Loe raamatut: «Мир Ванты Ху»

«Молчат гробницы, мумии и кости,

Лишь слову жизнь дана».

Иван Бунин.

От автора

Если скажут вам: не существует других реальностей. Не верьте. Не существует. Согласитесь.

Научитесь их чувствовать, осязать, замечать. ИХ. Других. Здесь на Земле. Не пришельцев из бескрайнего Космоса. Фантомы, земные феномены, существующие рядом с нами, скажем так, в «информационном» поле Земли. Поразительно похожих порой на нас самих. Хочется поддержать «теорию двойников¹» в реальности, но обратить внимание читателей на уникальные свойства подсознания человека, интуиции, предвидения.

Научитесь присматриваться, прислушиваться к видениям, слуховым «галлюцинациям» своего собственного сознания, не только во сне, но и наяву, быть может, излишняя на первое суждение, осторожная осмотрительность убережет вас от необдуманного поступка, откровенной глупости, совершённой в «затмении мозга» или «в порыве чувств», спасёт от трагического случая, преждевременной смерти.

Как это случилось, к примеру, в 1994 году со мной, автором настоящего повествования.

Нашу операторскую группу собирались отправить в Гонконг на съёмки международного конгресса врачей. В английском посольстве, практически все, не прошли «первичного» собеседования. В том числе и я, кто служил в то время кинооператором в одной из столичных киностудий. Нервотрёпка перед отъездом была утомительной. Пока собирали надёжну, испытанную, профессиональную съемочную группу, комплектовали оборудование, пока готовились к неделе пребывания в Гонконге, экстренно писали эскиз предварительного сценаря будущего документального фильма.

Руководитель группы врачей Н.А.Лукьянова настояла на повторном собеседовании телевизионщиков, лично встретилась с консулом, добилась виз для себя и коллег. Съемочной группе, сокращенной до пяти человек, еще раз предстояло явиться на Софийскую набережную, пройти повторное собеседование, фильтр не совсем корректных, мягко выражаясь, вопросов по истории колониальной Великобритании.

В ночь перед вторичным заходом в английское посольство мне снились невероятные сны с видениями женщин в черных одеждах, огненные кошмары. О чём отдельный рассказ, возможно, в недалеком будущем.

Часов в одиннадцать утра, спокойный, сдержанный, хотя и не выспавшийся, в отглаженном пиджачке, с «Moschino²» под горлом – модным малиновым галстучком, я сидел за столиком переговорной комнатки напротив сотрудницы посольства, худышки в круглых, синеватых очёчках под Леннона³, бывшей «нашей», удачно «выскочившей» замуж за влиятельного англичанина.

Минут через пятнадцать «собеседования», вопросы очкастой зануды, с вялым голосом уставшего экскурсовода, разозлили меня. Я нагло заявил «новоявленной англичанке»:

– Знаете, не понимаю, почему «ваши со-граждане», сидя на островке, до сих пор величают себя Великой Британией? Как оператор и сценарист, я готовился к поездке в Гонконг, который англичане оккупировали, если не ошибаюсь, в девятнадцатом веке, и который ускользнет, вырвется из-под вашей кабальной (!) юрисдикции лет через пять⁴, а то и раньше. Мне интересна история Древнего Китая. Посему не понимаю ваших примитивных вопросов о «глобальном влиянии Великобритании на…»

Поднялся и вышел. Визу в Гонконг, разумеется, я не получил, совершенно успокоился, извинился перед руководителем группы врачей Натальей Алексеевной, что не смогу обеспечить съемки ее мирового триумфа. Лукьяновой на международном конгрессе должны были присвоить степень магистра.

С Н.А.Лукьяновой, основательницей Центра тибетской медицины в Москве, я дружил и сотрудничал с 1989 года, с времен киноэкспедиции по пути Н.Рериха через Алтай в Тибет в поисках Шамбалы. В путешествии до горы Белуха был снят фильм «Беловодье» (режиссер Н.Бондарчук).

22 марта 1994 года мы провожали Наталью Алексеевну в аэропорту Шереметьево на рейс SU-593 «Москва-Гонконг».

