Loe raamatut: «Как из бильярдных шаров вылупляются лейтенанты»
Посвящается 4112 взводу в честь
25-летия выпуска из легендарного Санкт-Петербургского высшего зенитного ракетного командного ордена Красной Звезды училища
СТРАННЫЕ МЕТАМОРФОЗЫ
Это время ознаменовалось окончанием существования Великой Империи, которая возводила свои бастионы более полувека, так и не достигнув своего апогея – социализма. И началом зарождения чего-то нового. Нового и неизведанного. Неизведанного, потому что никто не знал, куда катится шарик под названием Россия, подсвеченный сверху трехцветным флагом. Кстати, что это за прапор и откуда он появился, большинство населения тоже не знало. Да и до сих пор многие не знают…
Но тем не менее, изменения уже стали заметны простым обывателям, коим являлся и я. Территория государства значительно уменьшилась. Те, кто именовались раньше братскими народами, стали дружественными соседями, которые с недоверием поглядывали на богатого товарища. Хотя богатство было сомнительным…
Да, у нас появились кооперативные магазины, на полках которых возлежали товары, ранее недоступные большинству. На них красовались многозначные пестрые ценники, как в игре «Монополия», которая, кстати, появилась на российских прилавках в то же время, но называлась «Менеджер». Очень диковинный для слуха был термин. Цена была не дешевая – 15 рублей. Юным бизнесменам приходилось долго нудить, прежде чем они смогли уломать своих предков (слово из той эпохи) на покупку этой настольной игры. Ну, а кому это не удавалось, брали фломастеры, линейку, ватман, фантазию и изготавливали ее самостоятельно. Нынче это модно называется – хэндмейд.
Заморская продуктовая корзина была представлена во всем своем разнообразии: «Сникерсы» и «Марсы», спирт «Рояль» и водка «Черная смерть», «Зуко» и «Инвайт» (для запивания «Рояля»), джинсы «Мальвины» и «Пирамиды», сигареты «Бонд» и «Магна», ножки Буша и сосиски в жестяных консервных банках.
По телевизору в утреннем эфире стали показывать программу со странным названием «Аэробика», где на экране прыгали девушки в лосинах. Моему деду очень нравилась эта передача. Каждое утро он удобно усаживался в кресло у черно-белого телевизора «Рекорд» и комментировал сие действо. Всех скачущих красоток он знал по имени, поэтому периодически возмущался:
– Таня (Лена, Света, Нюра), ты как приседаешь (как подымаешь ногу, как наклоняешься, как отжимаешься)?
Эксперт, однако!
И всем хотелось верить, что с этим эстетическим (про аэробику) и гастрономическим (про ножки Буша) изобилием пришел конец мытарствам и начинается красивая жизнь, как в Америке. Почему-то тогда модно было равняться именно на нее. Помню, в те годы один из старшеклассников ходил в школу в телогрейке с надписью на спине, выполненной белой краской: «Я хочу в Америку! А ты?». Он был поистине крут для нас. Сейчас это очень забавно, а тогда казалось очень дерзко.
В то время я заканчивал среднюю школу, и мне, откровенно говоря, было до лампочки, что там творится в стране и чем я буду заниматься после получения среднего образования. Мне было интересно лишь одно – тусоваться (наверное, такого слова еще не было) с друзьями, пить пиво и портвейн и слушать русский рок, который, благодаря всем вышеперечисленным переменам в стране, стал выходить из подполья. Для подростков вроде меня, видавшим только «Утреннюю почту» по воскресеньям и «Песню года» по декабрям, это было поистине свежей струей.
После школы мы собирались у салона проката. В те годы существовали такие сервисы бытовых услуг, где любой желающий мог взять напрокат телевизор, холодильник или даже коньки, пока сам не накопит нужную сумму на покупку. Но за это приходилось выплачивать ежедневно энную мзду.
Собственно, в прокате мы ничего не брали – не было необходимости, да и деньги особо не водились. Мы облюбовали это место лишь по причине того, что перед входом в это заведение была небольшая площадка с крышей над головой и удобными подоконниками, на которых можно было сидеть.
