Loe raamatut: «Леони хочет роман с бароном»

Глава 1. Сон

И это я? Я, Леони Смит, противница монархии до самых кончиков волос, внезапно нахожу себя в королевских апартаментах, окружённая сплошь и рядом титулованными субъектами, разодетыми кто во что горазд. Я смотрю на себя в зеркало – не слишком-то я отличаюсь от этой публики: на мне роскошное платье, мои волосы собраны на макушке и выглядят как парик, а на шею давят драгоценные бусы. Что я здесь делаю? Толпа расступается, я вижу юношу. Вижу его в первый раз в жизни, но понимаю: он – король. Всё сразу встаёт на свои места. Это сон. Кошмар. Я могу быть здесь только по одной причине. Я лихорадочно ищу карман, в котором должен быть спрятан наточенный клинок или заряженный пистолет. Может быть, оружие спрятано в чулок? Пока я незаметно для всех пытаюсь заглянуть под пышную юбку, какая-то дама протягивает мне свою высохшую руку, трясущуюся от тяжести перстней и браслетов. Я поднимаю взгляд и понимаю: я – объект всеобщего внимания. Меня рассекретили?! Нет. Глазеющие мило улыбаются, поджимая губы. Делать нечего, конспирация – превыше всего. Я беру старушку за руку. Меня ведут к коронованному типу. Тем лучше – воспользуюсь моментом, а там будь что будет! Костлявая рука кладёт мою руку в крепкую руку юного короля. Я смотрю в глаза моей будущей жертвы… Ой, зря. Теперь моя рука может дрогнуть. Он улыбается, у него лучистые глаза и достаточно безобидный вид. Зачем же ты такой?! Не я должна тебя бояться, а ты – меня.

– Моя королева! – произносит человек под короной, и по залу, словно эхом, разносится: королева! Королева! Королева!

Тут я просыпаюсь. Радуюсь, что я не во дворце, что никого не нужно убивать, что сегодня выходной. Немножко огорчаюсь, что никогда не буду править страной под нежным взглядом лучистых глаз.

Глава 2. Экскурсия

– Дамы и господа, добро пожаловать в девятнадцатый век!

Группа туристов следует за экскурсоводом. Внимает каждому его слову, ведь это самое начало тура, и позже все они разбредутся, а некоторые даже потеряются в замке, который хоть и находится на отшибе цивилизации (тридцать километров до ближайшего магазина), но всё же популярен. Каких только персонажей не приплетали в его историю – не обошли стороной даже привидений и вампиров. Но куда интереснее было в сотый раз слушать рассказ о судьбе барона, жившего здесь полвека назад. Жизнь его не была похожа на старинную легенду, скорее всего, поэтому её пересказ, благодаря усилиям предприимчивых гидов, с каждым разом обрастал всё большей таинственностью.

До этой минуты я, Леони Смит, всё время останавливалась то у картины, то у статуи – без большого желания продолжать путь. Мне было тоскливо и печально. Печально за тех, кто даже не может позволить себе билет на экскурсию в этот музей – замок.– За мной! – произнёс наш гид, махнув рукой, словно французский революционер.

Мне это понравилось, и я кинулась за ним, не позаботившись о том, как смешно буду выглядеть: вокруг – старинная мебель, а не баррикады.

– Эта комната наверняка пустует, а в то же время в неё могли бы уместиться двадцать бездомных. Если снять со стен эти ковры и расстелить на полу – получится кровать поудобнее голой земли, – сказала я моей матери, которая сопровождала меня во время этой экскурсии.

