– Вот! – Федор Федорович встал, ткнул пальцем в сторону Моренова и Куренкова, и, напрягая голос, с негодованием произнес: – Тогда вы – соучастники преступления! Именно вы создаете условия для его совершения. Вы помогаете им. Вас судить надо!!!

– А вы что предлагаете? Чтобы мы бросили все и эти джигиты паслись сами по себе? Автоматы, пулеметы покупали? – завелся Моренов.

– Не знаю, что вы будете делать, у вас свое начальство есть. Только я ничего возбуждать не буду. И голос на меня попрошу не повышать! – На последнем слове Федор Федорович даже взвизгнул от возмущения и в таком состоянии повернулся к начальнику Управления. – Считаю действия ваших сотрудников преступными и грубо нарушающими принципы и нормы социалистической законности. Готов доказать это на всех уровнях, вплоть до Председателя. Желаю здравствовать!

Начальник Следственного отдела пожал руку генералу, всем остальным коротко кивнул и вышел из кабинета. Наступила неловкая тишина – приплыли, называется.

– Нестеров в Охтинске? – спросил начальник Управления.

– Так точно, Владислав Петрович!

– Ничего отменять не будем. Ясности и понимания в этом деле нет. Пусть работает, готовится. Перед встречей с дагестанцами подробно проинструктировать – ваньку надо повалять и легко не соглашаться. Все, что будет происходить от начала до конца записать, там для нас каждое слово на вес золота будет. Яковлева с сотрудниками – в Охтинск: что наметил, пусть делает. Записку в Комитет я подпишу, и сегодня она будет у зампредседателя. Владимир Андреевич, ты возьми это на контроль. Леонида Николаевича знаешь? Значит, тебе и карты в руки.

В Охтинске Нестеров с девяти утра начал осваивать территорию. С местным особистом объездил склады, пообщался с персоналом, посмотрел порядок оформления и вывоза имущества и, в первую очередь, оружия и боеприпасов – система была отлажена, сбоев не давала. Одолжил на несколько дней поношенную форму своего размера: повседневную и парадно-выходную. Все повесил в шкафу в номере гостиницы вместе с другими вещами. Вторую половину дня потратил в поисках места, где будет проходить передача оружия и захват, если он, конечно, сумеет договориться с дагестанцами, но ничего подходящего не нашел. А вечером приехал Яковлев с коллективом и передал ему потрепанное удостоверение личности прапорщика Нестерова – начальника хранилища войсковой части девяносто восемь пятьсот шестьдесят пять. Все шло своим чередом. На следующий день его переселили в другой номер, а в соседнем – обосновался Владимир Николаевич с сотрудниками. Возились они почти двое суток, и после обеда в воскресенье техника заработала: камера с микрофоном, встроенная в телевизор, показывала все, происходящее в номере у Нестерова вне зависимости от того работал «голубой глаз» или нет, изображение в цвете и качественный звук передавались по антенне на экран телевизора в соседний номер. Видимость и слышимость были прекрасными, за что они за нехитрым ужином символически подняли по рюмке. Больше нельзя – понедельник обещал быть тяжелым.

Утром Сергей заглянул в продмаг, прикупил немного продуктов на обед и поехал с Яковлевым смотреть одно местечко за Охтинском. На проселочной дороге, практически открытое, недалеко от садового товарищества. По мнению Нестерова, ничего примечательного. Но неожиданно именно оно понравилось Владимиру Николаевичу – у него были свои соображения на этот счет. Только вернулись, как на двух машинах подкатило подкрепление – Моренов и четыре крепких сотрудника наружного наблюдения. Мужики в случае чего должны были скрутить дагестанцев, а у каждого кавказца нож или кинжал. Так что брать надо будет, если успеют, конечно, максимально быстро и жестко, чтобы крови не было. Начальник отдела проверил, как работает телетехника, остался доволен, а потом взялся за своего друга и товарища. Больше часа он мариновал Сергея, объясняя, что надо делать и как сказать, чтобы себя не подставить и на нож не напороться, чтобы не отказывать и не соглашаться, чтобы… В конце концов, Нестеров не выдержал.

