Спектр

5

В Столицу Мартин вернулся после наступления темноты. Помогал маяк – непрерывные вспышки хоть и раздражали, однако давали ориентир. Нелегко, наверное, засыпать в палатке под разноцветные всполохи… но к чему только не привыкнешь. Да и был от маяка еще один прок, который Мартин оценил, лишь подойдя к палаточному городу, – маяк заменял фонари. Приноровившись, можно было вполне сносно передвигаться в ритме красно-зелено-белого стробоскопа. Экономить батарейки не требовалось, но Мартин погасил фонарик, чтобы не выделяться.

Ночью поселок казался куда более обитаемым, чем днем. Скользили между палатками тени тех Чужих, которые от природы вели ночной образ жизни, да и многие люди, похоже, предпочитали спать в жаркие дневные часы. На небольшом островке, где все обелиски были безжалостно снесены, Мартин увидел самую настоящую дискотеку. Гремел проигрыватель, танцевала молодежь – и люди, и нелюди. Ломаные движения, резкий ритм и вспышки маяка сливались в диковатую, но завораживающую сцену.

Мартин постоял, наблюдая за танцующими, потом двинулся дальше.

Прошел по пляжу, где давеча загорали нудистки. Девиц, конечно, уже не было, словно в воду канули. Зато сидели у самой воды два дюжих мужика, хохотали, обсуждали что-то свое. До Мартина долетело:

– С настоящей, Лёва! С настоящей!

Чуть дальше, на островке, не подвергшемся особому разгрому, тренькала гитара и кто-то пел на испанском – о галеонах, пиратах и штормах. Мартин остановился и послушал немного.

Да, жизнь явно била ключом.

И что стоило Ирочке Полушкиной остаться в этом поселке?

Хотя кто мог поручиться, что это уберегло бы ее от убийцы?

Мартин ни секунды не сомневался, что нападение тюленоида было сознательным… в той мере, в какой кханнан вообще имел сознание. Кто-то науськал полуразумное создание на девушку. Отдал приказ – и убил ее вернее, чем если бы спустил курок. Возможно, кханнан и понимал, что шансов спастись у него почти нет, но сопротивляться приказу не мог.

Кто? Зачем? Достаточно было ответить на один из вопросов, второй прояснился бы сам собой. Но Мартин не видел ответа. Единственный, пусть и сомнительный мотив имелся у Клима. Но если допустить, что приказ отдал директор, то возникал резонный вопрос – как он сумел приручить тюленоида? Если же заказчик убийства был из геддаров, живущих в Столице, то вставал вопрос мотива. Опасение, что девушка разгадает загадку Библиотеки? Очень уж это не вязалось с известным Мартину поведением геддаров. Эта раса не зря носила с собой мечи, но никогда не использовала другого оружия.

И в вещах девушки он не нашел никакой зацепки. Немного одежды, два шоколадных батончика, припрятанных среди чистых носков и платочков, пяток неисписанных блокнотов и коробка карандашей.

В общем, гадать было бесполезно, и все же Мартин не прекращал этого занятия. Два чувства – жалость к девушке и уязвленная гордость – подстегивали его лучше любого контракта. Выбрав палатку, в которой горел слабый свет и слышался разговор, Мартин подошел к задернутому клапану двери. Кашлянул – никто не отреагировал. Стучать по ткани было нелепо, звать хозяев – как-то неудобно. Наконец Мартин заметил у двери маленький латунный колокольчик. Позвонил.

Клапан отдернула высокая худая женщина с грубым, мужиковатым лицом. За ее спиной Мартин заметил стоящего в углу мальчишку – видимо, его приход прервал воспитательный процесс.

– Ну? – резко спросила женщина.

Пацан в углу начал поскуливать, словно собачонка. Женщина, не оборачиваясь, рявкнула:

– Не ной, а то и от меня перепадет! Что вам?

Мартин смутился. Он не любил оказываться свидетелем семейных разборок – возможно, потому, что работа частного детектива постоянно заставляла рыться в грязном белье.

