Скромница для злодея

– Это как-то мрачновато.

– Вздор, – отрезала мать. – Герцоги не коллекционируют женщин. – Она осеклась. – Минуточку. После сегодняшнего вечера?

Фелисити притихла.

– Артур? – обратилась мать к сыну. – Как вообще прошел вечер?

Фелисити повернулась к матери спиной и бросила на брата умоляющий взгляд широко распахнутых глаз. Она просто не выдержит, если он начнет рассказывать матери о катастрофических событиях этого вечера. Ей срочно необходимо уснуть. Желательно, выпив опиумной настойки.

– Без происшествий, правда, Артур?

– Какая жалость, – бросила маркиза. – И ни единой дополнительной поклевки?

– Дополнительной? – повторила за ней Фелисити. – Артур, ты что, тоже ищешь мужа?

Артур кашлянул.

– Нет.

Фелисити вскинула брови.

– Кому ты отвечаешь «нет»?

– Маме.

– О, – со своей верхней ступеньки сказала маркиза. – А Бингхемптон? Или немец?

Фелисити моргнула.

– Немец. Герр Гомригхаузен. Говорят, у него есть замок! – воскликнула маркиза и снова мучительно закашлялась.

Фелисити не обращала внимания на мать, полностью сосредоточившись на брате. Тот изо всех сил старался избегать ее взгляда, но в конце концов с раздражением ответил:

– Да.

Это слово словно усилило голос, уже некоторое время шептавший что-то рядом с сознанием Фелисити.

– Они богатые. – Она взглянула на мать. – Мистер Бингхемптон, герр Гомригхаузен, герцог Марвик. – Она повернулась к Артуру. – Ни один из них мне не подходит. Но все они богаты.

– Право же, Фелисити! Леди не говорят о финансовом положении претендентов на их руку! – вскричала маркиза. Таксы залаяли и запрыгали вокруг нее, как маленькие толстые херувимчики.

– Да только они на мою руку не претендуют, верно? – уточнила Фелисити, вспыхнув и обратив обвиняющий взгляд на брата. – А если и претендовали… сегодня я все испортила.

Услышав это, маркиза ахнула.

– Что ты наделала на этот раз?

Фелисити не обратила внимания на тон матери, предполагавший, что она наверняка сотворила что-нибудь ужасное, вынудившее всех подходящих кавалеров бежать от нее подальше. Тот факт, что она и в самом деле сотворила именно это, мало что значил. Значение имело другое – семья определенно что-то от нее скрывает.

– Артур?

Артур обернулся, посмотрел на мать, и Фелисити тотчас же увидела в его взгляде раздраженную мольбу, знакомую ей с самого детства, словно она схватила с тарелки последний кусочек вишневого пирожного или просится пойти на пруд с братом и его друзьями. Девушка тоже взглянула на мать, следившую за ними с высоты, и на мгновенье вспомнила обо всех тех случаях, когда они стояли на точно таких же позициях – дети внизу, а кто-то из родителей сверху, собираясь, как Соломон, решить очередную пустяковую проблему.

Да только сегодня проблема пустяковой не была.

Если выражение беспомощности на лице матери хоть что-то значило, проблема была куда больше, чем Фелисити могла вообразить.

– Что случилось? – спросила она и перешла с места на место – так, чтобы оказаться прямо перед братом. – Совершенно очевидно, что я оказалась в центре случившегося, поэтому хотелось бы знать, что же произошло.

– Я могла бы задать тот же вопрос, – провозгласила мать со своего возвышения.

Фелисити ответила маркизе, не глядя на нее.

– Я сообщила всему Лондону, что выхожу замуж за герцога Марвика.

– Что?!

Собаки снова громко залаяли, а на их хозяйку напал очередной приступ кашля. Но Фелисити по-прежнему не отводила взгляда от брата.

– Знаю. Это ужасно. Я навлекла на нас большие неприятности. Но не одна я… правда? – Артур виновато посмотрел ей в глаза, и она повторила: – Правда?

Он набрал в легкие побольше воздуха, затем длинно выдохнул. На его лице появилось выражение досады.

– Правда.

– Что-то произошло.

Он кивнул.

– Что-то, связанное с деньгами.

Еще кивок.