Если бы кто-нибудь спросил у знающих её людей: что за человек моя мама? – большинство, не думая, ответили бы: позитивный человек. И вправду, на лице Оливии Смит всегда была видна улыбка. Даже когда её там не было, люди её с лёгкостью воображали. Наверняка из-за наличия очаровательных ямочек на щеках и золотистых локонов на голове. На удивление и по закону жанра, моя мама – человек серьёзный и молчаливый. Она также отзывчива и, к сожалению, безотказна. Наверное, поэтому люди находили её жизнерадостной: она никого не оставляла без доброго слова, никто не покидал её в плохом настроении, даже если ценой этому было её собственное настроение. А ещё моя мама – мать-одиночка, поскольку однажды не отказала моему отцу в полной свободе от неё и от меня вместе взятых. Отец… к сожалению, он был никакой, поэтому особо и не старался быть мне отцом.

– Не буду покупать йогурты, сэкономлю и разбогатею, – говорю я, чтобы хоть немного поднять ей настроение. Ведь вчера мамина неадекватная начальница… стоп, почему только вчера? Она двадцать четыре часа в неделю неадекватная и мама очень от этого страдает.

– Прям разбогатеем? – ухмыльнулась мама.

– Ну, я ж читала где-то, что в Америке кто-то разбогател на молочных продуктах.

– Я думаю, им это удалось не совсем таким образом… Посмотри, какой столик. Ровно такой цвет я хотела для нашего мебельного гарнитура в твою комнату. Хозяева этого дома, наверное, гордятся своим домом.

– А было бы чем гордиться. Отнятые у врагов земли дарованы их предкам вместе с титулом, которым пользуются и хвалятся их пра-пра-пра. Хвалятся так сильно, что придумали свой язык поведения, считающийся у них нормой не только для их общества, но и мира в целом, иначе говоря, поставили всех остальных ниже себе подобных.

Гид продолжил свой рассказ намного громче, видимо, заметив, что мы с мамой отвлеклись. Не следует вставать к нему так близко, зная, что наше внимание бывает слишком рассеянным. Нам уже раза три шикнули молодые женщины, старающиеся быть поближе к нашему молодому и привлекательному экскурсоводу. Сам он знал, что туристки внимают каждому его слову отнюдь не из-за его блестящих знаний и не из-за умения вести интересный рассказ, и его это вполне устраивало.

– А теперь, дамы и господа, взгляните направо!

Словно по приказу, я резко повернулась, чуть не задев большую вазу, одиноко стоящую на небольшом высоком столике. В тот момент я как раз думала, что на деньги, полученные от продажи всех этих драгоценных безделушек, можно накормить целый город или даже африканскую страну. Мысль не успела сформироваться в моей голове, но я почти назвала эту затею глупой, ведь несущие в себе миллионы фунтов вещи всё равно останутся при своей цене. Впрочем, если эту вазу вообразить в качестве эстафетной палочки и пустить по всем богатеям планеты Земля, то соберётся немалый капитал, который послужит… Тут мысль угасла и тут же забылась.

Мой взгляд упал на портрет – не такой старый, как все в этом замке, но выполненный в лучших традициях классического портрета начала XX века. На картине был изображён статный мужчина лет тридцати, один из бывших владельцев этого дома. В толпе туристов, состоящей в основном из дам среднего возраста, послышались приглушённые вздохи. Удовлетворённо кивнув, гид представил портрет:

– Одиннадцатый барон Монтгомери, лорд Уильям Оуэн Колтон Лэндон.

– Какой индюк напыщенный! – произнёс мальчик лет десяти, за что получил нежный подзатыльник от своей матери.

Не знала я тогда, что сын портретируемого, единственный наследник и официальный владелец замка, стоял на балконе и наблюдал за группой туристов, которых он вынужден пускать в частные владения, чтобы хоть как-то содержать этот замок, сад и всех людей, что там работают. Он был склонен к полноте, но сейчас этого не было заметно, потому что последние полгода он ужинал одним салатом. У него были тёмные, почти чёрные, слегка вьющиеся волосы; средних размеров нос; небольшой, если не сказать маленький рот, делающий его похожим на обиженного ребёнка; длинные густые брови над серо-зелёными глазами и открытый, вопрошающий взгляд, заставляющий окружающих думать о бесхитростности его обладателя – до тех пор, пока тот не открывал рта и не начисто опровергал мысль, без какого-либо сочувствия к обманутым.