– Простите, я здесь недавно, – начал Мартин, – мне надо найти Давида, главу администрации Библиотеки…

– Я за него не голосовала, – мрачно сказала женщина. Но все же вышла из палатки и показала рукой направление. – Вон там. Выгоревшая красная палатка, рядом с ней на столбе синий флаг.

– Простите, а почему вы за него не голосовали? – не удержался от вопроса Мартин.

Женщина окинула его подозрительным взглядом:

– А вам-то какое дело, господин хороший?

Пацан в палатке снова захныкал, и женщина решительным шагом двинулась внутрь, не забыв закрыть за собой дверной клапан.

Так и не получив ответа, Мартин пошел в указанном направлении. Ему не терпелось убраться с Библиотеки, но вначале следовало нанести визит Давиду. Хотя бы ради того, чтобы захватить письма на Землю, – это правило хорошего тона для любого путешественника.

Давид не спал. Сидел перед каналом на сооруженной из обелисков скамейке и читал при свете маленького фонарика какой-то роман в бумажной обложке. Был в одних широких семейных трусах и пиджаке на голое тело. При появлении Мартина молча сдвинулся и закрыл книжку.

– Интересно? – поинтересовался Мартин. Обнявшаяся парочка, изображенная на обложке, лучше любой аннотации выдавала дамский роман.

Давид неопределенно пожал плечами:

– Не очень. Но файлы надоели, а бумажных книг у нас очень мало. Что-то стряслось?

– Почему вы так решили?

Давид вздохнул:

– Ой, Мартин, только не надо этих детективных подковырок… Вы вернулись один. А вы не производите впечатления человека, который так легко отступает. С девочкой что-то случилось?

– Она мертва.

Давид негромко выругался. Покачал головой:

– Чушь какая-то. У нас бывают несчастные случаи, но…

– Ее убили.

Мартин и Давид некоторое время смотрели друг на друга. Потом Давид кивнул:

– Я знал, что рано или поздно эти ненормальные…

– Ирину убили у меня на глазах. И вовсе не обитатели Энигмы.

На лице Давида заиграли желваки.

– Мартин, перестаньте пялиться на меня и выдавать информацию по крупицам! Вы не ключнику байки травите! На этой планете я представляю цивилизованную власть…

– Ее убил кханнан. Метнул дротик, сделанный из рыбьей кости. У девушки был поврежден позвоночник, пробита гортань и язык. Она даже не смогла ничего сказать.

Собственно говоря, Мартина интересовала реакция Давида именно на эти слова. Изобразить удивление совсем нетрудно, гораздо сложнее скрыть облегчение.

Но на лице Давида не отразилось ровным счетом ничего. Как и подобает серьезному человеку, управляющему тысячей разумных особей с разных планет.

– Полагаете, целью было помешать ей говорить? – спросил Давид.

– Возможно. Я не в курсе, как обычно кханнаны убивают людей.

– Они не убивают людей, – сказал Давид. – Кадрах!

Из палатки появился геддар – полуодетый, в широких плиссированных штанах оранжевого цвета и с перевязью меча на голом торсе. В полумраке он очень напоминал человека, лишь отсутствие пупка и сосков выдавало в нем существо иной биологической природы.

– Я слышал, – коротко сказал геддар. – Кханнан не должен убивать людей.

– Не должен или не может? – спросил Мартин.

Геддар помедлил, будто решая, стоит ли обсуждать этот вопрос с чужаком. Потом покачал головой:

– Не должен. Возможно все, но не все должно. Кханнаны – спутники, друзья, охотники.

– Охранники? – уточнил Мартин.

– Нет. Кханнан может вступить в бой, если его другу грозит беда. Но кханнан, напавший на разумное существо, должен быть убит.

– Не только на геддара? На любое разумное существо? – уточнил Мартин.

На лице Кадраха появилось что-то, близкое к презрению.

– Конечно. Их разум близок к пробуждению, они гораздо умнее ваших собак. Если позволить им убивать разумных, это приведет к беде для нашей расы. Ни один геддар не позволит кханнану нападать на людей.

