Пустота

– Судебное решение?

– Молодец, а теперь припомни, умник, как Константин сказал дело сделать?

– Быстро? – смутился парень.

– Не быстро, а тихо и без шума! – лидер нахмурился. – По-твоему, получить судебное решение – это без шума?!

– Илья, ладно тебе Макса гнобить! – вступилась за парня Солнцева. – Давай лучше работу спланируем.

– Верно, Кэт, – Зайцев выдохнул, – и да, Макс, извини, я зря на тебя волков спустил.

– Да я уже привык, – хихикнул Максим.

– Так и быть, поделим работу! – потирая руки, он подошел к черной рабочей доске с именем и фамилией. – Макс, на тебе почта, финмониторинг, таможня и химкинская берлога. Поговори с соседями, старостой, со всеми, кто знает или помнит хозяев… Прикинешься старым другом, усек?

– Принял!

– Кэт, вы с Жаном поедете в Волочек, будете работать в поле.

– Мы с Жаном? – удивилась Солнцева.

– Да, солнышко ты наше, тяжелой артиллерии самое место в поле! – он подмигнул. – Возьмите дрон, фонари, как обычно, в общем… Кир, еще раз социалка! Я, блять… Прости, Кэт… Не верю я, в общем, что они нигде не светились. Друзья, коллеги, однокурсники – у кого-то они должны всплыть!

– Че, это все?!

– Нет, наш гениальный хацкер, конечно не все! – Илья подошел к Юсупову и заговорщицки обнял того за плечи. – Ты ломанешь его комп!

– А?! – немало удивился Кирилл.

– По-тихому ломанешь, как сказано было! – стал нашептывать своим басистым голосом Илья, вызывая дружные смешки в кабинете.

– Не тупи, Ил! Чтоб по-тихому, надо время. Дни, а то и недели!

– Да брось, Кир, пришли ему мейл потом, типа «я ломанул твой комп, и у меня теперь твои интимные фотки. Перешли восемьсот баксов на этот кошелек!» Справишься?

– Да не вопрос! Ты только у шефа согласуй, а то ж огребем потом, – оживился хацкер.

– Добро!

– А ты, Илья, видимо, останешься на мостике? – с ехидцей вопросила Солнцева.

– В точку, Кэт! Но сначала я сгоняю в его НИИ!

3. Северский. Былое

Пятнадцать лет назад, будучи совершенно потерянным, Северский сразу не думал искать у сестры помощи. С похмельного утра он просто перебирал номера, на которые мог еще позвонить, и набрал ее. Приехал на ее квартиру вечером, поболтать, а в итоге остался в ней на полгода.

Терапия Полины была проста. Всегда рядом, всегда при деле, не думать о случившемся. К тому времени уже отчаявшийся, Вячеслав полностью ей доверился.

Они много гуляли, играли в настольные игры и очень много разговаривали. О преходящем и значимом; о прогрессе и его роли в жизни человека; о книгах, кино и просто газетных новостях.

Тогда Северский впервые увидел, что сестра его, которую в прежней его жизни он замечал мало, не только добра к нему, но и на удивление умна. Не столько начитана или талантлива, сколько рассудительна и проницательна. Чем больше они общались, тем сильнее Вячеслав увлекался ею.

В один момент он даже подумал, что по-настоящему влюбился в сестру. Ему нравилось в ней все – и ее толстый хвостик, и низкий с хрипотцой голос, и манера ее речи. Находясь рядом, Северский чувствовал сильную тягу, влечение.

Мысли о запретной влюбленности окончательно отвлекли его от настоящего кризиса. Тот факт, что объектом желания была сестра, включал подсознательные табу, позволяя молодому человеку удерживаться от опрометчивых действий. Подвергнув чувства анализу, Северский пришел к выводу, что будущее они имеют совершенно сомнительное.

В конечном счете Вячеслав подавил влюбленность, но не убил и не вытоптал ее, а взрастил на ее основе весьма нетривиальное к сестре отношение. Он ее любил, любил с той заботой и нежностью, с какой мать любит свое единственное дитя, но вместе с этим позволил ее образу стать объектом восхищения и даже вожделения. Смотря на Полину, он видел самого дорогого ему человека и идеальную женщину, но лишь при виде похожей на нее особы мог чувствовать настоящее сексуальное возбуждение.

