Loe raamatut: «Белая пустота»
Алая луна.
Загляни ко мне
В темное окно.
Алая луна,
В комнате черно.
Черная стена,
Черные дома.
Черные углы.
Черная сама.
( Ника Турбина.)
1
Не дожидаясь лифта, я взбежал по лестнице. Отомкнул входную дверь. Меня встретил родной приятный дух уюта, в котором примешивался запах свежего борща с кухни, не выветриваемый никакими сквозняками парфюм младшей сестры и чуть слышный, особый кошачий запашок нашей пушистой Клавы.
– Это ты? – окликнула с кухни мать, грохоча кастрюлями.
– Я! – крикнул, снимая промокшие кроссовки. Одновременно пытаясь размотать с шеи зенитовский шарф. – Есть хочу! В универе совсем замучили.
– Борщ только приготовила, – нальешь сам. Сосиски в холодильнике – продиктовала инструкцию мать. – Я побежала на работу. Сегодня у меня вечерняя смена.
– Юлька еще не пришла? – спрашиваю.
– Нет. У нее в школе совсем завал. Вас в институте так не мучают, как ее.
– Уметь надо, – усмехнулся я.
Наконец избавился от шарфа и от куртки.
– Ты опять без шапки! Опять в кроссовках! – набросилась на меня мама, выйдя в прихожую. – На улице снег. Воспаление легких хочешь схватить?
– Да, ладно, – отмахиваюсь.
Прошел к себе в комнату, привычным ловким движением кинул в угол торбу с тетрадками. Клава стремглав вылетела за дверь. Опять в моем шкафу спала. Теперь одежду от шерсти придется чистить.
– Ма! – кричу. – Просил же не пускать кошку в мою комнату.
– Чего ты разорался? – не поняла мама. Слышно было, как она с шуршанием надевает пальто и застегивает молнию на сапогах. – Клава спит, вон – на коврике.
Ничего не понял! У меня что – глюки? Только что мимо меня пронеслась. Я выглянул в коридор. У обувной полки на круглом лоскутном коврике мирно лежит серый пушистый клубок с двумя зелеными глазами. Неужели перезанимался? – тряхнул головой и усиленно проморгался. Ничего не поменялось. Клава осталась на том же месте и наблюдала, как мама поправляет воротник пальто перед большим настенным зеркалом.
Дверь прихожей захлопнулась. Заскрежетал ключ. Я остался в квартире один.
Сел за компьютер. Серый экран проснулся, проявляя картинку со всеми чудилками: нажмите то, нажмите это. Надо будет заняться: весь лишний софт снести – все руки не доходят. Что там по почте. На Рамблере куча писем. Спам… Спам… Фигня какая-то, дескать, я выиграл пять или десять миллионов долларов… О, а это что? «Эрнест Иванович» – значилось в теме. Адрес с Яндекса, ничего не значащий… Шутка что ли? В письме стоит под тремя восклицательными знаками: Племяннику!!! Что еще за дядя нашелся? Далее по тексту: «Вход в окно – Белая Пустота».
Какая еще пустота? Спамеры шутить разучились. Внизу приписан номер сотового телефона. Это мы уже проходили: позвонишь, и с твоего счета за звонок сдерут всё до копейки. По привычке запомнил последние четыре цифры. Ладно, что там дальше?
Вдруг на меня навалилось странное ощущение, что мне смотрят в затылок. Прямо, давит взглядом. Волосы встали дыбом. Я остро ощутил, что за спиной кто-то стоял. Так обычно Юлька подкрадывается и шпионит, как я по интернету лазаю. Даже, как будто ледяное дыхание достигло моей шеи. Причем ощущение до того реально… Неприятная дрожь пробежала по телу. Но в квартире же кроме меня – никого! Я резко обернулся…
Никого. Блин! Совсем переучился! Так можно и с катушек съехать. Надо что-нибудь бодрящее принять. Решил начать с крепкого чая и сгущенки. Перебазировался на кухню.
Пока краснобокий чайник недовольно шумел на плите, я достал из холодильника консервную банку, открытую самым варварским способом: криво-косо, ножом, и всю в засохших подтеках. Это я специально так открываю, чтобы сестра знала – банка моя. Иначе она вмиг ее опорожнит, сладкоежка. А так мне хватает дня на три.
