а то и заунывное, но завораживающее пение сирен.

Чего только не хранили эти стены: картины с порванными холстами и треснувшими рамами, мандолины и арфы без струн, тряпичные клоуны и жирафы, банки с крупами, колбасные кольца и копчености, сушеные травы и косички с луком и тут же стулья без ножек, подушки, продранные когтистыми лапами кошек и острыми мышиными зубами, велосипедные колеса, прохудившиеся лейки и старый патефон с огромной трубой, напоминавшей паровозную, никогда уже, увы, не способный издать ни звука. Царство хаоса и тишины окружало мальчика, здесь было все, что сотворил мир от своего начала, все, кроме… муки.

Жан по третьему кругу пробежал глазами по продуктовым полкам, поднял заново все разбросанные по полу куртки, бушлаты, выцветшие ковры и полустертые карты, заглянул во все углы – муки нет.

«Вернуться к матушке с пустыми руками, навлечь на свою вихрастую голову проклятия вперемешку с подзатыльниками – нет, покорнейше благодарю», – решил Жан и продолжил поиски. Теперь вскрывались сундуки с вонючим тряпьем, пустые бочонки, облюбованные полчищами пауков, банки с любыми надписями – вдруг мука окажется там, – и… дело дошло до перестановки мебели. Небольшой старинный буфет, доставшийся Жувьер, как и дверь с русалкой, в наследство от прежних хозяев, казавшийся основательным и неимоверно тяжелым, отодвинулся от стены на удивление легко, стоило Жану только коснуться его бронзовой ручки. За ним – вот это да – в болтающемся свете свечи мальчик увидел еще одну дверцу с точно такой же русалкой, что и наверху, только перевернутой вверх хвостом. Следуя гипнотическому взгляду ее выпуклых глаз, он сам повернул голову вниз и потянул за рукоятку…

Кувыркался ли ты через голову, дружок, хоть раз в жизни? Конечно же, ведь такие отважные путешественники, как ты, делают это постоянно. Тогда ты наверняка можешь представить то, что испытал Жан, прежде чем открыл зажмуренные глаза. Яркий солнечный свет заливал палубу новенького фрегата, канониры стояли у орудий, остальная команда во главе с боцманом и оседлавшим его широкое плечо попугаем вытянулась во фрунт.

– Рады приветствовать вас, месье Капитан, – прогремел строй, и их суровые небритые физиономии озарились подобострастными беззубыми улыбками.

– Где я? – все, что смог вымолвить пораженный Жан, разглядывая на себе черный камзол вместо льняной рубахи и сапоги с ботфортами, а не тапочки на ногах.

– Вы на своем корабле, сир, – гаркнул Боцман и, лукаво взглянув на Жана, добавил: – Засиделись вчера допоздна с бочонком рома?

Команда грохнула от хохота, но Боцман только сверкнул единственным глазом, и на палубе воцарилась гробовая тишина.

Ровным счетом ничего не понимая, мальчик в свое оправдание пробормотал:

– Я хотел набрать муки.

– Последний порох мы забрали еще вчера, сир, – доложил Боцман и кивнул в сторону канониров: – Пушки заряжены и готовы.

В голове у Жана помутилось и зашумело.

– Мне плохо, я вернусь.

– Команда будет ждать, – щелкнул каблуками Боцман.

– Чего? – переспросил новоявленный капитан.

– Названия корабля, – теперь уже удивленно развел руками одноглазый моряк. – Все готово к выходу в море, тысячи канатов, коими опутал Волшебник Семи Морей ваш фрегат, разрублены, мы потратили на это семь долгих лет, за вами, сир, имя, мы заждались команды «Отдать якоря», сердца наши жаждут мести.

Окончательно сбитый с толку Жан, что немудрено в его семилетнем возрасте, повернулся к двери собственной каюты и уже было сделал шаг, как вдруг его осенила догадка:

– Дайте немного пороха.

Боцман щелкнул пальцем, и светловолосый матрос из пушечной прислуги, схватив мешочек с серым порохом, подбежал к капитану:

– Сир.

Жан, сунув порох под мышку, обернулся к команде и неожиданно для самого себя громким и грубым голосом произнес:

– Ждите, скоро буду с именем. Это говорю вам я, Капитан Жан Жульер, – посмотрев на головорезов, скалящихся на него, он изменил фамилию, намекая на жуликов, с которыми ему придется плавать.

Снова кувырок через голову – и вот уже мальчик держит в одной руке свечку, а не острую саблю, а в другой – мешочек пшеничной муки.

– Жан, несносный ребенок, тебя мыши там, что ли, съели? – донеслось сверху.

