Loe raamatut: «Стрекоза на палубе»

Font:

Путеводные следы

Стихотворения Сергея Фомичёва, бесспорно, хороши. Это поймёт каждый, кто прочитает хоть одно его четверостишье. Поэт уверенной рукой создаёт поэтическое пространство, в котором человеку становится сразу же удивительно интересно и легко. Читатель погружается в его «Я», изучает его мысли, знакомится с его впечатлениями. И всякий раз сталкивается с некой тайной: как эти строки, эти простые, на первый взгляд, слова становятся удивительно гармоничным целым, в этом целом – своя жизнь, существующая по законам, известным только поэтам.

Но главное в поэзии не только целостность формы. Решающее значение для того, чтобы стихотворения из умелых ремесленных поделок превратились в череду чудес, имеет острота художественного зрения автора. У Фомичёва это качество в наличии. При этом для него не так уж важна оптика, сколько настроение, которое удаётся создавать. Вот вчитайтесь:

Две лодки застыли во льдах у причала
В морозное утро. И стоит сначала
Дождаться весны: когда лёд истончает,
Когда растворится, то можно отчалить.

Казалось бы, и картинка, и лексика вполне неприхотливые, но трёхстопный размер, чуть ассиметричный паузник, и обнажённая искренность тона задевает предельно глубоко.

В выборе тем Фомичёв далеко не вегетарианец. Его волнует буквально всё. Например, географически расширенное наблюдение за миром:

В горле пересохло,
Где б воды глоток?
Покидаю Родину, еду на Восток.
Сердцем в карте выделен
Незнакомый край.
До чего ж загадочен
Солнечный Китай.
Как река огромная,
Пёстрый хоровод
Узкими глазами
Смотрит на восход.
Рисовые зёрнышки и
Зелёный чай,
Всё перемешалося
Как бы невзначай.

Здесь момент образного краеведения заметен, но помимо этого есть ещё и определённая ирония, даже самоирония. Она направлена в адрес тех, кто восторгается всем, что не Россия. Сделано тонко и с отменным вкусом.

А вот неожиданные попытки проиллюстрировать великий русский роман:

Зарисовки из «Тихого Дона».
Весна

Весна идёт, и солнце плавит стужу,
На южных склонах рыжая трава,
Снег мерно тает, превращаясь в лужи,
Ручьи бормочут нудные слова.
К полудню прогревает, как на печке,
Степь в испареньях, в дымной пелене,
Проснулись суслики и, словно человечки,
Стоят солдатами, как на войне.

И ведь как любопытно получается. Вся та поэзия, что есть в «Тихом Доне», но не всегда видна за масштабными сценами, здесь проступает во всей своей природной красоте. Для Фомичёва природа становится поводом для вдохновения, только если в ней заметны живые черты, когда она очеловечена по сути, и это очеловечивание отражается во взгляде поэта:

Где-то бьётся море в Тель-Авиве.
Старый город Яффа на пути.
Молока и мёда в изобилье,
Вот бы только мимо не пройти.
Симон-Пётр на крыше молит Бога,
Голодом и жаждою томим,
А внизу, у самого порога,
Спорят люди, что пришли за ним.

В этом описании море абсолютно тождественно переживаниям человека, именно потому оно и бьётся. Лучшего глагола здесь не найдёшь! Фомичёв в этом нас убеждает, как вообще в неслучайности всякого слова, оборота, приёма. И в этом его сила, это его возводит в такой ряд, где невозможна критика, а только дружеское аналитическое сопереживание.

Конечно, не только пейзажи занимают творческое воображение Фомичёва. Люди, их фенотипы, стремление проникнуть вглубь характеров, создание радостной энергетики при вхождении в тайные смыслы любого персонажа, вот что доставляет Фомичёву не меньшее удовольствие, чем эстетское и умное любование природой. Вот стихотворение «Гречанка»:

Сядь, скажи мне что-то на прощанье,
Дай мне руку – высмотреть изгибы,
По Твоей руке читать могли бы
Греческие завещанья.
Ты сегодня выглядишь иначе,
Смуглость кожи, нос чуть-чуть горбинкой,
Дай мне поцелуями на сдачу,
Я их прочитаю без запинки.
В Твоих венах кровь богов Олимпа
И загадочность восточной речи,
Где начала женские, там нимфы
Обвивают волосами плечи.
Силуэт Твой тонок и прозрачен
В очертаньях солнечного круга,
И мне кажется, что я захвачен
В Твои сети, и в том нет испуга.
Не смотри так жадно на дорогу.
Я уйду один без проволочек.
Мы в России так же славим Бога,
Приезжай хотя бы на денёчек.