Напомню читателю об эффектах «параллельных» реальностей, шутливых и явных, домысленных и приукрашенных. Когда находился в английском посольстве, заикался, нервничал, как абитуриент перед вступительным экзаменом, несколько раз, заново заполнял анкету, затем собеседовал с очкастой худышкой, – в переговорную три или четыре раза заглядывал сотрудник посольства, молодой и задорный, не сильно обременённый, видимо, работой. Он был в пробковом шлеме времен колониальной Англии. Без улыбок, насупленный и серьезный, он прикалывался перед молодой и симпатичной худышкой – переговорщицей. Вежливо говорил каждый раз «Сорри!» и пропадал, до следующего заглядывания. Понятно, это было вполне реалистичное «разгильдяйство», «английский хьюмор». Для раздраженного получателя виз, это незначительное событие вылилось впоследствии в целый ряд сюрреалистических картинок во сне и наяву.

В пять утра следующего дня, после вылета Airbus A310 в Гонконг, меня разбудил дедушка дочери. В прошлом профессиональный военный и спортсмен на пенсии, он до сих пор соблюдал своеобразный физкультурный режим: поднимался в четыре утра, устраивал пробежку километров на десять, возвращался в шесть, часик дремал, к девяти уезжал на работу в районный отдел ДОСААФ близ ГИТИСА. В возрасте за шестьдесят лет Алексей Федорович мог отжиматься раз пятьдесят, подтягивался столько же, по утрам в парке на турнике мог делать упражнение «подъём – переворотом⁵» раз тридцать.

Разбудил он меня в шесть утра и прошептал трагически:

– По радио передали: самолет разбился. Может, ваши?

Рейс SU-593 потерпел крушение в районе Междуреченска. Никто не выжил.

Жуткая трагедия! Командир корабля допустил к штурвалу сына – подростка, ради развлечения. Пилоты не справились с управлением лайнера, с отключившимся автопилотом, угробили 63 пассажира и 12 членов экипажа вместе с собой. Несколько минут пассажирский авиалайнер кувыркался, падал с высоты более шести тысяч метров. Какой ужас, какое смятение, панику пережили пассажиры в эти трагические минуты, остается только догадываться.

Сын Лукьяновой летал к месту катастрофы на опознание тела матери. Аэробус упал на горную гряду «Чертовы зубы» в районе населенного пункта Майзас⁶. На снежных холмах редколесья в несколько километров тянулась грязная полоса размазанных по земле обломков лайнера. Среди обгоревших останков валялись крохотные фрагменты ярких сувениров – деревянных ложек, фигурок домашних животных, расписанных под Хохлому. Подарки, которые передали мы с Натальей Алексеевной в бумажном пакете для ее иностранных коллег.

На поминках я не смог сказать ни слова, рыдал, как ребенок. Погибла уникальный врач, специалист по традиционной медицине: древнеармянской, старомонгольской, тибетской.

Позже, Далай-лама, кто лично знал Лукьянову, скажет:

– К сожалению, она перестала слышать себя.

Можно только гадать о широком значении фразы духовного лидера тибетцев. Но как важно, оказалось, по жизни прислушиваться к самому себе, запоминать видения, знаки, посылаемые Судьбой или Провидением. Как хотите, так и назовите.

Образ англичанина в пробковом шлеме, еще ни раз, являлся мне, не только во сне. Месяц, а то и больше, после катастрофы аэробуса А-310, по ночам снились огненные кошмары.

Однажды, после полуночи в спальню заглянул лупоглазый тип в сером, колониальном, летнем костюмчике с шортами, в чёрном (!) пробковом шлеме на голове. Кисти рук у него были в тонких черных лайковых перчатках. Он нервно похлопывал себя стеком⁷ по ноге в ботинке, на высокой шнуровке, и приговаривал бесстрастно: «Сорри-сорри-сорри».

Это было, вполне осязаемое, видение человека в сомнамбулическом состоянии, уставшего, измотанного бессонницей. Вполне реалистичное, словно голограмма или лазерная проекция. Я запомнил мельчайшие детали призрачного явления: фактуру ткани летнего костюма, тонкий стек с петелькой на конце, черные лайковые перчатки, коричневые кожаные ботинки на высокой шнуровке.

