Loe raamatut: «Любовная дуэль»

Портрет пастелью

Миопия всемогущая

 
 Жизнь без очков пляшет в мире цветных инфузорий,
Как на пестрящих полотнах Альфреда Сислея,
Но человек близорукий, о том не жалея,
 Меньше расходует нервов и килокалорий:
 
 
 Не раздражает толпа акварельных прохожих,
Кляксы нахмуренных лиц не пугают оскалом,
Злобные всплески не жгут истеричным накалом
 В обществе добрых теней, друг на друга похожих.
 
 
 Нити дорог не смущают бензиновой грязью,
В бликах затейливей вид площадей запылённых,
Улиц уставших, щербатых домов прокажённых.
 Соты безликих кварталов мерещатся вязью.
 
 
 Смутные образы женщин весьма симпатичны,
Все незнакомки изящны, милы и приятны.
Тусклые абрисы сказочно невероятны,
 В круге размытых границ они аутентичны.
 
 
 Да, близорукие граждане чтут миопию,
Что с повседневностью грубой легко примиряет.
Мнится им – мир дружелюбно, призывно играет.
 Слух потеряют частично – впадут в эйфорию!
 

Вторичность

 
Всю жизнь пишу вторичные стихи.
 Досадная проблема объяснима —
 Обсосаны все темы. Скачет мимо
Хромой Пегас – стол полон чепухи.
 
 
Придуманы давно таблицы мер:
 Диктуют мне, что больше, легче, дальше.
 Мир суррогатный полон разной фальши,
Вокруг изрядно копий и химер.
 
 
Похоже, я минорный кавалер —
 Прелестницы разобраны другими.
 Мои слова им кажутся пустыми,
Претит квартиры скромный интерьер.
 
 
Непревзойдённый для вторых ролей,
 Я – потребитель секонд-хенда плоти,
 Надёжный винтик в скользком обороте
Поддельных чувств пресыщенных людей.
 

В азарте

 
Я вдохновенно, изящно, смело
Под пресс отправлю смурные дни,
С тобою в небо взлечу умело,
Предупрежденья презрев родни,
 
 
Расстанусь резко с обрыдлой ношей,
Играя ритмом резных стихов,
Гордиться стану атласной кожей,
Не опасаясь ночных шагов.
 
 
Мечтать о счастье я буду просто,
Ажурно рифмы из слов плетя,
Пленяться буйным цветочным ростом,
Купаться в музыке струн дождя,
 
 
В разлуке фото ласкать в кармане,
Шепча, что скоро к тебе вернусь,
Теряясь в сладком, слепом обмане,
Пускать галопом греховный пульс.
 
 
В азарте шоры сорву, рискуя
Ослепнуть вмиг от любви огня.
Жизнь неземную для нас рисую.
Ты безгранично влечёшь меня.
 

Моя панацея

 
Бесполезны провизоры и фармацевты.
Не доверюсь очкастым седым докторам,
Я отставил давно пузырьки и рецепты.
Для меня моя муза – интимный бальзам.
 
 
Злые мысли преследуют тучей пчелиной?
Беспокойством терзает безлунная ночь?
Отправляюсь к красавице любвеобильной —
Той, что лаской снотворной готова помочь.
 
 
Если вдруг надломлюсь, цепенея от стресса,
Не смогу сочинять куртуазно стихи,
Подготовит компресс поцелуев принцесса.
Станут грубые рифмы точны и легки.
 
 
Кризис среднего возраста впредь не помеха —
От проблем ограждает альковный талант,
Обнажённая, в звоне игривого смеха,
Чаровница – отменный антидепрессант.
 
 
Не боюсь предстоящего климакса бредней,
Ясность мыслей пожалует, не аммиак, —
Поселилась с любовною связью последней
В сердце муза – сильнейший афродизиак!
 

Вендетта любви

 
Спрячься в сумерках в чреве комода,
Затаись и меня не зови.
К нам пришла заграничная мода —
Мы играем в акценты любви.
 
 
Взяв блестящего счастья бумаги,
На неделе не режь и не рви.
В выходные, набравшись отваги,
Сложим сто оригами любви.
 
 
Клей купюры на стены степенно,
Чтоб вокруг красовались рубли.
Тёплый вечер вдвоём вдохновенно
Проведём в изобилье любви.
 
 
Вылей краски эмоций умело,
Тело тюбиков-чувств раздави.
Мы напишем агонию смело,
Умирание гордой любви.
 
 
Мы давно окольцованы болью.
Души в каплях гранатной крови…
Посыпай раны рваные солью,
Объявляя вендетту любви!
 

Любовь экономистов

 
У него чувств весенних инфляция,
У неё – полового влечения кризис.
 Забыт в чулане эротики катехизис,
 Конфликтная царит ситуация.
 
 
Он грозит сексуальными стачками
И свободные выборы хочет в постели.
 У неё на участке пестрят канители,
 Чернозём для цветов возит тачками.
 
 
У него эмоций девальвация,
На десятки придётся делить их в итоге.
 Она ведает всё о любовном подлоге —
 Эйфории идёт профанация.
 