Когда и влюбленность, и прежние переживания уже не столь беспокоили его, когда разговоры с сестрой ему больше не требовались, Северский вдруг заметил, что та нуждается в помощи не меньше, чем ранее он сам. Пока Полина хлопотала о нем, то не было заметно, но стоило ему оправиться, как зачахла она.

Северской ничего не было нужно, ничего не хотелось и не желалось. Часами она могла валяться на диване, рассматривая светильники на натяжном потолке или незамысловатый рисунок на шторах.

Чтоб одолеть ее апатию, брат тайно кормил ее целебными, «улучшающими настроение» травами, а затем, убедившись в их бесполезности, перешел на антидепрессанты. Но так как стресс она не испытывала, затея сия успеха не имела. Одни препараты ее усыпляли, другие вызывали беспричинные эмоции, заставлявшие сестру думать, что она к тому же еще и больна.

И все же Северский сумел найти выход.

– Лина, – уже тогда он использовал нестандартное сокращение, обычная «Поля» очень ему не нравилась. – Ну сколько можно бревном валяться?

– Чего бы нет? – лениво отвечала та, расплывшись в уютном кресле.

– Ничего не хочется, так?

– Угу.

– А за работу не хочешь взяться?

– А зачем? – казалось, ей так лень, что она даже не поворачивает головы, присутствуя в этом мире лишь подвижными зрачками. – Родительских денег на всю оставшуюся жизнь хватит.

– Может, музыкой займешься? Или роман напишешь? – осторожно подбирался Вячеслав.

– Не тянет.

– Заведи семью, детей наделай!

То предложение заставило ее хихикнуть.

– Ты знаешь, Слава, я ведь ненавижу людей. Всех, кроме тебя… Только представь, что у меня будет за семья.

– Мир посмотри, – следовал своему плану брат.

– Я ж говорю, – все так же потерянно отвечала она, – не люблю людей. Неприятно мне среди них.

– Чего ж ты тогда хочешь?

– Часа через два захочу есть.

– Какое славное применение этому великолепному телу и уму, Лина!

– Знаешь лучше? – ее ожидаемо не задел сарказм.

– Безусловно! Помочь младшему, горячо любимому тобой брату!

– Опять картошки почистить?

– Речь о чем-то посерьезней картошки, Лина!

– Удиви меня, – она чуть оживилась.

– Как ты знаешь, сестра, меня выгнали за нарушение служебной этики, – это была официальная версия увольнения молодого ученого. – Тогда я ввел нашей спящей лаборантке модифицирующий волшебный состав.

– Да, ты рассказывал.

– Так вот, Лина, на самом деле никто даже не представляет, как близко я подобрался! К тому, чтобы улучшить человека на генном уровне!

Он подошел к ней вплотную, посмотрел глаза в глаза и, не увидев ни толики энтузиазма, продолжил шепотом:

– Меня выбросили из системы, Лина, но я не собираюсь сдаваться, понимаешь? Я прошу тебя помочь мне, – обеими руками он сжал ее ладонь, продолжая смотреть прямо в глаза.

– Ты хочешь, чтоб я стала подопытной? – сделала догадку сестра.

– Я подумал, тебе все равно, а так хоть польза будет, – Северский подмигнул, но руку не отпустил.

– Резонно, я в деле, – Северская подмигнула ему в ответ, но руку не отняла.

– Это еще не все, моя подельница, – продолжал нашептывать он, – мне нужно, чтобы ты взяла на себя все мирские вопросы. Не смогу творить великое и делать рутину одновременно.

– Только не готовку, – улыбнувшись, прошептала она в ответ.

– Не подведи меня, сестрица!

Полина улыбнулась еще шире.

– А для начала, – он наконец произнес в полный голос, – нам нужен большой, я бы даже сказал огромный, дом. Никаких соседей, никаких посетителей, полная тишина!

– А вот это действительно хорошая мысль!

