Loe raamatut: «Кусь во мраке»

Примечание: Все имена и места являются вымышленными, скорее всего.

Все совпадения с имеющими место быть в произведении событиями

и фактами исключены, наверное.

Основано на реальных логических умозаключениях и самоубеждении.

Глава 1

Честно говоря, причины, по которым я ввязался в эту странную авантюру, для меня навсегда останутся скрыты. Скорее всего, тут послужило моё естественное любопытство в совокупности с желанием дать для себя всем этим странным событиям хоть какое-нибудь логическое объяснение. Мой отец всегда говаривал мне, что медики пропитаны скептицизмом, однако по-настоящему понять его слова я смог лишь теперь, когда мой затуманенный мрачными вопросами разум жаждал расставить всё на свои места.

Не последним фактом тайного проникновения в закрытый для меня сектор лечебницы в не дежурное время послужило желание произвести хорошее впечатление на окружающих, что могло бы здорово помочь в дальнейшей карьере.

Однако теперь, тихо ступая по тёмным коридорам психиатрической лечебницы с масляной лампой в руках, я едва ли себя сдерживаю, чтобы не сбежать. Вся моя смелость и вера в успех предприятия испарились, едва я смог сложить кусочки мозаики в этом странном деле.

Вероятно, только не утихающий огонёк противоречия продиктовал мне, что я должен делать.

Психиатрическая лечебница имени Святого Ривса располагается на почтительном расстоянии от унылого городка Плейсвиль. Несмотря на помпезное по нынешним временам название, город представляет собой довольно удручающее зрелище. Старые обшарпанные домишки, с покосившимися крышами являют собой неплохую демонстрацию внутреннего содержания как их самих, так и их хозяев, которые довольно редко покидают город. К чужакам же тут относятся довольно холодно, да и чего можно ожидать от города, которого давно нет на картах?

Старая лечебница находится на самом краю северной дороги города. Время изрядно потрудилось над её стенами, а так же над её плачевной репутацией. В Плейсвиль привозят не только душевнобольных из соседних городов и деревень, но иногда и из других городов. Я до сих пор никак не могу взять в толк, откуда же могло взяться такое большое скопление лучших светил науки в таком захудалом месте, как это.

Даже если бы лечебница находилась в самом центре города, местные жители всё равно бы обходили её стороной, потому что только самые безнадёжные случаи поступали в её недра.

Мне, как молодому студенту, проходившему практику в этом месте, должно быть, очень повезло. Хотя сказать по чести, я до сих пор считаю, что не каждый практикующий врач согласится вникнуть в тайны, которые довелось не по своей воле узнать мне за столь короткий промежуток времени.

Как и любой другой студент-медик, получивший такой лакомый кусок в качестве практики, я пытался узнать больше, не ограничиваясь тем, что мне предлагают, а проявляя инициативу и делясь своими собственными выводами со старшими коллегами. Они, впрочем, не выражали недовольства в связи с этим, а лишь по-отечески ухмылялись всякий раз, когда мои не подкреплённые практическим опытом знания давали о себе знать.

К слову сказать, больные в этой клинике менялись довольно часто, нередко фигурируя с редкими диагнозами, подогревая интерес персонала.

Но по-настоящему странный случай произошёл в конце февраля 1920 года, когда в расположение лечебницы поступил молодой человек, тридцатилетнего возраста. Меня сразу же заинтересовал его случай, но в тот же день мне не удалось присутствовать на мероприятиях, которые проводили с невысоким худощавым человеком. Лишь на короткий миг я сумел заметить взгляд молодого человека, глаза которого были широко открыты. Немигающим взглядом он смотрел сквозь меня, и что-то бубнил себе под нос. Мне же больше всего припоминается та самая фраза, всплывшая в результате нашего вмешательства, которая, как выяснилось позже, стала единственной, что при жизни смог произносить этот несчастный.

Причины, по которым я решился рассекретить ту информацию, которой я владею, для меня и самого едва ли ясны. Меланхолия, присущая каждому служителю лечебницы, стоящая на страже их метального состояния не может стоять в одном ряду с чёрствостью и бессердечностью, исходя из моих собственных убеждений. А потому, как будущий медик, я старался воспитать себя в духе здорового скептицизма, оставляя за собой право на добрые помыслы.

