Так получилось, что они остались вдвоем в кормовой каюте. Была глубокая ночь, на Балтике легкое волнение – и дети, после роскошного ужина, легко уснули, полностью доверившись гостеприимству хозяев и профессионализму невидимого экипажа. Луна серебрила буруны кильватерного следа, по небу неслись редкие клубы черных облаков.

Солдат боялся того, что принесут эти минуты, боялся расслабится. Ведь тогда наступает время воспоминаний.

Надо жить дальше.

Он пытался внушить это себе, с самого момента потери, немыслимой и невозможной для любого ходока.

Надо жить дальше.

Без тепла, без прикосновений, без родного запаха, без мыслей, которые давно стали одним целым с его собственными.

Надо жить дальше.

Он держался дольше месяца – потому что было задание. Потому что были дети, его ученики, которые во всем от него зависели. Которые переживали такую же утрату, как и он сам. Он смог вытянуть их всех. Он выполнил задание – слишком поздно для собственной Родины. Или все же нет?

Надо жить дальше.

Она редко спала такими лунными ночами. Она любила игры. Но все равно – прежде, чем выйти за ночными приключениями, всегда лежала у него на груди, вглядываясь огромными глазами ему в душу. Он гладил ее, чесал за ухом. И послушно засыпал – уносился в страну нелогичных приключений, где жили остатки детства, которое у него отняли, где можно было позволить себе любить родителей, представлять себе, какими они были. И верить в материнскую любовь.

Надо жить дальше…

Он не заметил, как закрыл глаза, а рука почти забытым движением потрогала воздух…

– Я не слышала раньше, что ходок может пережить своего кота, – голос вернул его в реальность; Джессика сидела напротив него, загораживая лунный свет, – вы ведь живете очень долго, и никогда не умираете своей смертью. А если гибнете, то только вместе. Это было аксиомой.

Солдат промолчал; только в глазах отразилась боль.

– И что за история с инопланетным вторжением? – Продолжила она, – в вашей системе только одна обитаемая планета. А межзвездные перелеты не имеют никакого смысла, нам неизвестно, что какая-либо раса вдруг задалась целью построить корабли такого класса. Почему ваш оракул не сообщил соседям?

– Речь не шла о вторжении со звезд, – вздохнул он, – у нас случилось вторжение с троп. Ваша разведка совсем провалилась? – Солдат не смог удержаться от колкости.

– Мы закрыли ваш мир после первых сообщений о заражениях. После прошлого раза мы не имели права рисковать. Кое-какая информация доходила опосредованно, через чужих, но слухи были такими дикими, что…

– Что вы не верили, – закончил за нее солдат, – а зря. Наш оракул тоже не ожидал, что ткань мироздания будет рушится именно так… мы представляли все, что угодно – вспышки агрессии, несчастные случаи на транспорте, техногенные катастрофы, даже потерю контроля над ядерным оружием. Готовились. Но мы никак не ожидали, что это все случится почти одновременно. И вишенка на торте – вторжение с троп.

– Расскажи про это вторжение, – она элегантно закинула ногу на ногу, и наклонилась вперед, уперев подбородок в скрещенные ладони, – как вы поняли, что это? Откуда взялись листовки? При чем тут может быть наш ходок?

– Что ж, могу и рассказать, – кивнул солдат, – я свободен в выборе, и мое руководство, и оракул сняли с меня любые ограничения, отправляя на эту миссию.

– Разумно, – кивнула Джессика, – в твоей ситуации сотрудничество намного более стратегически выгодно, чем конфронтация.

– Понять, что твари с троп начали разгуливать по улицам было совсем не сложно. Согласись, – начал он, – большинство из них давно изучено и классифицировано. Только одна тварь оказалась с сюрпризом. Она похожа на мертвеца. Разъезжает на потрепанной багги, обтянутой брезентом, или на мотоцикле с коляской. Может появляться одновременно в нескольких местах. Нападает не сразу, сначала норовит загнать в ловушку. Потом начинает спрашивать про вашего ходока – показывает портреты, один раз даже включила фильм через проектор, установленный в коляске. Предлагает все, что угодно – от богатства до бессмертия.