Ежедневно мы созванивались по проводным домашним телефонам и договаривались: во сколько встречаемся, кто берет из дома свой «Романтик» («Электронику», «Квазар»), кто приносит кассеты и у кого есть немного денег на горячительное. Конечно, самым шиком было, когда кто-нибудь приносил новые записи. После их прослушивания выстраивалась очередь из желающих переписать очередной шедевр рок-кумира. Но к тому времени ни у кого из моих друзей не было двухкассетников, которые могли переписать аудиокассету без напряга. Поэтому приходилось идти к другу со своим магнитофоном и шнуром для перезаписи, и там, сидя шестьдесят минут, а то и девяносто, ждать, когда у тебя появится долгожданная копия.
Как-то мне удалось достать новый альбом «Алисы». Дали мне его всего на пару часов. Я высвистал товарища для дублирования столь редкой записи. Он опрометью прибежал ко мне со своим магнитофоном. Но какое было разочарование, когда мой шнур для перезаписи не подошел к его технике (разъемы были разные). Покумекав, тогда еще куриными мозгами, мы все же нашли выход: включили один магнитофон на воспроизведение, а второй на запись через встроенный микрофон, и закрыли эту новаторскую разработку в комнате за плотной дверью. Сами же сидели в соседней комнате, боясь пошевелиться, дабы шумы не отразились на записи. Вот такой HI-FI того времени.
Кстати, в то время начали появляться студии звукозаписи, где новоявленные ушлые бизнесмены предлагали аудионовинки как попсы, так и рок-музыки. Такие услуги стоили 10 копеек за минуту записи. Естественно, это было неподъемно для нас (шесть рублей – шестидесятиминутная кассета, а девять – 90), поэтому и пользовались кустарными способами.
Именно так проходили ежедневные будни у меня и моих друзей, пока не случился мой знаковый разговор с отцом:
– Школа заканчивается, кем ты собираешься быть?
– Не знаю.
– Поедешь к дядьке в Рязань в автомобильное училище? – Мне все равно, могу и поехать.
Пожалуй, этот короткий разговор с отцом ознаменовал мою новую и самую длинную веху в моей жизни.
Дело в том, что мой дядя по материнской линии был подполковником – заместителем начальника кафедры в Рязанском высшем военном автомобильном инженерном училище. А его жена, то бишь моя тетя, в том же военном вузе была стоматологом, тоже не последний человек в той альма-матер.
Накануне выпускных экзаменов классный руководитель завела разговор о том, кто и где собирается дальше грызть гранит науки. Не удивительно было, что большинство из парней класса не определились с выбором профессии. Что и говорить, если в городе было всего два вуза: педагогический и мореходка. А в свете нововведений, львиная доля мест для поступающих стала платной – локомотив под названием РФ пытался из тупика выехать на рельсы коммерциализации. Родители многих одноклассников не могли позволить каждые полгода отстегивать крупную сумму за учебу своего отпрыска. Поэтому большинству оставалась прямая (уже проторенная многими стоптанными кедами) дорога в ПТУ, или как неформально расшифровывали эту аббревиатуру – «Помоги тупому устроиться».
Я был единственным в классе, кто изъявил желание поступать в военное училище, о чем не без гордости сообщил педагогу. Напомню, что в те годы престиж Вооруженных Сил был ниже уровня городской канализации. Множество моих друзей всеми силами «косили» от армии, изыскивая в своем подростковом организме всевозможные болезни: начиная от плоскостопия, заканчивая энурезом и шизофренией. На фоне этого в глазах учительницы я поднялся почти до небес, словно ангел. Мне была выдана великолепная характеристика из школы, с которой можно было идти сразу в депутаты. Но туда я еще по возрасту не подходил.
Не буду долго рассказывать, как я сдавал экзамены в школе, проходил медкомиссию в военкомате – история не об этом. Но всеми правдами и не правдами из рук сурового мужчины в погонах я получил направление и военно-перевозочные документы к месту учебы, а точнее к месту поступления – в РВВИАУ (Рязанское высшее военное инженерное автомобильное училище).