Чайник залился хриплым отчаянным свистом. Я снял его с плиты и налил кипятка в любимую кружку с зенитовской эмблемой. Кинул чайный пакетик… Что за звуки? Прислушался. Как будто кто-то клацает по клавиатуре. Звуки доносится из моей комнаты. Я прошел к двери, осторожно приоткрыл. Никого. Что за шишки на елке? Неужели пора к психиатру обратиться? Что-то со мной, явно – не так. Протер глаза, еще раз взглянул в сторону стола. На фоне окна с вечерним городским пейзажем мягко светился монитор. Ровно гудел системник. Стоп! Я подбежал к монитору. Вся почта исчезла! Неужели червяка поймал? Касперский краснел в нижнем углу экрана, как бы говоря: «Все нормально! Работаю! Враг не пройдет!» А почта, тогда, где? В графе «входящие» значился 0. Я ничего не удалял, точно помню. Куда почта исчезла?
В прихожей дико взвыла кошка. Мурашки пробежались по спине. Входная дверь с грохотом захлопнулась. Меня, как обдало холодным душем. Я схватил гантель из-под кровати и кинулся в прихожую. Вор успел выскочить наружу. Я с силой дернул ручку… Дверь на замке. Ничего не понимаю! Примерещилось? Но дверь-то хлопнула. Может у соседей, – попытался успокоить себя. В углу за коробкой из-под пылесоса горели зелеными угольками ошалелые глаза Клавы. А кошка чего испугалась?
– Клава, – позвал я. Голос прозвучал глухо, незнакомо. – Хочешь вискаса?
Клава спряталась еще глубже и злобно зашипела. Дурра!
Чай остыл. Я плюхнул пару ложек сахара и принялся мешать. Чашка чуть не выпала из рук, когда пронзительно зазвенел домофон. Нервы совсем разболтались.
–Кто?
– Я! – гаркнул в динамике знакомый голос дядьки.
Вскоре раздался настырный стук в дверь. Как будто не видит рядом кнопку звонка. В глазке я увидел широкую круглую рожу дяди Юры, маминого младшего брата. Кожаная кепка почти на затылке. Непослушный русый вихор спереди топорщится. Нос картошкой. Короткая дубленка распахнута, открывая необъятную грудь и такой же живот. Как обычно: клетчатая рубаха. Из-под ворота выглядывает полосатый тельник.
Я открыл.
– Мамка где? – проломился сквозь меня дядя Юра, ловко скинул остроносые туфли и пошлепал в одних носках прямо в кухню. Я закрыл входную дверь и пошел за ним.
– Че, матери нет? – задал он обычный глупый вопрос.
– В холодильник спряталась, – пошутил я.
Он даже не обратил внимание. По-хозяйски полез в буфет, достал тарелку и налил себе дымящегося борща.
– Странно, борщ свежий, а Светки нет. Дай хлеба.
Я протянул ему ржаную буханку и нож. Он криво небрежно отрезал приличный ломоть, чуть ли не в четверть буханки.
– Тут дело такое, – вдруг вспомнил он. – Дядька наш в Москве умер. Надо ехать.
– Что за дядька? – не понял я. – В Москве же сестра ваша живет двоюродная.
– А, Ленка пучеглазая? Нет. Там какой-то родственник дальний. – Он громко отхлебнул из ложки. – Горячий! Майонез есть или сметана?
Я достал из холодильника пакетик с майонезом.
– Короче, ехать надо, – сказал он, выдавливая из пакетика белую струйку.
– Зачем?
– Квартира там, в центре Москвы осталась. Прикинь! Ленка пучеглазая ее продаст, – должна поделиться.
– Так может, у дядьки этого дети были…
– Не было никого. Светка знает его, ну, мать твоя. Я-то его не видел ни разу. Ленка пучеглазая позвонила, просила приехать на дележку. Царство ему Небесное, как там его, Эрнест Иванович.
Что? Эрнест Иванович…Где-то я уже… Так мне же письмо сегодня по мылу пришло от какого-то Эрнеста Ивановича, да еще с темой «Племяннику». Ерунда какая-то.
– Ну, че, где мать? – спросил дядя Юра, покончив с борщом.
– На работе. Ее никуда не отпустят. У них пациентов – целая больница, да еще студентов-практикантов на нее повесили.
– Фигово, – сделал вывод дядя Юра, шмыгнув носом.
– Давай, вместо нее съезжу, – предложил неожиданно я. – Там что, документы нужны какие-нибудь? Или подписывать чего?
– Ничего не нужно. А как твой институт…
– У меня институт еще четыре года, а сессия только через два месяца.