– Владимир Андреевич, да успокойся ты, честное слово! Все равно не будет так, как ты представляешь. Поверь мне! Я этих планов понапридумывал и написал море, и все псу под хвост. Еще ни один не сработал от начала до конца. Главную линию – отказать так, чтоб согласиться после уговоров – я выдержу, а детали – дело десятое. Все надо делать на хорошо подготовленной импровизации. Ты, главное, поспокойнее будь, не дергайся. – Нестеров встал с кресла, тоже сделал и Моренов. – Помнишь, старый фильм «Подвиг разведчика»? Как Кадочников говорил: «Терпение, мой друг, терпение, и ваша щетина превратится в золото!»? – Сергей немного скартавил и получилось не хуже, чем у Кадочникова. – Вали лучше к себе в номер, не мешай, я настраиваться буду.

– Ладно, артист погорелого театра. Смотри, не заиграйся. Мне отвечать за тебя и перед начальством, и перед женой твоей. – Большой, немного неуклюжий Моренов пошел, косолапя, к двери номера, и Сергей слышал, как он бубнил себе под нос: – Лучше б я сам, понимаешь. Артист хренов…

Дверь закрылась. В номере было достаточно прохладно, и Нестеров надел куртку. Из прикроватной тумбочки вытащил пистолет, передернул затвор, поставил на предохранитель и засунул его сзади за ремень, закрыв армейской рубашкой на выпуск и кожанкой, пустую кобуру бросил в ящик. Подошел к большому зеркалу: «Так, посмотрим на себя, оценим, что за фрукт. Внешний вид нормальный, не очень чисто выбрит, что для прапорщика простительно. Лицо, правда, напряженное, глаза какие-то холодные, злые. Кулаки зачем-то сжал. Волнуешься? Нет, так не годится. Надо расслабиться, настроиться. Сколько сейчас времени? Без четверти три. Поесть бы не мешало. Что там у нас в холодильнике?». Он достал остатки вчерашнего ужина вместе с начатой бутылкой водки, выложил из целлофанового пакета продукты, купленные еще утром в магазине. Накрыл на стол, чем Бог послал, получился неплохой закусон с колбаской и сырком. Оказавшись перед едой и выпивкой, Сергей подумал, что надо начинать играть, вживаться в образ. Для затравки булькнул в стакан грамм пятьдесят–семьдесят, поднял посуду за успех «безнадежного предприятия» и тут вдруг понял: «Все, что выдумал про прапорщика, мелкого воришку и расхитителя, любителя легкой жизни, не пойдет. С такой легендой нельзя отказать покупателю ни за что на свете. Если любишь деньги, и тебе их предлагают: бери! Чего выпендриваться? Можно, конечно, поторговаться, но недолго, а то еще не согласятся и уйдут люди, а с ними и денежки. Нет, тут нужна совершенно другая роль. Чтобы самому сомневаться в правильности своих действий, чтобы тебя уговаривали сделать то, чего ты не хочешь. Надо в угол себя загнать. Преступление по необходимости совершить. А что? Точно! Нужны деньги, много денег на операцию и лечение очень близкого человека. Вспомни «Пехлевана» или того же «Грэга». Но кто это может быть? Жену с детьми упоминать нельзя, примета плохая. Тещу? Не поверят. Наверняка знают, как у нас к тещам относятся. Остаются только мама или отец покойные…».

Бутылку водки и стакан с «напитком жизни» Нестеров в момент заменил минералкой, и приступил к своей нехитрой трапезе, продумывая дальше детали своего нового образа. Уже в конце «обеда» его застал стук в дверь.

– Открыто! – с набитым ртом крикнул Нестеров и в номер один за другим, настороженно осматриваясь, вошли трое кавказцев: здоровый бугай Идрис, молодой Умар и солидный, культурно небритый Максуд.

– Здравствуйте! – Сергей с трудом проглотил комок еды. – Вы к кому?

– Салам алей, кум! – С ярко выраженным акцентом за всех ответил Максуд. – Нам Сергей Нестеров нужен.

– Вы Максуд? Это с вами я по телефону говорил?

– Со мной.

– Раздевайтесь, присаживайтесь, пожалуйста. Как у нас говорят, в ногах правды нет.