– У вас что, было мало котов? Почему не мобилизовали всех? Есть мнение, что твари с троп не могут сунуться в наши миры именно потому, что у нас живут коты, вы ведь в курсе?

Солдат тяжело вздохнул.

– Зараза, – тихо произнес он, – смертность для людей была не больше десяти процентов в самом начале. Произошла мутация, она стала опасна для котов. Смертность сто процентов. Все произошло так стремительно, что мы не успели отреагировать. Пытались создать резервный питомник, с абсолютной изоляцией, под землей… рассчитывали перетерпеть до создания вакцины. Проморгали бессимптомного из персонала – тесты не были точны… Пытались сохранить эмбрионы, но их стало некому имплантировать – уничтожены были все кошачьи… Начинали эксперименты по имплантации животным других видов, очень рискованно – но другого выхода не было. А потом лаборатории были разрушены. Остались единичные узлы сопротивления, вроде моего бункера. Последнее задание, подписанное лично Императором. Инструкции на случай Его гибели.

– …захватить объект, вступить в переговоры с захватчиками. Требовать освобождение мира и, по возможности, восстановления прорывов хаоса их силами, – вмешалась Джессика, – по возможности определить причину интереса к объекту. Верно? Что пошло не так? Почему ты нарушил приказ?

Солдат посмотрел ей в глаза. Улыбнулся.

– Нет. Не верно, – ответил он, – не сомневаюсь, что у вас были бы именно такие инструкции. Но ты забываешь, что все-таки мы разные. Хоть и похожи внешне. Они убили Императора. Уничтожили его род. Жизнь без Верховного Божества для нас может иметь смысл только в отмщении. Это вопрос веры, вы должны понимать. Мы – это то, во что мы верим.

Джессика спокойно кивнула, ответив на его взгляд.

– Сколько времени прошло после гибели кошек? Как долго вирус держится на поверхностях?

Солдат побледнел.

– Ясно, – спокойно ответила Джессика, продолжая улыбаться, – тогда ты должен мне еще кое-что. Если хочешь, чтобы твоя месть состоялась.

Ее лицо вдруг оказалось совсем близко. Глаза широко распахнуты, губы призывно раскрыты. В воздухе поплыл аромат жасмина и желания.

– …слушай, я не думаю, что сейчас время, – пробормотал солдат, пытаясь отодвинуться и подавить непрошенную, но очень мощную физиологическую реакцию, – надо думать, можно ли помочь Барсу. Симптомы могут проявиться в любой момент…

– Тсс… – Она бесцеремонно положила указательный палец ему на губы, – помочь можно. И мы поможем.

Кончиком пальца с идеальным маникюром она приоткрыла его губы. Чуть коснулась зубов, заставляя их раскрыться. Опустила палец глубже, до второй фаланги. Потом наклонилась и, погрузив его голову в дурманящее облако своих волос, припала к раскрытому рту языком, который трепетал, как последняя голодная чайка в вечернем небе.

Мысли в голове у солдата разбились на отдельные звенящие слова – осколки. Он больше не мог думать ни о чем, ненасытно отдаваясь во власть сладостной стихии. Мощными толчками, каждым движением он доказывал, что живой, и хочет жить. Что жизнь сильнее смерти.

Как только они закончили, и он обессиленно откинулся на мягкие диванные подушки, отдаваясь в милосердные руки легкой качки, Джессика порывисто встала, быстро натянула чуть помявшийся деловой костюм, и бегом покинула каюту.

– Эй!.. – Солдат окликнул ее; хотел спросить о причинах спешки, но сил последовать за ней не было.

Дима проснулся оттого, что Джессика довольно бесцеремонно трясла его за плечо.

– Какого!..

– Где твой кот? – Он впервые с момента знакомство увидел ее по-настоящему взволнованной, – он в страшной опасности. Я могу помочь, но нужно очень быстро его найти, у нас есть несколько минут.