– Фелисити, мы не говорим с мужчинами о деньгах, – укорила дочь маркиза.

– В таком случае, матушка, тебе лучше уйти, потому что этот разговор должен состояться. – Артур посмотрел сестре в глаза. – Что-то, связанное с деньгами.

Он перевел взгляд в дальний конец коридора, туда, где из темноты тянулась узкая лестница, ведущая в комнаты прислуги. Сейчас слуги мирно спали, знать не зная, что их судьба висит на волоске. В точности, как не знала об этом и Фелисити – до той самой секунды, когда ее брат, которого она любила всем сердцем, кивнул в последний раз и произнес:

– У нас их нет.

Она моргнула. Это прозвучало ожидаемо, но все равно потрясло.

– Что это значит? – Девушку охватило раздражение.

Артур отвернулся, пригладил растопыренной пятерней волосы, затем снова повернулся к ней и развел руками.

– А на что это похоже? Денег нет.

Фелисити отошла от лестницы, помотала головой.

– Как такое возможно? Ты же Мидас!

Он засмеялся весьма безрадостным смехом.

– Больше нет.

– Артур не виноват, – произнесла с лестничной площадки маркиза Бамбл. – Он не знал, что это недобросовестная сделка. Думал, остальным участникам можно доверять.

Фелисити тряхнула головой.

– Недобросовестная сделка?

– Не было никакой недобросовестной сделки, – негромко сказал он. – Никто меня не обманывал. Я просто… – Она шагнула к брату, потянулась к нему, желая утешить. Он добавил: – Я даже не предполагал, что могу их потерять.

Фелисити взяла его руки в свои.

– Все будет хорошо, – спокойно проговорила она. – Значит, ты потерял часть денег.

– Все деньги. – Он посмотрел на их переплетенные пальцы. – Господи, Фелисити! Прю ничего не знает.

Фелисити не думала, будто ее невестка станет хоть немного переживать из-за того, что Артур неудачно вложил деньги. Она улыбнулась брату.

– Артур, ты же наследник маркизата. Отец поддержит тебя, пока ты восстанавливаешь бизнес и репутацию. Ведь есть земли. Дома. Все исправится.

Артур покачал головой.

– Нет, Фелисити. Отец вложил деньги вместе со мной. Все пропало. Все, что не входит в майорат.

Фелисити моргнула, затем повернулась к матери, стоявшей, прижав руку к груди. Та кивнула.

– Все.

– Когда?

– Это не важно.

Она резко повернулась к брату.

– А мне кажется, что очень важно. Когда?

Он сглотнул.

– Восемнадцать месяцев назад.

У Фелисити отвисла челюсть. Восемнадцать месяцев! Они лгали ей полтора года. Изо всех сил пытались выдать замуж за кучу отнюдь не идеальных мужчин, потом отправили на нелепый загородный прием, связав ее судьбу с судьбой еще четырех женщин, пытавшихся покорить герцога Хейвена, чтобы он сделал одну из них своей второй женой. Разумеется, следовало бы все понять еще тогда, в ту же минуту, когда мать, которую всегда волновали приличия, ее собаки и ее дети (именно в таком порядке), предложила, чтобы Фелисити посостязалась за руку герцога.

Следовало понять, когда отец это допустил.

Когда это позволил брат.

Она взглянула на него.

– Герцог был богатым.

Он моргнул.

– Который из них?

– Оба. Тот, прошлогодний. И сегодняшний.

Он кивнул.

– И все остальные тоже.

– Достаточно богаты.

В ушах шумела кровь.

– Я должна была выйти за одного из них.

Он кивнул.

– И этот брак пополнил бы наши сундуки.

– Задумано было именно так.

Они использовали ее полтора года. Строили планы, не сообщая о них ей. Полтора года. Она была пешкой в их игре. Фелисити потрясла головой.

– Как ты мог не сказать мне, что цель – мое замужество любой ценой?

– Потому что это не так. Я бы не выдал тебя за кого попало…

Она услышала неуверенность в последних словах.

– Однако?

Артур вздохнул и махнул рукой.

– Однако.

Она услышала то, что он не произнес: «Нам необходим этот брак».

Денег нет.

– А как же слуги?

Он покачал головой.

– Мы сократили число прислуги везде, кроме этого дома.

Фелисити покачала головой и повернулась к матери.