 
Она ждёт праздников допэмиссию,
Корит – домашних дел мизерны дивиденды.
 Увеличивать бурной радости проценты —
 Вот его непреложная миссия.
 
 
Страсти под гору катятся мячиком,
Падение сулит соблазнения график.
 Он в сердцах, послав проблемы липкие на фиг,
 Пиво пьёт в тапочках перед «ящиком».
 
 
Оптимисты не верят в стагнацию.
В отношеньях влечение не оскудело.
 Проведут пару сделок интимных умело
 И не примут тоски апелляцию.
 

Соломенный бунт

 
Любовь не втискивается в его график
 Между встречами и совещаниями.
 Он не балуется оправданиями.
Ей давно послать его хочется на фиг.
 
 
От звонков во рту металлический привкус.
 Эсэмэски колют злобными иглами.
 Она сыта заурядными играми.
Опротивел бездарный и глупый искус.
 
 
Мечты не вписываются в повороты,
 Мимо на скорости он мчится бешеной.
 На лобовом стекле змеятся трещиной
Невысказанных слов минорные ноты.
 
 
Она не будет больше тактичным воском,
 В театре аффекта куклой заплаканной.
 Надоело быть подружкой потасканной…
Ждёт его второй час в кафе на Кисловском.
 

Подруга

 
 Жизнь подруги тосклива, серьёзна —
Ей достался никчёмный мужчина.
Постоянной печали причина
 Обоснована и не курьёзна.
 
 
 Взгляд её – словно мутные реки,
Что петляют и катятся мимо.
Предрешённость судьбы исправима —
 Нужен тот, кто полюбит навеки.
 

Потеря

 
Кровотеченье. Возможна больница.
В буре сомнений держусь на плаву.
Надо немедленно определиться,
Но я решенье принять не могу.
 
 
Нет его рядом. Звонить бесполезно.
Мысли измяты тампонным комком…
В регистратуре встречают любезно.
Жгучие иглы терзаний. Облом.
 

О времени и о себе

 
Время-кучер орудует плёткой.
 Я хриплю, раздуваю бока,
 Проношусь быстроногой походкой
 Молодого ещё рысака.
 
 
Время-пахарь, кнута не жалея,
 Тупо гонит меня вдоль межи.
 Трудовая обрыдла затея,
 Стран заморских манят миражи.
 
 
Время-воин готовится к стычке,
 Подбирает себе арсенал.
 На переднем краю, по привычке,
 Я смертельною пулею стал.
 
 
Время-лекарь врачует спокойно,
 Притупляет душевную боль…
 Я приму угасанье достойно,
 Мне не нужен наркоз-алкоголь.
 

Седовласый ревнивец

 
Жизнь привычно текла деловая,
Но настиг предначертанный рок.
Длинноногая дева шальная —
Под ресницами блажь и порок,
 
 
Ненасытная и молодая —
Закружила игриво юлой,
Загорелая и озорная
Королева журнала «Плейбой».
 
 
Он растаял церковною свечкой,
Размягчился – живой пластилин,
В городской суматохе извечной
Самым радостным стал из мужчин.
 
 
Подозренья настигли нежданно —
Едкой ревности вздыбился шквал,
Мысли об адюльтере спонтанно
Возникали. Он молча страдал,
 
 
О пощаде молился упорно,
Повторял: «Отсуши меня, Бог!
В сети страсти попал я покорно,
Погибаю в капкане тревог.
 
 
Извожусь от сомнений в отлучках,
Порученьям рабочим не рад,
Размышления в острых колючках,
Отвечаю порой невпопад».
 
 
Седовласый ревнивец безвольный
Заблудился в амурном саду,
Инфантильный, любви недостойный,
От неё отказался, к стыду.
 

Навязчивая юность

 
 Поговорим, мой друг, начистоту.
Вкус к жизни ускользает безвозвратно.
Мы мыслями уносимся обратно,
 В года, когда решалось налету,
 
 
 Туда, где щепетильности мешок
Обузой был, порой калеча душу,
Где я стремился, веря, что не струшу,
 Наметив цель, спустить лихой курок.
 
 
 Жаль расставаться с грузом прошлых лет,
Слова липучи – пластилин в варенье.
Явилось запоздалое прозренье:
 Увы, нам не оставить броский след.
 
 
 Мы будем плыть ладьями без руля,
Критиковать занудное теченье.
А впереди маячит отреченье
 От золота и медного рубля.
 
 
 Пунктирно всё, цинично и грешно,
Дробится, плесневеет год от года.
Давно претит и раздражает мода,
 Черствеем мы с эпохой заодно.
 
 
 Потолковать открыто по душам?
Пустые думы заполняют души —
Пойти в кино, съесть в ресторане суши.
 Отказано возвышенным мечтам.
 
 
 Проблемы обсудить начистоту —
Беседа протекала бы приятно.
Прожив в трудах приличный век, понятно,
 Мы сдали откровений высоту.
 
 
 Встречаемся всё реже, холодней,
Грустим, уставив взгляды молча в точку…
Приберегаю острую заточку
 Для юности навязчивой моей.