Пока гости, так и не сняв верхнюю одежду, искали себе место, хозяин убрал остатки еды со стола в холодильник.

– Вы из Клинска? Как добрались?

– На электричке, машину оставили у гостиницы, мотор что-то забарахлил. – Разговор вел Максуд, остальные двое молчали. – Мурад сказал, вы начальником на складе работаете?

Нестеров иронично усмехнулся,

– Скорее служу, чем работаю. Служба у меня такая – начальник хранилища. Вам-то что надо? Мурад мне толком ничего не объяснил…

– Что надо? – повторил дагестанец, пристально всматриваясь в Нестерова, и, видимо, какие-то сомнения закрались в его душу. – Что-то не похож ты на прапорщика, вообще на солдата не похож. Ты кто, а? – голос взвился почти до небес.

Он выкрикнул несколько слов на непонятном для Сергея языке, и его спутники тут же пришли в движение. Здоровый Идрис вскочил и сделал два шага к Нестерову, а Умар оказался у двери. Нестеров попытался встать со стула, но «богатырь» легким толчком вернул его в исходное положение, прижал сверху к сиденью и встал за спиной, а через секунду Сергей почувствовал прикосновение к горлу острого лезвия кинжала или ножа. Сопротивление в таком положении теряло всякий смысл. Максуд в это время спокойно встал, подошел к сидящему Нестерову, вытащил из карманов его куртки все содержимое и положил на стол. На деньги не обратил внимания, первым делом взял удостоверение. Шевеля губами, прочитал фамилию, имя, отчество, должность и номер войсковой части, сравнил фотографию с оригиналом. Потом открыл дверцы шкафа, пробежал взглядом по форме, весящей на плечиках, и белью, сложенному на полках. Проверил холодильник, удовлетворенно чмокнул, подошел к кровати и из ящика тумбочки с удивлением на лице достал пустую кобуру.

– Эй, Идрис! – Максуд не удержался от восклицания, и дальше понеслась непонятная для Нестерова речь. Хватка «богатыря» ослабла, нож отошел от горла. В секунду Сергей схватил Идриса за кисть, сжимавшую клинок, отвел от горла, привстал, опрокинув стул, и резко ударил его кулаком в промежность. Толкнув согнувшегося поперек и мычащего от боли тяжеловеса ближе к Максуду и Умару, он выхватил из-за спины Макаров и снял его с предохранителя.

– Стоять! Руки держать открытыми. Сели на диван, – стволом пистолета он показал направление движения. – Теперь я посмотрю: кто вы такие? И не вздумайте дергаться, я Афган командиром взвода прошел, пристрелю, как нечего делать, и любой суд меня оправдает: вы втроем с ножами на меня одного. А теперь слушать и выполнять, что скажу. – Дагестанцы выглядели растерянными, они привыкли чувствовать себя на высоте положения в любых ситуациях, а здесь вдруг такое. – Оружие и документы на пол перед собой. Сначала ты, теперь ты, теперь ты.

Не спуская глаз с гостей, Нестеров ногой откинул подальше два кавказских кинжала в ножнах и открытый большой выкидной нож Идриса, документы взял себе. Пятясь, добрался до письменного стола, поднял стул, на котором только что сидел, и один за другим проверил паспорта дагестанцев.

– Итак, повторяю свой вопрос: что вам от меня надо?

Дагестанцы переглянулись, рот опять открыл Максуд.

– Оружие, – голос был хриплым, надсадным.

– Понятно, что не портянки. Какое оружие, сколько?

– Пятьдесят пистолетов Макарова и сто полных обойм.

– Зачем вам оружие? Вы что, воевать собрались?

– Пистолеты, патроны соседям, чеченцам, нужны. Они наших жен и детей к себе взяли. Сказали: «Если через два месяца оружие не привезете, ни женщин, ни детей больше не увидите».

– Так вы бы в милицию, в КГБ заявили, там быстро на них управу найдут, – совершенно искренне посоветовал Нестеров, удивленный таким поворотом событий.

– Нельзя, – подал голос молодой Умар. – У нас полсела – чеченцы, отомстят.