– Есть вариант, – осторожно сказал Мартин. – Отдать приказ, зная, что кханнан погибнет.

Кадрах молчал так долго, так что Мартин успел пожалеть о своих словах. Но геддар заговорил снова:

– Такой вариант есть. Геддар мог отдать приказ, будучи уверенным, что кханнан умрет. Это преступление, но оно возможно.

– Только геддар? Мог ли человек или существо иной расы приручить кханнана?

– Мог, – не колеблясь, ответил геддар. Кажется, теперь на его лице появилось облегчение. – Это бывает. Многие хотят друга-кханнана, мы привозим сюда щенков.

– Вам придется найти того, кто отдал приказ, – сказал Мартин. Не приказывая, разумеется, а лишь констатируя факт. – Это сложно?

– Кханнан имеет лишь одного хозяина, – сказал геддар. – Один хозяин не может иметь более одного кханнана. Они ужасно ревнивы. Если у кого-то пропал кханнан – он виновен… – Геддар покачал головой и выдал неожиданный вывод: – Очень трудно будет найти убийцу.

– Почему? – удивился Мартин. – Пересчитать…

– В нашем поселке сто тридцать кханнанов, – уверенно сказал геддар. – В Центре – еще восемнадцать. Наших я соберу и пересчитаю за час. Завтра мы будем знать, на месте ли кханнаны другого поселка. Но только глупый убийца пошлет своего кханнана на смерть.

Он помолчал и подытожил:

– Я не думаю, что убийца так глуп. Я думаю, что все кханнаны на месте.

– А бывало, что кханнаны убегали? – спросил Мартин. – Может быть, дикий…

– Может быть, дикое поселение людей или других разумных, – ответил геддар. – Но у них не будет кханнанов.

– Они не смогут размножаться, – пояснил Мартину Давид. – Планету геддаров могут покидать только особи одного пола.

Мартину ужасно хотелось узнать, касается ли это правило только тюленоидов, или распространяется и на самих геддаров. Но он благоразумно подавил любопытство, спросив вместо этого:

– Тогда откуда взялся кханнан-убийца?

– Возможно все, – философски ответил геддар. – Но не все можно узнать.

Геддар отступил в тень – и сразу же затерялся среди обелисков.

– Хорошенькое дело, – сказал Мартин. – Мирная, добрая планета. Никакой опасной жизни. И вдруг взявшаяся ниоткуда инопланетная зверюга убивает невинную девушку!

– Вас ждут неприятности? – с сочувствием спросил Давид.

– Моей вины в случившемся нет, – поразмыслив, сказал Мартин. – Она даже еще не решила, пойдет ли со мной, я не успел официально взять ее под охрану. Если родители девушки захотят это проверить – пришлют сюда другого детектива. Но мне жалко девочку. И… нелепо все произошло. Вы-то сами что думаете о случившемся, Давид?

Давид посмотрел на него с легкой иронией:

– А что я могу думать? Если девочка и впрямь была близка к разгадке тайны Библиотеки, то недоброжелатели могли найтись. Вы что, считаете, у нас тут мирная, тихая, академическая жизнь? У нас тут обычный бедлам! Пьяные свары, и это при минимальном производстве алкоголя! Драки в процессе выяснения научной истины, причем с членовредительством и увечьями. Сексуальное насилие и перверзии всех мастей… обычные оргии я уже и не пытаюсь запрещать. Азартные игры, причем в последнее время стало модно играть на «американку», а желания загадывать унизительные или опасные. Я уж не говорю о вандализме… – Давид многозначительно похлопал по каменной скамье, – о религиозных препирательствах, об интригах…

– Вчера вы нарисовали мне куда более благостную картину, – заметил Мартин.

Давид промолчал.

– Может быть, вам стоит сообщить на Землю, что Библиотека вовсе не такое безопасное и мирное место, как многие считают? – спросил Мартин. – Глядишь, сюда не станут рваться молоденькие дурочки.