– Все эти отговорки – миллион причин, почему мы не переезжаем за город.

– Мы не хотели тебя волновать, – ответила мать. – Ты уже была такой…

«Жалкой. Конченой. Забытой».

Фелисити опять покачала головой.

– А арендаторы?

Работящие люди, трудившиеся на земле в деревне. Полагавшиеся на титул, который их обеспечит и защитит.

– У них осталось то, что они производят, – отозвался Артур. – Они используют свой скот. Сами чинят свои дома.

Теперь их защищает не титул, к которому привязана земля.

Денег нет. Нет ничего, что поможет сберечь землю для будущих поколений – для детей арендаторов. Для юного сына Артура и того, второго, которого они ждут. Для ее собственного будущего, если она так и не выйдет замуж.

«Мы не можем себе позволить еще один скандал».

Слова Артура снова непрошено возникли у нее в голове. Теперь до нее доходил их истинный смысл.

На дворе девятнадцатый век, и наличие титула не гарантирует высокий доход и привычный ей образ жизни, как когда-то; по всему Лондону встречаются обнищавшие аристократы, и вскоре их ряды пополнит семейство Фэрклот.

Вины Фелисити в этом нет, но почему-то ей кажется, что виновата именно она.

– А теперь они меня не возьмут.

Артур стыдливо отвел взгляд.

– Нет, не возьмут.

– Потому что я солгала.

– Что в тебя вселилось? Зачем ты произнесла такую вопиющую ложь? – воскликнула ее мать, задыхаясь от паники.

– Полагаю, то же самое, что вселилось в вас обоих, то, что заставило скрывать от меня такую вопиющую тайну, – отрезала Фелисити, чувствуя, как ее охватывают беспомощность и раздражение. – Отчаяние.

Гнев. Одиночество. Желание подправить будущее, чтобы не думать о том, что произойдет дальше.

Ее близнец посмотрел ей в глаза чистым и искренним взглядом.

– Это была ошибка.

Она вздернула подбородок, чувствуя, как внутри бушуют ярость и ужас.

– С моей стороны тоже.

– Мне следовало сказать тебе.

– Нам обоим многое следовало сделать.

– Я думал, что смогу уберечь тебя… – начал Артур, но Фелисити вскинула руку, останавливая поток слов.

– Ты думал, что сможешь уберечь себя. Думал, сможешь избавить себя от необходимости рассказать правду о реальном положении дел жене, которую вроде бы должен любить и лелеять. Думал, что сможешь избавить себя от стыда и позора.

– Не только стыда. От волнений тоже. Я ее муж. Я должен заботиться о ней. Обо всех них.

О жене. О ребенке. И об еще одном – том, который на подходе.

Фелисити почувствовала, как ее охватывает печаль. И сочувствие с примесью разочарования и страха. И чувство вины за столь опрометчивое собственное поведение, за слишком громкие разговоры, за огромное количество ошибок.

В наступившей тишине послышался голос Артура:

– Я не должен был тебя использовать.

– Верно, – ответила она, слишком злясь, чтобы позволить ему соскользнуть с крючка. – Не должен был.

Он снова безрадостно рассмеялся.

– Полагаю, я заслужил то, что меня ждет. В конце концов ты не выйдешь за богатого герцога. Да и вообще за кого-нибудь богатого. И не вздумай снижать планку своих ожиданий.

Да только теперь, после того как Фелисити так ужасно солгала, она разрушила все шансы на хоть какие-нибудь ожидания. И, для полного «счастья», погубила все шансы на обеспеченное будущее семьи.

Теперь ее не возьмет замуж никто – она не просто запятнана прошлым своим поведением, но еще и наврала. Публично. О том, что выходит замуж за герцога.

Ни один мужчина в здравом уме не сочтет подобное оскорбление достойным прощения.

Прощайте, ожидания.

– Ожидания не будут стоить ничего, если у нас не останется крыши над головой. – Маркиза вздохнула, словно стоя на своей лестничной площадке, могла прочесть мысли Фелисити. – Святые небеса, Фелисити, что в тебя вселилось?

– Это не имеет значения, матушка, – вмешался Артур прежде, чем Фелисити успела открыть рот.

Артур – всегда ее защищавший. Всегда пытавшийся защитить всех, болван эдакий!