«Барс!» – Мысленно позвал Дима, недоуменно наткнувшись на пустое место возле своего бока, где обыкновенно спал кот.

«Я за креслом,» – ответил Барс, слабым и тонким голосом.

«Что с тобой!?» – Дима вскочил с кровати; сон как рукой сняло.

«Нездоровиться что-то…»

– Он за креслом, здесь, в каюте, – сказал Дима, обращаясь к Джессике.

– Выходи, дружок, – она опустилась на колени возле кресла, и протянула руки, – будем тебя спасать.

Дима чувствует, будто вся каюта вдруг оказалась глубоко на дне моря, в ледяной воде, сковывающей движение. Горячее сердце застревает где-то в горле, медленно теряя тепло. Ему очень страшно.

– Ди-и-и-м-а-а, – как со дна бочки доходит голос Джессики, – ты-ы-ы мн-е-е то-о-же ну-у-у-ж-е-ен.

Он продирается сквозь ледяную оторопь. Помогает достать обессиленное тельце Барса из-за кресла.

– Да-а-ай ру-у-к-у…

Он послушно протягивает ладонь, отстраненно наблюдая за происходящим через расширенные ужасом зрачки.

А потом ледяная оторопь схлынула. Вместе с теплом ладони Джессики пришло спокойствие и даже уверенность, что все будет хорошо.

Одной рукой она проделывала какие-то пассы над котом. Ее рука металась как белая молния, прикасаясь в замысловатом порядке к разным точкам. Это было похоже на игру пианиста-виртуоза.

«Щекотно!» – Внезапно в голове появилась мысль Барса; Дима улыбнулся.

– Это хорошо, родненький, это хорошо, – ответила Джессика, неожиданно слабым голосом.

Только теперь Дима обратил внимание, как изменилась она сама за эти несколько секунд. Словно постарела разом лет на десять. Точеный овал лица будто оплавился. Лоб покрылся мелкой испариной.

– Мы успели, – вздохнула Джессика с облегчением, и откинулась на толстый ковер, которым была покрыта палуба в каюте.

Через несколько минут они вчетвером собрались в кают-компании, попить чай, по приглашению хозяйки.

Барс был тут же, отдавал должное угощению – свежайшему куриному фаршу.

«Не понимаю, что со мной, – комментировал он, не отрываясь от фарфоровой миски, – как будто неделю голодал».

– Значит, мы садились с риском для жизни на этом подобии аэродрома вовсе не потому, что опасались русских? Ты подозревала заражение, верно? – несмотря на агрессивный тон, Санек выглядел растерянным и подавленным.

Джессика не ответила; только улыбнулась, продолжая раскладывать чайные приборы на красивом деревянном столике, украшенном причудливой резьбой. Она успела принять душ, и переодеться в красивое черно-красное платье в китайском стиле.

Дима завороженно наблюдал за водой в прозрачном чайнике на газовой горелке. Каким-то образом, закипев, она сформировала аккуратную воронку, которая раскручивалась все сильней, грозя плеснуть кипятком через край. Но не плеснула.

Хозяйка еще раз улыбнулась, проследив направление его взгляда.

– Это – жемчужная нить, – сказала она таким тоном, как будто открыла Диме некое сакральное знание, – нам нужен лишь слега остуженный кипяток для правильной заварки.

Сложные манипуляции Джессика проделывала с точностью циркового артиста. Специальными щипцами она положила несколько комков темно-бурых, слежавшихся листьев в глиняный чайник, залила кипятком, не пролив ни капли, тут же вылила влагу – прямо в щели на столике. Потом снова залила кипятком, дала постоять, наполнила чашу – и облила чайным настоем большую фигурку жабы с золотой монетой во рту.

В воздухе поплыл приятный древесный аромат.

– Что означает эта жаба? – Решился поинтересоваться Дима.

– Это не жаба, – терпеливо ответила хозяйка, – это дух бережливости. Смотри, у него пять лапок, – она подняла фигурку, и продемонстрировала Диме ее основание. Пятая лапа была прижата к животу существа.

– Ясно, – кивнул Дима, – пахнет вкусно.

