Глава двадцать четвертая
На следующий день пошел по магазинам. Купил для Аси новую красивую записную книжку, большую коробку конфет, по бутылке шампанского и белого вина; дома откопал экземпляр своей книги, написал на форзаце своим завихренистым почерком: «Любимой Асе от автора. Григорьев С.С.».
Как и планировал, выбил для себя два задания на статьи, написал коряво, зато быстро. Всех все устроило, заработал немного.
Посетил парикмахерскую, сделал простую короткую стрижку – меньше стало седины – помолодел сразу лет на пять.
С Асей созванивались каждый день, от одного до трех раз, болтали о всякой ерунде; удивительно, но ерунда не заканчивалась, разговоры, бывало, длились по полчаса, а иногда и по часу.
В четверг она сбросила мне обещанные материалы и черновик своей статьи. Что касается черновика, то получилось объемно, страниц на десять печатного текста, без мистики, только сухая хронология известных событий, много внимания было уделено старообрядцам. Честно говоря, написано было слабовато и несколько безграмотно для публицистики, но зато достаточно информативно. Помог откорректировать, немного над стилистикой совместно поработали, в принципе, сносно получилось, но я бы все равно такое в серьезное издание не стал бы отправлять.
Однажды даже Ксюша позвонила мне, поинтересовалась, что я дарить Асе собирался.
– Ну как что? Бухло, естественно, – ответил я, – Лучше подарка не найти. Как говорили древние греки: «Гарэлка – для душы і сэрдца грэлка»… Ну и еще, в дополнение, немного сладостей, записную книжку и цветы.
– А я вот не знаю что, – пожаловалась Ксюша, – Было бы проще, если б она курила – подарила бы крутую зажигалку. А так…
– Подари крутую зажигалку мне, а Асе пачку сигарет – пускай учится курить, – ляпнул я, – К следующему ее дню рожденья уже и ей зажигалку подаришь…
Короче говоря, ничем я Ксюше не помог, наплел чепухи, и разозлил, и рассмешил ее одновременно. Кстати, без всяких договоренностей, перешли с Ксенией на «ты», само по себе как-то вышло, я даже и не заметил, как и в какой момент это произошло. С Глебчиком она, к слову, помирилась.
В субботу в очередной раз созвонился с Асей.
– Во сколько приезжать? – первым делом спросил у нее.
– Все собираются к пяти, Ксюша раньше будет, поможет стол накрыть. Ты тоже раньше приезжать можешь.
– Во сколько? – хотелось мне конкретики, – Я же могу и утром припереться…
– Приезжай к обеду, – предложила Ася, – Кстати, ты так и не ответил, что пить будешь?
– Мне все равно. Скорее всего, и в правду ничего.
– Ну это вряд ли, – заявила она, затем спросила кокетливо: – А что ты мне подаришь?
– Танец!
– Эротический? – хихикнула Ася.
– Ритуальный, – ответил я, затем спросил: – А состав гостей такой же будет, как и планировалось?
– Да, пять человек вместе со мной. Я, признаться честно, и не люблю большие компании.
«Я вообще никакие компании не люблю, – мысленно произнес я, – Мне было бы приятнее с тобой наедине побыть…»
Полночи не спал, думал обо всем, предвкушал встречу, волновался перед задуманным. Еле заснул, приснилась Ася. Детали не запомнились, но сон был приятный и обнадеживающий…
***
Настало долгожданное и, вместе с тем, пугающее воскресенье пятнадцатого октября.
Встал, принял контрастный душ, плотно позавтракал, собрал в свою сумку-почтальонку, на всякий случай, запасные носки, нижнее белье, средства личной гигиены…
Погода прекрасная была, солнышко, тепло почти как летом, птички-синички, тиу-тиу, чик-чирик и т.д.