– Ты прав. – Маркиза вздохнула. – Полагаю, он уже успел полностью развеять иллюзии общества на этот счет, так что мы вернулись на наше законное место в скандале.

– Скорее всего, – сказала Фелисити. У нее внутри, сбивая ее с толку, бушевали чувство вины, ярость и досада. В конце концов, она женщина, а значит, в подобных случаях должна иметь одну-единственную цель… выйти замуж за деньги и вернуть семье честь и богатство.

Да только после сегодняшнего вечера на ней никто не женится.

Во всяком случае, никто в здравом уме.

Артур почувствовал, насколько ей неприятен этот поворот в разговоре. Он положил руки сестре на плечи, наклонился и по-братски чмокнул ее в лоб.

– У нас все будет хорошо, – решительно произнес он. – Я найду другой способ все вернуть.

Она кивнула, стараясь не расплакаться.

Понимая, что прошло уже полтора года, а единственное решение, найденное Артуром, – выдать ее замуж.

– Иди домой, к жене.

Он сглотнул, услышав напоминание о своей привлекательной, любящей жене, ничего не знающей о беде, в которой они оказались. Счастливая Прюденс.

Снова обретя дар речи, Артур прошептал:

– Она ничего не должна знать.

Страх в его голосе был почти осязаем. Ужасно.

В какую же неразбериху они попали!

Фелисити кивнула.

– Это наш секрет.

Когда дверь за ним закрылась, Фелисити подобрала юбки – юбки на платье прошлого сезона. Его слегка перешили, чтобы оно соответствовало нынешней моде, вместо того чтобы просто выкинуть и сшить что-нибудь новое. Как же она ничего не понимала?

Девушка поднималась вверх по лестнице, а собаки метались перед ней взад-вперед.

Добравшись до площадки, она посмотрела на мать.

– Твои псы пытаются меня убить.

Маркиза кивнула, позволяя сменить тему.

– Вполне возможно. Они очень умные.

Фелисити вымученно улыбнулась.

– Твои лучшие дети.

– Доставляют меньше неприятностей, чем остальные, – ответила мать, наклоняясь и подхватывая на руки одного длинного мохнатого пса. – И что герцог, очень красив?

– Я в толпе толком его не разглядела, но вроде бы да.

Внезапно Фелисити поймала себя на мыслях о другом мужчине. Том, из темноты. Том, которого только хотела рассмотреть. Он заворожил ее, как отблеск пламени, который она видела, не имея представления о целом костре.

Но если этот вечер чему-то ее и научил, так это тому, что волшебство нереально, оно – лишь иллюзия. Реальными бывают только неприятности.

– Все, чего мы хотели, это достойная партия. – Голос матери врезался в ее размышления.

Губы Фелисити искривились.

– Знаю.

– Это что, действительно так плохо?

«Ты от нас не уходила. Мы тебя выгнали».

«Конченая Фелисити. Забытая Фелисити. Жалкая Фелисити».

«Ты опоздала с герцогом; я его уже заполучила».

Фелисити кивнула.

– Даже хуже.

Она по темным коридорам добралась до своей спальни. Вошла в тускло освещенную комнату, бросила перчатки и ридикюль на маленький столик возле двери, закрыла ее и прислонилась к ней спиной, наконец-то выдохнув – ей казалось, что она задерживала дыхание все время, начиная с той минуты, когда много часов назад одевалась для бала у Марвика.

В темноте Фелисити подошла к кровати и упала на матрас. Долго смотрела на балдахин над головой, мысленно заново проигрывая все ужасные события вечера.

– Какая катастрофа.

Какое-то время она представляла себе, что бы делала, будь она не самой собой – слишком высокой, слишком обыкновенной, слишком старой и прямолинейной – настоящей тихоней у стеночки, не имеющей ни малейшей надежды заполучить завидного холостяка. Она вообразила себе, как украдкой выбирается из дома и возвращается на место своего преступления.

Добывает состояние для своей семьи и целый мир для себя.

Желает больше, чем может получить.

Не будь Фелисити собой, она могла бы это сделать. Могла бы отыскать герцога и очаровать его. Могла бы поставить его на колени. Будь она красивой, остроумной и блистающей. Будь она не на краю мира, а в самом его центре. Будь она в комнате, а не подглядывая в замочную скважину.