Причем, возникло видение своеобразно: плавно, словно кадрик диафильма, оно выдвинулось наполовину как бы из стены комнаты.

Можно упрекнуть автора в излишней впечатлительности, буйной фантазии и сочинительстве.

Но история с нашими коллегами, кого мы высадили, в середине девяностых годов прошлого века, с вертолета для съемок близ Патомского кратера⁸, в Иркутской области, поддерживает мою версию о «параллельных» реальностях и вполне осязаемых видениях.

Какие невероятные события пришлось пережить авантюристам – «телевизионщикам» в тайге, при двух «кошмарных» ночёвках у костра в палатке, – отдельная и долгая история. Но рассказ моего коллеги, оператора, который никогда не отличался «безумным» сочинительством и немереным потреблением спиртного, поразил меня. Он вполне осознанно поведал, как к их группе «выходил из ничего», то есть, как бы «выдвинулся из воздуха, как из – за ширмы», таежный охотник, скорее всего якут, мужчина маленького роста, в грязных, бурых шкурах, вывернутых мехом наружу, со старинной берданкой времен завоевания Ермаком Сибири⁹, и разговаривал на непонятном языке. Все ответы пришлых понимал, но категорично, энергичными взмахами руки требовал убраться прочь со «священной земли предков», не нарушать покоя «Гнезда Огненного орла». Так именовали местные народы необычный курган, похожий на застывший вулкан, в кратере которого покоился каменный шар, размером примерно в двадцать метров.

Про «Гнездо», разумеется, телевизионщики узнали много позже. Расспросить охотника им не удалось. При попытке познакомиться «ближе», черноликий мужик в мехах выстрелил из берданки в воздух. Дымным пороховым облаком заволокло всю стоянку съемочной группы. Дым развеялся. Никаких признаков таёжного гостя телевизионщики не обнаружили. Ни примятой травы, ни хруста валежника под ногами охотника. Ничего. Грозный мужик вышел из другого пространства и времени, и вернулся в свой мир обратно. Незваных пришельцев предупредил, убирайтесь, мол, по добру – по здорову. Ни одного кадра близ «аномальной зоны» загадочного кратера нашим коллегам снять не удалось. Профессиональная видеоаппаратура отказала, при полных зарядах аккумуляторов даже не включилась.

Возвращаясь вертолетом из Бодайбо обратно в Иркутск, мы забрали коллег. Они угрюмо отмалчивались до возвращения в Москву. На вечеринке по случаю удачной основной киноэкспедиции, наконец, разговорились. Но все свои видения, глюки, недоразумения они отнесли к «выпивону», усталости и… влиянию «гиблого места», уникальной «аномальной зоны», неизвестного происхождения. «Гнезда огненного орла».

Если скажут вам: не существует других реальностей. Не верьте. Не существует. Согласитесь.

Научитесь их чувствовать, осязать, замечать.

В повествовании о мистической Югре, как раз об этом и речь.

Предисловие

В начале двухтысячных, к 70-летию Ханты-Мансийского округа москвичей пригласили снять первый игровой телевизионный сериал в телекомпании «Югра».

Нефтяникам из Сургута заявка на фильм понравилась.

Москвичи пытались удержаться в старых, добрых традициях советского кино, но потребности современного зрителя были уже иными.

У режиссера, авантюриста и матерщинника, как он сам шутил, больше других была развита «чуйка». В угоду безумному времени он первым снял молодежный сериал, «зарядил» на экран первых «ментов», когда еще «разбитых фонарей» в помине не было.

Сценарист разбросал по кино- и телекомпаниям множество заявок на проекты, которые тогда показались продюсерам и редакторам слишком заумными и новаторскими, нынче беззастенчиво заимствуются новыми, оборотистыми, прикормленными редакторами телеканалов и «бизнесменами» от «важнейшего из искусств».

В юности москвичи обучались в театральных ВУЗах, киноинститутах у известных мастеров. Из года в год обращались за примером к шедеврам советских времен: «Белое солнце пустыни», «Баллада о солдате», «Летят журавли», «Калина Красная», многосерийные «Вечный зов», «Тени исчезают в полдень», «Угрюм -река» и многие, многие другие. Продолжали на практике свое обучение.