– Да, дела-а, – протянул в недоумении Сергей, и спохватился. – Ладно, будем считать, что знакомство состоялось. Забирайте свои документы и вещи.

Гостей уговаривать не пришлось. Все расселись по своим местам и Максуд опять взял слово.

– Вы извините, Сергей, что мы так. Сами понимаете: может, вы к Мураду никакого отношения не имеете? Может, из милиции или еще хуже, из КГБ?

– Понятное дело. Мне тоже надо было убедиться, что вы те, за кого себя выдаете. Ладно, обменялись, так сказать, любезностями.

– А пистолет у вас откуда? Вам разве положено?

– Нет, конечно. Пистолет со склада, не мог же я к вам на встречу с голыми руками идти. Вдруг провокация или хуже того, убивать пришли, за мной еще с Афгана хвосты тянутся…

– Так что насчет оружия? – Максуд вернулся к тому с чего начал.

– Оружие? – Сергей, не торопясь, оглядел приезжих. – Вы хоть понимаете, на что идете? Это же, как минимум, по восемь–десять лет тюрьмы каждому!

– Тебе-то какая разница, прапорщик! – Взвился молодой и нервный. – Максуд! Скажи ему: пусть лучше о себе беспокоится, а нас не трогает. Пусть…

Главный из дагестанцев что-то резко сказал, и Умар сник.

– Сергей! – Спокойно, с уважением обратился к Нестерову Максуд. – Мы всё знаем, и про тюрьму знаем, но у нас другого выхода нет. Нам без оружия вернуться нельзя. Там женщины, дети. Вы же мужчина, должны нас понять.

– Понимаю, конечно. Но, если попадетесь, и родных потеряете, и в тюрьму загремите.

– Иншалла! На все воля Аллаха! Но сам подумай: если мы ничего делать не будем, наших родных тем более не увидим. – Максуд не заметил, как перешел на «ты». – Не волнуйся, мы хорошие деньги заплатим. Скажи: сколько стоит что мы хотим?

– Много! Двести сорок! – Бухнул он, а душа ушла в пятки: сейчас встанут и уйдут джигиты, и вся операция полетит к чертям собачьим.

– Это много! Очень много! – Перебивая друг друга, в два голоса возбужденно заговорили Максуд и Умар, и даже силовое прикрытие, поддерживая их, несогласно мотало головой. Потом они поговорили между собой и успокоились.

– Вы хотите торговаться? – нашел свое объяснение такой цене молодой и нервный.

– Не хочу. Мне нужно ровно двести сорок тысяч рублей и ни копейкой меньше.

– Но почему? Вы можете объяснить?

– Могу, но не хочу. Слушайте, вам-то что? – психанул Сергей. – Не хотите, собирайтесь и уходите! Еще раз говорю: мне нужно ровно двести сорок тысяч. – Немного помолчал и тихо добавил, прикрыв глаза. – Мама в больнице, срочная операция нужна, а очередь до января следующего года. А если без очереди и хороший хирург – двести сорок тысяч, мы узнавали.

«Прапорщик» отвернулся, чтобы скрыть выступившие слезы. Наступила пауза. Неожиданно Сергей вскочил со своего места.

– Нет, не могу. Зачем, что я делаю? Мама никогда не простит мне этого. Я придумаю, обязательно что-нибудь придумаю, достану эти проклятые деньги. Давайте считать, что никакого разговора между нами не было, и встречи этой тоже не было.

Дагестанцы переглянулись и поняли друг друга без слов. Максуд встал, подошел к Нестерову и взял его за руку.

– Своим отказом ты создаешь много проблем, Сергей. Наши жены и дети останутся в плену, твоя мать умрет, и ты тоже умрешь. Откуда мы знаем, что ты не расскажешь о нас, как только мы уедем отсюда? – Это была ничем неприкрытая угроза. – Соглашайся! Для всех лучше будет. Деньги мы найдем, через неделю привезем. Но это последний срок, дальше откладывать мы не можем. – Заметив, что Нестеров в нерешительности хочет что-то сказать, Максуд опередил его. – Ты что думаешь: ты единственный, кто может нам помочь? Если ты сейчас откажешься, мы с тобой рассчитаемся, как я уже сказал, и пойдем к другому человеку в Ковров. Только долго там все делается, в срок не уложимся…

– Кто ж там такой смелый? Я служил в Коврове, всех знаю.