– Поехали, – согласился он. – Москву посмотришь. Только шарф зенитовский не надевай, от греха – подальше. Спартаковцы поймают и на мясо пустят.
– Хорошо, – кивнул я. Действительно, а чего бы Москву не навестить? – Я только матери позвоню, да у отца денег надо взять. Как поедем?
– Деньги у меня есть, – сказал дядя Юра, хлопнув широкой ладонью по нагрудному карману дубленки. – На машине рванем. Поездом чего-то не хочется. Дорого, да и билеты надо заранее брать.
– Отлично! – обрадовался я. – А у тебя с работой как?
– Отпросился. Да мы ненадолго. Чего там торчать? Дней пять – от силы.
***
Новенький форд всеволожской сборки весело мчался по трассе, шурша шипованной резиной. Мимо проносились убогие деревушки и шикарные коттеджные поселки, тянулись серые осенние поля, мелькали голые пролески. Нас обгоняли шустрые джипы, мы обходили неповоротливые длинные фуры. Небо хмурилось, крапал мелкий дождь, временами переходя в снег. Дворники на лобовом стекле лениво стирали морось.
Сгущались сумерки. Водители включали ближний свет. Фары отражались в мокром полотне дороги. Приемник перестал ловить волну. Дядя Юра всунул диск с какой-то попсой: рыдающие девочки и плачущие мальчики.
– Хоть бы к утру добраться, – переживал он. – Надо было раньше выезжать.
– Дорога свободная. Чего беспокоиться? – удивился я.
– Ага. Темнеет быстро. Не люблю ночью ездить. – Вдруг он поежился. – У меня такое дурацкое ощущение: как будто мы не одни. На заднем сидении кто-то еще.
– Может, остановишься, кофе попьешь? – предложил я, шаря в сумке. Достал термос из нержавейки.
– Не, – отмахнулся дядя Юра. – Ты пей. Я закурю.
Наверное, уже наступила ночь. Меня иногда опускало в дремоту. Один раз я глубоко провалился в сон, но не понял, что сплю. Та же дорога. Я сижу в машине. Рядом рулит дядя Юра. Глянул в зеркало заднего вида. За спиной сидел бледный худой человек. Грязные длинные волосы спадали до плеч. Глаза темные, пустые. Стало жутко и неприятно. Откуда он здесь? Когда дядя Юра подобрал попутчика? Человек посмотрел на меня через зеркало пристальным, каким-то мертвым взглядом. Даже передернуло, как от холода. Показалось: у него нет белков – одни черный зрачки. Бледные губы разверзлись в жутком оскале. Сверкнули желтые клыки.
– Страшно? – спросил он глухим голосом. – Задушу! – и бросился на меня.
Я всем телом подался вперед, рванув ремень безопасности.
– Тише ты! Сдурел! – выругался дядя Юра.
Я таращил глаза по сторонам, приходя в себя. Быстро обернулся. На заднем сиденье – пусто.
– Кошмар привиделся, – выдохнул я.
– А нефиг по дешевке кофе контрафактный покупать. Вот я не пью всякую дрянь, и мне кошмары не снятся.
Так казалось в темноте, или на самом деле: дорога стала уже. Ни впереди, ни сзади не видно огоньков фар. Трасса как будто вымерла. Дальний свет выхватывал по обочинам огромные ели, стеной сгустившиеся вдоль дороги.
– Где мы? – спросил я.
– А черт его знает, – пожал плечами дядя Юра. – Сам не пойму. Вроде, ехал все время прямо. Погляди по карте… А, что толку. Хоть бы один указатель попался.
Прямо на нас тенью метнулась что-то большое и черное. Я едва заметил, как на дорогу выскочила огромная собака, похожая на дога. Из оскаленной пасти валил пар. Дядя Юра резко вдавил педали. Тормоза противно взвизгнули. Машину завертело. Мелькали деревья. Совсем рядом пролетел старый деревянный электрический столб. Машина зарылась в канаву у обочины и остановилась.
Дядя Юра почему-то глядел на меня ошалелыми выпученными глазами.
– Цел? – спросил он.
– Вроде, – еле разжал я губы.
– Гребаная Баскервили! – выругался он. – Ты видел?
– Собака, вроде.
– А чего она размером с лося? Блин! Я сбил ее или нет?