На родину Сергея Александровича Есенина, кстати, полного моего тезки, я поехал в сопровождении отца и младшей сестры. Вообще, они ехали в отпуск во внезапно появившееся братское государство, которое по совокупности являлось родиной моих предков, а заодно собирались мимоходом сбросить балласт весом в полцентнера на попечение государства и поддержать меня на предстоящих вступительных экзаменах. А может и не поддержать, а проконтролировать, чтобы я дуру не свалял. Но я ее свалял…
Град косопузых в девяностые годы, мягко говоря, меня не впечатлил. Правда, и знал я о Рязани лишь то, что там растут грибы с глазами, которые смотрят на тебя с презрением, когда их употребляешь в пищу.
Как писал классик А. Куприн в произведении «Как я был актером»: «И в этот день, бродя по жаркому скучному городу, я только и говорил самому себе: «Да-с, дорогой Сергей Александрович, попали мы с вами в переплет» (честно сказать, там фигурировало другое имя, но, тем не менее, эти слова как нельзя лучше передают чувства моей юной души).
Оставалось несколько дней до момента, когда было необходимо прибыть в училище для сдачи вступительных экзаменов. Сплин. Я ежедневно крутил девяностоминутную кассету, которую купил на вокзале, и ждал, когда меня повезут в военный вуз. До сих пор помню, что было записано на том аудионосителе: сторона «А» – Бригада С «Реки»; сторона «Бэ» – ДДТ «Последняя осень». Это были новинки, децибелы, которых еще не достучались до моей малой родины. Сейчас, как только слышу песни с этих альбомов, меня неосознанно уносит в те годы.
ЧТО НИ ДЕЛАЕТСЯ, ВСЁ К ЛУЧШЕМУ
Наступил День Х. Отец и дядя-подполковник повели меня и коричневый чемодан с блестящими замочками служить Родине. Наверное, так они об этом думали в то время.
У ворот КПП (контрольно-пропускной пункт) родители прощались со своими чадами – на территорию училища родственникам проходить было запрещено. Детишки с полными сумками маминых пирожков через проходную гуськом уходили во взрослую жизнь.
Тут же стоял наряд по КПП из состава курсантов, перетаптываясь с ноги на ногу, в надежде перехватить чего-нибудь съестного с «гражданки». Конечно, сердобольные родители подкармливали и их в надеже, что через год – другой их мальчик также будет охранять подступы к училищу и какая-нибудь тетя угостит бутербродом с колбасой и его.
С гордо поднятой головой я прошел мимо дневальных. Те, в свою очередь, отдали воинское приветствие (естественно, не мне, а товарищу подполковнику – моему дяде).
Когда мы дефилировали по территории училища в сторону приемной комиссии, на пути нам встретился статный военный в хромовых сапогах с большими звездами. В то время в званиях я не разбирался, знал только, что папа у меня – старший мичман, а дядя – подполковник. Как оказалось, это был генерал-лейтенант – начальник училища. Естественно, он знал моего родственника, поэтому расспросил у него кто я, откуда, да и в целом, как дела? По-отечески похлопал меня по плечу и пожелал удачи. Больше я этого генерала не видел. Собственно, и отца с дядей я тоже больше не видел в течение следующих двух месяцев…
В помещении приемной комиссии было многочисленно, но благодаря своеобразному блату, я сдал надлежащие документы и был отконвоирован в расположение роты, где квартировались абитуриенты на время вступительных экзаменов.
Стройные ряды панцирных кроватей, стулья, тумбочки и телевизор – все напоминало пионерлагерь «Восход», куда я три года подряд ездил по профсоюзной линии от маминой работы. Отличие было лишь в том, что вместо симпатичных студенток-пионервожатых здесь были курсанты-третьекурсники – будущие повелители коленчатого вала и карбюратора. Они стали нашими мамапапами до поступления в училище. С момента знакомства с ними мы начали (пока лишь поверхностно) изучать военный уклад в их изложении. Впрочем, и они не без интереса слушали вести из регионов необъятной Родины в нашей трактовке. Распорядок дня был щадящий: подъем – зарядка – завтрак – консультации по экзаменационным предметам – обед – самостоятельная подготовка – ужин – свободное время – отбой.