– Старший прапорщик… – Максуд запнулся, вспоминая фамилию.

– Федорчук, – подсказал молодой Умар.

– Не помню такого, из новеньких, наверное.

– Игорь его зовут, он еще сказал, что с командиром части все решает.

– Точно – из новеньких. При мне Игоря Федорчука не было… – «Начсклада» оборвал себя, задумался, но, поняв, что другого выхода нет, все-таки решился. – Ну что, через неделю? Тогда смотрите, где будем встречаться…

Сергей взял тетрадь с письменного стола и аккуратно, раздвинув скрепки, вытащил из середины сдвоенный лист. Ручка торчала из нагрудного кармана рубашки.

– Это Клинское шоссе. – Он провел две параллельные линии. – Там – Москва, вы едете отсюда. Проезжаете Охтинск, на окраине – светофор, на стрелку – налево. Через железнодорожный переезд выезжаете на проспект Маркса, едете прямо до поворота на деревню Псарьки. Там указатель будет. Поворачиваете направо и километров через пять – проселочная дорога к садовому товариществу. По ней прямо, никуда не сворачивая, выезжаете на большую поляну. Там я буду ждать вас на своей машине – «Жигуль» с московскими номерами, пикап синего цвета. Он сейчас у гостиницы стоит, можете посмотреть. Теперь время? – Нестеров посмотрел на часы, что-то прикидывая. – Час дня. И смотрите без фокусов. Если что, взорву и себя, и вас. У меня на складе гранат хватает.

Сергей еще раз повторил для дагестанцев маршрут движения машины, дал нарисованную схему, после чего проводил «дорогих» гостей. Дверь закрылась, он сделал несколько шагов, бездумно открыл холодильник, взял стакан с водкой, выпил, но вкуса не почувствовал, вода – она и есть вода. На душе было пусто. Тут широко, как ворота, распахнулась дверь, и пространство номера заполнила фигура Моренова.

– Ну, ты артист, Серега! Супер! Все сделал, как надо. – Он стал мять Нестерова в объятьях, как ребенок свою любимую плюшевую игрушку. – Даже связь их в Коврове взял. Молодец! Теперь отдыхай, а я в Клинск, к начальнику Управления.

Восемьдесят километров до областной столицы Владимир Андреевич с водителем пролетели за час с небольшим. Николай Сергеевич принял сразу, как доложили. Моренов рассказал ему о готовящемся на подведомственной Управлению территории тяжком преступлении и в подтверждении своих слов предложил посмотреть видеозапись. Николай Сергеевич, в свою очередь, пригласил начальника следственного отдела. По окончании «киносеанса», начальник Управления вроде как нейтрально обратился к следствию.

– Что скажешь, Григорий Ростиславович?

– А что тут говорить, Николай Сергеевич? Чистая двести восемнадцатая и двести восемнадцатая прим с отягчающими: группа лиц, по предварительному сговору.

– Тогда бери материал и к прокурору, я ему позвоню. Пусть дает санкцию на возбуждение уголовного дела и поручает тебе вести следствие. А Владимир Андреевич со своими орлами, поскольку у него уже все подготовлено, на основании выписанного тобой постановления проведет арест этих субчиков, и передаст их нам под следствие. Правильно я говорю? – Прозвучал один риторический вопрос, а другим – начальник Управления завершил свое выступление. – Что мы здесь всякую тварь пригревать будем?

– Понял, Николай Сергеевич.

Когда дверь кабинета закрылась, начальник Управления понимающе усмехнулся и спросил:

– Ты же этого хотел, Владимир Андреевич? – Моренов ответил улыбкой. – Понимаю тебя, – продолжил Николай Сергеевич. – Тяжеловато бывает с Федором Федоровичем. Чем еще могу помочь?

– Позвонить надо своему руководству.

– Звони, будь ласка. В приемной кабина спецсвязи. Тебе же без свидетелей надо? А в кабинете я тебя одного оставить не могу, сам понимаешь.