– Правда? Нравится? – Улыбнулась Джессика, разливая чай по пиалам, – попробуй вкус. Я дам тебе первую заварку – больше нельзя, иначе может плохо стать. Детям пуэр вообще не рекомендуют. Но сегодня можно.

Дима аккуратно взял пиалу пальцами обеих рук. Сделал глоток.

– Похоже на чай, который отец приносил получал в продовольственном пайке! – Сказал он, – мы тогда на севере жили, в гарнизоне, где даже магазинов нормальных не было. Все в части получали продовольственный паек. И чай тоже. Вот он был очень похож!

– Правда? – Брови Джессики поднялись в искреннем удивлении.

– Да! – Закивал Дима, – честно-честно!

– Наверно, пайки выдавали, забирая продукты с мобилизационных складов, перед тем, как истекал срок годности, – предположил Санек, – такой чай мог храниться десятилетиями под землей. У нас так тыловики поступали.

– Как интересно, – кивнула Джессика, и неожиданно, безо всякого перехода, сменила тему, ответив на вопрос солдата, – конечно, мы подозревали заражение. Наш оракул послал меня, когда понял, что прорыв из чумного мира неизбежен. Впрочем, это не отменяет интерес русских. Мы пошли на экстренную посадку, как только я заподозрила возможные симптомы.

– Но почему ты сразу не сделала… – Солдат запнулся, – ну, что ты там сделала? Прямо в самолете, сразу! Зачем так рисковать было?

– Мне нужен был ты, – хозяйка улыбнулась, и пожала плечами, – извини, но больше ни одной подходящей кандидатуры под рукой не было.

– Не понимаю, – солдат выглядел искренне растерянным; было похоже на то, что он пытался разозлиться, но получалось плохо.

– Юань Ци, – Джессика произнесла по-китайски загадочное слово, как будто оно должно было разрешить все сомнения солдата, – у вас же есть нужные практики.

– Нетрадиционная медицина? – Предположил Санек.

– Это смотря что считать традицией, – пожала плечами Джессика, – пути Ци и Дао – разве это не достойная тема для чайной беседы?

Хозяйка снова нагрела прозрачный сосуд над горелкой, и добавила кипятка в глиняный чайник.

– У каждого живого существа есть энергетическая основа. Природа этой энергии – все еще предмет споров, и не будем в них углубляться. Важно понимать – живые тела формируются вокруг энергетического каркаса, матрицы. Традиционная китайская медицина считает это факт за аксиому. А западная биология до сих пор не может объяснить некоторые базовые явления. Если сомневаетесь – откройте любой учебник биологии или органической химии, и попробуйте найти, где хранится информация о пространственной конфигурации живого тела? В ДНК? Но ДНК – это просто набор нуклеиновых кислот, кодирующий конструкцию белков. И не более. Дима, вы ведь это в школе проходили?

– Нет еще, – Дима отрицательно покачал головой, – но я любопытный. Сам читал.

– Отлично, – кивнула Джессика, – так вот, ДНК кодирует последовательность аминокислот в белках. И все. Где же хранится информация о том, как эти белки должны располагаться в пространстве, чтобы сформировать клетку? Где хранится информация о том, как должны располагаться клетки, чтобы сформировать орган? В самых честных учебниках, в разделах о развитии эмбрионов, вы в лучшем случае найдете отсылки к математической Теории Хаоса, и Теории Самоорганизации.

– Ты чего, ученая, что ли? – Нарочито грубо спросил солдат.

– Типа того, – подхватывая тон, ответила Джессика; после чего улыбнулась, и разлила новую порцию чая, – ты пей. Проясняет голову. Информация легче усваивается, даже если ты гуманитарий.

Дима заметил, что и правда после чая что-то изменилось в ощущениях. Мир стал словно кристальным, звенящим от четкости. Дышалось легко, думалось без напряжений.

– Вот поэтому и не получается клонировать отдельные органы, или вырастить их из стволовых клеток. Если запустить специализацию на печень – получится суп из клеток печени, а не готовый орган. Конечно, пытаются печатать на 3Д принтерах полимерные матрицы, но это костыль. Не настоящее решение, – она отхлебнула чаю.