В нём всё продумано до мельчайших деталей. Начинается оно сразу с обращения. Причём ясно, что на это обращение никто не отреагирует. Такая форма – лишь возможность сразу определить отношение говорящего к героине. Оно одновременно и трепетное, и страстное. Но все чувства выражены деликатно и сдержанно. Прочитывается и лёгкий парафраз из Есенина: «поцелуям учимся без денег», но он вовсе не отправляет Фомичёва на путь эпигонства, а создаёт культурологическую плотность. Поэт не ставит своей целью описать внешность подробно и цветисто. Но ему удаётся выделить из облика гречанки те черты, представляя которые легко домысливаешь всё остальное. Уметь создать верный намёк – признак большого поэтического мастерства.

Каждое стихотворение Фомичёва интересно литературоведчески препарировать. Хотя он и не навязывает свои методы, свои творческие принципы, весь устремлённый в поэзию и только о поэзии пекущийся, следы его творческого почерка видны в этой книге. И они путеводные. Идя по ним, быстро встретишь не только мощного и харизматичного стихотворца, но обретёшь веру в то, что совершенство возможно.

Максим Замшев,
Главный редактор «Литературной газеты»,
Первый заместитель председателя МГО Союза писателей России,
Член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека,
Президент Академии поэзии

«Нам всем чего-то не хватает…»

Нам всем чего-то не хватает,
И жизнь незримо убывает,
По ниточке с небес скользя,
И хочется, да вот нельзя
Всё получить, чего желаем, –
Рисунок этот узнаваем.
Ребёнку мамы не хватает,
Он всё на свете забывает,
Когда прильнёт к её груди –
Неважно, что там впереди.

У девушки сплошные цацки,
Ей просто не хватает ласки,
В её мечтах есть верный друг,
Ей не хватает нежных рук.
А кто-то тяготится дружбой,
Скорей всего, она не нужна,
Поскольку дружит номинально,
Как швед со шлюхой привокзальной.
Кто одиночеством страдает
И, как убить его, не знает,
Пьёт горькую рубля на три,
А вся проблема там внутри.

Кто просто одурел от славы,
Ему нельзя уже быть слабым,
А кто-то чахнет на скамейке,
Считая бренные копейки.
Нам всем чего-то не хватает.
Когда в солдаты забирают,
Мы жаждем тихих, мирных дней,
То тьма вокруг и нет огней.
Нам не хватает даже сил
Добраться до родных могил.
Старушке Бога не хватает,
Идёт, ногами заплетает,
А рядом носится юнец,
Выпрашивая леденец.

Мой друг сказал, что ему жалко,
Что нерест в мае, нет рыбалки,
Что в атмосфере в воскресенье
Нет постоянного давленья.
Что на дороге много камер
И светофор на красном замер,
Что сплошь раскосые всё лица,
Как шар, наполнили столицу.

Нам не хватает настроенья,
Периферийного мышленья,
Чутья, вниманья, красоты,
Любви друг к другу, доброты.
Нам не хватает донкихотства,
Нам не хватает благородства,
Нам не хватает просто время
Встать пред иконой на колени.
Нам всем чего-то не хватает,
И жизнь незримо убывает…

22 мая 2019 г.

«Где-то бьётся море в Тель-Авиве…»

Где-то бьётся море в Тель-Авиве.
Старый город Яффа на пути.
Молока и мёда в изобилье,
Вот бы только мимо не пройти.

Симон-Пётр на крыше молит Бога,
Голодом и жаждою томим,
А внизу, у самого порога,
Спорят люди, что пришли за ним.