Можно было сотый раз пересматривать фильмы прошлых лет, наивные, светлые, веселые, трагические, – и продолжать удивляться подлинности переданных персонажами чувств, эмоций, переживаний.

В очередной раз смутиться от собственных слез, при просмотре эпизода с мальчиком в кабине полуторки в фильме Сергея Бондарчука «Судьба человека», вновь с восторгом ощутить щемящую боль в груди от надрывного крика малыша: «Папка! Родненький!»

Как умудрялось прошлое поколение мастеров режиссуры и драматургии снимать такое правдивое кино?! Как им удавалось обойти экранную фальшь, наигрыш, актёрские кривляния, чем нынче изобилует современный примитивный телекиномусор?

Канул в прошлое век искреннего, романтического, честного, образного киноискусства: «Покаяние» Тенгиза Абуладзе, «Зори здесь тихие» Станислава Ростоцкого, «Был месяц май» и «Июльский дождь» Марлена Хуциева, «Осенний марафон» и фантастическая притча «Кин-Дза-Дза» Георгия Данелия, философский «Солярис» Тарковского и многое другое.

Эти нудные размышления не старческое брюзжание «сбитых летчиков», как с сарказмом шутил режиссер сам про себя, – а лишь светлая зависть к достоверности, с которой мастерам экрана удавалось рассказывать о подлинных человеческих судьбах.

Наступала эпоха «навороченной», с массой компьютерных спецэффектов, но бездушной, показушной, «псевдопатриотической», «откатной» киноиндустрии.

По мере возможностей и способностей, москвичам хотелось в своем творчестве, отдать дань уважения педагогам и учителям, вольным и невольным, Юрию Катину-Ярцеву, Сергею Бондарчуку, Алексею Баталову, Татьяне Лиозновой, Станиславу Ростоцкому, Петру Тодоровскому и многим другим мастерам кино, с кем удалось даже посотрудничать. Хотелось снимать о добром и вечном, но делали поправку на требования и бесконечные редакторские правки телеканального руководства, на новые веяния западного безумного «экшена»¹⁰ и «хорора¹¹».

Многое не удавалось. Но попытки продолжались. Их сериалы и фильмы десятки раз попадали в эфир «метровых» каналов, в самое «рейтинговое» время. Позже, критики отнесли их «продукцию» к «низкому уровню и среднему качеству» и оправдывали многочисленные показы отсутствием, на тот момент, «достаточного количества единиц» отечественной кино- и телепродукции.

Нынче этого «валового» продукта в изобилии, но большая часть его примитивна и протухает еще на стадии производства.

Киношники обретались тогда в офисах старейшей столичной киностудии. «Фильмэкспорт» скромно доживал свой век на улице Лесной. Последняя в стране дореволюционная постройка – «Кинофабрика Дмитрия Харитонова»¹² хранила увядающую, славную атмосферу творчества, была разгорожена на множество офисов и кабинетов новоявленных кинематографистов.

Павильон, где при последнем царе российской империи снималась фильма со звездой немого кино Верой Холодной, нынче напоминал развалившийся, перекрашенный бабушкин комод, с выдвижными ящиками – офисами, захламленный, переполненный бумажной волокитой, бланками цеха дубляжа¹³, самыми невероятными киношными поделками, разложенными кинорулонами в пирамидах железных банок – яуфов¹⁴, зашифрованными, в электронном виде, в кассетах формата «ю-матик¹⁵» и «бетакам¹⁶». В старинных помещениях «Кинофабрики» обосновались внуки и правнуки зачинателей «синематографа».

Предложение залётного сибирского продюсера снять фильм о нефтяниках застало «киношников» врасплох. Но в литературных и мозговых архивах сохранилось предостаточно нужных материалов, многое можно было порастрясти на публике, многим можно было поделиться. Вопреки укоренившейся за ними сомнительной славе, москвичи не стали судорожно «разводить» на деньги богатейший нефтяной край. В отличии от столичных коллег, не стали предлагать, к примеру, с размахом выстроить буровую вышку в павильонах Мосфильма, во дворе киностудии на Речном вокзале из фанеры соорудить «полнометражный» макет наливного танкера, тайгу под Сургутом снять в ближайшем Подмосковье.