– Удара не слышал, – ответил я. Хотя, какой там… Если бы даже слышал…
Дядька отстегнул ремень безопасности и вылез из кабины. Я последовал его примеру. Он внимательно осмотрел капот.
– Вроде, не помята, – с облегчением выдохнул дядя Юра. – Только, не понял, почему АБС не сработал. Крутило как на карусели.
Я оглянулся. Свежая колея, взрытая нашими колесами, чернела от дороги, вильнув рядом со столбом. Машина чудом не врезалась. Тогда бы мы так легко не отделались.
– Кофе осталось? – Дядька сунул в рот сигарету и нервно щелкал зажигалкой. Руки у него дрожали, как после жестокого похмелья.
– Контрафактный, – предупредил я.
– Хрен с ним. Любой пойдет. Водки бы сейчас выпил. Блин! Надо было взять бутылек.
Я налил ему дымящийся кофе. Термос хорошо держал тепло.
– Никуда сейчас не поеду. Давай до утра переждем. В машине поспим. Не замерзнем, – твердо решил он.
Мне ничего не оставалось, как только согласиться.
Нас разбудил назойливый треск. Кругом все заволокло густым серым туманом. Слабый ветерок разрывал белесую завесу и открывалиьс голые поля, облетевшие лесополосы. По дороге полз мотоблок с тележкой. С важным видом мотоблоком правил местный байкер – сгорбленный старик в армейском пятнистом бушлате, в выцветшей серой кепке и в грязных резиновых сапогах. Он остановился возле нас и заглушил свою тарахтелку. Мы вылезли из машины.
– Здорово отец, – поприветствовал его дядя Юра.
– Дай закурить, – требовательно прошамкал он.
Дядька протянул ему пачку легкого Винстона. Старик заскорузлыми пальцами вынул одну сигарету и сунул ее за ухо. Вторую устроил в уголке беззубого рта и принялся чиркать спичками. Наконец, затянувшись дымком, старик кивнул на машину.
– Выберешься сам или Сашку с трактором прислать?
– Сам, – махнул рукой дядя Юра. – Скажи отец, что за дорога.
– Туды – на Пупыркино, – указал он за спину, – а прямо – на Московскую трассу. Километров пятнадцать будет.
– Не понял, – Дядя Юра совсем был сбит с толку. – Как я здесь очутился?
Старик с интересом глянул на него.
– Надо пить чистый самогон, тогда и голова ясная с утра.
– Да не пил я вчера… Ехал прямо.
– Да, прямо, – кивнул старик, – только съехал криво. – Ничего. Бывает.
– А у вас тут лоси водятся? – спросил глупо дядя Юра.
Местный байкер усмехнулся.
– Лет сто назад всех перебили. Тогда и медведи водились и тигры саблезубые…
– Да ладно тебе, – обиделся дядька.
– Нет. Тут только кошки водятся. Козы есть. У меня корова. Но я ее не здесь пасу, – он выплюнул окурок. – Ну, ладно. Бывайте.
Старик завел мотоблок и пополз дальше. В оранжевом кузове подпрыгивала видавшая виды бензопила.
– Странно, – задумчиво произнес дядя Юра?
– Старик? – кивнул я на удаляющийся стрекот мотоблока.
– Да хрен с ним, со стариком. Мне казалось, что мы ехали через лес. Кругом сосны…
– Ели вроде были, – поправил я.
– Ели, не ели – где они? Кругом поля. Все, блин, – твой кофе.
***
В Москву мы попали поздно вечером. Погода мерзкая: дождь вдруг превращался в снегопад, а потом опять в дождь. Мелкая водяная взвесь сменялась крупными белыми хлопьями, которые тяжело липли на лобовое стекло и тут же таяли. Но в такой погоде были свои плюсы – гаишники не тормозили. Кому охота стоять под моросью, на ветру, чтобы заработать лишнюю сотку баксов. Нет, московские толстопузики с полосатыми палками-кормилицами слишком нежные. Это не тверские, которые ради опохмела в любую погоду бдят в кустах с радарами.
Проторчав добрых пару часов в пробках, насмотревшись вдоволь красных стоп-сигналов разного калибра, наслушавшись гудков, мы, в конце концов, попали к заветному дому. Кое-как припарковавшись, дядя Юра облегченно выдохнул:
– Приехали!
Мы вылезли на воздух. Нас тут же окатил грязью промчавшийся джип.
– Ну, как тебе Москва? – с издевкой спросил дядька, отряхивая с дубленки капли.