В лице молодого барона угадывались черты его предков. У него была внешность, сошедшая со старинного портрета. Он не был красавцем, хотя я бы могла влюбиться в него с первого взгляда, если бы знала, что именно он и есть нынешний барон. Мне не были важны ни его деньги, ни отношение к нему аристократов, ни даже королевы. То, что он являлся официальным связующим звеном между поколениями, делало его фигуру привлекательной, романтично-загадочной и отстранённой от сиюминутного существования. Я бы влюбилась в вечность через него.

Глава 3. Причина

Я, Леони Смит, стояла на холме, откуда открывался хороший вид на замок. Я надела своё самое красивое платье – единственное, дорогое – купленное когда-то на банкет по случаю свадьбы кузена. Его я носила всего один раз, но оно не раз отражалось в зеркале в ванной моей квартиры. Из старого серванта я достала бокал на длинной тонкой ножке. С маминой полки взяла тарелку из сервиза, а к ней – серебряные вилку, ложку и нож. Приготовила бутерброды, захватила лимонад в бутылке и уложила всё – еду и посуду – в плетёную корзинку.

– Я поднимаю свой бокал за вас, барон, и за ваш чудесный замок! – торжественно произнесла я и действительно подняла бокал.

Здесь нужно пояснить, что после той экскурсии я была по уши влюблена в барона, несмотря на то, что в тот момент я пока ещё не знала, что он из себя представляет, как личность, как он выглядит и сколько ему лет. С самого детства я знала, что когда-нибудь выйду замуж именно за хозяина этого замка. На тот случай, если хозяином замка мог оказаться пожилой или женатый господин, у меня была надежда, что он передаст свой титул более молодому родственнику, а сам уедет в Америку, откроет там какой-нибудь бизнес, заживет в свою радость, оставив молодоженов в полном счастливом одиночестве. Далее, повзрослев, я поняла абсурдность моих мечтаний и придумала новую мечту: когда я выйду за молодого барона, я сделаю из замка благотворительный центр; если не удастся остаться жить в нём, я согласна перебраться в уютную городскую квартиру с центральным отоплением (к тому времени я уже не раз побывала в разных замках на экскурсиях и знала об их неудобствах). Шло время, мне стукнуло двадцать, я уже вовсю получала высшее образование и меняла свои монархические представления о власти на социалистические – вполне возможно, и про замок с его бароном я бы забыла, но ни с того ни с сего замок открылся для туристов. Барона я так и не встретила, чтобы узнать и полюбить его – как снаружи, так и внутри, – но замок… в его внутреннее содержание я втрескалась с первого взгляда. Прошло два года, разум мой говорит мне, что я глупа, потому что я плачу деньги за экскурсии, а значит – аристократам, когда всё больше убеждаюсь в верности «свободы, равенства и братства… сестренства», а совесть, в свою очередь, упрекает разум в расчетливости. Но мой внутренний голос добавляет, что искусство, в которое вбухивали свои деньги аристократы, ценят и при социализме.

Мимо проходили молодые люди, которых веселил необычный вид девушки в кринолиновом платье. Они принялись фотографировать меня на свои смартфоны. Вначале я улыбалась, потом они стали хохотать. Тогда я обиженно показала им язык. Они и это сфотографировали.

Я представляла, что в лучшие времена это место принимало гостей высшего ранга. Мне не стоило огромного труда вообразить, как весенним днём кортеж королевы чмокает песочную дорожку автомобильными шинами; как летним утром, задрав мизинчик, изысканно одетые гости и хозяева пьют чай на лужайке; как осенними вечерами в окнах горит тёплый свет, прерываемый тенями фигур, вальсирующих на балу. Я должна быть частью этого, хотя бы в своих ночных фантазиях.