– Ты там, кажется, хотела объяснить, для чего понадобилось меня использовать, – снова вмешался Санек.

Дима непонимающе захлопал глазами, по очереди глядя то на Джессику, то на солдата.

«Они переспали недавно, – вмешался Барс, вылизываясь после очередной порции фарша, – я чую».

– Вот те раз… – От удивления Дима ответил вслух.

Джессика посмотрела на него, потом на Барса и, кажется, все поняла.

– Не сердись, – сказала она, обращаясь к солдату, – и будь проще. У людей наших профессий все равно не может быть нормальной личной жизни. И на гуманитария не обижайся; все разведчики – гуманитарии.

– Да при чем тут…

– …по-другому Барса было не спасти, – Джессика перебила его, – и времени на объяснения не было.

– Слушайте, а можно подробнее про эти энергетические матрицы? – Вмешался Дима, – реально интересно ведь!

– Не против? – Спросила Джессика, обращаясь к солдату.

Тот в ответ сделал неопределенный жест, мол, «валяй!»

– В основе энергетической матрицы живого существа лежит зерно, наполненное энергией Ци. Это – Юань Ци, порцию которого мы получаем при рождении. Мы расходуем эту энергию, когда живем. А, когда она заканчивается, мы умираем. Некоторые болезни способны пожирать настоящую Ци; использовать ее для удержания формы миллиардов копий собственных частиц. Некоторые практики искусства управления Ци позволяют прерывать этот процесс. Но для успешного и полного излечения от смертельной болезни часто бывает необходимо восполнить поврежденный резервуар Юань Ци. Эта практика – самая большая тайна адептов пути Ци и Дао.

– Вакцина, или противовирусное лекарство тоже восстанавливают резервуар Юань Ци? – Ехидно поинтересовался Санек.

– Это – разные стороны одного и того же явления, – пожала плечами Джессика, – электричество можно получить от аккумулятора. Или вращая генератор. Технология разная – результат на практике один и тот же.

– А ты не могла свою собственную Юань Ци использовать?

– Не могла, – вздохнула Джессика, – в половине случаев работа с собственной Юань Ци приводит к смерти адепта.

Солдат хотел что-то еще сказать, но Барс неожиданно запрыгнул на стул рядом с ним, замурлыкал, и ткнул его лбом.

Санек осекся, и погладил кота, счастливо улыбаясь.

Окаменелость

Тоне показалось, что она падает. Перед глазами мельтешили яркие разноцветные пятна; она быстро вращалась, и взгляд не успевал ни на чем сфокусироваться. Ощущение падения никак не проходило, желудок подступил к горлу и, казалось, заблокировал дыхание. Она зажмурилась, и закричала, пытаясь вернуть себе возможность дышать.

– Эй! Ты чего? – рядом послышался спокойный голос Димы (или Тимы?).

Она почувствовала, как кто-то схватил ее за ногу. Снова открыла глаза. Перед ней плыли в воздухе Тима и Андрей; Тима хмурился, и держал ее за ногу, Андрей с выражением детского восторга на лице вращал головой во все стороны одновременно. Чуть в стороне – так же, спокойно – висел огромный кот, неодобрительно глядя на нее желтыми глазами.

– Забыла, что я говорил на входе? Погасить вращение! Зачем на педали продолжала давить? – Продолжал Тима, отпуская ее.

Тоня внезапно тихонько захихикала, и схватилась за живот.

– Ой, хи-хи-хи, ребят, что хи-хи это такое, хи-хих, в жив… – Тут она громко икнула, – …оте щикотно!

– Задержи дыхание на несколько секунд, и смотри в одну точку, – посоветовал Тима, – это реакция на невесомость, такое по первости часто бывает.