– Вы вроде бы не очень молодой человек, – с иронией сказал Давид, – а такой наивный… Как раз после этого они сюда и хлынут. Мартин, все, что здесь происходит, – следствие бесцельности нашей работы! К нам приходят умные, работящие, честолюбивые. Бьются несколько лет как рыба об лед – а разгадкой все и не пахнет. Что далее происходит, объяснять не надо? Дайте мне ключ к разгадке! На следующий день все будут работать до упаду.

– Я не лингвист, – сказал Мартин. – Если у девочки и был ключ, то она его унесла с собой. Но судя по тому, что я видел, ее теория блистательно провалилась.

– Небось пыталась привязать язык Библиотеки к туристическому? – спросил Давид. – А направление чтения выбрать с учетом площади островов или количества обелисков? Что по этому поводу сказал Клим? Этот самодовольный завхоз, выпертый из университета за растрату? Небось такую гипотезу даже он проверял?

Теперь настала очередь Мартина промолчать.

– Он здесь пережидает, пока будет закрыто уголовное дело, – продолжал, распаляясь, Давид. – Собрал под свое крыло талантливых ученых, организовал приличные бытовые условия и ждет дивидендов. Конечно! Куда проще руководить одними только людьми! Не приходится разбирать семейную склоку четырехполой расы, где особь женская-примо отказала в сексуальной близости особи мужская-секундо, ссылаясь на отсутствие у Библиотеки луны, регулирующей нормальный брачный цикл! А пищевые проблемы? Расе оулуа необходимо жрать в диком количестве двустворчатых моллюсков, в них, видите ли, содержится жизненно необходимый им марганец! А этих моллюсков любят кушать все, они из местной фауны самые вкусные! Их и выжрали на пять километров окрест… а я должен либо обрекать оулуа на болезни и вымирание, либо требовать от семисот двадцати пяти разумных отказаться от жизненных радостей в пользу семи туповатых Чужих!

– Теперь я лучше понимаю вашу планету, – честно сказал Мартин.

Давид довольно осклабился. Полез в карман пиджака, извлек пачку сигарет. Предложил Мартину.

– Лучше я вас угощу, – предложил Мартин, доставая «Житан».

– Домой отправляетесь? – понимающе сказал Давид.

– Дождусь вашего друга и пойду. Я верю, что искать убийцу бесполезно… так, для очистки совести посижу…

Некоторое время они курили, глядя на проблески маяка. Пробежала мимо группа из двадцати – тридцати людей и Чужих. С воплями: «Каналовка! Все на каналовку!» – они попрыгали в широкую протоку, окружающую остров со Станцией.

Давид и Мартин молча наблюдали за медленно плывущими по течению телами. В руках купальщиков мелькали фляги и бутыли.

– Развлекаемся всячески… – сказал Давид. – Я был на нескольких мирах, Мартин. Я повидал достаточно странного, чтобы напавший на девушку кханнан не показался мне загадкой. Даже если этот кханнан ниоткуда.

Мартин внимательно посмотрел на Давида.

– Я помню, как ожил спутник планеты Галел, – сказал Давид. – Он сбросил каменную кору и заблестел в лучах голубого солнца – будто елочная игрушка, подвешенная в зеленом небе. По белой поверхности шли черные и красные разводы, потом появился луч… поток света, идущий мимо Галела, но такой мощный, что он был виден даже в пустоте, – столб белого света диаметром в тысячу километров. Кричали аборигены, в их легендах говорилось, что луна – это яйцо дракона, который однажды проснется и испепелит весь мир. Ключники выбежали из Станции и стояли, глядя в небо. А спутник поплыл, меняя орбиту… лишь осколки каменной скорлупы колыхались в небе. Под ногами затряслась земля, проснулся старый вулкан на горизонте – и выбросил столб красного огня до самых небес. Я не преувеличиваю… до самых небес. Прямо в убегающую луну! Ключники вернулись на Станцию. А я стоял и смотрел на небо… мне казалось, что и впрямь наступил конец света. Потом я понял, что спутник разворачивается, и фотонный луч ударит по планете. Высоко-высоко, в стратосфере, горел разреженный воздух… будто полнеба залили малиновым.

Давид засмеялся и с легким смущением признался:

– Красиво было, не поверите, Мартин! Очень красиво!

