Вечер наполняется тревогой,
ширится предсумрачными снами,
словно перед дальнею дорогой
сердце зажигается огнями.
Видишь, как незыблемы желанья
странников, не знающих приюта!
Тяжки бесконечные скитанья –
комната становится каютой.
Разве нами выбрана дорога?
Ветры управляют парусами.
Я спрошу когда-нибудь у Бога:
«Был ли путь начертан небесами…»
/2010/
А я думала:
сердце сломано,
льдами скованно,
солнцем выжжено,
а я думала:
станет холодно
на Земле седой
и над крышами.
Только вдруг шаги
еле слышные, –
и уже в комок
сердце сникшее,
мы с тобою здесь
люди пришлые,
и не на Земле,
и не с Высшими.
И не та любовь,
детством ставшая,
растворила всё,
как расплавила,
а твои глаза,
повидавшие
все дороги жизни,
ее правила.
Отчего к тебе
меня тянет так,
и не сделать вдох –
сердце сдавлено,
словно на Земле
нить натянута –
шаг назад – и крик
гаснет сдавленно.
Назовешь своей –
слезы праведно,
грешная любовь –
разве правильно…
Только всё во мне
пляшет завидно:
что за счастье все ж
нам подарено.
А я думала:
сердце сломано,
льдами скованно,
солнцем выжжено,
только мы с тобой
греем холодом
и не на Земле,
и не с Высшими.
Только мы с тобой
греем холодом.
/2009/
Я В ЭТОМ ПОЛУСУМРАКЕ
Я в этом полусумраке – светило.
Распахнута перед тобой.
Глаза в глаза – и больше нету силы
дрожать душевной наготой.
Рукой коснусь – и вниз температура
до бездыханья самого.
Как холодно быть тенью абажура
без обожанья твоего.
И ты давно все знаешь, ты мудрее,
и улыбаясь на меня,
всё кутаешь мне плечи потеплее,
чтоб не замерзла от тебя.
Но уходя в сырой туман по росам,
я оглянусь, дыханье затая,
ты будешь помнить запахи и косы,
не расплетенные сегодня для тебя.
/2008/
Каблуков равнодушные стуки,
грустный звук, повторяющий: «город».
В белых варежках теплые руки,
и над городом серые своды.
Очертания черные зданий,
небо – клочья балконов и лоджий.
Может с вами встречались мы ране
до волнения мрачный прохожий?…
Может там, где закат догорает,
мы дышали не каменной ложью,
оглянитесь, сомненье не знает,
что вы всё и сейчас мне, быть может…
Звук звенящий разлился глубоко –
и ни вскрика, ни вздоха, ни стона…
На пустой мостовой одиноко
вдруг упавшая чья-то корона…
/2006/
Мчусь опять в луговые дали,
золотится под солнцем рожь.
Вся ты Русь моя, полинялая,
и опять та же в сердце дрожь.
Где найти мне Страну Побега?
На восходе ль златистом том?
Боже! Песня под синью неба –
и опять к горлу слезный ком.
Как мне жить, когда в далях пьяный,
не умолкнувший горький зов.
Золотой переходит в алый,
и опять под ногами ров.
Где ты? сердце! Я так устала
разбиваться о твердый лед!
Я когда-то так ясно знала
твой мучительно-сладкий рот!
Мчусь опять в луговые дали,
золотится под солнцем рожь.
Этот желтый восход и алый
так на душу твою похож!
/2006/
Я надела черное платье,
что б казаться еще светлей.
Ты сжимаешь мое запястье –
я печалью кажусь сильней.
Невоскресшее – не встревожить.
Громко падает вниз бокал,
как вино разлилось, быть может,
всё, что ты неустанно ждал.
Так восторженно-необъятно
растуманила томность грудь,
и на отблесках алых заката
прорисована чья-то грусть.
Прикоснулся к губам, как вечность.
В поцелуе невинном – ночь.
Так мне будет, наверно, легче,
если вырваться снова прочь.
Что любовь твоя мне – награда?
Что моя любовь мне – печаль?
Не смотри на меня, не надо:
мне тебя еще больше жаль.
Я надела черное платье,
что б казаться еще светлей.
Отпусти ты мое запястье
от касанья еще тяжелей.
/2003/