Loe raamatut: «История Лаццо: Взрослая жизнь»

"Самое важное – это то, что вы делаете после того, как вы ошиблись"

Нил Гейман "Книга кладбища".

Фальконер

– Лаццо! – прокричал Тимо. – Обойди скорпиона!

Я был удивлен, что напарник решил взять силой. Однако, когда он подбежал к скорпиону поближе, то в Тимо снова загорелось желание сыграть за счет ловкости и удачи. Худощавое тело Тимо временами позволяло проворачивать ловкие фокусы. Вот только на сей раз ему почему-то не везло. Зверь каждый раз будто угадывал его мысли. Скорпион разрезал воздух клешнями, сотрясал пещеру ударами жала. Делал все, лишь бы не подпустить Тимо к себе.

– Проклятая бестия! – Тимо обнажил палаш и вновь ринулся на зверя.

Скорпион превышал десяток добрых футов. Остальные тигровые собратья в холке едва переваливали за 4-5 футов¹, а здесь существо под Карморский особняк. Размер заставлял покрываться мурашками. Чего только стояли огромные клешни зверя. И судя по тому, как он ими орудовал, скорпион точно не скрывал желания щелкнуть нас как пару упрямых орешков.

Скорпион размеренно шагал к Тимо. Зверь быстро занес жало вверх и с огромной силой обрушил его на напарника. Но мой друг далеко не мешок для битья. Тимо с легкостью отскочил в сторону и, как только зверь замешкался, то вовсе отбежал подальше от него.

Зверь пророкотал и пощелкал своими чертовыми культями у кошмарного, здорового как бездна рта. Я представлял, на что способны его хелицеры, и назвать эту фантазию хорошей, не мог.

– Пресвятой Хёнес! – Тимо прокричал так, что мои усы задрожали. – Создатель, скажи мне, как убить эту тварь?

– Твой напарник Хёнес, смуглый? – я старался кричать как можно громче. – Если нет, то давай зацепим его за клешни!

Слова достигли ушей напарника, и он ловко снял арбалет со спины. Оставалось дело за малым. Нам нужно прицелиться и выстрелить точно в клешни зверя.

– Только не промахнись, чудило! – прокричал я.

Тимо выстрелил, едва взгляд его коснулся прицельной планки. Ему повезло, или холодный разум все же помог совершить немыслимое. Болт угодил точно в клешню зверя и заставил его взвыть. Это был тот самый выстрел на добрую пригоршню монет.

Пещеру затрясло, как корабль во время шторма. Не хватало только темных туч и высоких волн. Как у пиратов сходило стрелять в подобных условиях? Я не мог не то, чтобы выстрелить, у меня не получалось и в прицел посмотреть.

Существо словно подменили. Теперь он стучал, куда глядели его пропитанные яростью глаза. И в какой-то миг он поймал ими меня.

Скорпион замер, вновь замахнулся жалом и подобно огромному молоту метнул его в меня.

Что-то невнятное и густое, будто охватило мое тело. Я знал, что мне стоило отойти или еще лучше, отскочить подобно саранче. Но дьявол меня, это оказалось невероятно сложно. Мои ноги, словно кто-то сковал льдом или чем-то похуже.

– Клыкастый! – прокричал напарник.

Оклик напарника помог мне вернуть власть над телом, и я ловко дернулся вперед к зверю. Жало скорпиона рухнуло позади меня, и теперь передо мной осталась недоумевающая морда и клешня, которую мне и следовало зацепить. Это был мой шанс.

Я прицелился и выпустил острый болт ровно в клешню зверя. Ожидать милостыни теперь от скорпиона точно нам не стоило. Зверь как по маху волшебной палочки превратился в сущий кошмар наяву. Он начал дергать клешнями из стороны в сторону, стараясь вырвать у нас из рук цепи. Он бил жалом то в Тимо, то в меня. Однако каждый раз мы оказывались быстрее.

Скорпион взревел и с еще большей яростью начал колотить своим жалом. Он рассекал воздух хелицерами, старался достать нас клешнями, но все его попытки оказались тщетны, когда мы с напарником ловко разбежались в разные стороны.

Я остановился, когда цепь уже была близка к натянутой струне лютни. Подняв арбалет, я нажал на один из двух крючков, и из приклада вылез толстый, длинный штырь. Рукодельники из Цернокрала сделали так, что проще поверить в чудо, чем сломать штырь.

Вогнав железяку в землю, я нажал на спусковой крючок. Штырь разошелся на множество винтов. Теперь у скорпиона не остались и мыслимых шансов сойти с крючка.