Будущий Режиссер сериала и Сценарист бывали, и ни один раз, в свое время, на съемках и творческих командировках в Ханты-Мансийске, Сургуте, Когалыме, Нижневартовске, Нефтеюганске, Салехарде. Были знакомы с суровыми условиями жизни нефтяников и местных аборигенов: хантов, манси, коми, зырян, ненцев.

Им хотелось снять романтическую историю о повзрослевших школьных друзьях, после которой зритель не спрашивал: где ж такой в нашей стране экзотический край – Югра?

Генеральному продюсеру телекомпании идея пришлась по душе. О чём и прозвучал тост на первом застолье знакомства в ресторане «Обь» Сургута.

Насколько удался наш, слегка скоропалительный, телевизионный сериал «Золото Югры», судить зрителям.

Из этой трудной, занимательной киноэкспедиции, из этого уникального края Сценарист не вернулся порожним. Привёз в подарок друзьям и знакомым бидончики с брусникой, морошкой и кедровыми орешками, копченый муксун, сушеные грибы и… пакетики с перетёртыми, высушенными лекарственными растениями от знакомого ханта, лекаря и шамана.

Попутно, Собиратель историй «зацепил» множество увлекательных былин и небылиц, древних легенд, сказаний от местных жителей Югры.

«Редкое чудо вымысла опять снизошло!»

Джей Ди Сэлинджер,

«Над пропастью во ржи».

Аномальное

Одну из подобных историй хотелось бы выделить особо. Поведал о ней помощник бурового мастера Егор Плещеев. Достойная, странная, необычная, на наш взгляд, повесть о любви.

Начиналась киноэкспедиция в край нефтяников, буровиков, охотников, рыболовов и шаманов в жанре бурного «экшна»¹⁷.

Прописав первый «драфт»¹⁸ четырех серий с «черновыми» диалогами персонажей, Сценарист, в качестве исполнительного продюсера, первым отправился в Сургут. Надо было познакомиться с начальством и сотрудниками «СургутИнформТВ», телекомпании, которую местные власти края «настоятельно» попросили содействовать съемкам будущего телесериала. Предстояло так же подготовиться к прилёту московской группы, забронировать номера в гостинице, заказать транспорт, договориться с пропитанием в столовой и многое другое. Осветительную, звуковую и видеоаппаратуру должны были подвезти к началу съемок специалисты телекомпании «Югра» из Ханты-Мансийска.

Первые же дни принесли Сценаристу немало сложностей в подготовке к съемкам, приходилось обзаводиться новыми знакомыми. Произошло немало интересных, полезных, необычных встреч.

В час ночи следующего дня после прилёта, с «ресепшена» гостиницы позвонили в номер, сообщили: пришел гость. Какие могут быть гости у приезжего москвича, кто не успел даже прогуляться по городу нефтяников и буровиков?

В номер ввалился высоченный, сухощавый парняга с серьезным лицом бандита, в цивильном, черном костюме охранника. Узкоплечая оглобля, жилистая, закрученная тугой пружиной для драк и сражений. В покое он не мог находиться ни минуты, размахивал руками, ходил, нервно и возмужденно, по номеру. Добродушно улыбнулся, сунул твердую лопату ладони для знакомства, представился:

– Серёга!

– Аналогично. Тёзка, – приветливо ответил Сценарист, пригласил незнакомца присесть в кресло. Сам оставался босым, в мятой футболке. Спортивные бриджи успел натянуть перед нежданным приходом стремительного гостя.

– Ниче, ночью вот так ввалился? Только вернулись в Сургут.

– Нормально. Привык в цейтноте жить и работать.

– Будем обеспечивать вам охрану на съемках, – доложил Серега. – Начальство обязало.

– Какое начальство? – уточнил Сценарист.

– СНГ¹⁹. Лично Богданов²⁰. Мы из его охраны.

