Tsitaadid raamatust «Стеклянная карта»
Ты прочла много книг, София, но кое-чего не узнаешь, пока сама не увидишь.
Мы не можем все удержать в голове. Скажу тебе даже больше: человеческая память схватывает на удивление мало подробностей. Однако, когда начинаешь совмещать воспоминания разных людей об одном и том же предмете, мозаика складывается и оживает.
— Ты же всегда надеялась на лучшее, милая...
— Я знаю, — пробормотала она. — Все это глупости.
Шадрак обнял её ещё крепче.
— И никакие это не глупости, — выговорил он негромко, но с нажимом. — Не отказываться от надежды, желать того, что многим кажется невозможным, — я назвал бы подобное мужеством, а не глупостью. Такого человека непросто согнуть, София, и ты как раз из той породы.
Память — хитрая штука, дорогая моя, — сказал он. — Она не просто вызывает картины прошлого, она их создаёт. Если наша поездка запомнилась тебе как несколько коротких минут, она и будет такой. А если ты сделаешь её иной, она иной и останется.
Человек, лишенный героической души, не может быть ученым.
Стоит кому-то о себе рассказать, и ты словно самого себя на блюдечке преподносишь. А ложь оставляет тебе свободу действий. Никто о тебе полного представления не имеет.
— Но мне всегда казалось... хотя я, конечно, в каком-то смысле здесь новенькая... что жители Нового Запада бостонцы, по крайней мере, были очень... неравнодушны, — осторожно выразилась она, — к иным эпохам. А потому и к чужестранцам относятся не враждебно, а скорее с любопытством...