Как-то во время одного из приемов пищи, как всегда балагуря за столом с «соплеменниками», я затылком почувствовал чей-то пронизывающий взгляд. Обернувшись, я увидел короткостриженого паренька, также абитуриента, который пристально смотрел на меня:
– Че не узнал? – спросил тот.
Честно сказать, его я видел впервые, но решил позабавить публику, чье внимание уже было устремлено к нам:
– Ааааа! Я тебя вспомнил! Я видел тебя, выползающим из канализационного люка на Красной площади, когда я проезжал мимо на Мерседесе!
Народ загоготал, оценив мой тупой юмор. В свою очередь, он тоже произнес какую-то дежурную шутку.
К удивлению, эта мизансцена послужила началом нашей общей большой дружбы, которая длится до сих пор. Звали его Женька «Сэм» Семенов. Собственно, так и сейчас зовут!
ХХХ
Первым экзаменом у нас была математика. За нее я не переживал, потому как в этом предмете я хорошо разбирался (математический класс за плечами).
Учительница в школе удивлялась: поведение отвратительное, уроки прогуливает, но по математики рубит. Както в классе десятом-одиннадцатом она предложила мне принять участие в областной олимпиаде по математике. Я сразу пошел в отказ, мол, зачем мне это надо, я лучше, как все. Но ее заманчивое предложение перевесило чашу весов в сторону похода на бой с царицей наук (хоть с женщинами и нельзя драться, как меня учил отец):
– В этот день не надо приходить в школу, а сразу из дома можешь ехать на олимпиаду, а после нее отдыхай!
Юная душа поплыла от такого подарка жизни.
Весеннее утро. Не такое, как обычно, когда встаешь в полуобморочном состоянии, проглатываешь завтрак и идешь зомбипоходкой к 08:15 в храм знаний. Выспавшись и пребывая в отличном настроении, я выдвинулся на олимпиаду, которая проходила в школе №25. Почему я запомнил номер этого учебного заведения? Всё банально! Доселе эта школа на протяжении десятков лет была единственной в городе для умственно отсталых детей. В моей начальной школе двоечников частенько пугали, что если они будут плохо учиться, то их переведут в двадцать пятую. Это была действенная мера – все боялись туда попасть, представляя местных обывателей олигофренами с неадекватными глазами и вечно свисающей слюной изо рта.
Но в последний год эта школа в корне изменилась и преобразовалась в лицей. Видимо, клерки из минобр решили, что негоже быть такому заведению в центре города, и сослали школяров не от мира сего куда-то в пампасы, а здесь сделали элитную альма-матер. Подходя к ней, я увидел табачный ларек. Естественно, в кармане была лишь мелочь («перхоть», как мы ее называли). Тем не менее, я смог наскрести на какую-то русскую вонючую сигару. Прикурив ее, я подошел к крыльцу.
Здесь в ожидании своего звездного часа уже стояло с полсотни ребят, чьи мысли были поглощены тангенсами и гипотенузами. Их остекленевшие, как у Терминатора, глаза были направлены куда-то на страницы источников знаний, а нервные ручки теребили замусоленные конспекты. Еще бы! Ведь победитель олимпиады должен был вне конкурса поступить в престижный вуз нашей Родины. И тут я – без учебников и шпаргалок, зато с сигарой во рту! После того, как мы расселись в классе, нам выдали задание, и все заскрипели ручками. Одним из первых я покончил с примерами и решил ретироваться. Ведь, как говорится: раньше сядешь – раньше выйдешь, больше времени на личную жизнь останется. Сдав свой листок с решенным заданием, я направился в сторону двери:
– Молодой человек, не уходите, пожалуйста. Когда все решат, вам раздадут задания по физике.
– А мы с классным руководителем насчет физики не договаривались… Можно я тогда схожу пока в туалет?
Обратно в аудиторию я не вернулся, и не потому, что я не смог бы решить задание по физике. Я понял, что меня жестоко обманули, не сказав о том, что это физико-математическая, а не просто математическая олимпиада.