– Круто!

– Кино у нас будете снимать?

– Телесериал.

– Круто! – теперь уже повторился Серёга. – Ты же продюсер?

– И сценарист.

– Здорово! Эх, ссовсем другая жизнь: кино, театр! Всегда мечтал сняться в фильме, но постоянно – обломы. То занят, то в разъездах. У нас тут в городе тоже много снимают для телевизора.

– «ИнформТВ» работает. Будем с ними сотрудничать. Прилетит наш режиссер, думаю, для съемок понадобится много народа. У нас уйма эпизодников в кадре: нефтяники, рыбаки, бандиты…

– О! – оживился Серёга. – Хочешь, настоящих сургутских бандитов покажу? Познакомлю. Погнали в ресторан. У них там сейчас сходка.

Приезжему москвичу, для проверки на «вшивость», пришлось экстренно одеваться, не задавать лишних вопросов. Само собой, отказываться от «заманчивого» приглашения было нельзя. Сценарист сам был из авантюристов, часто и охотно следовал «путеводителям судьбы». «Судьба» не подводила. Разумеется, надо было прислушиваться к «внутреннему голосу». «Голос» в этот раз лениво возмущался: «Обалдел? Куда ты попрёшься, на ночь глядя? Утром нельзя? Или завтра вечером?».

Серёга вызвался быть личным телохранителем «продюсера» и подбодрил:

– В городе всё схвачено! Всё будет, как надо! Найдутся фотки с фильмов или еще чего, киношного показать браткам? – спросил он. – Да и самому интересно!

– Фотопробы актеров привез, предварительный «выбор натуры». Возьму альбом. Записали в Москве пару песен. Возможно, войдут в сериал. Могу кассету прихватить.

– О! Захвати! Жду внизу.

«Летучий боевик» Серёга ждал на парковке у гостиницы, сидел с распахнутой дверцей за рулем грязно-зелёного, как броневик, джипа «Cherokee», с мятым капотом, крышей и бортами. Лобовое стекло джипа было разбито, с мутной воронкой трещин – вмятиной со стороны пассажира, кто-то явно врезался лбом в стекло изнутри салона.

– Дааа, – сразу пояснил Серёга, – слетели в овраг. Костя башку разбил напрочь! Отвезли в больничку.

Серёга перегнулся через спинку водительского кресла назад, накинул драное гостиничное покрывало на заднее кожаное джипа, прикрывая запекшуюся кровь, хрустящую на кожаной обивке кресел.

– Кровищи с него, как с резаного. Ниче, жить будет. Завтра машину отмою. Поставлю в ремонт. Погнали?

Вставили аудиокассету в магнитолу. Серёга «врубил» музыку «на полную катушку». Шел третий час ночи. Сине-черный фасад гостиницы мрачно пялился с третьего этажа единственным желтым глазом номера, где Сценарист забыл выключить свет.

Под рокот саунда²¹, с рабочим названием «Тайга», музыкального «трэка»²² к будущему сериалу, подкатили к затемненному одноэтажному ресторану с летней верандой у чёрного берега Оби.

Широченная река мрачно поблескивала под синим обломком луны, и выглядела дорогой из застывшей вулканической лавы.

Серёга сходил внутрь ресторана. Через пару минут на присыпанную песком парковку вывалилось человек тридцать парняг в спортивных костюмах, кожаных куртках, цивильных белых рубашках. Среди них выделялся мрачный Верзила в «спортивке» – красной-белой куртке.

– Главный. Бельмастый. Сам боюсь, – прокричал «по секрету» Серёга, вытащил кассету из магнитолы, негромко добавил в тишине:

– Браткам сказал, кинопродюсера из Москвы привез. Выходим. Руку не тяни, только, когда сами подадут. Никому не говори «спасибо». Кивни башкой, – достаточно. Многие отсидели по два – по три срока. Нормальные пацаны. Идём.

Сценарист храбро выбрался из джипа, навстречу к толпе живописных, мрачных парняг, рассказывать про кино. Верзила, с синим, «лунным» бельмом на левом глазу, вяло рассматривал правым «залётного киношника», руки для знакомства не протянул, махнул призывно всей «братве», мол, погнали дальше продолжать.