Поехал в цветочный магазин, купил букет из целых двадцати пяти красных роз (впервые в жизни цветы покупал), была мысль в ювелирный заскочить и колечко недорогое сразу приобрести, но потом сообразил, что есть риск не угадать с размером. В общем, не рискнул… А если честно, то и денег уже мало оставалось – на достойную вещь и не хватило бы.
В полпервого дня выдвинулся в Минск, в два с копейками был уже у Асиного подъезда. Стоял еще долго, курил, думал, не решался никак набрать номер квартиры на домофоне…
Еще секунд тридцать не находил в себе сил нажать на кнопку дверного звонка, стоял, как идиот, перед дверью, с огромным букетом роз в одной руке и с цветастым пакетом в другой; легкий тремор откуда-то взялся, появилось желание развернуться и уйти.
Услышал шум за дверью, она сама отрыла.
– Привет, ты первый гость, – ласково поприветствовала она меня, улыбнулась, – Ксюша, правда вот-вот должна придти… Ничего себе, сколько цветов! Мне еще ни разу таких букетов не дарили!
– А это не тебе, – решил я зачем-то подразнить ее.
– Давай в вазу поставлю, – хихикнула она, – А то завянут.
Протянул ей, дрожащей рукой, пакетик с остальными подарками, небрежно как-то.
– На. С днем рожденья тебя. Счастья, здоровья и… так далее, – краснея, промямлил.
– Ой, спасибочки, – взяла она его в руки, приобняла меня, поцеловала в щеку, – А что там? Можно посмотреть?
– Ни в коем случае, – принялся я нести чушь, – Я завещаю вскрыть сей пакет в день десятой годовщины победы Борисовского БАТЭ над Мюнхенской Баварией.
Ася засмеялась, побежала тут же на кухню.
Я быстро разулся, снял куртку, проследовал за ней.
– Конфеты, алкоголь… – озвучивала она то, что доставала из мешочка, – Хочешь, чтобы я стала толстой алкоголичкой, да?.. Ой, ты мне все-таки не забыл свою книжку подарить! Огромное спасибо. Ты же подписал ее для меня, да?
– Ага.
Она открыла книгу на форзаце, увидела надпись.
– «Любимой Асе от автора», – зачитала вслух, – Надо же – любимой. Спасибо, очень приятно… О, записная книжка! Здорово, мне как раз она нужна была.
Ася снова меня приобняла. И в этот момент я решился на все.
– Послушай, Ася, – начал очень неуверенно, голос мой дрожал, стал почему-то выше, – Мне ужасно тяжело про это говорить…
Ася, видимо, начала догадываться, насторожилась.
–…Короче, – никак не мог я нужные слова вспомнить, хоть и репетировал несколько раз, – В общем,… так, Ася… Как бы это так сказать тебе…
– Не надо, пожалуйста, ничего говорить, – произнесла она тихо, – Если у тебя получится, то пускай все будет так, как есть.
– То есть, ты… равнодушна ко мне. Я понял, – с трудом выговорил я, минуту молчал, наблюдая за тем, как Ася переставляет предметы с места на место, не глядя в мою сторону.
– Боюсь, что у меня не получится… оставить все так, как есть, – вышел я наконец из оцепенения, – Мне лучше уйти, извини… Так будет правильнее…
Она и не попыталась меня остановить, может и просто растерялась, ведь все стремительно произошло…
***
Выскочил из подъезда. Закурил опять, стягал сигарету за секунд двадцать, закружилась голова, меня вырвало желудочным соком. Присел на лавочку, отдышался, встал, побрел к машине. Вдруг меня окликнул знакомый женский голос, я повернулся, ко мне почти что бежала Ксюша.
– Сергей, что случилось? – запыхавшись, спросила она у меня, – Куда ты?
– Домой, – ответил я, чувствуя, что вот-вот могу заплакать.
– Почему? Что произошло? – начала она меня пытать.
– Ничего, – прохрипел я, горло сдавил спазм.
