Loe raamatut: «Монолог»

Страшно, мне очень страшно.

Каждый день, каждую свободную секунду сознания, мне страшно. Этот страх не идет снаружи, не идет извне, он находится внутри и разрастается, с каждым прожитым мгновением всё сильнее. Это глубокий, всеобъемлющий ужас, появившийся в детстве, с первыми вспышками разума в растущем теле, с первыми гранями формирования осознанности происходящей жизни, с понимание течения времени. Этот страх преследует, как тень, он постоянно пульсирует в венах, этот страх – страх смерти.

В течение жизни, зачаток страха смерти начинает формироваться в нечто обретающее объем и вес, во что-то аморфное, но тем не менее давящее на грудь, на плечи, своей неустанно набирающей объем массой. В первые, с ним встречаешься в детстве, не понимая, почему вчера, еще живая бабушка, с который вы болтали на кухне и ты весело болтал ножкой, сидя на табуретке, не доставая до пола или дедушка, с которым ты ходил на рыбалку и заливался громких хохотом «пугая рыбу» – умирают. Вчера они есть, сегодня их нет. Почему? Что случилось? Как? Вот человек есть, а на следующий день его нет. В детском воображении нет категоричного мышления, люди исчезают из жизни, появляются новые. Хрупкие детские связи привязанности рушатся, но на их место приходят новые, вопрос смерти отступает, но он вернется, когда наберется сил, чтобы объяснить тебе, кто тут главный.

Часто ли, в детстве, я задумывался о смерти, как о естественном окончании жизни? Нет, напротив, детская участь это игра, дети познают мир в процессе игр, играя со сверстниками во дворе ты моделируешь различные варианты поведения, варианты, которые ты увидел у взрослых, например, вы играете в поваров, в продавцов магазина и покупателей, водителей, полицейских и преступников, дочки-матери, любые игры, которые отражают взрослую жизнь, но на детский манер. Единственная игра, в которой может быть смоделирована смерть это война. Парни с палками, представляя винтовки и автоматы, идут в лобовую атаку и со звуковым сопровождением «та-та-та-та-та» или «бух-бах-тыдыщ» имитируют выстрелы и взрывы, однако смерть здесь моделируется лишь словесно, имитируя крик и театральное падение, либо же доказыванием, что ты попал, а твой оппонент промахнулся. Но в этой игре никто не ложится на землю с закрытыми глазами до скончания веков, никто даже не понимает крупицу того ужаса, что представляет из себя смерть.