Встреча в ресторане затянулась до утра.

Туманная даль над Обью засинела и обозначила сизую зубчатую стену тайги на другом берегу.

Сценарист уезжал в гостиницу с охапкой вяленого муксуна, завернутой в газету, и тремя бутылками кедровой водки.

– Братва приняла, – сообщил довольный, выпивший Серёга на обратном пути. – Проблем в Сургуте не будет. У тебя лично. Других будем смотреть.

Серёга родился на Камчатке, в поселке геофизиков и промысловиков близ Петропавловска. Служил в морской пехоте «неподалёку», в Находке. Остался по контракту, но «припахали» в спецназ и перекинули в Сургут. После «дембеля» уезжать не захотелось. Прибился в личную охрану.

Он гнал свиристящий двигателем, разбитый, перемятый джип по городу с огромной скоростью, будто собирался взлетать на прямых участках улиц.

– Нормальная тачка! – радовался Серёга за джип. – Живучая! Завтра поставлю перебрать движок.

«Внутренний голос» Сценариста, похоже, трусливо затих и «отдался» на волю Случая. Добрались до гостиницы без приключений.

Через неделю Сценарист перезнакомился со многими в городе, в том числе, и с руководством СНГ, градообразующей компанией не только Сургута.

На одну из дружеских, вечерних посиделок в кафе подошел буровик Егор Плещеев. Неутомимый «боевик» и «коммуникатор», Серёга притащил «на сходку» историка по образованию, «местного клоуна» и «потрясного рассказчика».

Сценаристу не пришлось уговаривать буровика «расчехлить хлебало», как шутливо приказал Егору жизнерадостный и неуёмный Серёга.

Среди пьяной, разгульной компании Плещеев разглядел желающего, умеющего слушать, подсел ближе и сразу доверился приезжему, незнакомому человеку. Начал свой рассказ Егор необычно, странно и несколько формально и заученно, словно на этой фразе его переставали слушать.

– Был бы я писателем, начала бы рассказ так: «Он ушел из жизни в тридцать два года, но прожил долго и счастливо с любимой женщиной… Знаете, большая редкость, счастливый случай, один – на миллион, – встретить любимого человека. Редкое везение обрести такую счастливую Судьбу. Чаще люди сожительствуют рядом по дурной привычке, по дружбе, привязанности или из-за детей. Это серая, унылая жизнь. Она быстро стирается из памяти не только живущих. Бывает, вспыхнет страсть к женщине, к девушке. Но она быстро гаснет, исчезает. Год, два – и остываешь… Опять ждешь, надеешься, мучаешься. Ждешь чувств, страданий, переживаний. Любви… – Егор призадумался и продолжил низким, измененным голосом, словно изнутри говорил другой человек:

– Он уходил из жизни в тридцать два. Впереди ждал багровый закат. Он спешил уйти следом за любимой женщиной. Он был уверен: ТАМ их ждет Вечная Любовь.

– Красиво. Самому писать рассказы, повести не приходилось? – спросил Сценарист.

– Времени не хватает. Терпения. Усидчивости. Да и кому это нужно? Вот вы, зачем пишете? Сценарии. Знаю, роман написали. Книжки издали. Зачем?

– Раньше на бумагу, теперь в буквенное поле «ноута»²³ можно излить свои впечатления, чувства, переживания, радость, горе. Поделиться. С самим собой. Если не можешь не писать, – пиши. Такая простая формула.

– И это правильно, – согласился Егор.

Буровик Плещеев был серьезным, мудрым человеком. За неприметной внешностью скрывалась глубина осознания примитивной земной жизни. Хотя «боевик» Серёга и назвал его «клоуном», но это лишь означало: Егор не вписывался своей личностью, образованностью, образом жизни, в непритязательный мир работяг, озабоченных заработками, отдыхом у Черного моря или «за бугром», «теплой, красивой бабой под боком». Ещё детьми. Но это по случаю «залёта» и «для продолжения рода».

– Рассуждаете как старик, умудренный опытом. Сколько вам сейчас? – спросил Сценарист.