Крикнув в ответ: «Иду, мама», маленький капитан полез по скрипящим ступеням на кухню. Захлопнув за собой дверь в погреб, он поглядел на русалку: деревянная дева продолжала улыбаться, все так же ехидно и вызывающе.

До вечера Жан маялся с названием корабля, в голову лезли «Стремительные», «Отважные» и «Беспощадные», но он, его трехмачтовый красавец, был «пиратом» и требовал иного, особого имени. Выйдя во двор, мальчик, не находя себе места от дум, бродил вдоль забора, пиная мыском ботинка желтые лютики и распугивая угомонившихся к ночи стрекоз. За оградой, у соседского дома, раздался заливистый детский смех: златокудрую девочку, бегающую с сачком за потревоженными тонкокрылыми стрекозами, звали Мари. Жана осенило: «Корабль надо назвать женским именем, да вот хотя бы „Прекрасная Мари“, а что, отлично, можно посадить под бушприт сандаловую деву, всегда мечтал о таком оформлении корабельного носа, будет к месту. Но, с другой стороны, грозный „пират“ с таким именем на борту не станет ли посмешищем? Убрать „прекрасная“, пусть будет просто „Мари“».

Мальчик без раздумий повернул к дому – команда, поди ж ты, заждалась, но у двери с русалкой Жан одумался окончательно: «Свою слабость надобно скрывать ото всех, назову фрегат „Марионетка“», и он решительно толкнул дверь в подвал…

Стоя на мостике, Жан Жульер терпеливо ждал, пока его матросы, спотыкаясь, ругаясь и лупцуя друг дружку чем попало, выстроятся на палубе как положено. После третьего свистка на «Марионетке» все замерло, и Боцман, одноглазый детина, повернувшись к капитану, рявкнул:

– Команда построена, сир.

Жан обвел тяжелым взглядом флибустьеров: крепкие руки, вырубленные словно из-под топора лица, и жадные сердца, настоящие головорезы, лучший сброд перевернутого мира (так мальчик окрестил место за дверью с русалкой), если и хотелось отыскать похуже, то все самое плохое уже было на борту.

– Други, – прогремел голос Капитана, – мы отправляемся за Семь Морей, поднять якорь.

Толпа пиратов взвыла от восторга, и под беспорядочную пальбу из пистолей разношерстная команда полезла ставить паруса, канониры заняли места у лафетов своих пушек, а кок Оливье, худой, как лезвие его ножа для разделки рыбы, спустился на камбуз готовить праздничный обед в честь отплытия.

Жан повернулся к Боцману:

– Где морской волк потерял свой глаз?

– Сир, – угрюмо ответил Боцман, – ваше сиятельство сами так нарисовали меня.

Мальчик припомнил, что мать оторвала его в самый неподходящий момент и он не успел поставить точку на рожице одной из фигурок там, на рисунке фрегата.

Капитан похлопал боцмана по плечу:

– Вернемся – дорисую, – и, расправив сдавленную ремнем камзола грудь, что было силы проорал: – Рулевой, зюйд-вест.

«Марионетка», вздрогнув от хлопнувших разом парусов на всех трех мачтах, резко легла на левый борт и взяла курс на садящееся в море красное закатное солнце.

Глава 2

Давай-ка, дружок, оставим ненадолго Жана Жульера и его «Марионетку», пусть месье Капитан с тревогой и надеждой всматривается в чернеющий горизонт, а сошедшая с детского рисунка посудина рассекает смолеными скулами теплые воды Первого Моря, и вернемся к чудаковатому старику, бродящему по улочкам Шато Тьерри и отправляющему любопытных путников по неверному маршруту. Я надеюсь, ты не забыл, что этот странноватого вида неприятный тип – сам Волшебник Семи Морей, очень сильный Маг, хотя по его ветхой одежонке и помятому виду так не скажешь, но мой юный читатель наверняка от мамы или папы слышал, что внешность порой обманчива.

Волшебник, да не покинет никогда его мудрость, умеет делить себя на части и одновременно пребывать в двенадцати телах, правда, когда так говоришь при нем, старик закатывает глаза и, возмущенно тряся бородой, восклицает: «Это мои куколки или хотя бы образы». Семь его «куколок» следят за порядком в семи морях, каждая в своем, восьмой образ никогда не покидает улиц Шато (почему – я обязательно расскажу тебе), но нас особо будет занимать его девятая «куколка». Впрочем, давай-ка все по порядку.