Многое из того, что случилось с Джеймсом мне до сих пор не понятно, равно как и неясны некоторые странности, которые появились в нашей лечебнице в то же время, когда он поступил к нам. Психическое расстройство, с которым он прибыл было сложно передать на словах, или же в письменной форме. На первый взгляд казалось, что случай являл собой нечто обыденное, но здешние стены не признают будничных заболеваний.

По моим наблюдениям многое, что касается лечебницы имени Святого Ривса, хотя бы и косвенно, но влияет на Плейсвиль. И если уж руководство лечебницы желает скрывать факты, которые здорово могли бы помочь при изучении такого же недуга в дальнейшем, а возможно и дать какое-то развитие в лечении, то мне ничего не остаётся делать, как поступить по совести.

Мои записи, которые я решил делать на всякий случай, мне довелось писать от руки, а потому они никуда не годятся для формирования чего-то более пристойного и удобночитаемого. Однако на данный момент мой бюджет не позволяет мне купить себе пишущую машинку и напечатать всё то, что мне известно. Мне лишь приходится надеяться на случай, так как желания рассекретить своё имя я не имею. Возможно, в дальнейшем, эти записи кому-нибудь пригодятся.

Мои вечно занятые старшие коллеги, были совершенно не способны к чуткому получению сведений у служителей кареты скорой помощи. Мало кому в тот суматошный день пришло в голову сделать немного больше, чем обычно, для примера, попытаться узнать причину, по которой больной испытал глубочайший шок, столь сильно повлиявший на его сознание.

В тот день, это, кажется, было 29 февраля, после всех скудных разбирательств, меня посетила мысль, которая, вероятно, и стала тем самым толчком, после которого пути назад уже не было.

Совершенно случайно мне довелось подслушать разговор старших коллег, в котором фигурировал адрес, из которого прибыл необычного свойства душевнобольной. Дело в том, что многие детали, как правило, не сообщаются студентам-практикантам в целях сосредоточения их внимания на главном. Однако большинство из нас хорошо понимают, что приезжим и мало опытным попросту не доверяют.

В тот самый день, когда к нам поступил молодой человек, со столь необычным случаем, я работал не покладая рук. Очевидно, именно поэтому я не смог узнать ничего больше, чем простые слухи, которые очень скоро приобрели мистический характер.

Как я узнал позже, у пациента были некоторые признаки нападения на него некоего зверя, о чём свидетельствовали несколько кровавых полос на его щеке. Вероятно, это был очень крупный кот, хотя в наших краях такие экземпляры водиться просто не могли. Так же в пользу свидетельства нападения зверя был свитер с капюшоном оливкового цвета, который был щедро усеян бурой шерстью и каплями крови. Но главное, что привлекало внимание врачей, были две довольно большие отметины на шее, которые к приезду в лечебницу зарубцевались.

Конечно, было проще всего списать это на обыденную агрессию диких животных, которые просто напугали беднягу до умопомрачения. Однако, эта версия очень скоро перестала устраивать учёных мужей из лечебницы Святого Ривса.

Тем не менее, моё любопытство не давало мне покоя. Уже в середине дня я решил узнать про эту историю больше, чем остальные.

В свой выходной день, я отправился на ферму в Аутсток, что бы поподробнее расспросить местных жителей об этом случае.

Изучив карту местности и проложив маршрут, я отправился на вокзал. К моему счастью, поездка до места назначения не могла отнять у меня много времени, сил и денег.

Ферма в Аутстоке совершенно не оправдывала возложенных на неё ожиданий. Когда я нашёл указатель со стрелкой, что-то внутри меня запротестовало идти в том направлении, однако я всё же пересилил себя, ступив на грязную заросшую дорогу.

Моё настроение совершенно точно описывала погода, которая в этот день была безжалостна ко мне и жителям той глубинки. Для меня не было большим секретом, что в пригородах и селениях обычно бывает холоднее. Но в тот день я совершенно не был готов к мокрому холодному дождю, глубоким грязным лужам, с двух сторон которых обступал величественный лес. Впрочем, не смотря на такие мелочи, обстановка мне показалась знакомой и даже приемлемой, ведь в этом унылом пейзаже я невольно наблюдал некую аллегорию на нелёгкий труд медиков.