Так Вячеслав снова вдохнул в нее жизнь. Сперва строительство, ремонт, закупка бесчисленного и в основном непонятного ей оборудования. Затем, когда большая часть родительского капитала была съедена, он усадил Полину за торговый терминал.

На первых порах единственной научной целью Северского была остановка старения, омоложение тела его подопытной. Приступая к исследованиям, он справедливо полагал, что это вообще будет единственной и так и не решенной задачей, ведь главным на тот момент был процесс, а не результат.

Прорыв случился так быстро, что Вячеслав сам долго отказывался в него верить. Он не придавал особого значения результатам молекулярного анализа, списывая резкие изменения на возмущения, вызванные первыми опытами. Но вскоре были получены и натурные подтверждения – морщинки на лице сестры, замеряемые Северским ежемесячно, стали постепенно исчезать.

Тогда он вновь списал успех на случайность – на погрешность измерений, ведь из-за бедной мимики и спокойного нрава лицо Полины и так не пестрило морщинами.

Лишь спустя месяцы, когда и анализы, и измерения уже кричали об удивительной динамике, он поверил в происходящее. Осознав это, он оцепенел, все еще завороженный сравнением анализов текущих и четырехмесячной давности. А затем, словно плотину его разума наконец прорвало, бросился со всех ног к сестре:

– Получилось! – кричал он что есть мочи, так громко, что крик его был слышен во всех уголках огромного дома. – Получилось, Лина! Получилось же! – от волнения он оступался, едва не падал и снова кричал: «Получилось же!»

– Чего получилось? – она вышла ему навстречу.

– Ты молодеешь! – провозгласил он торжественно.

Сестра тоже совсем не ожидала того, веря в успех проводимых над ней опытов меньше самого Северского.

– Серьезно?.. – опешила она.

– Точно так! – ликовал он. – Сейчас я тебе все расскажу, – Вячеслав схватил ее за руку и спешно повлек в лабораторию. – И покажу тоже!

Вечером был праздничный ужин, коллекционное красное вино и специально заготовленная для великих открытий, ждавшая целых двенадцать лет сигара.

– Ты весь день светишься! – Полина была счастлива за брата, что заставляло светиться и ее.

– Еще бы, Лина! – считая от победоносного крика, эйфория не покидала Северского. – Это же открытие века!

– Статью уже пишешь? – без задней мысли спросила она.

Тогда он задумался, уголки его губ синхронно опустились. До самого вопроса эта простая идея даже не приходила ему в голову, что стало для Вячеслава совершенно удивительным.

– Нет, – ошеломленный, едва выдавил он.

– Это ж открытие века, – заинтересованная его ступором, продолжала давить сестра. – В историю войдешь…

– Хера себе, – завороженно произнес он, продолжая смотреть сквозь собеседницу. – Я не хочу… Ты представляешь, Лина, я действительно не хочу!

Всего несколько лет назад, в бытность работы в научном институте, он счел бы то чистым безумием, нелепым притворством или на крайний случай – недостойным фарсом.

«И как же быстро все успело измениться?!» – спрашивал себя Северский, ведь он на самом деле не желал себе ни известности, ни славы. Ему очень нравилось здесь, с любимой сестрой, в завораживающей тишине его домашней лаборатории.

– Разве что посмертно, – добавил он, подумав еще немного.

В отличие от него сердце Полины давно уже пропиталось социопатической логикой, то и дело переходящей в мизантропию. Эмоционально ей сложно было понять смятение брата, тем более что саму ее волновало другое:

– Но ты ведь добился своей цели?

Уловив, как на мгновение дрогнул ее низкий голос, Северский опомнился. Мозг его тут же включился, застучал всеми цилиндрами, почти моментально найдя тому объяснение.

Вячеслав не имел новой программы исследований, тем вечером он даже не хотел о том думать. Вероятно, он мог просто провозгласить: «О новых целях мы подумаем завтра!», но то ли от реликтового вина, то ли от волнения, он объяснил себе, что сестрины тревоги должны быть развеяны незамедлительно:

– Ха! – нарочито наигранно усмехнулся он. – На самом деле, мы только начали, сестра!

– Серьезно? – не поверила та.

– Точно так! Теперь, когда твое тело стало молодеть и крепнуть, мы развернемся с ним в полный рост!