– Я верю.

– А потом все исчезло, – сказал Давид. – За миг до того, как древний фотонный звездолет успел развернуть зеркало на планету. Исчез спутник, исчез вулкан, будто вырванный из горной гряды. Земля тряслась еще несколько часов, но ключники ухитрились остановить катаклизм.

– Я слышал, что они создали центр массы вместо уничтоженного корабля, – сказал Мартин. – Запустили на орбиту спутника крошечную черную дыру.

– А что именно там произошло, выяснили?

Мартин покачал головой.

– Не думаю, что это был корабль Древних, слишком простые технологии… да я вообще в древние расы не верю… – Давид бросил окурок в воду, и его мгновенно сглотнула губастая толстобокая рыбина. – Ключники опередили всех… они и есть единственные Древние. Видимо, когда ключники пришли на Галел, местная цивилизация была весьма развита… имела базы на спутнике. Ключники это проглядели. Почему-то. Жители планеты одичали и привыкли к дарованным чудесам. Когда-нибудь это ждет и нас. А те, кто жил на спутнике, не сдавались. Выгрызли спутник изнутри, создали исполинский корабль с фотонным движком… пытались убежать, возродить свою цивилизацию у иной звезды…

– Как же тогда вулкан, который стрелял по кораблю?

– Защитные системы ключников.

– Не их стиль, – покачал головой Мартин. – Они предпочитают тихое исчезновение. Впрочем, версия не хуже любой другой.

Давид кивнул:

– Да, конечно… Но я с тех пор стал выбирать планеты без лун.

Они посмеялись, как и положено уважающим друг друга людям после такой истории.

– Я все-таки пойду, – сказал Мартин и встал. – Не стану дожидаться вашего друга. У вас есть почта на Землю?

– Да. – Давид вскочил, нырнул в палатку и через миг вернулся с увесистым пакетом. – Тут письма, дискеты… медальоны погибших… и несколько образцов для университета… ничего? Меньше трех килограммов…

В его голосе появились легкие просящие нотки.

– Давайте, – согласился Мартин.

Они пожали друг другу руки, и Мартин пошел к Станции. На веранде никого не было, но Мартин шел уверенно, по-деловому, как человек, которому назначено определенное время.

И ключник появился. Вышел, притворив за собой деревянную дверь, уселся в кресло, принялся раскуривать трубку. На нем был густой махровый халат, ключник то ли замерз, то ли вскочил с постели.

Мартин остановился перед ступеньками.

Ключник пыхтел, посасывал трубку, снова и снова щелкал зажигалкой. Наконец трубка задымила ровно, и ключник удовлетворенно откинулся в кресле. Посмотрел на Мартина – то ли с доброжелательной иронией, то ли с легким раздражением.

– Здравствуй, ключник, – сказал Мартин.

– Здравствуй, путник, – кивнул ключник. – Входи и отдохни.

Мартин поднялся, сел напротив ключника. Помолчал, потом сказал:

– Я хотел бы рассказать тебе историю.

– Здесь грустно и одиноко, путник, – сказал ключник. – Поговори со мной, путник.

Мартин закрыл глаза. Он не знал, о чем сейчас будет говорить. Лучшими историями всегда были те, которые он сам не знал до конца. Мартин понимал лишь одно – сейчас он станет говорить о…

– Рождаясь, человек несет в себе мир, – сказал Мартин. – Весь мир, всю Вселенную. Он сам и является мирозданием. А все, что вокруг, – лишь кирпичики, из которых сложится явь. Материнское молоко, питающее тело, воздух, колеблющий барабанные перепонки, смутные картины, что рисуют на сетчатке глаз фотоны, проникающий в кровь живительный кислород – все обретает реальность, только становясь частью человека. Но человек не может брать, ничего не отдавая взамен. Фекалиями и слезами, углекислым газом и потом, плачем и соплями человек отмечает свои первые шаги в несуществующей Вселенной. Живое хнычущее мироздание ползет сквозь иллюзорный мир, превращая его в мир реальный.