– Ты ей открылся, да?.. Я так и знала, что это случится. Ася этого боялась. Ты ей очень дорог стал, но, понимаешь ли, как друг, как старший брат. Друзей у нее мало, родных не осталось вовсе… Извини ее, не держи на нее зла. Отдышись, успокойся и возвращайся. Пожалуйста.
– Нет, – сдавлено ответил я, – Мне лучше уехать…
– Сергей, стой!.. – попыталась она схватить меня за руку, я отмахнулся, прохрипел чужим голосом:
– Отъебись от меня,… пожалуйста.
Сел в машину, уехал.
Гнал с такой скоростью, с которой ни раньше, ни позже не ездил и ездить не собираюсь. Не страшно было попасть в аварию, даже хотел этого, боялся только выжить и остаться калекой. Слезы затуманили глаза, в висках стучало, руки плохо слушались, ноги сводило. Удивительно просто, что я доехал до Борисова, никуда не вмазавшись.
Первое, что сделал – зашел в магазин, купил пять бутылок водки. Планировал сразу семь взять, но вспомнил про виски, подаренный Асей, решил, что на дня три-четыре будет достаточно. Телефон разрывался: звонила то Ася, то Ксения, то какой-то незнакомый номер. Отправил Ксении текстовое сообщение с фразой: «Я дома, жив-здоров, не волнуйтесь». После этого звонки прекратились.
Долго не пьянел, слушал музыку, курил на балконе в одних трусах, думал, что же все-таки лучше: повеситься или вскрыть вены…
«Эх, был бы у меня ствол! – с сожалением думал я, – Ни секунды не колебался, запулил бы себе в голову с удовольствием! В висок, наверное, лучше. Правда, если из ружья, то пришлось бы в рот или подбородок… Да, жаль, что нет ствола…»
Употребил в первый же день две бутылки, и даже после этого мозги не отключились, хотя по ногам сильно ударило. Несколько раз падал, стесал себе скулу, рассадил кулаки, ушиб грудную клетку, уснул на полу возле дивана в гостиной лицом вниз…
Вот и отметил я таким замечательным образом день рожденья моего последнего, самого большого, главного разочарования – Разочарования № 3. А как Разочарование № 3 свой день рожденья отметило – не знаю, думаю, тоже хреново.
Эпилог
С Асей общался один раз, на следующий же день после нашего, так скажем, расставания. Я только-только проснулся, еще продолжая лежать на полу и пребывать в состоянии опьянения; вдруг зазвонил телефон, лежавший прямо возле меня, на полу под диваном; я, ничего еще не соображая, не до конца понимая, что случилось и где я нахожусь, не глядя на экран, принял вызов.
– Алло, – произнес я в трубку сипло.
– Сережа, слава богу, что ты ответил, – услышал я Асин голос, тут же все вспомнил, сердце защемило, – Я ужасно виновата, я не права, но я не могу иначе. Пойми…
– Я все прекрасно понимаю, – перебил я ее, ощутив невероятное просветление в сознании, видимо адреналин хлынул в кровь, протрезвил, хотя чаще бывает, что он пьянит еще больше, – И я не могу иначе. Пойми и ты, что так будет правильнее. Если мы продолжим общаться, то рано или поздно, расстанемся все равно. Но расстанемся плохо. А я этого не хочу. Не хочу, чтобы ты обо мне когда-нибудь думала с пренебрежением, отвращением, презрением,… поэтому, просто представь, что я куда-то уехал далеко-далеко и не имею возможности с тобой связаться. Возможно, это не навсегда, но сейчас именно так будет вернее поступить.
– Но ведь мы так прекрасно общались, дружили…
– Мы прекрасно общались и дружили потому, что ты не знала наверняка, как я к тебе отношусь, – вновь я ее перебил.
– Но ведь я знала! – сквозь плачь воскликнула она, – Я чувствовала это. Мне порой казалось, что я читаю твои мысли. Твои чувства для меня не являются препятствием для дружбы с тобой.