Семь Морей покрывают собой всю территорию «перевернутого мира» за исключением тверди, которую некоторые мудрецы брезгливо называют жалкими перемычками, а их противники по ученым спорам неизменно возражают, говоря о благословенной суше с семью очень глубокими лужами, напрасно именуемыми морями, и в подтверждение своих слов, задрав до колен длиннющие мантии и придерживая свои академические шапочки, истово прыгают, словно неучи-школьники, выбивая сандалиями пыль, а не брызги и распугивая всех червяков в округе, что, по их мнению, и является неоспоримым доказательством правоты земельной, а не морской теории, при этом желтые кисточки на шапочках молотят по длинным носам, отчего они становятся красными, как морковки снеговиков.

В их дискуссиях сам черт ногу сломит, а обычный человек запутается еще быстрее, посему будем называть то, что скрывается за дверью с русалкой в доме на берегу Марны, Миром Семи Морей, для простоты.

Однажды (ох уж это по-настоящему волшебное слово, ты же помнишь, с него-то все и начинается) Волшебник после утреннего моциона с умыванием прохладной водой и обязательной чисткой зубов заглянул в чашечку с кофе посмотреть на будущее. Знаешь, дружок, чем обычный человек отличается от мага? Обычный человек гадает на кофейной гуще и делает это без особой веры, а настоящий маг просто смотрит на нее, как на картинку, и видит грядущее, пузырек за пузырьком, капля за каплей, сахаринка к сахаринке (если, конечно, пить кофе с сахаром), не сомневаясь в себе ни на йоту.

Взору его, поутру добродушному и расслабленному, явился корабль, трехмачтовый фрегат с черным пиратским флагом, весь в дыму от пушечных выстрелов. Волшебник видел его очертания очень отчетливо, вот только дым (в виде кофейных пузырьков) скрывал название грозного судна. Опытный в подобных делах маг оттопырил мизинец левой руки, увенчанный длинным кривым ногтем, и, осторожно сунув его в горячий напиток, «разогнал пороховую завесу»: «Монетка» – красовалась надпись на борту фрегата.

– Ее капитан будет самым жадным (раз дал такое имя) и беспощадным пиратом, – сказал он сам себе, – во всех Семи Морях, и имя его… – Волшебник вынул ноготь из кофе, и «Монетка» качнулась от пришедшей волны. – Жан Жаднофф. – Маг поставил чашку на блюдце, откинулся на кресло-качалку и закрыл глаза. – Сколько бед принесет он в Мир Семи Морей, скольких жен сделает вдовами, а детишек – сиротами. Нет, – веки старца распахнулись, а белки глаз воспылали желтым огнем, – не бывать этому.

Он выплеснул кофе прямо на пол и налил новую порцию напитка. Едва поверхность содержимого чашки успокоилась, маг склонился над ней, вглядываясь в свое отражение. На лбу умудренного годами и науками мужа морщины сложились в слова, Волшебник беззвучно пролепетал что-то губами несколько раз, а затем бросился к письменному столу, схватил чистый пергамент и окунул гусиное перо в чернила. «Шато Тьерри, направо, вверх, дом у реки с дымоходом-пальцем» – вывела его рука. Поставив точку, он вернулся к креслу и бессильно упал в него, шепча:

– Это где-то в «верхнем мире», и времени у меня всего семь секунд.

События, идущие навстречу, пронеслись перед его внутренним взором; в нужный дом въезжает семья Жанофф, их мальчик делает рисунок фрегата, отыскивает ту самую дверь, и фантазия обретает плоть, то есть становится реальностью за ней. Этот ребенок, будущий Капитан Жан Жаднофф (такую фамилию он выберет себе сам в нашем мире), уже рожден, а его родители задумываются о переезде.

Пока Маг размышлял, прошла одна секунда, он очнулся, вскрикнул, как ужаленный шмелем поросенок, снова схватился за перо и, набросав в воздухе очертания парусника, щелкнул сухими тонкими пальцами. Сверху, из-под самой крыши, тут же спустился на нос старику большущий волосатый паук, красноглазый ужас ос и мотыльков.

– Опутай, скорее, – крикнул Волшебник и ткнул пером в воздух, где только что изобразил будущую грозу морей.

Неповоротливый с виду паучина завертелся волчком, да так лихо, что две красные точки его злобных глаз слились в неразрывные линии, получился весьма симпатичный фонарик. Остановившись через мгновение, он доложил Магу:

– Тысяча нитей, хватит?

Старик удовлетворенно кивнул головой, не забыв ухватить пальцами пролетающую муху и сунуть ее в пасть радостному помощнику, после чего погладил арахна по мохнатой башке. Чудовище, причмокивая от удовольствия, убралось обратно, под крышу, а Волшебник, подпрыгнув, крутанулся в воздухе, и по приземлению в комнате его ожидал невысокий длиннобородый старикашка, во всем не похожий на оригинал, только глаза, один в один как у Мага, выдавали в нем «куколку».