Ключник молчал, посасывал трубочку. Мартин перевел дыхание.

– И человек творит свою Вселенную. Творит из самого себя, потому что больше в мире нет ничего реального. Человек растет – и начинает отдавать все больше и больше. Его Вселенная растет из произнесенных слов и пожатых рук, царапин на коленках и искр из глаз, смеха и слез, построенного и разрушенного. Человек отдает свое семя и человек рождает детей, человек сочиняет музыку и приручает животных. Декорации вокруг становятся всё плотнее и всё красочнее, но так и не обретают реальность. Пока человек не создаст Вселенную до конца – отдавая ей последнее тепло тела и последнюю кровь сердца. Ведь мир должен быть сотворен, а человеку не из чего творить миры. Не из чего, кроме себя.

Ключник отложил трубку.

Мартин ждал.

– Ты развеял мою грусть и одиночество, путник. Входи во Врата и продолжай свой путь.

Мартин кивнул ключнику и поднялся.

– Можно считать, что каждый – Вселенная, – сказал ему в спину ключник. – Можно считать, что каждый – лишь буква в краткой истории Вселенной. Это не слишком многое меняет, Мартин. Становимся ли мы после смерти мирозданием, или всего лишь буквой на обелиске – что это значит для мертвого?

Мартин обернулся. Быстро, как только мог.

Ключника в кресле уже не было, лишь слабо дымилась забытая трубка.

Впрочем, какая разница? Сидит ли ключник в кресле, или перенесся за тысячи световых лет – что это значит, если ключники не отвечают на вопросы?

Но Мартин все-таки сказал:

– Спасибо, ключник.

Часть вторая
Оранжевый

Пролог

Охотник за жизненными удовольствиями – или, говоря изысканно, сибарит – всегда серьезно подходит к вопросу вкусного и здорового питания. Есть свое удовольствие в посещении ресторана: классического, чуть старомодного, с белыми накрахмаленными скатертями, фарфором и хрусталем, частой сменой серебряных столовых приборов и степенными официантами-мужчинами, ни в коем случае не женщинами: своенравной и непостоянной женской руке негоже вторгаться в таинство рождения и сервировки пищи! Немало радостей кроется в заведениях попроще, с веселыми клетчатыми скатертями и шипящими за приоткрытой дверью кухни кастрюлями, где улыбчивые молодые парни и девушки накормят вас чем-нибудь необычным и национальным в компании преуспевающих клерков, вечно торопливых юристов и шумных туристов, приросших к своим видеокамерам. Мы решительно отвергнем предприятия быстрого питания, какое бы иноземное имя они ни приняли и какую бы вкусную пластмассу ни положили в одноразовую тарелку – нет, нет и нет, булочкам с котлетой нельзя оставлять ни единого шанса, если вы серьезно относитесь к своему здоровью и быстротечным земным радостям!

Но мерилом кулинарных удовольствий, альфой и омегой сибаритства, все равно остается обед домашний, обед, приготовленный своими руками. Только тут и раскрывается истина, только тут становится ясно – тварь ли ты дрожащая, наросшая вокруг непритязательного желудка, или право имеешь этим желудком командовать, холить его и лелеять, не позволяя лени, аппетиту и даже бурлящим пищеварительным сокам вторгнуться в процесс творения еды!

Сегодня Мартин принимал дядю у себя дома. Случалось это нечасто, судил дядя справедливо, но строго, а потому Мартин несколько волновался. Времени оставалось в обрез, он лишь сегодня утром вернулся на Землю, поэтому приходилось импровизировать. Устроив ревизию холодильника, он даже на некоторое время впал в легкое уныние и стал подумывать про утку по-пекински, которую можно было купить в ресторане, а выдать за творение собственных рук. Но отвращение к такому недостойному поступку пересилило минутную слабость, и Мартин решил сражаться до конца.