– Караула почетного не вижу, – буркнул я. – И звезды кремлевские не светят.
– Зато вон.., что это за река?
– Яуза, – узнал я.
– Ага. Полюбовался Москвой? Пошли в дом.
Здание оказалось старинной постройки. Мы долго объясняли в домофон глухой старухе-консьержке, кто мы такие. Она грозилась вызвать милицию, говорила, что вооружена пистолетом и имеет значок: «Ворошиловский стрелок». Вскоре до старушки дошло, что мы не хулиганы. Она сжалилась и пустила нас. Внимательно изучив паспорта сквозь толстые линзы очков, строгая охранница позвонила по местному телефону. Через несколько минут заурчал лифт. Нас встретила щупленькая лупоглазая женщина средних лет, на вид – замученная жизнью.
– Ой! Юрочка, Юра! – всплеснула она руками и засеменила к нам.
– Ленка! – Потонула в дядькиных медвежьих объятиях. Даже стало тревожно за ее здоровье. Но женщина тут же вырвалась.
– Это Коля, сын Светы? Я его узнала. Здравствуй, Коленька, – улыбнулась она мне.
– Здравствуйте, – немного смутился я.
– А Света? – она вопросительно взглянула на дядьку.
– Работа. Сама понимаешь… Кто ее сейчас отпустит. Осень, – все болеют.
Старинный просторный лифт, кряхтя, поднял нас на самый верх. Выше только крыша и прокопченное выхлопными газами московское небо. Двойная широкая дверь долго не хотела отпираться.
– Замок совсем старый, – жаловалась тетя Лена. – Заедает.
Наконец раздался щелчок, и дверь с противным скрипом отварилась. Пахнуло кислым запахом старья, как из букинистического магазина. Вспыхнул свет.
– Ого! – качнул головой дядя Юра.
Мы очутились в огромной прихожей, как три моих комнаты, – хоть на скейте катайся. Паркет старинный. Блестел как-то странно. Мастикой натерт, что ли? Потолок высоченный. Интересно, как тут лапочки меняют? До светильника не допрыгнуть. Стремянку надо. Старинный шкаф с потемневшим зеркалом. Вешалка за вылинявшей занавесочкой. Туда мы повесили куртки на медные хищные крючья.
– Пойдем на кухню, – поманила тетя Лена. – Чайку? Я пельмени купила. Сейчас сварю. Вы голодные?
– Пельмени лучше поджарь, – распорядился дядя Юра. – Не люблю магазинные, да еще варенные. Раскиснут.
– А разве их жарят? – Захлопала глазами тетя Лена. – … Сейчас. Чайку?
– А водка есть?
– Ну, Юра! – с упреком вздернула тонкие брови тетя Лена.
– Че, Юра? – пробурчал дядька. – В дороге такого натерпелись. До сих пор руки дрожат.
Выпив по рюмашке «Столичной», мы закусили подгорелыми пельмешками с сизым скользким мясом внутри. Хорошо и тепло стало в животе.
– Где похоронили Эрнеста Ивановича. Надо хоть на кладбище съездить, – предложил дядя Юра. Приоткрыл форточку, затянутую серой грязной марлей и закурил.
Тетя Лена схватилась за горло, поморщилась, но курить разрешила.
– Не хоронили его.
– Сожгли?
– Нет. Он пропал.
– Кто пропал? Ничего не понимаю, – дядя Юра уставился на нее, как на кассира в магазине, когда цена товара оказывается в несколько раз выше, чем на ценнике.
– Эрнест Иванович пропал, – повторила она. – Год назад в розыск подали. Никаких следов. Признали умершим. Квартиру я унаследовала. Вот, теперь решила продать. Чего зря коммуналку платить.
– Так и жила бы здесь, – удивился дядька. – Вон, видон какой! Яуза!
– Дорого. Центр, все же. А так, я ее продам, да на окраине куплю детям что-нибудь приличное. Сам знаешь, мы в однокомнатной вчетвером, да еще на первом этаже…
Мне это слушать было совсем не интересно.
– Можно, осмотрюсь? – спросил я.
– Конечно, Коленька. Иди, милый, – ласково разрешила тетка.
В прихожей насчитал пять дверей. Одна низенькая – ну, с этой ясно – туалет. Четыре двери вели в разные комнаты. Высокие полотна, из цельного мореного дуба, да еще с витражными разноцветными стеклами, как в музее. С чего начать? Над одной из дверей висела медная чеканка. Был изображен какой-то странный глаз, а может иероглиф. Наверное, мне сюда. Я толкнул дверь и окунулся в полную темноту. Пошарил по стене. Нашел выключатель. Высоко под потолком вспыхнула тусклая люстра.