ХХХ
На вступительном экзамене по математике все было, как в школе: парты – задание – учитель – доска – мел – указка. Во время решения билета, в аудитории послышался странный стон. Выяснилось, что один абитуриент так хотел стать военным автомобилистом, что перенервничал и грохнулся в обморок прямо во время экзамена. Это еще раз подтверждало, что не все были такими раздолбаями, как я, но присутствовали и те, кому не было все «до лампочки». Я же, по сути, придерживался принципа «чему быть, того не миновать»: поступлю – нормально, не поступлю – пойду топтать кирзачи, а если на Флот, то прогары.
На следующий день результат – «хорошо», а это означало, что я допущен к следующему вступительному экзамену.
Вечером в расположении роты наши кураторы со старших курсов, как обычно, делились своими байками. Видимо, им была дана установка по привитию нам любви к армии. Честно сказать, у них это получалось. Как-то незаметно пришло желание вступить в ряды многочисленной и многонациональной армии России. Но чем-то меня угнетали автомобильные войска, да и Рязань в целом. С утра мне подвернулся шанс немного исправить свою начинающуюся карьеру военного автомобилиста. Я не преминул воспользоваться им и поменял все на корню.
Утром следующего дня от дневального поступила команда, чтобы все, кто не сдал первый экзамен, собрались на плацу. Как оказалось, туда приехали «покупатели». Это офицеры, откомандированные из других военных училищ, где был катастрофический недобор абитуриентов. В их задачу входило привезти хоть сколько кандидатов на поступление. Напомню, что в девяностые годы служить в армии было «западло».
Сейчас уже и не вспомню, с каких училищ были там представители, но было их человек двадцать. Ради интереса и я вышел послушать, что рассказывают отцы-командиры, а заодно и поддержать ребят, с которыми уже успел сдружиться.
– Наше училище находится в центре Санкт-Петербурга на Петроградской стороне в нескольких сотнях метров от Петропавловской крепости. Неподалеку на вечной швартовке стоит легендарный крейсер Аврора… Эрмитаж…
Невский проспект… Русский музей…
Я навострил уши. Для меня Питер был не просто Северной столицей, но, в первую очередь, – колыбелью русского рока (коим я «заболел» несколько лет назад), туда было огромное желание попасть каким угодно образом. Профессия военного как-то незаметно отошла на задний план при этих словах офицера. Я даже не услышал, что это за военный вуз и каких специалистов он готовит.
В голове волнами потекли мысли: «Рок-клуб» на Рубинштейна, цоевская «Камчатка» на Блохина, «Полигон» на Лиговке, кафе «Сайгон» на Невском. Я знал все эти злачные места из каких-то журналов, газет, книг, которые совсем недавно начали появляться. В конце концов, из песен любимых исполнителей. И все это могло совсем скоро оказаться рядом со мной. Осталось лишь поймать удачу за хвост, которая в лице подполковника, находилась на плацу училища.
– А я вот сдал вступительный экзамен на «четверку», но имеется большое желание поступить в ваше училище.
Напомню, что собирали на плацу, тех, кто сдал экзамен на «два». Военный мне ответил примерно, как в легендарном фильме Ивана Охлобыстина «ДМБ»:
– Нет препятствий патриотам! Я сейчас схожу в приемную комиссию, заберу твое личное дело, куплю билеты на вечерний поезд «Москва – Санкт-Петербург». Можешь собирать пожитки и дуть на электричку до столицы.
Действительно, вечером на Ленинградском вокзале вдали от посторонних глаз стояла группа подростков, желающих поступить в Санкт-Петербургское высшее зенитное ракетное командное ордена Красной Звезды училище. Я все-таки узнал, куда я ехал поступать.
Кстати, запомнилась фраза, которую кинул напоследок курировавший нас курсант, когда я сказал ему, что еду в Питер:
– Что ни делается – все к лучшему!
Немногословно, но эта фраза, пожалуй, стала девизом всей моей жизни.
А тем временем, когда мы подъезжали к городу-герою Ленинграду (тогда уже Санкт-Петербургу), на территорию училища в Рязани в гости к абитуриенту Вольченко пришли дядя и папа.
– А он уехал в Питер. В зенитно-ракетное училище.