Из морозильника Мартин достал намороженных загодя сибирских пельменей – еды хоть и непритязательной, но в умелых руках способной раскрыться с самой лучшей стороны. О, как опошлены и унижены настоящие пельмени теми раскисшими комками теста и субпродуктов, что стынут в целлофановых саванах на прозекторских полках супермаркетов! Не верьте фальшивым улыбкам вечно голодных героев рекламы, они и бульонные кубики готовы схарчить сырыми! Не поддавайтесь на слова о «ручной лепке» – у машин нынче тоже манипуляторы из станины растут. Да если даже и ручная лепка – вы видели те руки?

Нет, нет и нет!

Только самому – или с избранными, хорошо проверенными друзьями и домочадцами – надо готовить настоящие пельмени. Три сорта мяса – желательно, но это не главное. Куда важнее соблюсти баланс пряностей, особенно осторожным надо быть с душистым черным перцем, побольше вольности дает паприка, хотя истинные знатоки ее не употребляют вовсе. Травки, которые щедро дарит москвичам и питерцам молдавская мать сыра-земля, будут хорошим подспорьем. Если живете вы в европейской части России – то надо еще с весны озаботиться должными посадками на даче. Сибирякам проще – вышел в сад-огород, а то и добрел до ближайших кедров – вот и открылась перед тобой кладовая таежных приправ. Ну а еще легче тем, кто в детстве никогда не играл в снежки, кто обитает в Азии или в Крыму – вот уж где раздолье, вот уж где все, что не ядовито, годится в приправы. И ни в коем, ни в коем случае не злоупотребляйте готовыми смесями приправ, особенно польского или французского производства! Ну что, скажите на милость, понимают поляки или французы в наших пельменях?

Мартин пельмени любил, тесто готовил с удовольствием, с душой, под включенный телевизор, бормочущий новости, а пельмени лепил под хорошую классическую музыку. Рок придавал пельмешкам излишнюю резкость форм, а попса приводила к появлению пельменей-уродцев, смахивающих на всех ближайших родственников сразу – и на узбекские манты, и на татарские эчпочмаки, и на малахольные итальянские равиоли.

А ведь всем известно, что главный признак хороших пельменей – крепкое вкусное тесто, в мешочке из которого мясо должно вариться будто на водяной бане, в ложечке собственного густого бульона. И беда тем пельменям, которые порвались при варке или облепили мясо тестом без всякого снисхождения, заставляя драгоценный бульон без толку изливаться в кастрюлю…

Стол Мартин накрыл по-простому, на кухне, в две мисочки выложил густой сметаны – настоящей русской сметаны, а не европейских имитаций с загустителями, улучшителями, антиоксидантами и прочей отравой. Кетчуп спрятал от греха подальше, ибо хотя и питал к нему слабость, но справедливых дядиных насмешек боялся. Когда на лестничной площадке громыхнул старый лифт, Мартин чутьем ощутил приближение дяди, высыпал пельмени в кипящую воду и достал из холодильника бутылочку «Русского стандарта», единственную водку, которую разрешала дяде употреблять больная печень. Бутылка была не ноль пять, что неизбежно повлекло бы за собой продолжение, и не литр, что позволительно людям молодым и оттого беспечным. Ноль семь, как и подобает культурным, малопьющим русским людям, не собирающимся засиживаться допоздна и пугать соседей песнями.

Дядя пельмени оценил. Правда, ел их неторопливо и без суесловия, чем смутил Мартина, но, едва закончив первую тарелку, выразительно посмотрел на кастрюлю. Так что пришлось немедленно готовить вторую порцию.

Дальше потекла беседа – в меру приятная, хотя порой и шумная. Обсудили футбол – Мартин ярым болельщиком не был, но неожиданным успехам сборной радовался. Поспорили о последней арендной плате ключников – хитрые технологии синтеза пищи из древесины и впрямь позволяли победить голод, но проблем за этим стояло огромное количество. Дядя даже неприятно поразил Мартина, с излишним пылом и недостойными выражениями высказавшись за ограничение рождаемости в странах Азии и Африки. Впрочем, фразы «кроликам тоже обычаи запрещают семью планировать» и «теперь точно с пальмы слезут, раз деревья жрать можно» дядя, устыдившись, согласился взять обратно, но от сути высказываний не отрекся.