И всё-таки что-то в этих деревьях вызывало внутри меня смутное беспокойство. Не сами деревья, а нечто другое, то, что скрывалось за этими могучими гигантами, со всеми этими колыханьями крон на ветру, и многоголосыми звуками живности.

И пока я пытался вытянуть уже готовый ответ из своего молчаливого подсознания, мои ноги привели меня в пункт назначения. Я знал, что пришёл по адресу. Я хорошо запомнил беглые описания работников кареты скорой помощи, они содержали именно эти два зелёных деревянных дома.

Пройдя по подъездной дороге, я обратил внимание на двух привязанных лошадей, которые выглядели взволнованно. В мою голову уже начали вкрадываться тёмные мысли о том, что ферма покинута хозяивами, когда из крайнего к дороге дома вышел мужчина и резко велел мне остановиться. Он быстрыми шагами направился в мою сторону, в его руках было ружьё.

Разумеется, мне ничего не оставалось делать другого, как поднять руки и надеяться, что в этом месте ещё не все сошли с ума.

Когда же он подошёл ближе, то я обнаружил на лице этого человека смятение и сосредоточенность. Это натолкнуло меня на мысль, что это и есть хозяин фермы.

Казалось бы, что его грозный голос в совокупности с ружьём не оставит и малейшей возможности для того, что бы сказать неправду. Однако, на его вопрос о цели моего визита, я почти что против своей воли ответил, что являюсь представителем полиции, и желаю осмотреть личные вещи пострадавшего. Разумеется, врачам, а уж тем более практикантам едва ли разрешат прикоснуться к вещам душевнобольного. Хозяин фермы сверлил меня взглядом сквозь квадратные очки. Одет он был в серую пуховую куртку с застёжками, и тёплые чёрные штаны с меховыми ботинками. Чёрная меховая шапка немного съехала на бок.

К моему счастью, вскоре он опустил ружьё. Вместе с ним опустились и мои руки. Он хотел мне что-то сказать, когда кто-то выкрикнул из дома:

–Пауло! – кричал женский раздражённый голос. – Где же ты, Пауло?

Человек растерянно повернулся на зов, после чего махнул мне рукой, что бы я следовал за ним.

И мы направились в дом.

Глава 2

Уже у входа я обратил внимание на изобилие кошек, к которым не питаю страсти, в отличие от большинства моих знакомых. Их тут было штук пять, не меньше, но что-то подсказывало мне, что это были далеко не все особи. На входе меня предупредили строго следовать всем правилам этого дома, неукоснительно выполнять все требования хозяев. Я не решился бы зайти внутрь, если бы не тот долгий путь, что я проделал до фермы Реббитсов. Моим вторым доводом посетить этот дом и продолжить играть роль полисмена был многозначительный взгляд её хозяина сначала на меня, а потом на ружьё после инструктажа о правилах дома.

Я совершенно не был удивлён тем, что мне было необходимо снять свою обувь, пальто и шляпу на входе. Когда же последовала просьба снять верхние штаны, дабы не пускать в дом бактерии извне, я не без стеснения поведал, что не обладаю второй парой штанов, на чём и получил позволение пройти внутрь. Как будущий врач, я привык часто мыть руки, но требование сделать это теперь звучало для меня несколько странно. Тем не менее, я повиновался. После этого не хитрого действия хозяин дома подошёл ко мне вплотную и прошептал, что бы я ничего не трогал и никуда не садился, иначе у нас обоих будут проблемы. Что именно он имел в виду, я не мог понять до тех пор, пока по лестнице быстро и громко не спустилась женщина, грозно переводя взгляд то на меня, то на человека с ружьём.