– Посвятишь меня в грандиозные планы?

– Еще бы! Оглашаю программу-минимум! Сперва мы займемся твоими мышцами, – на ходу Северский начал собирать осколки былых фантазий. – Сильные, крепкие, но женственные!

– Так не бывает, Слава!

– Так будет, Лина! – самоуверенно заявил он, указывая на нее своим перстом. – Как турборежим на маломощных процессорах. Короче, автобус тащить ты не сможешь, а вот в нокаут отправить или меня вверх подкинуть – это у нас будет!

– А в чем смысл?

Вячеслав привык к тому, что сестра во всем требует смысла. И даже в части исследований, главное назначение которых она, без сомнения, понимала, ей требовалась видеть какую-то рациональную целеполагающую основу.

– Пойми, литл систер, – с наскоку объяснил себя Северский, – у меня такой фетиш, мне нравятся сильные и грациозные женщины!

– Little sister? – поморщилась та, которой перевалило за сорок.

– Скоро будешь! – засмеялся он своей остроте.

– Надеюсь, не превращусь в тупого подростка.

– А после мышц мы займемся костями и суставами. С одних только мышц толку не будет!

Так и родился новый план. В какой-то момент к ежедневным заботам молодеющей Полины добавились тесты на выносливость и упражнения с нагрузками. Согласно разъяснениям брата, новую ткань и связки требовалось тренировать, а мышцы – умеренно наращивать, чтоб интенсифицировать деление.

Все складывалось как нельзя идеально, а все идеальное, как известно, не длится долго. За чередой успехов последовала ошибка, чуть не обернувшаяся трагедией.

Очередную экспериментальную инъекцию организм Полины принять отказался. На месте укола образовалась здоровенная опухоль, иммунитет взбесился, подскочила температура.

Идиллия сверхуспешного исследователя сменилась кошмаром близкой утраты.

Вячеслав не находил себе места и не на шутку запаниковал. Думал самому оперировать опухоль, везти к хирургам, вычищать кость от мутировавших клеток, ампутировать руку, молиться богу и дьяволу – все что угодно, лишь бы она выжила.

Из всего перечисленного по-настоящему действенной, по его мнению, могла оказаться лишь ампутация. Не будучи уверенным в самой возможности отрастить сестре новую руку, Северский ограничился молитвами и консервативным противовоспалительным лечением.

Страх и отчаяние были столь велики, что он решил навсегда покончить с опытами над сестрой. Следуя своему обещанию, во время ухода за больной Вячеслав ни разу не вернулся к работе – ни делом, ни мыслью.

Часами он молча сидел у ее кровати, держал ее горячую руку, словно каждую секунду хотел быть уверен, что она все еще не покинула этот свет.

– О чем задумался? – в один из таких эпизодов пробормотала пришедшая в сознание Полина.

Он взял ее ладонь и прижал к своей щеке.

– Я подумал, Лина, – размеренно, не в пример его обычному беглому говору произнес брат, – что мы с тобой умрем в один день, как в сказках.

– С чего бы? – усмехнулась она.

– С того, сестренка, что ты не сможешь жить без меня, как и я без тебя.

– Слава, это романтическая чушь…

– Это не чушь, Лина! – перебил Северский. – Мы так срослись друг с другом… Ты вот представь, что потеряла обе руки. Жить дальше можно, но вот захочешь ли… А ты, Лина, для меня гораздо больше, чем две руки! Теперь понимаешь?

– И ты для меня, Слава.

– Раз так, будь добра, собери остатки своей витальности и начинай уже выкарабкиваться… Спаси нас обоих.

Слеза вырвалась из его глаз, оросив прижатую к щеке ладонь.

– Не хнычь, брат… образуется, – болезненно прохрипела сестра.

Им повезло. Судьба простила экспериментаторам ошибку и таки отвела от них беду. Северский, как и обещал себе ранее, не брался за исследования до тех самых пор, пока Полина окончательно не пришла в себя.

Это был первый за последний месяц раз, когда они вышли на прогулку. Медленно ковыляли они по лесу, гребя ботинками по опавшей листве.

– Думаю, нам надо остановиться, – впервые поднял эту тему Вячеслав.