Каким-то хитрым приемом Мартину удалось увести разговор в более спокойное русло, а тут еще позвонил Женька – дескать, прохожу мимо, не заглянуть ли на огонек?

Визиту младшего брата Мартин обрадовался, да и дядя, пусть в его любимчиках числился Мартин, сразу расцвел, начал хорохориться и устроил явившемся племяннику допрос с пристрастием – почему редко звонит и еще реже заходит, какого дьявола его понесло в журналистику и не помирился ли Женька с Ольгой.

На все вопросы младший брат дал толковые ответы, разве что Ольгу вспоминал долго и о примирении говорил неубедительно, а попросту говоря – врал, как адвокат. Но дядя нынче был миролюбив и ложь предпочел не заметить.

Мартин сделал свежих пельменей, а из холодильника достал вторую ноль семь, потому что был не только культурным и малопьющим, но еще и умным русским человеком. Вот с пельменями уже было плоховато, оставалась одна скудная порция, которую и варить-то смешно. Но и дядя, и Женька уже наелись и пельменей больше не требовали, вполне удовлетворившись «Русским стандартом», малосольными огурчиками и тонко нарезанным копченым мясом. Сам Мартин от разговора почти отстранился, но с удовольствием слушал Женькин треп и дядины реплики, поражающие ехидством и тем чувством юмора, которое возникает у неглупых старых людей после выхода на пенсию.

Когда время приблизилось к полуночи, дядя утомился и стал собираться. От предложения переночевать у Мартина он решительно отказался, от провожатых – тоже, вызывать такси не стал принципиально, сказав, что пройдет пятьдесят метров до перекрестка и поймает попутную машину там, изрядно сэкономив. Мартин попробовал было спорить, но потом сообразил, что у перекрестка должен еще дежурить милицейский наряд, который, заметив подвыпившего пенсионера, конечно же, усадит его в такси и строго накажет водителю доставить старика до подъезда. Поэтому Мартин успокоился и, распрощавшись с дядей, достал из холодильника маленькую, ноль пять, бутылочку водки – ведь был он не просто культурным и умным русским человеком, но еще и отличался ленцой, заставляющей делать запасы продуктов первой необходимости. Но брат показал ему коробку хороших сигар и резонно заметил, что к ним требуется иной аккомпанемент.

Так что через десять минут, покидав в посудомойку грязные тарелки, братья уселись в гостиной с тяжелыми широкими стаканами «Гленморанджа», пятнадцать лет выдержанного в бочках из-под мадеры, и раскурили сигары под музыку любимого обоими «Пикника».

«Пикник» пел о том, что из кого-то, сразу видно, выйдет толк, поскольку он большой знаток веселящего газа. Мартин не разделял столь простых диагностических методов, но ногой в мягком тапке в такт музыке покачивал, а на словах «это счастье одному из ста» даже начал тихонько подпевать.

– Март, чем ты сейчас занимаешься? – спросил брат, водя сигарой, будто пытаясь оставить в воздухе дымные письмена.

– Всякой фигней, – признался Мартин. Брат, единственный из семьи, знал о роде его занятий, но в детали они вдавались редко – разве что забавные и никому не опасные истории порой обсуждали.

– Ты ведешь какое-то серьезное дело? – не унимался брат.

– Заканчиваю, – сказал Мартин. – Почти закончил. Ничего серьезного. Девчонка убежала из дома и нелепо погибла на чужой планете.

– А что осталось незаконченным? – продолжал Женька.

Подумав, Мартин решил, что особого вреда от сказанного не будет.

– Девочка кое-что успела мне сообщить. Говорить уже не могла… жестовым туристическим. Скорее всего это пустышка, но я решил проверить до конца. Не хочется идти к ее родителям, пока не будет полной ясности.

– Меня расспрашивали о тебе, – сказал брат. – Один человек… вроде бы случайная беседа… но так получилось, что я про него кое-что знаю. Он работает в органах.

– Мент? – без особого удивления спросил Мартин. За Эрнесто Полушкиным вполне могли поглядывать правоохранительные структуры.