Внутреннее убранство дома мистера и миссис Реббитс поражало своей продуманностью. Я не переставал удивляться большому количеству приспособлений для кошек, а так же бесчисленным кошачьим туалетам, стоявшим длинной цепочкой по северной стене дома. Хозяйка дома не стала узнавать моего имени и должности, придирчиво осматривая меня с головы до ног. Когда же её внутренний диалог был окончен, она потребовала следовать за ней, что я и сделал. Однако вопреки моим ожиданиям, мы прибыли в туалетную комнату. На мой вопросительный взгляд последовало безапелляционное требование вымыть руки и лицо с имеющимся мылом. Видимо, гигиена в этих краях почиталась превыше всего. Мои заверения, а так же убеждения хозяина дома, что подобную процедуру я успешно прошёл не возымели никакого действия, и мной было решено совершить омовение во второй раз. Как бы там не было, но и после этого вполне логичного действия мы не направились в ту самую комнату, где был обнаружен сошедший с ума бедолага. Вместо этого миссис Реббитс повела меня к стене, которая пестрила всевозможными цветами и кубками. Везде, где хватало глаз, были фотографии кошек и наград с расписными лентами разных цветов. Сказать по совести, полка, на которой красовалась не одна дюжина кубков всех размеров и достоинств, выглядела довольно величественно. Хозяйка начала рассказывать мне о победах её питомцев на различных шоу и выставках.

Размышляя над тем, какое это имеет отношение к цели моего визита, я рассеянно кивал. Вероятно, миссис Реббитс подозревала, что внутри моей головы идёт процесс размышления на стороннюю тему, вместо осознания великолепия её животных, но её это не сильно заботило.

Минут двадцать потребовалось на перечисление всех возможных наград и титулов, а так же их невероятных обладателей. И, в следствие того, что к кошкам моё отношение не граничило с фанатичной любовью, большинство информации я так и не запомнил. Клички животных тоже не потрудились застрять в моём уставшем за эти полчаса мозгу. Если бы я только знал, что вся эта информация, хотя и косвенно, но имеет отношение к делу, я был бы куда внимательнее.

Прослушав внушительную лекцию о сложности разведения кошачьих, их классификации и породных качеств, я засобирался к выходу. В моей голове было слишком много информации, на получение которой я никак не рассчитывал. Хозяйка дома невозмутимо проводила меня до двери. Хорошо, что в этот момент мимо нас прошёл её муж – мистер Реббитс, который и вернул меня в чувства, спросив, всё ли я осмотрел. Подумать только, я мог уйти, совершенно забыв о цели моего прихода!

Впрочем, многое из того, что я увидел в тот день, у меня попросту вылетело из головы в тот миг, когда меня провели в ту самую комнату, где и был обнаружен наш странный душевнобольной. Однако кое-что мне всё же удалось вспомнить спустя пару дней. Вероятней всего, мой сбитый с толку разум великодушно стёр из моей головы то самое гнетущее чувство необъяснимой тревоги, когда я вошёл внутрь. Эти ощущения, взявшиеся невесть откуда, заставляли меня в тот день вести себя в крайней степени не учтиво, без присущих формальностей и тонкостей в разговорах. Впрочем, последних было даже более чем недостаточно, потому как Реббитсоны суетились по всему дому и шумно переговаривались. Про меня они забыли совершенно, хотя сказать по совести, как и про комнату, в которой я находился. Очень точной фразой можно было описать деятельность этой премилой пары, фразой, что кинула мне хозяйка фермы между делом:

–Картошка сама себя не выкопает, а огород сам себя не польёт.

С этим я спорить не стал, хотя меня несколько смутили эти рассуждения в данный момент, на улице стоял конец февраля.

Не вооружённым глазом было видно, что хозяева дома избегали этого места и, вероятно, даже не стали ничего трогать, суеверно избегая этой комнаты.

Как оказалось, моя догадка попала точно в цель. Когда я упоминал об интересе к личным вещам, Реббитсоны указали мне на небольшую спортивную сумку, и комод, в котором лежали письменные принадлежности и несколько книг.

Досконально изучив обстановку, я принялся за личные вещи Джеймса. Сказать по правде, я не ожидал найти ничего существенного, что хоть немного указывало бы на источник умопомрачения больного. Однако удача, которая нередко накрывала меня своей щедрой ладонью от града неприятностей и на этот раз не покинула меня.