Если бы она умела разжигать страсть – такую, которая, как она видела, поглощает мужчину, как магия. Как огонь. Как пламя.

Желудок перевернулся от этой мысли, от фантазии, пришедшей следом. От наслаждения – того, чего она никогда не позволяла себе воображать. Герцог, отчаянно мечтающий о ней.

Партия века.

– Если бы только я была пламенем, – сказала она, обращаясь к балдахину над головой. – Это бы все решило.

Но это невозможно. И она вообразила другое пламя, проносящееся по Мейфэру, испепеляющее ее будущее.

Будущее ее семьи.

Она представила себе прозвища.

«Врушка Фелисити».

«Лживая Фелисити».

– Да ради бога, Фелисити! – прошептала она.

И долго лежала, охваченная стыдом и паникой, обдумывая свое будущее, пока воздух вокруг не потяжелел. Она подумала, не заснуть ли прямо в платье, вместо того чтобы позвать горничную и попросить помочь его снять. Но платье было тяжелым и сдавливающим, а из-за корсета она толком не могла дышать.

Застонав, Фелисити села, зажгла свечу на прикроватном столике и потянулась к шнуру, чтобы позвонить горничной.

Но прежде, чем успела до него дотронуться, из темноты послышался голос:

– Вам не следует говорить неправду, Фелисити Фэрклот.

Глава пятая

Услышав это, Фелисити с негромким вскриком вскочила с кровати и резко повернулась, вглядываясь в дальний конец комнаты, укутанный тьмой. Там все выглядело как обычно.

Высоко подняв свечу, она всмотрелась в углы, и в конце концов свет коснулся пары безупречно начищенных сапог, в которые были обуты вытянутые, скрещенные в лодыжках ноги. В носок одного сапога упирался сверкающий серебряный наконечник трости.

Это он.

Здесь. В ее спальне. Как будто это совершенно нормально.

Этим вечером вообще не было ничего нормального.

Сердце ее заколотилось сильнее, чем тогда, на балу. Фелисити попятилась к двери.

– Полагаю, вы ошиблись домом, сэр.

Сапоги не шелохнулись.

– Я попал туда, куда нужно.

Она моргнула.

– В таком случае, вы определенно ошиблись комнатой.

– И комната та, которая нужна.

– Это моя спальня!

– Не мог же я посреди ночи постучаться в дверь и попросить разрешения с вами поговорить, верно? Соседи пришли бы в ужас, и куда бы это вас привело?

Она удержалась и не сказала, что утром соседи в любом случае придут в ужас, ведь к этому времени весь Лондон будет знать, что она наврала.

Он как будто услышал эту мысль.

– А зачем вы солгали?

Девушка проигнорировала вопрос.

– Я не разговариваю с незнакомцами в моей спальне.

– Но мы уже не незнакомцы, милая. – Серебряный наконечник постукивал по кончику сапога в медленном, ровном ритме.

Ее губы дернулись.

– Я не трачу время на людей, которые не думают о последствиях.

Хотя он оставался в темноте, ей показалось, что она услышала в его голосе улыбку.

– И сегодня вечером вы это продемонстрировали, верно, Фелисити Фэрклот?

– Я не единственная, кто сегодня лгал. – Она прищурилась, вглядываясь в темноту. – Вы знали, кто я такая.

– Вы единственная, чья ложь достаточно велика, чтобы уничтожить этот дом.

Фелисити нахмурилась.

– Вы победили, сэр. Какова ваша цель? Нагнать на меня страх?

– Нет. Я не хочу вас пугать. – Голос мужчины был таким же тяжелым, как тьма, которая его окутывала. Низкий, тихий, но при этом отчетливее, чем пистолетный выстрел.

Сердце Фелисити колотилось все сильнее.

– А я думаю, именно это вы и хотите сделать. – Серебряный наконечник снова стукнул, и она раздраженно посмотрела на него. – А еще я думаю, что вам следует уйти прежде, чем я решу, что вместо страха мне следует испытывать гнев.

Пауза. Тук-тук.