Из приемной Моренов набрал Владислава Петровича, который, как ждал, сразу снял трубку. Не перебивая, он выслушал подробный доклад и, не скрывая удовольствия, сказал:

– Неплохо, Владимир Андреевич! Очень даже неплохо. И территорию грамотно привлек. Леониду Николаевичу звонил? Доложи ему, обязательно доложи. А то по нашей записке ни ответа, ни привета. Посмотрим, что скажет, и давай приезжай, будем думать, что дальше делать.

Заместитель Председателя тоже был на месте.

– Леонид Николаевич, – только начал Моренов, как тот, не дослушав, прервал его. – Можете не представляться, нарушитель социалистической законности Владимир Андреевич. Я думал, ты раньше позвонишь. Чего задержался?

– Дела, Леонид Николаевич. А вам, я так понимаю, уже доложили, обрисовали все как надо. Только поторопился Федор Федорович. Мы работаем исключительно в рамках закона, – и Моренов рассказал большому начальнику основные моменты только что прошедшей операции и реакции на последние события местного комитетского руководства. Вопреки ожиданиям, сообщение особых восторгов не вызвало.

– Неплохо, конечно, только ничего конкретного пока нет, одни слова и договоренности.

– Так все в развитии, Леонид Николаевич! Вы-то как, санкционируете наши предложения?

– А чего санкционировать? Нарушение принципов и норм социалистической законности, как говорит Федор Федорович? Работайте пока, там видно будет…

«И не два, и не полтора! – подумал Моренов. – Попробуй, пойми высоких руководителей: о чем они думают и что у них в головах происходит?». По дороге он заехал в Охтинск, дал необходимые указания и в Москве был уже ближе к полуночи. Нестеров в отличие от своего начальника не стал на ночь глядя возвращаться домой, тем более сам за рулем – сказывались усталость и пережитое нервное напряжение. Яковлев с сотрудниками тоже решили ехать с утра. Так что, недолго помаявшись, вскладчину, общими усилиями накрыли стол и отметили, как полагается, успешный исход оперативного мероприятия. Хотя, какой исход? Начало, главное – впереди.

В полдесятого утра Сергей поставил машину у подъезда, зашел домой, сполоснулся и пешком пошел на Дзержинку, благо от Чистых прудов дворами – всего ничего. По пути вспоминал то дагестанцев, то Ольгу и красавчика Пашу, учителя английского. С первыми разбираться особенно не придется: у него в этом деле роль пассивная – наживка, а с «англичанином» надо что-то делать.

Нестеров в тот же день запустил привычный процесс – проверил субъекта по учетам, однако желаемых результатов не достиг: чист был Паша, аки голубь белокрылый. Что перед ментами, что перед чекистами. Вообще, наказать его по букве закона, так, чтобы всерьез и надолго, не получалось. Посадить подонка по сто двадцатой за развратные действия по отношению к несовершеннолетним теоритически можно, только для этого его любимой дочке придется пройти все круги ада, то бишь ментовского следствия: рассказывать дяде милиционеру все скабрезности, пошлые намеки Павла Романовича, описывать действия этого урода. А потом все на суде повторить!? Это же позор для девочки, со стыда можно сгореть! Нет, на это он никогда не согласится! Намучившись от раздумий, Сергей решил, что попросту набьет англичанину морду, с упором на причинное место, без свидетелей и чтоб понимал, за что и почему. Выстраивая план предстоящего свидания, он пришел домой, но не успел сменить обувь, как в прихожей с гордо поднятой головой появилась Оленька.

– Пап, тебя директор в школу вызывает.

– Меня? – Он искренне удивился, поскольку все школьные дела – от успеваемости до поведения – вела Люба. – Что-то случилось?

– Я Павлу Романовичу при всех пощечину закатила. У него щека вот такая, и под глазом фингал. В школе объявили, что английского завтра не будет – Пал Романыч заболел. Директриса, конечно, кричать стала, сказала, что из школы за хулиганство выгонит. В общем, она тебя завтра с утра ждет.

– За дело?

– За дело, пап. Я же твоя дочь. А что у него синяк под глазом и щеку разнесло – сам виноват, нечего было всякие гадости говорить, достал уже. Я ведь сказала, что рука тяжелая, да и копилось давно.