– Лаццо! – прокричал Тимо.

Я обернулся. Скорпион был полностью сосредоточен на напарнике. Он старался достать его кусачками, пастью и ядовитым хвостом. Надо было спешить на помощь, иначе в один миг Тимо мог распрощаться со своей удачей.

– Бегу, – я вынул из ножен клевец и приготовил сторону с молотищем.

Отчасти мне было все равно на готовность друга. Я рвался в бой, я желал окунуться в него. На меня как будто холодной водой накатил прилив адреналина. Чувство битвы, экстаз от каждой минуты участия в ней разжигали огромный кострище внутри моей души.

Достигнув зверя, я с наскока врезал молотищем по одной из лап. Скорпион взвыл и решил оставить моего напарника в покое. Дернувшись ко мне, он совершил ошибку. Он открылся для Тимо, и напарник непременно этим воспользовался. Тимо стал палашом обрабатывать другую лапу зверя.

Я отходил, наскакивал, наносил удар, и так снова и снова. Меня будто уводило в танец под покровом битвы. Я не думал о состоянии зверя, о его мыслях сейчас. Он сопротивлялся, делал это как мог, но исход сражения уже был предрешен.

Мы отсекали одну лапу за другой, пока скорпион без сил не рухнул на землю. В его распоряжении осталась только последняя "карта", и он решил ее разыграть немедленно. Задрав жало, он подобно гильотине обрушил его на меня.

Карта выпала неудачная, и его "пару солдат" я легко перекрыл "религиозниками". Увернувшись от атаки зверя, я осознал, что сейчас настал последний миг его жизни. Я не видел его глаз, не видел, что они чувствовали, но точно знал одно: в них сейчас нет ничего другого кроме боли и скорби.

Чувства, и еще раз чувства. Каждое создание, сошедшее с Сан-Пеллегрино, желало жить в любом своем проявлении – от треклятого червяка до тех же вампиров. Правда, отличие было одно: некоторые убивали, дабы выжить, а другие – себе в потеху. Скорпион был из первых, но это ничего не меняло. Он убийца, и лишить его жизни просто мера наказания.

Стоило ли говорить подобные вещи об обычном хищнике? Он пожрал караван торговцев не с целью развеселить себя, он лишь защищал свои угодья. Досадно все это, но не мне проявлять эмпатию. Нас, фальконеров, учили бороться с ней, уничтожать при первом же появлении. Это то чувство, что тянуло на дно все естество моего ордена.

– Думаю, концовку я возьму на себя, – Тимо подошел к голове зверя, которую он склонил, дабы закончить свои мучения. – Лаццо, ты не против?

Я неспешно подошел к напарнику. Он смотрел в глаза зверя и будто проникался его чувствами. Для нас, годовалых фальконеров, выжигать эмпатию столпами огня было еще чем-то сложным.

– Давай, – мой рот пересох. Сложно было найти хоть одну каплю, чтобы смыть бесовскую пустыню.

Тимо отдернул свой длинный синий мундир и вынул из ножен эсток. Тонкий и изящный клинок был просто создан для заключительного удара. Напарник залез на голову скорпиона и сделал шаг к центру. Сейчас и закончится худшее в моей жизни дело.

– Это был славный бой, – Тимо вознес руку и точным уколом поразил голову скорпиона. Зверь дернулся и следующим мигом прикрыл глаза. – Встретимся там, куда заберет нас Иаффин.

Еще несколько секунд Тимо глядел на зверя. Он будто бы не хотел поднимать взгляда. Словно на напарника напал изъедающий стыд. Я прекрасно понимал Тимо. Никто не заслуживал мучительной смерти, даже зверь во всем своем истинном воплощении, но выбора у нас не было.

– Ладно, – Тимо спрыгнул с головы зверя и спрятал покрытый слизью и кровью эсток обратно в ножны. – Пора зажечь свечу, Лаццо. – Пора, – я побил себя по спине, но не почувствовал там рюкзака. – Только принесу рюкзак. Смотай, пожалуйста, пока арбалеты. – Да, давай, – Тимо пожал плечами. – Затем погрузим конечность и домой.

Я шел к рюкзаку в полном беспамятстве. В моем сознании все еще стояла та картина и тот взгляд, с которым зверь смотрел на нас. Да, мне определенно было жаль бедное животное. Я чувствовал утешение лишь в том, что фальконеры не больше, чем просто хищники. Поток мрачных мыслей уносил меня, и я не понял, как оказался уже перед зверем с подсумком, набитым свечами.