А затем он шевельнулся, подавшись к кругу света, и она разглядела длинные ноги и высокую черную шляпу на одном бедре. Перчаток на руках не было, в пламени свечи блеснули три серебряных кольца – на большом, указательном и безымянном пальцах правой руки. Черное пальто безупречно обтягивало его плечи. Круг света остановился на подбородке, остром и чисто выбритом. Фелисити подняла свечу еще выше и увидела его.

Она резко втянула в себя воздух, не к месту вспомнив, как чуть раньше сочла красивым герцога Марвика. Больше она так не думала.

Потому что, конечно же, на свете не могло быть мужчины красивее этого. Он выглядел в точности так, как звучал его голос. Как низкий, звучный рокот. Как соблазн. Как грех.

Одна сторона его лица оставалась в тени, но та сторона, которую она видела – о, та была великолепна! Длинное, худощавое лицо, все состоящее из острых углов и затененных впадин, темные, раскинутые, как крылья, брови, полные губы, умные блестящие глаза (Фелисити могла поспорить на что угодно, что своими знаниями он никогда ни с кем не делился) и нос, посрамивший бы любого короля – безупречно прямой, словно созданный при помощи острого, уверенного клинка.

Волосы темные, коротко постриженные – настолько коротко, что угадывалась форма его головы.

– Ваша голова безупречна.

Он самодовольно усмехнулся.

– Я всегда так думал.

Фелисити опустила свечу, отправив его обратно в темноту.

– Я имею в виду – безупречной формы. Как вам удается подстригать волосы так близко к коже?

Он поколебался прежде, чем ответить.

– Это делает женщина, которой я доверяю.

При этом неожиданном ответе ее брови взлетели вверх.

– Она знает, что вы тут?

– Нет, не знает.

– Ну, поскольку она регулярно подносит лезвие к вашей голове, вам лучше уйти прежде, чем вы ее расстроите.

Послышался негромкий рокот, и у нее перехватило дыхание. Это что, смех?

– Я не уйду, пока вы не скажете мне, почему солгали.

Фелисити покачала головой.

– Как я уже сказала, сэр, в мои привычки не входят беседы с незнакомцами. Пожалуйста, уйдите. Тем же путем, каким вошли. – Она помолчала. – А как вы вошли?

– У вас есть балкон, Джульетта.

– А спальня моя на третьем этаже, не Ромео.

– И очень крепкие шпалеры.

Она услышала в его голосе ленивый смешок.

– Вы взобрались по шпалерам?

– Собственно говоря, да.

Она частенько воображала, как кто-нибудь однажды взберется по этим шпалерам. Только не преступник… а зачем он вообще здесь?

– В таком случае, эта трость не для того, чтобы помогать при передвижении.

– Не такого рода передвижении, верно.

– Это оружие?

– Все что угодно может стать оружием, если человек испытывает в нем необходимость.

– Превосходный совет, так как в моей комнате, похоже, находится злоумышленник.

Он неодобрительно поцокал языком.

– Вполне дружественный.

– О да, – фыркнула Фелисити. – Дружественный – как раз то самое слово, каким я бы вас описала.

– Если бы я собирался вас похитить и утащить в свое логово, то уже сделал бы это.

– У вас есть логово?

– Вообще-то, есть, но у меня нет ни малейшего намерения тащить вас туда. Во всяком случае, сегодня.

Она бы соврала, если бы сказала, что это уточнение не возбуждает.

– А значит, в будущем я могу спать спокойно, – сказала Фелисити.

Он засмеялся глухим негромким смехом, похожим на свет в этой комнате.

– Фелисити Фэрклот, вы совсем не такая, как я предполагал.

– Вы произнесли это так, словно сказали комплимент.

– Так и есть.

– И это останется комплиментом, когда я тресну вас подсвечником по голове?

– Вы не причините мне боль, – отозвался он.

Фелисити совсем не понравилось, как точно он понял, что она всего лишь храбрится.

– Вы кажетесь чересчур уверенным для человека, который совершенно меня не знает.

– Я знаю вас, Фелисити Фэрклот. Понял в ту секунду, как увидел на балконе запертой оранжереи Марвика. Единственное, чего я не знаю, какого цвета было ваше платье.

Она посмотрела на свое платье – цвета ее щек, модного в прошлом сезоне.

– Розовое.

– Не просто розовое, – произнес он голосом, полным обещания и еще чего-то, что ей не понравилось. – Оно цвета рассветного неба над Девоном.