Дяде было пофиг, типа «баба с возу…», а отец был в гневе:
– Увижу – голову свинчу…
ГОРОД НАД ВОЛЬНОЙ НЕВОЙ
Колеса заскрипели о рельсы, выплюнув сноп искр на промасленную землю – утренний поезд из первопрестольной прибыл на вокзал Северной столицы. Продравшие мутные очи бывшие автомобилисты и будущие ракетчики с большого бодуна выходили из плацкарта.
Питер – есть Питер. Погода была обычная – морось и туман, так и подбивала вмазать помаленьку. Я и вмазал, что осталось в котомке. Мои порывы за следующей порцией алкоголя были жестоко и неблагодарно пресечены товарищем, который был назначен старшим среди нас:
– Ну, бля, уже хватит!
Не помню, доучился ли в училище этот «член общества борьбы за трезвость», не важно это уже, хотя в то тяжелое утро все мысли с проклятиями были обращены в его адрес. Шибко правильный он был.
Прибыли, как «покупатель» нам и обещал, в центр города – на станцию метро «Горьковская». Тогда она еще была не похожа на коровье вымя внутри и НЛО снаружи. Кстати, это мой однокурсник Андрюха «Никита» Никитин в нулевых годах (когда уволился из армии на гражданку) приложил свою мускулистую руку при изготовлении элементов декора обновленной станции. А в те годы это был крепкий монолит сталинской эпохи.
Как я уже сказал, что хоть на дворе и стоял месяц июль, погода была чисто питерская. А может это показалось изза возлияний, которые происходили у нас в дороге. А дорога другой и не могла быть. Ведь мы, семнадцатилетние подростки, только оторвавшиеся от родительской сиськи, почувствовали вкус свободы, когда были предоставлены сами себе. А всё потому, что офицер, который обязан был нас сопровождать к училищу, где-то потерялся на просторах столицы нашей Родины, возложив свои обязанности на старшего из нас.
«Горьковская» девяностых, как и любая другая станция Петербургского метрополитена, поразила обилием ларьков со всевозможной снедью и алкоголем близ нее. Моя душа очень желала еще поправить пошатнувшееся здоровье, поэтому я все же ухитрился незаметно приобрести в ближайшей палатке бутылку водки. Почему-то на всю жизнь врезалось в память ее название – «Менделеев».
Наш старший, увидев, что я купил алкоголь, культурно попросил его отдать (видимо, боясь получить по лицу), мотивируя это тем, что негоже приходить в первый день в училище подшофе. Он пообещал мне ее вернуть, когда мы обустроимся на новом месте. Естественно, это не произошло.
Позже он уверял, что подарил ее старшине, чтобы решить какие-то бытовые вопросы. Но мне кажется, что он ее выпил под одеялом. Так Дмитрий Иванович со своей периодической системой, из элементов которой можно было сложить нехитрую формулу С2Н5ОН, безвозвратно испарился, не приведя нас в тонус.
Училище оказалось всего в паре сотни метров от метро. На КПП стоял дежурным строгий старшекурсник:
– А че вы сюда приехали? Все абитуриенты у нас живут в учебном центре под Красным Селом.
А ведь «покупатель» ничего не сказал нам про это. Несолоно хлебавши и до сих пор не познакомившись с Менделеевым, мы выдвинулись назад к метро, чтобы доехать до Балтийского вокзала, а там на электричке до станции «Можайская». В пути нам предстояло провести минут сорок, я это время даром не терял и всю дорогу нашему старшему предлагал «бахнуть». Но он был неподкупен.
С горем пополам добрались до станции назначения. На перроне в воздух нам никто чепчики не бросал. И в целом людей здесь не было, окромя каких-то бабушек с корзинками да сумками-тележками. Для меня до сих пор остается неразгаданной шарадой: куда эти старушки со своими котомками на колесах каждое утро едут в вагонах электричек и метрополитена, толкая рабочий люд.
Никаких учебных центров и воинских частей не было замечено на горизонте – одни покосившиеся лачужки – с одной стороны и огромная гора – с другой.
Вот и приехали! Начали вкрадываться тревожные мысли: а туда ли мы путь держали? К тому же, предательски журчал живот: со вчерашнего дня ни маковой росинки, кроме… Да и «кроме» уже начинало отпускать.