Старый порт – ровесник Соломона –
Волнами изгрызан неспроста,
С этих мест от гнева божьего Иона
Убегал во чрево грозного кита.

Я брожу, вдыхая пыль столетий,
Узнавая прошлого черты.
Этих дней неведомый свидетель
И участник вечной суеты.

Январь 2014 г.

«Течёт река издалека…»

Течёт река издалека,
И широка, и глубока,
И не поднимется рука
Доплыть до дальнего буйка.
Её теченье – наводненье,
Веков прошедших отраженье
Приводит медленно в движенье
Уснувшее воображенье.
Зачем течёшь? Куда идёшь?
Теперь уже не разберёшь,
Кого-то любишь и зовёшь,
А может, ждёшь.
Какие были корабли,
Что плыли из другой земли,
А лица бледные в пыли гребли,
Настойчиво гребли.
У берега, поднявши нос,
Седой, белёсый альбатрос
Смотрел настойчиво, где плёс,
Как смотрит пёс.
Ругались дружно бурлаки,
Сжимая пальцы в кулаки,
А рядом в сёдлах казаки –
Как маяки.
Движеньем город был объят,
Горел и огненный закат,
Метался в лицах азиат.

2000 г.

«В том саду одинокая птица…»

В том саду одинокая птица
Надрывается в тишине.
То ли радуется, то ли злится,
Изнутри раня сердце мне.

В том саду как-то всё иначе,
Полыхает сиреневый цвет.
В том саду обветшавшая дача,
И хозяина будто нет.

Смотрит ель в голубое небо,
А по небу плывёт самолёт.
В те края, где я ещё не был
И уж точно никто не ждёт.

А на юге, за полем изрытым,
Золотятся в листве купола.
Там священник читает молитвы –
Седовласая голова.

И всё так же меняются лица,
Появляясь случайно извне.
Но лишь та одинокая птица
Растревожила душу мне.

1998 г.

Китай

В горле пересохло,
Где б воды глоток?
Покидаю Родину, еду на Восток.

Сердцем в карте выделен
Незнакомый край.
До чего ж загадочен
Солнечный Китай.

Как река огромная,
Пёстрый хоровод
Узкими глазами
Смотрит на восход.

Рисовые зёрнышки и
Зелёный чай,
Всё перемешалося
Как бы невзначай.

И пустыни мёртвые
В кремовой дали,
Кружатся у берега
Стаей корабли.

Там в горах средь пения,
Взорами окинь,
Как потоки вечности –
Древний Шаолинь.
И хранит таинственный
Той страны закон,
На стенах заброшенных
Чудище-дракон.
В горле пересохло,
Где б воды глоток?
Я покинул Родину,
Еду на Восток.

Пекин, 12 июня 2005 г.

На перекатах

То восходы, то закаты,
Потемневшая вода.
Мы плывём по перекатам,
Уплывая навсегда.

Берега круты и колки,
Лес качает облака,
За спиной висят двустволки,
Рана в сердце глубока.

Не вернуться в ту же воду,
Дров наломано сполна.
Любоваться на природу –
Лишь бы только не война.

Что ж вы, милые ребята,
Друг у друга пьёте кровь,
Нас несёт по перекатам,
Где же жертва и любовь?

Отчего же маму с папой
Вы не любите как встарь,
И всё те же перекаты,
И луны ночной фонарь.

Вы ж когда-то были малы,
Очень милы с юных лет.
Что ж, скажите, с вами стало?
В чём причина ваших бед?

Только слышно «аты-баты»
Шумом стройным сквозь года,
Мы плывём по перекатам,
Уплывая навсегда.

28 декабря 2018 г.

«Со мной кочует бюст – нетленный и глубокий…»

М.Ю. Лермонтову (1814–1841)

Со мной кочует бюст – нетленный и глубокий.
Глаза задумчивы, отверсты, одиноки.
В усах отвага и широкий лоб –
Присутствие ума, в том нет сомнений.
Бюст Лермонтова – одинокий гений.
В конце – дуэль и сиротливый гроб.

Вот весь удел певца на ниве торной.
Он был огонь, что с неба, непокорный,
С особой дерзостью в груди таился нрав.
Пред всеми не расшаркивался льстиво,
В бою с чеченами сражался терпеливо,
Достоинство и честь не потеряв.