– Давайте на «ты». Не против?

– За. Сколько тебе сейчас?

– Двадцать восемь, – ответил Егор.

– Почему решил уйти из жизни в тридцать два?

– За меня решили, – отвечал Егор с мягкой улыбкой философа. По утомленному, изможденному виду, обветренной, загорелой кожи лица и рук, вполне еще молодого человека было видно: буровику пришлось многое пережить в жизни. Он щурился задорно, как мальчишка, кто задумал подшутить над собеседником. Но подшутить сложно, затянуто, увлекательно.

– О многом знаю наперед. По жизни больше не суечусь. Успокоился. Иду медленно. Дышу ровно, – сказал Плещеев.

До начала съёмок телесериала, приезда группы из Москвы оставалась неделя. Время, свободное для посиделок, по вечерам еще было предостаточно, можно довериться рассказчику. Минут через десять случайная компания в кафе отвлеклась на свои, шумные, застольные беседы, обо всём и ни о чём, с пьяными выкриками, нелепыми тостами. Сценарист, как самый заинтересованный, предложил Егору перебраться в его номер на третьем этаже гостиницы и продолжить чаепитие с беседами.

Они собирались уйти «по-английски», ни с кем не прощаясь, направились к выходу. Подпитой, с мутными глазами, неунывающий Серёга с другого конца застолья лишь вскинул кулак в испанском жесте «Но пасаран!»²⁴.

В блоке из двух номеров, одноместный представлял собой скромную комнатку метров на десять квадратных. С кроватью с деревянными спинками, шкафчиком для одежды, креслом, стулом, традиционным крохотным телевизором на кронштейне, закрепленным на стене на уровне головы.

Рассказчик расположился в кресле у журнального столика. Сценарист вскипятил воду в походном электрочайнике, заварил в граненых стаканах японскую сенчу²⁵. Он был любитель зеленых чаев.

– С чего ж начать? Вернее, продолжить. Если вам действительно интересно, – прогудел Плещеев как бы нерешительно, впрочем, уже был совершенно уверен, приезжий «писатель для кино» проглотит с удовольствием и благодарностью любую, самую фантастическую историю.

– Очень интересно. Приехали снимать кино. Хочу задержаться после съемок, проникнуться местной экзотикой. Бывал в Хантах, Сургуте, Когалыме ранее, документальный фильм прилетали снимать в начале восьмидесятых. Художественный – в 1988 году. Фильм «Абориген» с Владом Галкиным в главной роли. Не видели?

– Нет. В кино не хожу. Не с кем. Телевизор – только новости. Буровая всю жизнь съедает. Между вахтами – учёба. На историческом, заочном универе. Собираюсь стать археологом, как и отец… Жизнь моя коротка, двадцать восемь годков, но приключений нахватался, – как бы нехотя, повторно «разгонялся» для рассказа Егор. Чувствовалось, помбуру²⁶ хотелось выговориться перед приезжим, чей заинтересованный взгляд он поймал в начале общих посиделок. Ожидал в ответ от собеседника самую малость: одобрительных или недоверчивых покачиваний головой, восторженных, ироничных, саркастичных замечаний, возгласов и – ничего более. Только не безразличия. Егор хотел поддержать и свой протухающий интерес к продолжению собственных дневниковых записей.

– Знаете, на буровой с годами тупеешь, отекаешь мозгом, – признался рассказчик. – Устаёшь дико. Сидишь, бывало, в бытовке после смены заспиртованной грушей и не воспринимаешь чужих, ненужных слов, наставлений, нареканий начальства, пустопорожних бесед, приколов коллег. Пашешь, пашешь, пашешь. В мороз, жару, ливень. Зарабатываешь. Деньги – деньги – деньги! Тратишь – тратишь – тратишь. Вроде живешь материально неплохо. Но время исчезает вместе с деньгами и здоровьем, тает незаметно. Безследно. И уже маячит впереди мутный барьер забвения и небытия…

Совсем непростой буровик и работяга, каковым он пытался прикинуться при первой встрече, Егор Плещеев выказал образованность, грамотность, начитанность, примолк, смутившись высокопарной фразы.