– Зачем?

– Слишком опасно, слишком! Я же знал об этом, с самого начала знал, но игнорировал риск! – от волнения пульс его резко подскочил. – Не могу, Лина, не хочу! Не желаю тобой рисковать! Ты – все, что у меня есть! Уж лучше я буду ежиков из мышей делать!

– Еще кости и суставы. Держимся плана, Слава, – словно не слышала она речей своего брата.

– Ты чего несешь?! Я ж…

– Ты испугался, но это временно. Нам надо держаться плана.

Тогда он попытался услышать Полину. Ее настойчивое упорство продолжить, как поначалу казалось Северскому, было продиктовано заботой о нем, желанием поддержать его профессиональное увлечение. Но стоило ему сместить фокус с себя, как стало ясно, что сестра пытается сохранить и свой raison d'etre, тот каркас, что долгое время позволял им жить счастливо.

– Я все еще не супергел, ведь так? – слышал ее на заднем фоне Вячеслав.

Внутренне он уже уступил ей, хотя искренне сомневался, что найденный ранее каркас невозможно сменить другим.

– Все еще нет, – ответил Вячеслав после требующей ответа паузы.

– Тогда скажи, на кого ты из сильных девок западаешь? Йовович? Джоли? Скарлетт Йохансон?

– Лара Крофт, – совсем сдался он.

– Так и знала.

Северский смущенно рассмеялся.

– Уже заказала себе пистолеты.

– Шутишь?! – он окончательно повеселел. – Игрушечные, что ли?

– Настоящие. С глушителями. Не спрашивай как!

– После выздоровления ты стала сумасбродкой!

– Я всегда была такой, брат.

…

Несмотря на уговор, с того дня Северский стал очень осторожен в своих опытах и за последующие семь лет добился сравнительно малого.

4. Солнцева. В поле

В Тверскую область они выехали тем же днем, еще засветло. В силу непригодности купе Лебедева для бездорожья в путешествие отправились на кроссовере Солнцевых.

Покидая дом, Катерина испытывала двоякие чувства. Вроде бы ей было грустно оставлять дочку, которая расплакалась при виде ее сборов, с которой она и так проводила непозволительно мало времени, и которая все больше перенимала повадки своего отца. И в то же время она была рада тому, что пару вечеров и пару ночей сможет провести спокойно, без раздражения.

И вот уже сидя за рулем, Солнцевой снова вспомнились озорные косички дочери, ее писклявый голос и кокетливая улыбка. Уголки ее губ поднялись.

– Чему радуешься? – вырвал ее из мечтаний Лебедев.

Развалившись на пассажирском кресле, тот максимально отодвинулся к боковому стеклу, будто хотел лицезреть ее в полный рост.

– Так, вспомнилось, – не снимая улыбки, Катерина повернулась к нему. – Сам-то чего на меня пялишься?

Лебедев не счел нужным отвечать. Словно зритель в театре, который может без смущения глазеть на артиста, он рассматривал профиль ее лица, ее плечи, большую по меркам ее комплекции грудь.

– Расскажи о своем муже, – последовало от него вместо ответа.

– А?! – немало удивилась Солнцева. – Зачем это вдруг?!

– Мне интересно просто.

– Сначала скажи, в чем твой интерес, – совсем не желая говорить о супруге, она напряглась.

Однако и просто уйти от ответа Катерина не могла, ведь с коллегами, и Иваном в том числе, ее связывали не только рабочие, но и приятельские отношения.

– Ты часто говоришь о дочке и никогда о муже, – Иван выпрямился и перевел взгляд на трассу. – Это странно… Ведь если он смог заполучить такую видную девушку, как ты, то по идее и сам должен быть «ого-го!»

В сердцах Катерине хотелось сказать правду, что это была просто случайность, просто глупое стремление молодой девчушки не отстать от быстро выскочивших замуж подруг. Немного подумав, она решилась лишь на часть правды:

– Он хороший отец и так себе муж, – печально произнесла она и закусила губу. – Вот так!

– М-м, – слегка надув губы, закачал головой Лебедев, словно демонстрируя ей понимание и ироническое сочувствие.