– А для меня являются, – отрезал я, – Я так не смогу, прости.
Она плакала, я тоже; взял паузу, чтоб отдышаться, через полминуты, собравшись с силами, продолжил, стараясь при этом говорить как можно спокойнее:
– Не думай, что я на тебя затаил зло. Помни, что ты для меня всегда будешь…
Я не смог закончить фразу, просто прошептал ей: «все, пока», и положил трубку.
Ася тут же перезвонила – я не ответил. С огромным трудом, через боль в ребрах и в то ли отлежанных, то ли отбитых плечах, поднялся, проковылял на кухню, выпил водки с горла…
***
Бухал еще три дня, после два дня приходил в себя, затем собрал самое необходимое, сел в машину и поехал… в Курганы к Татьяне.
Думаю, не стоит рассказывать, чем я с нею занимался – и так все понятно. Из первых двух-трех дней, проведенных у нее дома, я еще кое-что помню, так как употреблял более-менее в умеренных количествах. А потом все-таки слетел.
У меня даже поверхностных воспоминаний не осталось о том, каким образом я очутился в борисовской реанимации под капельницами, с сильнейшей алкогольной интоксикацией, даже в коме побывал. Как узнал я позднее, привез меня на моей же машине в Борисов из Курганов Петрович, передал врачам; получается, что я обязан ему жизнью. Он потом еще звонил не единожды, справлялся о моем здоровье. Ну и рассказал мне кое-что интересное.
Поведал он мне, что Степка, спустя неделю после нашего отъезда, вскрыл себе вены. Удачно. Насмерть. На его похороны ни его жена, ни его сын не явились. Алексеевны не стало неожиданно для всех еще через неделю – умерла во сне от внезапно оторвавшегося тромба. После похорон Алексеевны, Ивановну забрал к себе ее внук Пашка, так как та совсем умом тронулась, видимо еще и на почве стрессов. Ну и Трофимовну Петрович к себе перевез – не оставлять же ее одну на всю деревню. В общем, Спаси вымерло полностью, закончилась окончательно история того места…
Я не расспрашивал Петровича обо всех обстоятельствах случившегося лично со мной, так как испытывал ужасный стыд, и хоть и было любопытно, но страх перед правдой перевешивал.
К слову, Татьяна не звонила ни разу, я ей тоже. И это хорошо…
***
Лишь сейчас, спустя более трех лет, я таки решился написать о случившемся, так как немного шрамы затянулись, стало легче вспоминать.
Занимаюсь я все тем же, чем занимался до всей этой истории: пишу статьи, ухожу раз в один-два месяца в запои, мечтаю все это прекратить. Правда, запои покороче и помягче стали, поскольку мой хронический гастрит превратился наконец-то в язву желудка, вследствие чего, так же как раньше, много и подолгу, бухать уже просто физически не способен.
С Асей не общаюсь, она очень скоро меня также беспокоить перестала звонками. Первых несколько месяцев делала это регулярно – я ни разу трубку не снял. Еще и в соцсети писала – ни разу не ответил. А сам-то присматриваю иногда за ее страничкой, полгода назад она сменила фамилию. Зла на нее не держу, хотя, не скрою, обида присутствует. Кстати, подаренная мне Асей бутылка вискаря так и стоит непочатая; пообещал себе, что употреблю содержимое лишь тогда, когда буду уверен на сто процентов, что все…
Да, иногда кажется, все это мне приснилось, все нафантазировалось, померещилось по пьяни; даже хотел иногда, чтоб именно так все и было. Однако доказательством реальности произошедшего в сентябре-октябре семнадцатого года служат заметки, сделанные Асей, тогда еще носившей фамилию своего отца, и три тетради, исписанные мелким каллиграфическим почерком покойного Яна Моисеевича Лернера. То есть, все рассказанное выше, основано не только на моих личных воспоминаниях, а и на прямых свидетельствах еще нескольких участников тех событий.
Вот, в принципе, и все.
04.2021