Ей не понравилось, как эти слова заполнили ее, словно в один прекрасный день она увидит то небо и сразу же подумает об этом мужчине. Словно он мог оставить метку, которую она не сможет стереть.

– Ответьте на мой вопрос, и я уйду.

«Почему вы солгали?»

– Я его не помню.

– Конечно, помните. Зачем вы наврали тому сборищу неудачников?

Описание показалось настолько нелепым, что она едва не рассмеялась. Едва. Но он явно не считал его забавным.

– Не такие уж они неудачники.

– Они чванливые, испорченные аристократы, так высоко задравшие носы, что даже не догадываются, что мир быстро движется вперед, и очень скоро их место займут другие.

У нее отвалилась челюсть.

– Но вы Фелисити Фэрклот. – Он дважды стукнул тростью по сапогу. – Ваше место не займет никто. Поэтому я спрошу снова. Почему вы им наврали?

Потрясенная то ли его описанием, то ли прозаичным тоном, каким он все это проговорил, Фелисити ответила:

– Мое место никому не нужно. – Он ничего не сказал, и она поспешила заполнить тишину. – Я хочу сказать… мое место – это ничто. И находится нигде. Когда-то оно было рядом с ними, но с тех пор… – Она замолчала. Пожала плечами. – Я невидимка. – А затем, не сумев удержаться, негромко добавила: – Я хотела наказать их. И хотела, чтобы они взяли меня обратно.

Правда, заключавшаяся в этих словах, была ей ненавистна. Может, ей следовало быть достаточно сильной, чтобы повернуться к ним спиной? Меньше об этом переживать?

Слабость, которую он заставил ее проявить, тоже была ненавистна.

И его она за это тоже ненавидела.

Теперь Фелисити ждала ответа из темноты. Это странно напоминало ей посещение Королевского энтомологического общества и увиденную там огромную бабочку, застывшую в янтаре. Прекрасную, изящную, безупречно сохранившуюся, но навеки замершую во времени.

Этот мужчина не захватит ее. Не сегодня.

– Думаю, я сейчас позову слугу, чтобы он вывел вас из дома. Вам следует знать, что мой отец маркиз, а входить в дом аристократа без разрешения незаконно.

– Незаконно входить без разрешения в любой дом, Фелисити Фэрклот, но позвольте сказать вам, что я в достаточной мере впечатлен титулом вашего отца – и брата тоже.

– И почему считается, что сегодня вру только я одна?

Повисла пауза, затем он произнес:

– Так вы признаете это.

– Почему нет? Завтра об этом будет знать весь Лондон. Фелисити Фэрклот с ее красавчиком женихом.

Это его не позабавило.

– Знаете, титул вашего отца смехотворен. И вашего брата тоже.

– Прошу прощения? – сказала она, не зная, что вообще сказать.

– Бамбл и Граут. Боже милостивый! Когда нищета в конце концов поймает их в ловушку, они всегда смогут стать аптекарями. Продавать микстуры и укрепляющие средства в Ламбете.

Он знает, что они обеднели. Неужели об этом знает весь Лондон?

Неужели она последняя, кто об этом узнал? Последняя, кому сказали, потому что семья хотела использовать ее, чтобы все исправить? При этой мысли снова вспыхнуло раздражение.

А незваный гость продолжал:

– И вы, Фелисити Фэрклот^[2], девушка, чье имя непременно должно быть в книге сказок.

Она метнула на него сердитый взгляд.

– Меня так сильно интересует ваше мнение о наших именах!

Он не обратил внимания на этот резкий отпор.

– Принцесса из сказки, запертая в башне, отчаянно мечтает стать частью мира, загнавшего ее туда… мечтает быть принятой им.

Все в этом человеке нервировало, было странным и смутно бесившим.

– Вы мне не нравитесь.

– Нет, вам не нравится правда, маленькая вы врушка. Вам не нравится, что я вижу ваше глупое желание – добиться фальшивой дружбы от сборища манерных, надушенных аристократов, не понимающих, какая вы на самом деле.

Ей бы следовало на него злиться – он находился слишком близко, хоть его и скрывала тьма. И все-таки…

– И какая же я?

– Вдвое лучше, чем те шестеро.