Тоня последовала совету. Вдох-выдох, и нестерпимая щекотка в желудке отступила. Она огляделась. Помещение было огромным, до ближайшей стены – метров двадцать, не меньше. Кругом – гофрированный металл, какие-то механизмы, манипуляторы, машины с огромными колесами, принайтованные к переборке (или палубе?) тонкими черными тросами. Прямо перед ними стены не было; металлические переборки обрывались прямо в пустоту, будто аккуратно отрезанные исполинским ножом. А в пустоте висел огромный желто-голубой шар планеты.

– Шизануться…

– Круто, правда? – Андрей сиял, демонстрируя ровные белые зубы.

– Это что, стекло такое? – Тоня обратилась к Тиме, – бликов не дает?

Она порылась в свободно парящей рядом сумочке, и извлекла свой смартфон. Навела камеру на планету, и попыталась включить аппарат, но экран остался безответно черным.

– Ну, можно и так сказать, – пожал плечами Тима, – это квантовая векторная мембрана. Через нее атомы не могут перемещаться в определенных направлениях. Если упрощая. А смартфоны на тропах мгновенно теряют заряд. Или вовсе перегорают. Это так, на будущее.

– Отстой, – Тоня разочарованно убрала аппарат обратно в сумочку, и застегнула замок.

– Я думал поле какое-то, – толи восхищенно, толи разочарованно пробормотал Андрей, не сводя восторженного взгляда с планеты.

– Нет. Не поле, – покачал головой Тима, – а теперь, ребята, вам надо ухватиться за меня. Иначе мы никак не попадем в жилые отсеки.

– А что, ну, там, нельзя включить так, чтобы вес вернулся? Не придумали такое? – Уточнила Тоня, продолжая завороженно разглядывать планету.

– Придумали, – Тима пожал плечами, – но кто же будет ставить модуляторы гравитационного поля на промышленную станцию? Ну ладно, нам пора двигаться. Хватайтесь уже! Велик можно тут оставить – уборщики подберут, и отправят на консервацию. Потом заберете.

Тима вдруг как по волшебству, ни от чего не отталкиваясь, ловко подлетел к Андрею, и протянул ему ногу. Тот, поколебавшись секунду, ухватился за щиколотку. Коричневый блестящий материал Тиминого комбинезона оказался неприятно-прохладным и скользким на ощупь. Тоня последовала его примеру.

Сцепившись воедино, они быстро двинулись в сторону ближайшей гофрированной переборки. Огромный кот летел рядом, то и дело бросая в их сторону насмешливо-пренебрежительные взгляды.

– Слушай, у тебя где-то маленький реактивный двигатель спрятан? – Не переставая по дороге оглядываться по сторонам спросил Андрей, – почему-то его не слышно совсем.

– Хе! Мы же на цивилизованной станции! Я пользуюсь крюком. И вы научитесь! – ответил Тима, не оглядываясь, и тут же уточнил: – если, конечно, захотите.

– А Месси? – Продолжал любопытствовать Андрей, – у него-то лапы!

– Тоже крюк. Церебральное управление.

Они нырнули за незаметную переборку, и оказались в тоннеле круглого сечения, равномерно освещенном белыми панелями. За очередным поворотом их ждали трое: седой высокий старик восточной наружности, в белом комбинезоне, расшитом какими-то символами, и два коренастых парня в твердых скафандрах с шарнирными соединениями. Эта пара, судя по всему, была вооружена: в руках застыли удлиненные полупрозрачные «трубки». Тоня про себя отметила, что «стволы» «трубок» были направлены вниз, а не на них.

– Учитель, – Тима почтительно склонил голову, когда подлетел к старцу, – я обнаружил их там, где ты и говорил. Это невозможно, но они попали на тропы без кота. Дикие странники.

– Спасибо, Тима, – кивнул старец, и посмотрел на Тоню с Андреем, лучезарно улыбнувшись, – давайте знакомиться, ребята.

– Не, че-то тут не то! – Вдруг сказала Тоня, и потрясла головой, – не верю нифига, и все тут! Ну невесомость. Ну космос. Оки. Земля в иллюминаторе. Тоже, в принципе, норм. Но это что за Гендальф, орбитальная версия? Мы под наркотой, да? Или гипноз? Ребят, колитесь, а? Когда меня отпустит?