– А что с твоей подругой? – поспешила уйти от неприятной темы Катерина. – Вы уже месяц где-то встречаетесь?

О том она знала из досужих мужских разговоров, свидетелем которых ей часто приходилось быть – как в отделе, так и за его стенами – в боулинге, в баре, по пути к очередному объекту или свидетелю.

Иван усмехнулся.

– Она хороша в постели и так себе во всем остальном. Как-то так, Кать!

Катерина усмехнулась, хихикнула, потом рассмеялась. Обернувшись к нему, она увидела на его лице широкую улыбку, так не часто посещавшую Лебедева в последнее время.

– Какая уже по счету?!

– Да я уже сбился, – отмахнулся он.

За пару последних лет Лебедев, не слывший ранее ловеласом, сменил уже более десятка подруг. В представлении Катерины он был привлекательным мужчиной – высокий, серьезный, с ястребиными чертами лица и нежно-голубыми глазами. Но в отличие от Зайцева, он не был «альфой» и не был способен очаровывать девушек одним только своим видом и исходящими от него флюидами. Больше того, в каждой своей новой девушке он искал нечто иное, чем страсть и веселое провождение времени.

– Может, ты слишком придирчив? А, Вань?! – воспрянула духом Солнцева. – Ведь вряд ли удастся найти «ту самую», свою идеальную?

– Да я и сам уже потерял надежду, – с какой-то обреченной улыбкой признался Лебедев. – Чем старше становишься, тем сложнее с кем-то сойтись, тем жестче требования… А круг общения, наоборот, сужается. Контора наша, где одни мужики, да случайные знакомые. Все к одному, в общем.

– Да уж, – цокнула Катерина. – Кто-то поторопился, кто-то задержался.

Они замолчали. Каждый задумался о своем не-счастии.

Мерно мелькали за окном столбы, монотонно гудели об асфальт шины, уставшее за день солнце клонилось ко сну, играя последними оранжевыми лучиками на их лицах.

– Кать, как ты думаешь… – нарушил медитативное молчание Лебедев, когда, сбросив скорость, они подкатили к пункту оплаты.

Солнцева в ожидании продолжения повернула к нему свое безупречно ухоженное лицо.

– Если бы ты не была замужем, был бы у нас двоих шанс? Как думаешь?

Катерина отвернулась. От столь неожиданного, честного и манящего вопроса, сердце ее учащенно забилось, а затем замерло, сжалось. Незаметно для пассажира она смахнула с левой щеки слезу, сглотнула горьковатую на вкус слюну и лишь тогда ответила:

– Думаю, мы были бы идеальной парой.

Вопрос тот глубоко запал в душу Катерины. Его нельзя было считать признанием или предложением, но он разбудил в ней что-то. Что-то неоформленное, робкое, но все же несущее в себе надежду. Весь путь до отеля, за ужином, а затем долго в постели она пыталась осознать нежданно родившееся в ней чувство.

Вдруг ставшие дозволенными мысли о том, что на месте мужа мог быть Иван – умный, понимающий, сильный, конечно же, способный подобрать нужный ключик к сердцу маленькой Насти, – никак не давали ей покоя. Образ коллеги, товарища, друга враз приобрел для нее новые очертания.

– А ведь собиралась выспаться! – уже ближе к двум ночи выругалась на себя Солнцева. – Трындец, ну что я за дура?!

Безжалостный будильник поднял девушку в четыре, чтобы ровно через час, накрашенная и уложенная, она смогла выехать с Иваном «в поле».

– Как спалось? – встретил ее «преобразившийся» коллега.

– Ужасно! – она спрятала от него глаза и не глядя передала ключи. – Ты поведешь.

– Ладно.

С лучами утренней зари они покинули отель. Уже через пять минут Катерина боролась со сном, а еще через пять, раз опустив веки, она эту борьбу проиграла.

– Кать, пора! – аккуратно потрепал ее за плечо Лебедев. – Нельзя больше ждать.

Тело ее передернуло, едва проснувшиеся зрачки суетливо забегали по сторонам, пытаясь понять, что на самом деле происходит.

– Где мы? – через стекло салона Солнцева видела лишь высоченную, закрывающую обзор траву.