Без лишних слов я поставил свечку и сел на колени. Тимо как раз закончил сматывать “удочки” и направился ко мне. Дождавшись напарника, я взял щепотку белого пороха и приготовился.

– Начинай, – в голосе Тимо звучали ноты мрака.

Я поднес руку к свече и посыпал на нее порох, словно соль в суп. В воздухе появились мелкие огоньки, и когда они упали на фитиль, то пещеру озарил легкий огонек одинокой свечки.

Это была стандартная традиция очищения фальконеров. По этикету нам требовалось провожать убитого зверя в Сан-Пеллегрино. Белая свеча горела не больше минуты, и все, что нужно делать в этот момент – молчать. Со стороны ритуал выглядел странно, несведующий апулитанин² решил бы, что мы демонопоклоники. Будто это мы бродим в змеиных масках и готовим к трапезе наших жертв, дабы утешить голод страшного демона Янузая³.

Когда огонь свечи погас, в нос ударил легкий запах серы. Битва закончилась, и теперь нам следовало возвращаться в бюро. Ближайшее было в городе индустрии под названием Норр.

Мы погрузили часть срубленной лапы на повозку в доказательство нашей победы и отправились в путь. Он должен был занять у нас менее восьми часов.

На дворе королевства прерий и равнин стояла глубокая и темная ночь. И это самое приятное, что за сегодня произошло со мной. Чем темнее Вал-Да-Арр, тем он больше походил на распустившуюся розу. Сейчас мне открылся вид на сверкающие в небе звезды, на сияние голубой луны, что текло по небосводу, будто художник провел широкой кистью. И это было лишь частью прекрасной картины. Произведение искусства довершали несколько плеяд⁴ и еще четыре ночных светила. Авангардом среди них была луна. За ней шел небольшой темный карлик, названный в честь бога сна – Марша, третий походил на луну только с голубоватым оттенком – его прозвали Ходар дабы утешить знамя верного слуги Хёнеса. Довершал парад яркий зеленый мелкий брат того карлика больше похожий на кусок изумруда. Это была звезда Анаис.

Небо, космос, существа, мы, раса, чувства и все дальше и глубже уносили меня мысли по рекам сознаниям. В какой-то миг я подумал о том скорпионе и то, что мы сделали. Мы ехали на повозке, запряженной тремя лошадьми, через прерии и ночную гладь, а я все еще стоял там, в той пещере, в тот момент, когда мы с напарником закрыли глаза зверя навечно.

Что происходило в других уголках апулита без фальконеров? Кто убивал зверей? Как народ передвигался через леса, болота и горы? Я посмотрел на Тимо. Он хоть и был уроженцем Альвинштраса, но знал о ней лишь то, что писалось в книгах. Его отец перевез его с теплого юга через моря в холодный и мрачный Соммрикет. Смуглая кожа напарника временами удивляла местный народ, как собственно удивлял их и я.

– Тимо, – я решил прервать долгую тишину вместе со своими мрачными думками. Мой напарник уже на полшага находился во снах и вздрогнул, когда я позвал его.

– Ты специально ждал момента, когда я усну? – зазевался Тимо и почесал свой короткий ежик на голове. – Что у тебя, пушистый?

– Мне кажется, сегодня мы убили обычного хищника, – я покачал головой. – Я понимаю, вампир тоже отчасти хищник. Но скорпион же бездумный зверь, живущий на инстинктах.

– Как оборотень, – спокойно произнес напарник. – Бездумный, как оборотень.

– Да, только более безобидный.

– Все безобидные съедают торговые караваны?

– И правда, – я перевел взгляд с напарника на дорогу. – И правда.

– Он просто хищник. Ты – саблезубая кошка и должен понимать это как никто другой.

– Мои предки перестали убивать все подряд еще до того, как на небе взошло линзовидное солнце. А это, на секунду, было 1805 лет назад.

– Ты хочешь сказать, что вы, из саблезубых кошек, превратились в разумных кошек с все еще огромными клыками за 1805 лет.

– Конечно, Тимо, – усмехнулся я. – Эволюция – это очень быстрый процесс.

– Серьезно? – удивился Тимо.

– Если бы я не прогуливал уроки, – не сдерживая улыбки, ответил я, – то знал бы, что нам, эвинадонам, понадобилось около десяти тысяч лет, только чтобы приобрести полноценный разум и уже потом научиться говорить.

– То есть, когда вы еще убивали, вы говорили?