Старец продолжал улыбаться.

– Тоня, – мягко сказал Тима, – поверь, все взаправду. И говори с Оракулом более почтительно, пожалуйста.

– Ну вот! – Она всплеснула руками, – он еще и оракул, оказывается. Так. Стоп. Оракул из космоса, который говорит по-русски?! Внезапно! – Она победно улыбнулась, – короче – это стопудово глюк!

– Если хочешь – могу ущипнуть, – предложил Тима.

– Дорогая, почему ты думаешь, что мы говорим по-русски? – Вмешался старец; его голос звучал мягко, успокаивающе – но и властно одновременно, – Тима, их знания о тропах совсем ничтожны, верно? Ты не делился с ними базовыми вещами? – Добавил он, обращаясь к ученику.

– Нет, учитель, – кивнул Тима, – времени особо не было. Прошу прощения.

– Девочка, закрой глаза, – попросил Оракул; Тоня почему-то подчинилась, – представь, что ты говоришь с кем-то из родственников. Например, с прабабушкой. Позови ее вслух. Скажи любую фразу. Например, «я люблю тебя, бабуля».

Образ прабабушки возник перед глазами, неожиданно ясный и четкий. Добрые глаза, неизменный платок, родная улыбка… Тоня невольно улыбнулась, и произнесла: «Эль аллеиер омма нэ!» И тут же испуганно открыла глаза, задыхаясь от неожиданности.

– Мы говорим на ромдильском диалекте амаркадского, девочка, – все так же доброжелательно сообщил старец, – события развиваются слишком быстро, узнать надо так много… но не спеши поглощать знания, девочка. Они только умножают печаль.

– Тропы меняют нас, – сказал Тима, – мы учимся слышать и понимать наших котов. И мы всегда говорим на языках тех миров, куда тропа нас приводит. Это фундаментальное свойство. Наши ученые считают, что тропы – это информационный феномен, а не физический, поскольку они лежат вне структуры нашей вселенной.

– Тима, а ты молодец, – одобрительно улыбнулся Оракул, – в двух словах изложить содержание сотен томов, наполненных зубодробительными формулами не каждый сможет. Однако же, молодые люди, давайте продолжим знакомство.

– Ребят, вам надо представиться, – пояснил Тима, – это традиция общения с Оракулом, обойти ее невозможно.

– Я Андрей!

– Тоня.

– Очень приятно. Я – Оракул трех миров. Добро пожаловать, дети. Я очень вас ждал.

– Стоп. Но имя-то у вас есть? – Тоня негодующе всплеснула руками.

Тима вздохнул, и закрыл правой ладонью лицо.

На станции ребятам выделили отдельные каюты. Причем, если верить словам Тимы – лучшие, что были в станционном резерве. До обеда у них было время передохнуть. Тоня, следуя замысловатым инструкциям, попыталась принять душ. К счастью, в душевой была очень продвинутая электронная система, которая немедленно вызвала спасателей, когда начались проблемы. Без их помощи она бы точно захлебнулась.

Впрочем, неудача с душем ее совсем не обескуражила. Продолжая изучать каюту, она обнаружила что-то вроде терминала с выходом в местный аналог Интернета.

Надписи на чужом языке под картинками, фотографиями и видео были незнакомыми на вид, но она без труда понимала их смысл. Общение с письменной чужой речью оказалось более необычным опытом, чем разговор вслух. Отдельная история вышла с клавиатурой. На ней оказалось не больше десяти символов. Если не задумываться – то набирать поисковые запросы, писать предложения можно было безо всяких проблем. Но, стоило немного заострить внимание на том, как именно она подбирает буквы и символы, как удается набирать самые сложные символы всего десятью клавишами – все, пальцы переставали работать. Только после нескольких экспериментов она начала понимать, что одна часть клавиш – это некие базовые фигуры, которые, если указать другими клавишами нужное место, формируют готовые слова и фразы. Если бы Тоня знала корейский язык – принцип письма показался бы ей очень похожим на Хангыль.