Волшебник протянул свиток с адресом и коротко бросил:

– Отправлять всех налево, абсолютно всех, без разбора.

– Как долго? – приосанившись, поинтересовался «образ».

– Семь лет, – ответил Маг и вернулся к своему кофе…

Семья Жанофф, муж, жена и их семилетний сын Жан, приехала в Шато Тьерри посмотреть на дом, найденный в объявлениях о продаже. Описание жилища гласило, что «вас ждет уютный пятикомнатный мезон с прекрасным садом и видом на Марну и старый замок».

На большой дороге, у развилки, стоял сгорбленный старичок, седой и сухонький, но добродушная беззубая улыбка и мягкий искренний взгляд выдавали в нем хорошего человека. Месье Жанофф поздоровался и показал старику объявление, тот вздрогнул, приободрился и уверенно указал налево, через поле, к реке. Купленный в том месте заранее Волшебником Семи Морей дом с красной крышей и дымоходом в виде совы с большими круглыми глазищами так приглянулся семье Жанофф, что они без раздумий остались там, совсем не замечая того простого факта, что взамен обещанных пяти комнат их новое жилище имело целых шесть, с видом на реку и замок, продавец их не обманул.

И все было бы по задумке Мага, но восьмая «куколка» в последний день своего семилетнего дежурства, уморившись на солнце, спряталась в тени раскидистого дуба и, заглядевшись на хорошенькую пастушку, ей-богу, как с гобеленов Лувра, проспала приход семьи Жувьер, успевшей повернуть направо, в переулок с самшитами, и заселиться в дом с дубовой дверью, на которой в ожидании Капитана печально пялила в пространство дубовые глаза длиннохвостая русалка.

Увы, волшебники ошибаются и делают это не так уж и редко, совсем как обычные люди. Помимо сонной «куколки» наш Маг, видимо второпях, позабыл почистить и то место в своей комнате, где невидимый глазу трехмачтовый фрегат, опутанный тысячью «канатов», впустил на борт все гнусные мысли жадных, порочных и злобных людей, не признававших честной жизни. Так собралась команда «пирата», которая немедля принялась за освобождение своего корабля от сковавших его пут.

«А где тут девятая „куколка“, ты мне обещал», – напомнит мой памятливый читатель. Верно подмечено, дружок, обещал, и слово свое сдержу. Девятый «образ» Волшебник сделал давным-давно. Он не стал подпрыгивать и вертеться, хотя в ту пору был молод и полон сил. Подобным образом из воздуха извлекаются нужные материалы: рваные ошметки туч, обрывки дождевых нитей, солнечные блики и воспоминания ветров, гуляющих там, куда призовет их несокрушимая сила матушки-природы, после чего Маг мысленно вылеплял из всего этого сырья нужное тело «куколки», передавая ей исключительно свои глаза – присматривать за поведением образа, а заодно не упускать из виду всего того, что происходит вокруг.

Номеру девять требовалось великое терпение, посему Волшебник засучив рукава вооружился топором, стамеской, рубанком и магическими заклинаниями начинающего столяра и спустя неделю выдал «верхнему миру» на его беспристрастный суд дубовую дверь с русалкой в чешуйчатом хвосте и с роскошной шевелюрой, глаза, как обычно, были дарованы свои, только слегка припудренные древесной пылью, дабы частым морганием не смущать граждан Шато, а главным образом хозяев известного тебе дома у реки.

Восьмой же образ, хорошенько выспавшись под дубом, явился к Волшебнику с повинной, на что рассерженный, но привыкший прощать Маг заявил, что не собирается крутиться в воздухе в другую сторону с целью растворить седовласого растяпу и отправить его на отдых, а намерен оставить его в Шато в качестве местного чудака до принятия дальнейшего решения.

– Отправляй всех пришлых налево, – пробурчал он, почесывая бороду. – Вдруг пригодится.

Сам же Маг, отследив перемещения мальчика Жана Жувьера через глаза русалки в обе стороны, из одного мира в другой, отреагировал на появление Капитана Жана Жульера и его «Марионетки» как и подобает мудрому стратегу. Он создал десятую «куколку» и теперь восседал в ее пернатом теле на плече Боцмана, поглядывая на Жана, стоящего за штурвалом, выкрикивая, как и положено птицам этого отряда, хрипло и картаво:

– Позор-р-р Волшебнику Семи Мор-рей, позор-р-р и месть.