– Дикое племя, – я пожал плечами, – потом пришла пора приучаться к новому порядку, научиться разводить скот, торговать, заниматься земледелием и начинать общаться с другими регионами нашей планеты.

– Все, что ты сейчас сказал, началось с восхода линзовидного солнца?

– Да, для нас это было знаком, чтобы поменять взгляды на жизнь. И к слову, я тебе рассказывал историю своего племени не раз.

– Память девичья, – пожал плечами Тимо.

Если ночь в Вал-Да-Арре – нечто похожее на божественное произведение искусства, то день здесь – поистине дьявольское творение. Нам повезло не попасть в самое пекло и добраться к стенам Норра еще до обеда, когда только белое солнце надумало выйти с востока, а линзовидное показать свой яркий обод с западной части севера.

Норр – индустриальное сердце Соммрикета. Здесь производили буквально все, от обычной кожи на дубильном станке до огромных железных паровозов. Жить здесь было крайне сложно. Всюду дым, сажа от угля и много грязи. Конечно, не во всех районах так, были и чистые – как, например, Рикмер, где жилье приобрести по карману далеко не всем гражданам Соммрикета, и Фальконерия, где находился собор моего ордена, и прочие заведения, связанные с работой и обучением.

Мы обернули кусок лапища скорпиона в ткань у входа. Огромную тряпку раздавали фальконерам в конюшнях, чтобы они не заливали город кровью и другими отходами существ, да эстетикой отрубленного не пугали добрый народ.

Фальконерия находилась в самом конце города, а ближайших к нему ворот не было. Так что добычу каждый раз приходилось нести через весь славный городок. В кэбы с таким добром не пускали, да и на повозке проезжать нельзя. Но в этом я видел свои плюсы. В глаза ударялись красоты западной части города. Я каждый раз наслаждался редким мигом, проведенным здесь. Сначала мы с Тимо прошли через мостик над небольшим и искусственным озером, где плескались рыбы и кряквы. После него мы спустились по длинной и широкой лестнице к подножью яблочного сада. Сейчас деревья выглядели вялыми и только расцветали. Но уже через месяц, два весь город должен был покрыться розовыми листьями. За садом нас ждала длинная аллея, по бокам усеянная цветами и вечнозелеными деревьями. И по всей этой красоте я в руках нес кусок окровавленного мяса. Я чувствовал, как лапы под мешком мокли и становились склизкими. Лучшей романтики не придумал бы и поэт Кармора.

В конце нашего пути нас наконец-то встретила Фальконерия. Каждый дюйм района был пропитан ностальгией и до боли знакомыми видами.

Сегодняшнее путешествие по памяти я решил начать со школы. Заметить ее торчащий бордовый фасад за парочкой зданий было не сложно. Я помнил в ней все, от каждого закоулка до запаха вечного ремонта. Почти половину жизни я торчал там, чтобы стать тем, кем я являюсь сейчас.

Каждый раз, когда проходил мимо школы, отчасти желал вернуть все то, что там произошло со мной. Я снова хотел пережить каждый миг, каждую секунду. Хотел вновь познакомиться с кронами, познать их быт. Хотел узнать другие расы, их обычаи. Желал впервые побывать на празднике Поэзии в Карморе и посидеть в их лучших ресторанах, слушая бархатный свинг Эни ЛиСан или Сиены де Райс.

– Помнишь Тайлу? – спросил я у напарника. – А, лысый?

– Самое худшее, что было в моей жизни, – Тимо выдыхал из себя воздух, будто бы хотел улететь как фестивальный огонек. – Ты же мне все уши прожужжал ей. Я был готов слушать нудные лекции по медицине, лишь бы не слушать о ней. Хорошо, что она бросила тебя и уплыла, дьявол знает куда.

– Она умерла, друг, – я видел, как лицо Тимо застыло в смятении, а по его горлу прошел тяжелый комок.

– А?

– Шутка.

– Идиот, – усмехнулся Тимо. – Тащи молча этот кусок мяса.

Добычу следовало всегда нести в бюро. Оно находилось в конце района, впритык с городской стеной. До нее нам оставалось всего пару фарлонгов,⁵ и мы их преодолели без лишних разговоров, в полной тишине.

Бюро выглядело мрачнее, чем все здания в этом городке. Помню, как когда-то каменное сооружение пугало меня до дрожи. Узорчатые решетки на окнах будоражили мою фантазию и внушали, будто бы там жил некий страшный зверь, а рыцари, что стояли перед дверьми, охраняли место от посторонних глаз. Я даже давал клятву себе: никогда не переступать порога бюро. Правда, сдержать ее не удалось. Сейчас это то место, которое оплачивало мой хлеб.