В местной сети, как и полагается, было много мусора: сериалов, блогов, приколов, мемов, и прочих развлекательных вещей. Впрочем, нужные энциклопедии тоже быстро нашлись.

Место, где они оказались, было очень необычным. Кроме родного мира, люди тут успешно колонизировали две другие планеты, где условия были вполне пригодными для жизни. Конечно, названия планет на местных языках звучали достаточно экзотично, но почему-то внутренний «переводчик» при их прочтении упорно подсовывал русские варианты: Марс, Земля, Фаэтон. Наверняка этому было какое-то объяснение, но Тоня решила поискать его позже, чтобы не отвлекаться от основной задачи: понять, с чем они имеют дело сейчас, было важнее лингвистических изысканий.

Среди местных биологов до сих пор шли оживленные диспуты о том, на какой именно планете впервые зародилась жизнь. Никаких сомнений в том, что эта жизнь имела общий корень, у них не было: ДНК организмов во всех трех мирах показала наличие общего предка. Другой спор шел о том, как именно, однажды зародившись, жизнь перенеслась на другие планеты. Большинство ученых считали, что мельчайшие споры жизни отправились в путешествие после падений крупных метеоритов, вместе с кусочками планетарной коры. Но были и те, которые подозревали существование в далеком прошлом достаточно продвинутых цивилизаций, способных осуществить межпланетный перелет.

Еще интереснее была человеческая история трех миров. Сразу несколько крупных государств на Земле оказались в состоянии подготовить экспедиции колонизаторов на соседние планеты. Была настоящая гонка за территории, сильно истощившая ресурсы родного мира, что, в конце концов, привело к мировой революции, и становлению общепланетного диктата социальных ученых. Меньше, чем за век ученым удалось построить на Земле общество всеобщего благоденствия. Были открыты и внедрены ресурсосберегающие технологии, освоены термоядерные источники энергии, продовольственная проблема была решена развитием синтетических продуктов, которые по своим полезным и вкусовым свойствам превосходили натуральные. Абсолютным приоритетом в обществе стала считаться личная свобода творчества.

Однако не все гладко было в колониях. Экспедиции национальных государств сформировали зоны влияния, и построили новые государства, жестоко соперничающие между собой. На Фаэтоне это даже привело к ограниченной ядерной войне, от последствий которой планета до сих пор полностью не оправилась.

Прямое военное вторжение с Земли как возможное решение проблемы колоний даже не рассматривалось, как очевидно не гуманное. Однако общество не готово было мириться с существованием на соседних орбитах отсталых социальных структур, которые заставляли страдать своих обитателей, и биосферы целых планет.

Тогда подключились социальные психологи, культурологи, специалисты по потребительскому поведению и массовым коммуникациям. Дипломаты и разведчики потратили десятилетие на то, чтобы получить подробнейшие данные обо всех государствах Марса и Фаэтона. Выдающиеся математики, социологи и статистики создали точные модели каждого из сообществ, с детализацией до отдельного домохозяйства. Все это, наконец, позволило разработать абсолютно секретный план «Солнечного счастья».

На первом этапе открыли обучающие программы для детей государственных и деловых элит на обоих планетах. Им давали самое лучшее образование, совершенно бесплатно – и вместе с этим индивидуальные кураторы составляли их ежедневное расписание таким образом, чтобы вызвать естественный интерес к преимуществам общественного строя на Земле, позволить им понять, что другой альтернативы для триединого человечества просто нет. Обратно дети возвращались убежденными сторонниками унификации, однако до поры скрывали свои взгляды – пока делали карьеру в государственных учреждениях, готовясь занять самые высокие посты.

Одновременно активизировались культурные программы. Развитой научный подход позволял создавать на Земле лучшие фильмы и книги. Земная музыка и мода легко завоевывала сердца на всех мирах. Местные музыканты и кутюрье старались ей подражать.

Те, кто прошел обучение на Земле и их сторонники (которых со временем становились все больше и больше) создавали тайные ячейки, будущий «костяк» местных администраций. У них была своя система секретных знаков, которая позволяла определять «своих» при любых обстоятельствах.