Нестеров, в который раз отметил, как Оленька многими чертами похожа на свою бабушку, его маму, которая легко откручивала прикипевшие пробки у любых флакончиков, бутылочек и бутылей, иногда вместе с горлышками, да и на расправу тоже была скора, это он еще с малолетства по себе знал.

– Ты не волнуйся, Оль. Я поговорю с директором. Иди, занимайся.

Директорша, Клара Ивановна, настроена была крайне агрессивно. Каких только собак ни повесила на Ольгу: и ведет себя вызывающе, и с девочками дружит меньше, чем с мальчиками, и ребята старшеклассники хороводы вокруг нее водят, и у школы ее встречают, и домой провожают. Смотрит она неправильно, улыбается неправильно, одевается неправильно, танцует не как все. Ненормальный ребенок с аморальными наклонностями. К тому же, членовредительница. Теперь из-за травмы лица, которую нанесла Ольга, учитель английского языка вынужден отказаться от ведения занятий до конца следующей недели, а может быть и дольше. После того, что произошло, вопрос может стоять только так: или Павел Романович, или Ольга Нестерова? Лично для нее никаких сомнений нет, она и школа выбирают Павла Романовича! Он высококлассный преподаватель, замечательный педагог, изумительный человек. И ученики, и учителя души в нем не чают. А ваша Ольга? Она может и в другой школе поучиться…

Поток слов иссяк, пар вышел, а Нестеров молчал, с интересом разглядывая Клару Ивановну, открывшуюся для него новыми гранями. Он уже встречался с ней раньше, когда разбирался в ее конфликте с Олегом. Наследник тогда при свидетелях в ответ на ее замечание и тройку в дневнике заявил и доказал со ссылками на корифеев исторической науки, что она плохо знает предмет, который преподавала лет пятнадцать с лишним. Год назад – это было уязвленное самолюбие специалиста, проигравшего в споре мальчишке – всезнайке. А сейчас в ней говорила обиженная судьбой, малопривлекательная женщина, завидующая черной завистью молодости, свежести, красоте. К тому же, вероятнее всего, и на Пашу у нее есть виды. Глядишь, и достанется кусочек женского счастья, особенно сейчас, когда она худосочной грудью встаёт на его защиту…

Молчание Нестерова хорошо сыграло ему на руку – Клара Ивановна почувствовала себя неуютно под пристальным взглядом этого человека. Сдвинутые брови, две вертикальные глубоки складки между ними. Кажется, он знает то, что она и представить себе не в силах.

– Сергей Владимирович, вы понимаете, о чем я говорю? – Со слабыми остатками прежнего напора, не совсем уверенно спросила директриса.

– Прекрасно понимаю, Клара Ивановна. – Сергей чуть улыбнулся уголком рта. – Мы сейчас с вами выйдем, и по дороге я объясню сложившуюся ситуацию. Здесь все достаточно непросто.

Не дав что-то сообразить растерявшейся женщине, Нестеров галантно, но достаточно жестко подхватил ее под локоток и вывел из директорского кабинета.

– Вы извините, Клара Ивановна, но прогулка по коридору – мера вынужденная. Помещение, ваш директорский кабинет, наверняка, прослушивается. Знаете, что это такое? – Она испуганно вздрогнула, механически кивнув головой. – Вот и прекрасно. Приятно иметь дело со знающими людьми. – Сергей одобряюще пожал ей запястье. – Вы же прекрасно понимаете, что Павел Романович заработал, заслужил свою пощечину – это не вспышка безумия со стороны моей дочери. Не буду от вас скрывать: Ольга пожаловалась мне на его приставания еще на прошлой неделе, и я решил поинтересоваться личностью вашего сотрудника. К счастью, у меня есть такие возможности. – Директриса сжалась и стала, кажется, меньше ростом. – По моей просьбе компетентные органы проверили вашего преподавателя английского языка, и вот что выяснилось, уважаемая Клара Ивановна. – Нестеров перешел почти на шепот. – Павел Романович – объект пристального внимания органов внутренних дел. Дело в том, что в одно из подразделений центрального аппарата МВД поступило заявление о совершении им развратных действий в отношении несовершеннолетних и принуждении к вступлению в половую связь. Среди жертв есть и девочки, и мальчики, причем дети очень влиятельных родителей. – Клара Ивановна передернула плечами, будто ей стало холодно. – Вы должны понять: какие ЭТО может иметь последствия. Не только для школы, но и для вас лично. Хотите в этой ситуации оставить у себя такого учителя? Дело ваше. Только смотрите, чтобы директора, как должностное лицо, не обвинили в соучастии и покровительстве. – Клара Ивановна опустила голову. – А нашу девочку предлагаю оставить в покое. Поверьте: мы с женой в состоянии воспитать ее в правильном понимании чести и достоинства современной женщины. Надеюсь, вы меня поняли. – Скорее утвердительно, чем вопросительно Нестеров завершил свою короткую, но взвешенно эмоциональную речь. – А сейчас извините, я тороплюсь.