Едва я переступил порог бюро, как до моих ушей дошло приятное щебетание Сиены де Райс. Девушка очаровывающим голосом разрывала приемник Варшевского фирменным свинг-стилем. Уроженка Велоды часто давала концерты в ресторанах Кармора, а также не упускала возможности отправить свои записи на все станции Соммрикета. Безусловно, отзвуки прекрасного отлично дополняли уют бюро, но и с выключенным приемником ему было, что показать. Оттенки светлого дуба в свете солнца выглядели еще ярче и наполняли комнату неописуемой красотой. На стенах висели безжизненные фонари и ждали, когда насупится ночь, дабы не дать темноте поглотить комнатушку.

Я сделал шаг ближе к прилавку и попытался разглядеть, кто сейчас на смене. Тот, кто там сидел, ловко спрятал голову и даже не отреагировал на входные колокольчики.

– Посмотрите, кто это у нас, – резко вскочил из-за прилавка тучный мужчина. Это был Эрен Венявский и, глядя на него, я предчувствовал сотни странных шуток и тысячи нелепого сарказма, который он часто выдавал за тонкую иронию.

– Венявский, – Тимо раскинул руки, будто готовился обнять его прямо через огромный стол-прилавок. – А вы как думаете?

Эрен встал. Нахмурился. Положил руки на стол и пробежался по мне и Тимо взглядом, а следом рассмеялся и пожал нам обоим руки.

– Смотрю, дело прошло удачно, – с воодушевлением сказал Эрен. Он будто бы готовился читать стихи на празднике Поэзии или уйти в пляс с триванскими девицами. – С добычей вернулись хищники! Прямо как истинные эвинадоны! А пушистый?

За свою жизнь я, наверное, слово "пушистый" слышал больше даже, чем родное имя. Сначала меня это раздражало, но именно Венявский дал мне совет воспринимать все подобное как комплимент от тех, кто никогда не станет похож на меня.

– Да! – я поставил кусок плоти скорпиона на стол и отдернул ткань. Вонь мгновенно поразила все вокруг. – На ужин вам принесли, месье.

– А ты все шутишь на своем? – Эрен зажал свой огромный нос. – На странном.

– Уберите закуску сначала, пожалуйста, со стола, – Тимо тоже не побрезговал закрыть нос пальцами. От этого его голос стал похож на журчание кряквы. – А потом уже обменяемся любезностями. Пожалуйста, месье.

– Птенчики! – Эрен накрыл тканью плоть, а затем громко свистнул. Буквально спустя пару секунд из двери позади Венявского вышел его старый друг Уберт. Это был огромный камень семь футов роста. Бритый со всех сторон мужчина выглядел грозно и если бы я его увидел впервые, то решил, что он хочет меня обокрасть.

– Да, Эрен! – голос Уберта я бы узнал из тысячи. Он звучал как раскат грома в пик дождей, а его лицо будто бы видело несколько тысяч кровопролитных и страшных войн. Но когда старина Уберт увидел меня и Тимо, то сразу же изменился. Он подошел к нам поближе и протянул руку. – Тимо! Лаццо! Как жизнь?

– Нешкольные времена, – я протянул лапу старине Уберту. – В школе все было по-другому. А у вас как дела, месье Уберт?

– Жена второго родила! – радостно ответил Уб. – Это великолепно. Назвал я его, кстати, Тимо! – Уберт повернулся к моему напарнику и чуть ли не приготовился его расцеловать. Уберта можно понять. Тимо был другом их семьи. И сколько себя помню, всегда помогал старине.

– Дружище! – с улыбкой сказал Тимо. – Заходи сегодня в паб “Норр”! Давай отпразднуем. Завтра мы снова уйдем на контракт.

– Идет! – громко сказал Уберт.

Эрен сделал приемник тише. Песня Сиены закончилась, и сейчас настала очередь ведущего что-то болтать. Он говорил о девушке и о своей станции недалеко от Акриля.

– Ты когда заканчиваешь? – я отвлекся от собственных мыслей и посмотрел на Уберта.

– Где-то, – Уберт перевел взгляд на Эрена. – Где-то, через час ребята, – Эрен улыбнулся и похлопал несколько раз по лавке-столу. – А теперь все за работу. Вы за свою фальконерскую, а вы, мистер, за свою.

За час перед встречей, мы с Тимо успели разве что помыться. Для меня было удовольствием забраться в ванную, включить приемник и насладиться еще одной чудесной песней Сиены.