Tsitaadid raamatust «Компромисс»

Есть такие молодые женщины, не то чтобы порочные, развратные, нет, а, как бы это лучше выразиться, — беспечные. Их жизнь — сплошное действие. За нагромождением поступков едва угадывается душа.

- Есть вакансия. Газета "На страже Родины". Запиши фамилию - Каширин.

- Это лысый такой?

- Каширин - опытный журналист. Человек - довольно мягкий..

- Дерьмо, - говорю, - тоже мягкое.

- Ты что, его знаешь?

— И еще вот что, — попросил Жбанков, — ты слишком умных разговоров не заводи. Другой раз бухнете с Шаблинским, а потом целый вечер: «Ипостась, ипостась…» Ты уж что-нибудь полегче… Типа — Сергей Есенин, армянское радио…

Я знал, еще три рюмки, и с делами будет покончено. В этом смысле хорошо пить утром. Выпил — и целый день свободен…

Неудачников все избегают.

— Знаете, — говорю, — уж лучше отсебятина, чем отъеготина.

Тут я вспомнил разговор с одним французом. Речь зала о гомосексализме.

- У нас за это судят! - похвастал я.

- А за геморрой у вас не судят? - проворчал француз.

Бушу протянули стакан ликера. Буш охотно выпил и сказал:

- Мне нельзя. Я на задании.

Мишка, — говорю, — у тебя нет ощущения, что все это происходит с другими людьми… Что это не ты… И не я… Что это какой-то идиотский спектакль… А ты просто зритель…— Знаешь, что я тебе скажу, — отозвался Жбанков, — не думай. Не думай, и все. Я уже лет пятнадцать не думаю. А будешь думать — жить не захочется. Все, кто думает, несчастные…

Я ненавижу похороны за ощущение красивой убедительной скорби. За слезы чужих, посторонних людей. За подавляемое чувство радости: «Умер не ты, а другой». За тайное беспокойство относительно предстоящей выпивки. За неумеренные комплименты в адрес покойного. (Мне всегда хотелось крикнуть: «Ему наплевать. Будьте снисходительнее к живым. То есть ко мне, например».)