Maht 451 lehekülg
2018 aasta
Клетка
Raamatust
Утром в свой 27-ой день рождения Борис Кулагин проснулся у себя дома. Он только что проводил Клару после ночи любви и приготовил себе завтрак. В дверь позвонили, вошли два незнакомца. Они объявили, что Борис арестован. Кем и за что арестован, не знают, им и не положено то знать. В процессе встреч с дознавателем, следователем, многочисленными адвокатами и посредниками Борису так и не удается выяснить, что за таинственное ведомство ведет судебный процесс над ним и в чём его обвиняют. На тяжбы и метания в поисках спасения уходит вся его жизнь. Перед смертью он понимает, что надо было согласиться с обвинением, нужно было во всем сознаться – сознаться в чем?
Так или иначе, все в чем-нибудь виновны.
Я сначала по аннотации принял «Клетку» за мэш-ап, насколько это применимо к изначально фантастическому и аллегорическому произведению. Когда стал читать, то понял, что это кое-что иное, не цитирование, а скорее пересказ. Потом, прочитав до конца, я признал, что это что-то иное, неизвестное мне литературное явление. То, что «Клетка» основана на «Процессе» Кафки, Кругосветов и не отрицает, скорее подчеркивает, даже в финале прямо вводит роман в сюжет. Героям Кафки соответствуют герои Кругосветова, событиям «Процесса» - события «Клетки». В первой главе сходятся даже мелкие детали. В обоих романах у одного из тех, кто пришли арестовать героя, практичный костюм со множеством карманов. В обоих романах служители порядка съедают завтрак героя. Сходство имен тоже очевидно. У Кафки – Йозеф К., у Кругосветова – Борис Кулагин по прозвищу КГ. Против одного – всемогущий Закон, против другого - такая же всемогущая СИСТЕМА. Два сюжета как бы развиваются параллельно. Но потом становится понятно, что они просто растут из одного корня, а потом начинают расходиться. Даже видно точку расхождения – сцену с фотографиями. И К., и Кулагина допрашивали в квартире соседки, причем при подготовке привели в беспорядок ее фото. Соседка К. недовольна этим, как был бы недоволен любой человек. Но соседка Кулагина переживает, что кто-то осмелился «нарушать фотокомпозицию, мистичность которой может повлиять на все мироздание...» И когда она ее восстанавливает, развешивая фото в нужном порядке, с них смотрит множество внимательных глаз. После этой детали, как и после того, как героиня назвала свое тайное имя – Шахат, ангел смерти, читатель понимает, что сюжет переходит или уже перешел в мистику. Но Кулагин этого, кажется, не понимает до самого конца. Он очень долго считает, что СИСТЕМА – обычное, хотя и могущественное ведомство, которому можно доказать свою правоту, хотя многие детали сюжета намекают, что это что-то потустороннее, надмирное, вечное, с чем бороться невозможно. Пожалуй, это страшнее, чем Кафка, у которого все еще оставалась некоторая недосказанность. Ключевая сцена тоже страшнее. У Кафки это притча о Законе, которая допускает много толкований, и не все из них мрачные. У Кругосветова судья ссылается на легенду о Великом Инквизиторе. Если СИСТЕМА с Великим Инквизитором, то она не с Христом. Если у Кафки Суд и Закон имели религиозный смысл, «Процесс» мог быть притчей о Суде Божьем, то у Кругосветова, получается, суд вершат те, кто не имеет на это право, о чем говорит и Кулагин. Финал «Клетки» многозначен и позволяет выбрать то толкование, которое наиболее соответствует восприятию читателя. Я бы предпочел думать, что это второй шанс – или новый суд, уже не в СИСТЕМЕ, а у настоящего Судьи.
Arvustused, 1 arvustus1