Я сообразил, что попал в рабочий кабинет. Обстановка напомнила мне передачи канала культуры, где солидный журналист ведет беседы с бородатыми мудрецами вот в такой же рабочей обстановке. Вдоль одной стены шел высокий книжный шкаф, забитый до отказа толстенными томами. У противоположной стены нелепые этажерки, на которых пылились какие-то камни, фотокарточки в картонных рамках, чучела птиц, еще что-то непонятное: то ли вазочки, то ли какие то скульптурки. Посреди комнаты стоял огромный старинный стол на точенных толстенных ножках. Как из сталинского кабинета, – усмехнулся я. Столешницу покрывало зеленое сукно, местами вытертое, кое-где синели чернильные кляксы. Лампа с зеленым абажуром – ну точно сталинская. Деревянный стаканчик с карандашами… Вот это старичок! Не плохо! Ноутбук сверкал дорогим черным корпусом посреди стола.
Я обошел стол. Старинный стул недовольно скрипнул под моим задом. Хотел открыть крышку ноутбука. Остановился. Нехорошо. Как будто я вор, залез в чужой дом. Все вокруг чужое. Имею ли право вообще здесь находиться? Уселся за стол, как хозяин. В ноутбук полезу без просу…
– Вот ты где, – в комнату заглянули дядя Юра и тетя Лена. – Ничего себе хоромы! – присвистнул дядька, бегая глазами по углам.
– Это был его рабочий кабинет, – объясняла тетя Лена тоном экскурсовода.
– Стол огепеушный, как в кино, где допрашивают контру недобитую. Он че, в органах служил? – пошутил дядька.
– Нет. Какие органы. Эрнест Иванович преподавал в университете. Философию, по-моему, или историю.
– Во, зашибись! У меня такой родственничек был, а я еле пэтэушку закончил, – с досадой покачал головой дядька.
– Да! У него степень научная высокая. – Она подошла к этажерке и поправила рамочку с фотографией.
На нас глядел почтенный старец с умным выразительным взглядом… Как обожгло: ему бы кепку, да ватник – был бы вылитый байкер на мотоблоке.
– Старики все на одно лицо. – Дядька, тоже заметил сходство, почесал растерянно затылок и ляпнул: – А может, он не умер? Живет где-нибудь в глубинке, пасет корову, на мотоблоке разъезжает…
– Не говори глупости, – всплеснула руками тетя Лена. – Какой мотоблок. У него, вон, в гараже машина новая – мерин необъезженный. И дача в Переделкино есть. Что, он – совсем идиот: все бросить и пойти коров пасти.
– Офигеть! Да ты, Ленка, прямо – жертва Американской мечты, – совсем опешил дядька. – У тебя теперь такая квартира, Мерседес, дача, а ты все на жизнь жалуешься.
– Ой, знаешь, сколько с этим мороки. Надо все продать. Василию, мужу моему, некогда. Одна кручусь. А знаешь, сколько кругом мошенников? Да за каждую бумажку платить надо.., – завела по второму кругу нытье тетя Лена.
– А ноутбук чей? – спросил я.
– Эрнеста Ивановича, наверное. Бери себе. Ты же на программиста учишься. Я не разбираюсь в компьютерах, Вася у меня – тоже. Там что-то непонятное. Он сломан или вирус…
Я открыл крышку. Засветился синий экран. Пустой. Просто пустой синий экран. Посредине продолговатое окошко с мигающим курсором для ввода пароля.
– А что за операционка?
– Чего? – не поняла тетя Лена. – Я не разбираюсь.
Странно. Виндося – не виндося. Может люнекса самопальная. Ни значков, нифига.
– А пароль?
– Откуда же мы деревенские, – грустно улыбнулась тетя Лена. – Пойдем, Юра, я тебе другие комнаты покажу.
Они ушли. Я попытался сообразить, какой пароль мог открыть систему. Вводил «Эрнест», «Иванович», «Философ», «Кант», «Шиллер»… перебирал долго – все впустую. Окошко вспыхи – вало красным цветом и вновь гасло, издевательски подмигивая курсором.