Его ответ вызвал у нее легкий прилив удовольствия, и она почти позволила себе поверить этому мужчине, который (выпей она чуть больше шампанского, ее бы запросто в этом убедили) словно был создан из магии.

Но вместо этого Фелисити покачала головой и приняла надменный вид.

– Будь я принцессой, сэр, вас бы тут не было. – Она направилась к стене, снова собираясь дернуть за шнур.

– Разве не это всем особенно нравится? То место, где принцессу спасают из башни?

Фелисити оглянулась.

– Спасать должен принц. А не… кем бы вы ни были. – И потянулась к шнуру.

Он произнес прежде, чем она успела за него дернуть:

– А кто мотылек?

Охваченная стыдом девушка резко повернулась к нему лицом.

– Что?

– Вы хотели быть пламенем, принцесса. А кто мотылек?

Щеки ее запылали. Она ни слова не сказала про мотыльков! Откуда он вообще знает, что она имела в виду?

– Вам не следовало подслушивать.

– Мне не следует находиться и в вашей темной спальне, милая, однако я тут.

Фелисити прищурилась.

– Надо полагать, вы не из тех людей, которые обращают внимание на правила.

– А вы заметили хоть раз на протяжении нашего знакомства, чтобы я им следовал?

Девушка почувствовала раздражение.

– Да кто вы такой? Почему притаились возле Марвик-Хауса, как какой-нибудь бесчестный… шпион?

Он ничуть не взволновался.

– Значит, я притаившийся шпион?

Похоже, этот человек, как и все в Лондоне, знал больше, чем она. Он знал все о полях сражений и умел вести войну. А она все это ненавидела.

Фелисити послала ему испепеляющий взгляд.

Никакого эффекта.

– Еще раз, милая. Если вы пламя, то кто же мотылек?

– Уж точно не вы, сэр.

– Какая жалость.

Оскорбительная дерзость этих слов ей тоже не понравилась.

– Меня мое решение более чем устраивает.

Он коротко хохотнул. Этот негромкий рокот делал с ней что-то странное.

– Сказать вам, что я думаю?

– Лучше не надо, – огрызнулась она.

– Думаю, что вашего мотылька заманить очень сложно. – Фелисити поджала губы, но ничего не сказала. – Однако я могу его для вас добыть. – У нее перехватило дыхание, а он упорно продолжал: – Того самого, которым вы похвастались половине Лондона, дескать, вы уже опалили ему крылышки.

Фелисити от души радовалась тому, что комната освещена так тускло – ведь он не видит ее пылающее лицо. Или ее потрясение. Или ее волнение. Неужели этот мужчина, каким-то образом сумевший в глухую ночь пробраться в ее спальню, сейчас говорит, что она не погубила ни свою жизнь, ни шансы семьи на то, чтобы выжить?

Надежда билась в ней, как обезумевший, испытывающий панику зверек.

– А вы можете его добыть?

Тут он засмеялся. Смехом низким, рокочущим и вряд ли веселым, от которого она снова затрепетала.

– Как котенка к блюдечку с молоком.

Фелисити нахмурилась.

– Не надо дразниться.

– Когда я начну вас дразнить, милая, вы это сразу поймете. – Он снова откинулся назад, скрестил ноги и начал постукивать по сапогу этой своей дьявольски раздражающей тростью. – Герцог Марвик может стать вашим, Фелисити Фэрклот. И Лондон никогда не узнает правду о вашей лжи.

Она дышала поверхностно, прерывисто.

– Это невозможно. – И все-таки почему-то верила ему.

– Разве на свете существует что-то, по-настоящему невозможное?

Она выдавила смешок.

– Помимо завидного жениха герцога, выбравшего меня среди всех женщин Британии?

Тук-тук. Тук-тук.

– Даже это возможно, старая, невзрачная, упрямая, конченая Фелисити Фэрклот. Это та часть в сказке, где принцесса получает все, о чем когда-либо мечтала.

Да только это не сказка. И этот человек не может дать ей то, чего она так хочет.

– Обычно эта часть начинается с какой-нибудь феи. А вы определенно не выглядите воздушным созданием.

Низкий рокочущий смех.

– Тут вы правы. Но помимо фей существуют и другие создания, иногда занимающиеся тем же ремеслом.