Сергей Владимирович оставил директрису в середине длинного школьного коридора и сделал несколько быстрых шагов по направлению к выходу. Потом также стремительно вернулся, опять взял ее за локоть, приблизил к себе и пугающе тихо, четко и внятно произнес:

– Если хоть одно слово из нашего разговора станет известно, кому бы то ни было, особенно вашему протеже… – он прервал себя и сжал ее локоть, так, что она вскрикнула.

Как только Нестеров перешагнул порог своего кабинета, заиграл тревогу аппарат оперативной связи, и раздраженный голос Моренова приказал незамедлительно предстать пред светлые очи руководства.

– Ты где шляешься? Только не говори, что с утра был на встрече с агентом – изъезженный вариант, все равно не поверю. Лучше молчи, садись и слушай. – Владимир Андреевич закурил, выпустил дым в потолок и посмотрел на сидящего слева от него заместителя Куренкова. – Мы сейчас с Михаилом докладывали начальнику Управления материалы по делу дагестанцев. Там есть, в частности, новые моменты, о которых ты не знаешь, и Владислав Петрович дал указание: сориентировать тебя. – Моренов внимательно, оценивающе посмотрел на Сергея. – На следующий день после того как джигиты обо всем с тобой договорились, они рванули в Ковров, к прапорщику Федорчуку, которого мы установили по первому их контакту. Зафиксировать содержание разговоров не удалось, но проходившие параллельно со встречей телефонные переговоры Федорчука со своим командиром в Москве полковником Спасским записаны. Речь идет о будущей поставке крупной партии оружия, включая автоматы, пулеметы, гранатометы и противоракетные комплексы. Федорчук еще раньше получил «добро» от полковника, и разговор в этот раз шел о стоимости, количестве, а также безопасным способам доставки. В этой связи, покупка ими в Охтинске пятидесяти пистолетов Макарова с боекомплектом выглядит как первый пробный шаг на пути выстраивания постоянно действующей схемы нелегальной доставки оружия в Чечню и Дагестан.

С учетом всех обстоятельств, руководством Управления принято решение о задержании дагестанцев при совершении сделки в Охтинске с использованием сил группы «Альфа» и освещении этой операции в средствах массовой информации. Не раскрывая деталей, мы пригласили двух корреспондентов, которые будут наблюдать за всем происходящим, естественно, без риска для жизни. – Моренов первый раз за время общения улыбнулся. – Владислав Петрович просил тебе передать, чтобы соблюдал особую осторожность. По его мнению, если дагестанцы будут уверены, что с Федорчуком у них все сложится, прапорщик Нестеров больше не нужен – лишний свидетель. И зарезать они тебя могут в любой момент: и в начале, и в середине, и в конце вашей торговой операции. Мы и сделать ничего не успеем. Но лететь впереди паровоза тоже нельзя. Взять их так, чтобы не отвертелись, можно только после того, как оружие погрузят к ним в машину, а деньги перейдут к тебе. Ты не торопись, пересчитай всю сумму и только потом давай отмашку. Детали в понедельник с утра на месте проговоришь с Михал Михалычем, – Моренов кивнул на своего заместителя, – он назначен старшим на захват. А я буду в Охтинске, в горотделе, на связи со всеми: от Москвы до самых до окраин. Все понял?