– Ну ты соня! – усмехнулся Иван. – Мы около Северских, метров триста до забора.

– Да, точно! – опомнилась Катерина. – А что за джунгли?

– Я съехал с дороги, чтоб не заметили нас. Ну же, идем, – призывно кивнул он.

– Я что, по дороге уснула?

– Да, почти сразу. Мы как приехали, я тебе «Катя, Катя!», а тебе вообще пофиг… Минут двадцать запаса у нас было, не стал будить. Теперь уже все, надо двигаться.

– Спасибо, Вань, – поблагодарила она, про себя отметив, что тот отнесся к ней с пониманием и даже заботой.

Не без труда они вылезли из салона. Лебедев взял сумку с разведывательным дроном, вручил своей сонной спутнице ноутбук и повел за собой по направлению к маячившему впереди забору.

– Там, где мы бросили машину, – на ходу объяснял он, – там раньше была дорога деревенская, на карте до сих пор обозначена. Теперь сорняком поросла.

– Как же сейчас деревенские ездят? – с трудом думалось Солнцевой. – Не через Северских же?

– Нет, – он подал ей руку, помогая преодолеть канаву, – просто больше некому ездить. Их дом в деревне единственный.

– Все скупили?

– По реестру они купили четыре участка у «физиков», остальное у муниципалитета. Думаю, деревня умирала и им с радостью все продали. В 2008-м они объединили участки и огородили этим забором, – Иван указал на профилированные стальные листы, по верхнему краю обмотанные колючей проволокой.

– Странно, что им позволили купить всю деревню.

– Формально не всю. Та дорога в поле, на которую мы съехали, она должна идти полукольцом, вон там, – Лебедев указал пальцем, – и выходить к их забору на севере. По другую сторону там будет еще гектаров двадцать, они все еще числятся как земли поселений.

– Вот не пойму, – наконец начала просыпаться Солнцева, – когда ты успел все это накопать, а?! Мы ж с тобой вместе ехали!

– Макс накопал, а я просто в почту с утра заглянул, – обернувшись, Лебедев улыбнулся ей.

– Вот как…

Тем утром Катерина была не в своей тарелке. Совсем. Жуткий недосып, рассеянность, приставучие мысли об их с Лебедевым возможных отношениях, а еще и отсутствие привычного завтрака. Ее просыпание было таким скомканным, таким сумбурным, что она даже забыла просмотреть почту и сейчас выглядела совсем неподготовленной, как не выполнившая домашнее задание школьница.

Место для запуска квадрокоптера было выбрано заранее – в северной, «заброшенной» части Сны, там, где по фотографиям со спутника деревья на участке Северских были пониже и пореже, а значит, была и меньше вероятность потерять с дроном связь.

Подняв аппарат на высоту птичьего полета, они уставились в свои экраны: Лебедев – в подключенный к пульту планшет, Солнцева – в принимающий с того сигнал ноутбук.

– Поехали, Кать, – тихо скомандовал Иван, как только дрон пересек границу участка.

Погода стояла ветреная, пасмурная – по всем параметрам не самая идеальная для съемки видео с высоты.

– Ближайшая роща, видишь что-нибудь необычное?

– Ничего, Вань. По центру деревья мелкие, возможно, сами высаживали.

– Согласен, а тут что?

– Где?

– Показалось, летим дальше.

Иван стал водить дрона от одной стены забора к другой, каждый раз смещаясь метров на тридцать вперед.

– Вроде ничего, но опусти пониже.

– Хорошо… О, смотри! Что-то вроде интересное начинается, – приметив следы присутствия человека, он направил дрон вправо.

– Это не интересное, Вань, это банальный бардак.

В той части двора Северских и в самом деле царил хаос – поваленные еще при постройке, но так и не вывезенные деревья, не выкорчеванные пни, строительный мусорный контейнер, до половины заваленный пластиковыми пакетами, вышедшим из строя оборудованием и прочим хламом.

С минуту покрутившись над местной свалкой, аппарат был направлен далее, ближе к стоящему в самом центре дому.

– Здоровый домина.

– Для двоих всяко с избытком!

– Да там и для десятерых с избытком.