Ну, пастух! Я взглянул на фотографию. Мудрый старик чуть заметно улыбался. Глаза смотрели с ехидным прищуром: как будто усмехался над моими усилиями. Я решил не напрягать мозги, – и так с дороги ничего не соображал. Что там он изучал? Я встал и подошел к книжной полке. Пощупал потертые корешки. «История мировой религии». Солидно! «Разногласия в мировоззрении между религиозными философскими течении – ями». Заумно! « Квантовая механика». А это ему зачем. «Поля и элементарные частицы». Оба-на! « Теория червячных перехо – дов». Неужели он все это изучал? « Высшая математика», «Теория автоматов», «Криптография». Да тут целая научная библиотека! «Религия древнего Египта». Полка закончилась. А выше еще больше книг…
Нет. Хочу спать. Завтра осмотрюсь.
Заночевать пришлось в этой же квартире. Тетя Лена уехала к себе на окраину. Как же там Вася без нее? С голоду помрет, бедняга. Жила она где-то возле «Коховской». Далеко. Поэтому торопливо оделась, пожелала нам спокойно ночи и ушла. Дядя Юра бросил на пол старый полосатый матрац. Сверху подушку, стеганое одеяло, лег не раздеваясь, и тут же захрапел. Мне достался небольшой узкий диванчик. Он был до того стар, что казалось, вот-вот развалится. По краям цилиндрические валики с вытертой когда-то зеленой обивкой. Сколько же ему лет? Я улегся. Тут же в бок впились пружины. Не смотря на неудоб – ства, я вроде бы задремал, но спустя час сон напрочь улетучился.
Около часа лежал с открытыми глазами, слушал храп дядьки, следил, как по потолку проползают лучи от фар, проносящихся по улице автомобилей. Подумал, что надо бы тоже улечься на полу. Намного удобней, чем на этом бугристом диване.
Дисплей моего телефона вспыхнул. Сам мобильник затрясся, но тут же замер. Номером ошиблись? Я протянул руку к тумбочке, куда бросил мобильник. На дисплее высветился незнакомый номер. Последние четыре цифры… Привычка всегда запоминать последние четыре цифры. Я вспомнил их: из того таинственного письма по мылу. Что еще за прикол?
Тихонько встал, прошел на кухню. Включил лампу. Свет показался чересчур яркий. Набрал таинственный номер. Долгие гудки…
– Слушаю вас, – прозвучал сонный голос.
– Добрый вечер.
– Почти утро. Чем обязан? – недовольно но вежливо поправил меня человек на другом конце.
– Вы мне звонили пять минут назад. У меня высветился ваш номер.
– Вы ошиблись. Спокойной ночи.
– Погодите, – остановил я его. – Еще вы мне прислали недавно по электронке письмо со странным сообщением.
– Какое письмо, – его усталый тон перерастал в раздражение.
– Про «Белую пустоту».
Долгое напряженное молчание прервалось бодрым воскли -цанием:
– Вы Коля, то есть – Николай?
– Да.
–Вот, вы про что! Меня Андреем зовут. Эрнест Иванович был моим научным руководителем. Еще в институте. Он был стран – ным человеком. Позвонил мне, где-то, год назад, дал мне ваш электронный адрес и послание. Попросил вам написать, как только он умрет.
– А откуда вы знаете, что он умер? – допрашивал я незнакомца.
– Откуда? – человек на том конце серьезно задумался. – Ну как же. Он же умер.
– Почему вы так уверенны?
– Мне сказали.
– Кто?
– Кто же… Не помню.
– А что это значило: «Вход в Окно – белая пустота»?
– Понятия не имею. Я только выполнил просьбу…
– Извините, что разбудил. – Спрашивать больше нечего.
– Да, ничего. До свидания.
– Вы приходите сюда на квартиру к Эрнесту Ивановичу. Здесь много книг осталось… Может, вам пригодятся что.
– Большое спасибо, – обрадовался Андрей. – Обязательно зайду.
Я решил повторить попытку уснуть на скрипучем диванчике. Пошел обратно. Мое внимание привлек сумрачный свет сквозь витражное стекло из кабинета. Я толкнул дверь. Ноутбук стоял открытый. Я же его закрывал. Или нет? Сел за стол и уставился на синий экран. Курсор все так же издевательски мигал в продолговатом окошке… Окошке! Окне! Окно! Вход в окно! Может, про это окно говорилось в письме? Тогда, что такое «Белая пустота»? Я начал размышлять. В тексте, набираемом на компьютере нет пусто. Даже пробел имеет свою кодировку. Стоп! Пробел! В тексте – это пустота. Белая пустота – пробел.