Ну что ж, всё по порядку – сердце просит.
В Шотландии далёкой ветры носят
Средневековый запах скисших лет,
Когда Томас Лермонт творил знаменья,
Хватаясь за мистическое тленье,
Угрюмый предок и к тому ж поэт.

В Россию корни проросли пророка,
В России всё под спудом спит до срока.
Вдоль Мойки Пушкин катит на дуэль.
Жена его слепа, царь смотрит в окна –
Заиндевели от мороза стёкла,
Там в хлопьях тьма и страшная метель.

Погиб поэт, кто ж смерть его рассудит?
Мужик в деревне прост и не осудит
Ни высший свет, ни происки врагов.
Кто поумней – кидались в осужденья,
Прочитывая вслух стихотворенья,
Защекотавшие устои берегов.

Кавказ вдали – немые цепи гор,
Свободный воздух и души простор.
Полёт орла высок и незаметен.
Он смотрит вниз без посторонних глаз,
Вершины гор сияют, как алмаз,
Не замечая ход седых столетий.

Здесь пахнет вечностью, пронизан небосвод
Лучами солнца, вниз потоки вод
Летят вдоль скал, стоящих у стремнины.
Внизу туман, чуть дальше вьётся дым,
Разбросаны дома, где мчится к ним
Седой чечен, в тени наполовину.

Мартынов только повод, тяжкий сон,
Когда душа скорбит, со всех сторон
Её злой дух и мучит, и тревожит.
Когда становится язвительным язык,
И дни мучительно бегут на черновик,
И мысль одна другую не стреножит.

Убит спокойно, и не на войне,
Где много раз на боевом коне
Бросался на редуты грозной тучей.
Где шла резня, стреляли тут и там,
Стонали люди, воздух по полям,
А он казался сильным и могучим.

Теперь тщедушный, в тоненьком гробу,
Как фаталист, что испытал судьбу, –
Умолк и, выйдя тихо на дорогу,
О чём просил за год пред этим днём,
Всё получил, как некий ход конём.
Бог терпелив, нет тайн для Бога.

31 января 2016 г.

Белый снег

Белый снег. Почему ты белый?
Сколько можно лежать под окном?
Гомонят воробьи оголтело,
Наполняя веселием дом.

Вдруг запахнет соломой, смолою,
Терпким дымом садовых костров.
И качнёт луна головою
Из каких-то дальних миров.

И пойдёт, пронесётся повсюду,
По оврагам и по полям,
Что закончились пересуды,
Что объявлен запрет белым дням.

И водой захлебнётся округа,
Застучит монотонно капель.
И притянется кто-то друг к другу,
И начнётся у них канитель.

Про любовь будут длинные песни,
И неважно, что в доме вверх дном.
Белый снег – надоел ты, хоть тресни,
Сколько можно лежать под окном?!

16 февраля 2012 г.

Баллада «Аэрофлоту»

«Отдать концы!» кричат, когда уходят в море.
«Задраить люки!» – в толщу океана.
Ну а когда, чтоб реять на просторе,
«Счастливого пути!» желают рьяно.

«Аэрофлот» – как твёрдая валюта
Во всех концах земли большого шара.
И если вдруг захочется кому-то
Взлететь на время – для него есть пара.

Летать отраднее, когда с тобой подруга, –
Есть перед кем свой страх топить в стакане.
И даже если турбулентность или вьюга –
Всё нипочём в воздушном океане.

Дункан с Есениным мотались к Кёнигсбергу,
А Маяковский хвастался рекламой.
Был «Добролёт», но он давно повергнут
«Аэрофлотом» – этой стройной дамой.

Всё как обычно: каждый день в полёте.
Прошиты крыльями седые магистрали.
И что за мысли будоражат ум пилотов,
Когда они всерьёз глотают дали.

Мы все мечтаем стать однажды птицей,
Стряхнуть усталость от седьмого пота,
Взять дорогих – и в небо устремиться
В надёжных лайнерах «Аэрофлота».

2 февраля 2016 г.