Прочесав поляну около дома, квадрокоптер отправился в дальнюю часть поместья. Чтобы сохранить хорошую связь, поднять его пришлось еще выше.

Минуты шли, дрон продолжал курсировать из стороны в сторону, а озябшая на свежем утреннем ветре Солнцева – щуриться, глядя на тусклый экран ноутбука.

– Вон там, слева! – чуть не воскликнула Катерина. – Какой-то подвал у самого забора!

– И правда, – по камере хорошо было видно небольшое строение с железной дверью, круто уходящее вниз под землю.

– Видишь вентиляционные трубы? – оживилась Солнцева. – Согласись, это странно – сделать обитаемый подвал как можно дальше от дома.

– Соглашусь.

Лебедев облетел таинственный вход с разных сторон и, убедившись, что ничего больше они там разведать не смогут, дал дрону команду возвращаться к точке запуска.

– Закончили, думаю, – он опустил пульт и обратил взор на сидящую на пригорке Солнцеву.

В легкой тканевой ветровке она съежилась от холода, обняв себя обеими руками. Замерзшее лицо ее болезненно побледнело.

– Черт, Катя, да ты ж продрогла вся! – он опустил пульт и спешно расстегнул свой толстый шерстяной пиджак. – Давай-ка, иди сюда! – он взял ее за руку и потянул к себе. – Прижмись крепче!

Лебедев прижал ее посильнее к груди, насколько хватало ширины, окутал своим пиджаком и обнял поверх, дабы борты его не разъехались. От неожиданной близости щеки ее вмиг покраснели, но, не будучи видимыми Ивану, вскоре потухли.

Солнцева опустила сложенные на своей груди руки, прижалась к нему еще плотнее, осторожно обвив освободившиеся конечности вокруг мужской талии.

– Хорошо, – дрожащим голосом пробормотала она.

Под прикрытием дружеского согревания Катерина ощутила сильное сексуальное возбуждение. Она чувствовала, как губы ее непроизвольно приоткрываются, а голова уже поднимает их, чтобы приблизить к шее обнимающего ее мужчины.

– Совсем замерзла, – вовремя спохватилась она, уткнув свой холодный нос ему в ключицу. – Не заболеть бы…

– Теплее становится хоть? – обычным, но, как ей тогда показалось, мягким голосом спросил Лебедев.

– Да, отлично, Вань, ты меня спас прямо.

– Хорошо, – произнес он, наблюдая, как летательный аппарат садится в паре метров от них. – Дрон вернулся, через минутку выдвигаемся.

– Как скажешь, – Катерина еще сильнее уткнулась в его шею носом и закрыла глаза.

Много позже, уже после того, как одетая в его пиджак, она дошла до машины, после того как вернулась в отель, склеила из записи фильм и залезла в остывшую постель, только после этого Солнцева поняла, что совсем не стыдится произошедшего, своих желаний, которые еще пару дней назад казались бы ей ужасными.

Немного поразмыслив, Катерина была удивлена еще больше, обнаружив, что Лебедев при этом не стал фокусом ее желаний. Словно он, являя собой один из примеров нового мужа и нового отца, отворил запретную ранее дверь, а сам отошел в сторону.

– Трындец! И почему я себя так зашорила? – спрашивая сама себя, недоумевала Солнцева. – Или меня так пугал развод, что все вокруг будут «фукать»? Так ведь многие разводятся…

Мысли девушки сосредоточились на себе, и вскоре она уснула, да так крепко, что к обеденной конференцсвязи ее поднял лишь старый злодей-будильник.

– Давай, Кэт, начинай! – распорядился «на экране» Зайцев, важно сидящий за своим рабочим креслом. – Видосик мы твой посмотрели. Что сама думаешь?

– Участок большой, схоронить там можно что угодно и найти будет нереально, – Катерина ерзала в кресле, подбирая такую позу, чтобы ее изображение через камеру смотрелось максимально эффектно. – Самое загадочное, как мне кажется, это подвальное помещение в южной части. В нем трубы для вентиляции, и это жуть как подозрительно! Не будешь же подсобку в такой дали делать, а если и сделаешь, то вентиляция в ней ни к чему.