Я уверенно щелкнул по длинной клавише пробела. Чудо! Окошко подсветилось зеленым. Энтер – пошла загрузка. Мудрец! – усмехнулся я, взглянув на старичка в картонной рамке. Я и то до такого бы не додумался. Это же таким паролем можно любого хакера обломать.
Что за операционка, я так и не понял. Все-таки, что-то из люнексов. На «рабочем столе» никаких ярлыков, только множество текстовых файлов, и все под номерами. Естественно, я открыл тот, что под номером 1. Несколько строк какой-то абракадабры. Прочитал вслух. Чуть язык не поломал. Как-то жутковато получилось.
…Я испугался за свое психическое состояние, когда справа увидел вместо стены с этажерками огромное зеркало. Откуда оно появилось? В нем отражалась комната, стол с зеленой лампой, стул… Только на стуле, там в отражении, сидел не я, а Эрнест Иванович…
–Здравствуйте, Николай, – произнесло отображение сильным ровным голосом университетского лектора.
– …сте, – растерялся я, почувствовав, как волосы по всему телу встают дыбом. Голову бросило в жар.
– Рад, что вы додумались, как открыть портал. Не переживайте, с психикой у вас все в порядке. Представьте, что вы герой фантастического романа. Как вам такая перспектива?
– Простите, – я немного пришел в себя и осмелел. – Я разго – вариваю с покойником?
– Не понял.
– Но, вы же – умерли.
– Скажем так: перешел в другое состояние. Вы тоже сейчас находитесь в состоянии не совсем нормальном, для земной среды. Иначе меня бы не видели.
– Неужели кофе с наркотой? – тряхнул я головой.
– Давайте так! – Эрнест Иванович похлопал ладонью по столу. – Теперь вы знаете, как войти в портал. На первый раз хватит. Но прошу вас об одном: будьте осторожны и осмотрительны. С этого момента вы подвержены опасности.
– Какой еще опасности?
– Серьезной.
– С чьей стороны? – не понял я.
– Назовем их: «Темные Силы». Так что не доверяйте никому, даже если человек вам покажется очень хорошим и добрым. Теперь – прощайте. Изучайте материалы. Я пронумеровал все файлы, по возрастанию сложности. Жду вас завтра, – протараторил он, совсем как преподаватель в конце лекции.
– Колян! Колян! Хрен спячий! Кофе будешь? – в дверях торчала заспанная рожа дяди Юры.
Я постепенно приходил в себя. С удивлением посмотрел на стену. Этажерки на месте. Эрнест Иванович с портрета глядел на меня внимательно и немного насмешливо.
– Ты чего таращишься, как кот на кошку после кастрации? – усмехнулся дядя Юра. – Пошли чего-нибудь съедим.
На завтрак только овсяное печенье с чаем. В старинном тарахтящем холодильнике с гордой надписью «Саратов» на полке нашли кусочек пожелтевшего сливочного масла, сморщенную от невыносимой старости копченную колбасу с белым налетом и треугольник сыра, поросший веселой синей плесенью.
– Не густо, – скривился дядя Юра.
– А от кофе можно с ума сойти? – не в тему спросил я.
– От кофе? – Он пожпл плечами, пробуя очистить сыр от плесени. – От водки белочка посещает, но это – когда явный перебор. А вот, чтобы от кофе… Не слышал. – Он озабоченно поглядел на меня. – Что-то ты сегодня бледный. Температуры нет?
Полдня мы мотались по дождливой нарядной Москве. Посещали какие-то агентства, просидели час у нотариуса. Еще заполняли справки в тесных обшарпанных конторках госу – дарственных заведений. Вечером, все в той же квартире на Яузе собрались родственники. Сели в обширной гостиной за круглый стол и долго делили предполагаемое наследство: Тетя Лена с мужем Васей, мы с дядькой и еще какая-то пожилая чета интеллигентной наружности.
Уладив все шероховатости, родственники разъехались. Мы с дядей Юрой остались вновь одни в пустой старой квартире. Он обнаружил под кружевной салфеткой выпуклый экран старин – ного телевизора, покрытого приличным слоем пыли. А мы сначала подумали, что это тумбочка. Но телевизор работал и даже показывал в цветном изображении. Правда, лица у дик-торов были с синевой, а если в сюжете проскакивал кусочек неба, то обязательно розовый.