Вдруг, по велению судьбы, на горизонте появился бравый военный. Полустроевым шагом с дипломатом в руке он целенаправленно дефилировал в сторону станции, прямо к нам в объятья. «Не иначе, офицер» – подумали те из нас, кто уже немного разбирался в званиях и погонах.
Офицер подошел к нам и окинул отцовским взглядом, в котором читалось одновременно превосходство и забота. Ведь человек, который проучился четыре-пять лет в военном училище, за версту видит своих потенциальных питомцев.
– Извините, пожалуйста, будьте любезны, а не подскажете ли вы нам дорогу к зенитно-ракетному училищу?
– А почему бы и нет!
Бравый военный отработанным полководческим жестом махнул рукой в ту сторону, откуда мы только что приехали на электричке.
– Идете по дороге вдоль железнодорожных путей, доходите до переезда, там увидите озеро. Дальше ваш взор упрется в красивые ворота – это и есть ваша будущая Альма-Матер. С поправкой, кто пройдет тяжелейшие испытания математикой, русским языком, физической культурой и профотбором. А там уже и лейтенантские звезды не за горами.
Конечно, офицер не говорил с нами так витиевато, а просто показал дорогу. Уже позже, обучаясь в училище, мы поближе познакомились с этим товарищем. На лекциях у этого педагога я гадал, куда же делась его любвеобильность к человеческой расе, и как справедливо выражение, что первое впечатление обманчиво. Но не в этом суть.
Всеми правдами-неправдами мы добрались до указанной точки на местности – большим обшарпанным воротам с облупившейся красной звездой. У входа стоял боец, который, увидев нас издалека, принял статную позу бывалого.
– Пожрать есть? Или бухнуть?
– Откуда? Сами голодные – с Рязани едем поступать в училище.
– Ну, тогда вам не сюда. А пройдете вдоль забора, увидите там калитку и оборванца вроде вас – это и есть ваше
КПП.
Пошли дальше. И вот она – калиточка – и два «оборванца вроде нас». Им мы описали сложившуюся ситуацию, после чего один из них изъявил желание нас отвести в полевой лагерь.
Извилистыми лесными дорожками по вспучившемуся асфальту мы шли вдаль, изредка встречая на пути полуразрушенные строения. При подъеме в горку, провожатый с серьезным видом знатока из передачи «Что? Где? Когда?» акцентировал наше внимание на какой-то каменной конструкции, поросшей мхом, кустарником и деревьями:
– А это наша достопримечательность – беседка самой Екатерины или Елизаветы – точно не помню.
Была ли там Императрица когда-нибудь, я не знаю. А если и была, то для какой-такой надобности ей воздвигли беседку посреди леса? Непонятно. Но байка – есть байка.
Недружным строем мы дошли до расположения полевого лагеря. Так наименовались ряды покосившихся бараков с выбитыми стеклами и пара кирпичных строений, являющихися складскими помещениями.
По окрестностям бродили ребята вроде нас. Все они пытались придать своему лицу значительный вид. Как оказалось, мы прибыли в разгар мероприятия под громким названием «уборка территории». В это время всем необходимо было централизованно разбрестись по лагерю и собирать фантики от конфет и шоколадок, сухие ветки и окурки.
Кстати, я сразу приметил, что наиболее шустрые ребята не утруждали себя физической нагрузкой – наклонам вперед, а просто ходили с палкой, которой затрамбовывали отходы жизнедеятельности в размякший от дождей грунт. Позже я понял, что это было первое проявление военной смекалки. Наверное, все, кто ходил с этими деревяшками, стали великими полководцами, а маршальский жезл в то время им заменяла палка-копалка. Честно сказать, данное действо меня слегка обескуражило. Еще бы! В Рязани нам чуть ли не пятую точку лизали, а тут непонятные жилищные условия и использование дармового детского труда.
Дежурный офицер, поприветствовав, начал распределять нас по взводам. Я по воле случая и шариковой ручки военного попал во второй взвод. Собственно, в нем я и остался до окончания училища…
