Чтоб услыхал хоть один человек

С совершенно потрясающим Акутагавой Рюноскэ я знакома уже некоторое время. Какие-то вещи в своё время я прочитала и буквально не поняла (и теперь к ним обязательно нужно вернуться), что-то навсегда в моем сердце (и это тоже нужно перечитать, я скучаю). Но пусть я и слышала голос автора и его мысли каждый раз, настолько близко с ним познакомиться, как в случае с данным сборником, мне ещё ни разу не приходилось. Забегая далеко вперёд, скажу, что читать последнее письмо из сборника, возвращаться к предыдущим письмам и статьям, а затем снова перечитывать «Завещание» мне было безумно больно – как будто я потеряла настоящего друга. Можно я расскажу о нём, пожалуйста?

Изначально мне казалось, что структура сборника немного неправильная: сначала эссе, потом статьи и только позже – письма. Некоторые события можно «пережить» несколько раз как раз по тому же принципу: углубленно официально, «газетно» официально и лично, в формате письма другу. И в тех же письмах часто открывалось более личное, настоящее отношение Акутагавы относительно того или иного события. И мне казалось, что вернее всего было расположить все по хронологии написания, а не по видам произведений. Но по итогу скажу, что сначала официальное, а затем уже личное знакомство (причем осторожное сближение) оказалось гораздо лучше и эмоциональнее.

Ты двигаешься постепенно, но начинаешь с «Речи по случаю поступления в газету». Она радостная и немного ироничная, но истинную важность для самого автора понимаешь немного после – когда больше знаешь о его жизни, об усталости от работы в военно-морской школе, и как важно ему было вырваться из этого круга. Беседы и статьи о литературе, о Востоке и Западе, о самой сути литературного подёнщика воспринимаешь с бесконечным вниманием, каждый раз внутри расстраиваясь, что сама не смогла бы такую беседу поддержать на должном уровне. На «Предисловии к сборнику переводов на русский язык» остаешься подольше, в очередной раз сожалея, что не можешь уже поговорить с тем, кто это писал.

Следом тебя оглушает до слёз «Завещание». И после сразу же – письма. И на них я хочу остановиться подробнее.

Читая их, ты проживаешь эпизоды жизни Акутагавы, узнаешь его как обычного человека: наблюдаешь как незаметно меняется круг общения, как болезни мешают каким-то важным встречам, видишь беззаботные годы и долгие дни под солнцем, черные дни тоски, влюбленность, смену круга общения и ощущаешь, будто кого-то потерял безвозвратно, подмечаешь какие-то черты, в которых вы схожи, и радуешься как ребенок. Так и хочется протянуть руки «туда» и что-то изменить, как-то помочь, рассказать, просто быть. Моя тоскливая любовь началась со схожих ощущений и черных мыслей (неужели кто-то наконец описал мои чувства?) и… одинаковой нелюбви к лету в большом городе:

«Для чего, собственно, я живу? … Жить ради продления рода, ради потомства – я даже начинаю думать, что в этом истина. Может быть, развлечения, восполняющие несовершенство окружающего мира, помогут рассеять эту грусть. Но как избавиться от чувства опустошённости? … Как длинно я пишу о всяких глупостях!»

«Заводские трубы, стены домов, рельсы, тротуары – всё, что есть на земле, тяжело вздыхает от тяжких мучений, ниспосланных солнцем. (Возможно, тебе трудно понять, сколь отвратительно лето в Токио, и тебе смешна моя невообразимая ненависть к лету.) В этой ужасной жаре и духоте думать о поэзии, о жизни, о вечности совершенно невозможно.»

Немного позже отмечаешь понравившиеся А. произведения, закрываешь глаза и из описания улиц можешь идти по ним вместе, его глазами смотришь на прекрасные картины, ищешь то, что привлекло его внимание, пытаешься найти хотя бы часть на просторах в сети. Находишь произведения Накамуры Фусецу (но не «Синно»…), «play of colours» Ёсиды Хироши и у последнего действительно видишь тот самый фиолетовый цвет. И уходишь бродить и искать другие вещи, от которых также больно и хорошо одновременно.

Но не каждый день дарит что-то прекрасное и насыщенное, все мы это знаем. И звучат месяцы застоя у нас схоже:

«Последние два-три месяца веду какую-то сумеречную жизнь. Живот всё время болит. Уж не потому ли, что голова занята всякими мыслями. По той же причине не писал ничего, кроме новогодних поздравлений. Так что прошу простить меня за молчание. Наверное, ем слишком много нори. Но пусть лучше я умру от какой-нибудь желудочной болезни, чем перестану есть нори, честное слово.»

…а мир с ног на голову у многих из нас переворачивается именно так:

«Эта неожиданная смерть заставила меня подумать о том, что вся мораль, все законы вращаются вокруг центра, которым является смерть.»

Что же до любимых произведений, о тоске по которым я писала в самом начале отзыва. Именно в момент, когда я читала эти строки, поняла, что скучаю по тому, кого никогда не знала лично:

«Мне недавно захотелось перечитать всё прочитанное до сих пор. У меня чувство, что раньше я читал, ничего не понимая.»

Чем дальше читаешь письма, тем сильнее понимаешь, сколько всего не увидел в произведениях А., сколько пропустил или неправильно понял. Находишь важные для себя вещи и стараешься сохранить внутри себя, чтобы никогда-никогда не забывать:

Нужно, чтобы каждый человек сделал то, что обязан сделать. Всегда поступай так, прошу тебя. Это относится и к учёбе, и к домашним обязанностям – выполняй их как следует. Но было бы низко требовать за это какое-то вознаграждение. Возьмём ту же учёбу – заниматься ради одних только успехов не следует. Это было бы низким тщеславием. Учиться нужно только ради того, чтобы сделать то, что обязан сделать. Этого вполне достаточно. А какие будут успехи, безразлично. Успехи определяются людьми. Люди же не могут судить о том, чего ты стоишь на самом деле, поэтому их оценка ничего не значит.

Цитата выше из письма А. своей будущей жене. Мне она нравится своим правильным, как я думаю, посылом относительно оценки тебя другими людьми, о самой цели того, что ты делаешь. Тем не менее, само отношение к женщинам А. мне не по душе, ведь он считал выдающихся женщин (пишущих картины, пьесы и т.д.) – авантюристками, зазнавшимися дурами, которые занимаются показухой. Жену он просил научиться готовить ему вкусно и жить честной, простой жизнью. После свадьбы о совместной жизни и быте не было практически никаких упоминаний, разве что вскользь промелькнувшее разочарование. Да и ставшие редкими письма «Фуми-тян» перестали быть такими нежными и восторженными практически сразу. Скрывать такое отношение считаю лицемерным, однако я уверена, что это, в частности, связано с особенностями времени, и в наши дни А. изменил бы своё мнение.

Кстати, о чувствах дальше:

«Из-за безумной занятости в последнее время даже не имел возможности влюбиться в какую-нибудь красотку».

Я могу ещё много о чем рассказать: о том, как сам А. относился к своим работам, как он ненавидел экзамены (и будучи студентом, и будучи уже преподавателем) и работу в школе, о том, как менялось его мнение относительно писательства (от "пиши всегда" до "не нужно писать так часто"), об успехах, о путешествиях, о том, как он любил книги, но не хотел тратить деньги на материю для своей семьи и т.д., и т.п. Но мне кажется, что лучше услышать обо всем из его писем и статей, открыть для себя что-то новое, пройтись по тем же улочкам, купаться в море, объедаться нори и думать, что всё ещё впереди.