Loe raamatut: «Дорога домой»

Font:

В оформлении книги использована репродукции графики А. Дейнека.

Часть первая.
Летчики

«Косточки под елочкой»

Вы когда-нибудь слышали, как падает снег? Не просто шелестит или ложится, а падает, с грохотом ударяясь о голые ветви деревьев? Это можно услышать только в полной тишине. Вдали от городов, дорог и людей. Это можно услышать только, если очень захотеть. Мне кажется, услышать можно все: как ползет по листочку улитка, как разгребает землю крот, как летит капля росы с травинки на землю. Услышать, как прорывается, путаясь в ветвях, солнечный зайчик, можно услышать все, нужно просто захотеть это услышать. Я стоял в глухом лесу и слушал, как падает снег. Как ударяются друг о друга и разлетаются в разные стороны снежинки. Как они ровно, с хрустом ломая свои изобретенные природой узоры, ложатся на снежный наст. Я стоял и слушал тишину, которую можно и хочется услышать после часовой тряски в кабине ревущего старым дизелем трактора, рвущегося по снежной целине старой, заросшей фронтовой дороги в лес. Я стоял, снег падал, а вокруг была война. Да, это одно из тех мест, где она еще не скоро закончится, если помнить слова Великого полководца про последнего незахороненного солдата. Именно здесь они и лежат. И я думаю, она не закончится никогда, потому что не захоронят всех…

Разорвало их, расшвыряло по воронкам, разметало в молекулы железом и сотнями килограмм тратила, испарило и, как в известном стихотворении, «не петлички, ни лычки». Это сделали враги и война – самое страшное творение человека, пожирающее его самого, уничтожающее тела и испепеляющее души, выжигающее даже выживших изнутри и заставляющее их всю оставшуюся жизнь просыпаться в холодном поту, вспоминая во сне разорванные тела своих товарищей. Но есть и другой зверь, он как шакал бредет рядом со страшным исполином войны, слизывая кровь, капающую из его оскаленной пасти. Эта кровь в пасти войны – людские жизни, а зверь, слизывающий эту кровь, – БЕСПАМЯТЬЕ. Этого зверя кормим мы с Вами. Те, кому посчастливилось жить в мирное время, те, кто о войне знает из фильмов и рассказов немногих выживших ветеранов. Мы своими поступками отдаем на расправу БЕСПАМЯТЬЮ жизни и судьбы проглоченных войной. Нам посчастливилось пока не видеть страшного оскала войны, он где-то далеко щерится нам с экранов телевизоров и интернет-страниц репортажами из горячих точек. Смотря эти репортажи, мы думаем: «Хорошо, что не у нас». Но наши поступки, наше БЕСПАМЯТЬЕ могут и к нам привести своего вечного страшного спутника – ВОЙНУ!

Мы приехали сюда по старой фронтовой дороге глубокой зимой, потому что летом в этот девственный лес и пешком-то пробраться сложно. Мы приехали, чтобы не дать БЕСПАМЯТЬЮ сожрать навсегда еще одну жизнь. Кто-то, какие-то русские люди, внуки и правнуки воевавших и, может, оставшихся в этом лесу навсегда солдат, чьи пробитые пулями и осколками каски и котелки, поднятые ветвями выросших деревьев, висят здесь на каждом шагу, эти люди нашли здесь погибший советский самолет. Нашли, разобрали и сдали в металлолом то, что осталось от машины. Сдали давно, несколько лет назад, сдали как сдают ежегодно сотни и тысячи тонн железа той войны… На наши вопросы о том, что это была за машина, остались ли номера, был ли экипаж??? Нам сказали, что номеров не осталось, а косточки там, под елочкой лежат. Вы слышите? «Косточки лежат под елочкой»!!!

Откуда это в нас? Почему мы, став солдатами или просто подчиненными, осуждаем свое руководство за бездушное отношение к людям? Мы все простые люди осуждаем полководцев, которые для достижения своей цели не жалели солдатские жизни, мы на своих кухнях за стопкой водки в День Победы проклинаем того, кто, как ему приписывает молва, сказал: «Не жалеть солдат, бабы еще нарожают». Мы-то чем лучше? Чем лучше те простые люди, которые, выворотив из обломков искореженной взрывом кабины, тело, да, именно тело человека. Чьего-то сына, отца, деда бросили под дерево, как анатомический набор, позарившись на несколько сот килограмм, пропитанного его кровью, металла. Почему не задумались они на секунду, что его, быть может, до сих пор ждут и ищут. Почему не увидели, того, что видели мы, стоя над ямой, из которой кто-то вырывал его тело вместе с покореженным металлом. А мы видели, как в вышине, над вековыми соснами маленькими черточками крутились в смертельной карусели самолеты. Они не услышали, как стрекотали пушки и пулеметы, как скрежетали, разрывая обшивку крыльев, снаряды и пули. Как скрипели на запредельных перегрузках воздушного боя шпангоуты и лонжероны. Почему не почувствовали, как разрывает тело огненная сталь вражеских снарядов, как лижет лицо огонь, как трещат, сгорая, волосы, рвутся мышцы рук, из последних сил тянущие на себя ручку управления. Как хочется жить и слышать грохот падающего снега и звук ломающегося узора снежинок, а не хруст сминаемых костей молодого человеческого тела, жаждущего жизни. Видеть солнце в вышине елей, а не бензиновое, черное от копоти пламя, пожирающего жизнь, надежды, любовь и мечты. Почему не подумали, что где-нибудь какой-нибудь простой человек, внук или правнук героя, сделал для себя делом всей жизни возвращение своим детям их предка. Молодого, красивого, с открытой и доброй улыбкой, решительным взглядом серо-стальных глаз, навсегда с задором смотрящих с черно-белой фронтовой фотографии. Почему бросили, предали, оставили?

Я иногда думаю, почему живем мы так бестолково, почему лихорадит нашу страну каждое столетие и не по разу: то война, то революция, то путч, то смена власти. Да, наверное, потому что памяти в нас нет! Нет уважения ни к своим предкам, ни к тем, кто жизнь отдал за нас. Забываем мы их ошибки и повторяется все вновь, и опять лежат чьи-то косточки под елочкой. Кто из Вас знает свои корни дальше прадеда? Кто помнит и знает откуда род Ваш пошел? Кто где воевал, погиб и где похоронен? Где могилы Ваших предков и в каком они состоянии? Уверен, не многие. Что сейчас мы можем вспомнить о простых героях войны 1812 года, Первой мировой войны? Что кроме фамилий военачальников и дат основных сражений? Да ничего! А ведь в каждой семье наверняка есть герои и тех войн, просто сожрало их БЕСПАМЯТЬЕ, и пришла новая война.

История страны – это не только даты и фамилии Великих людей, в каждой семье должна быть своя история и свои герои, на примерах которых и должна жить эта семья, а из историй этих семей складывается история страны. И если мы сами эту историю будем хранить, тогда будет, чем гордиться нашим детям и внукам. Тогда будут они знать, какова цена их мира и счастья, сколько молодых парней и девчонок – их предков, которые смотрят с семейных фотографий, заплатили за мир самую высокую цену. Тогда будут они знать и понимать, что не «нарожают бабы», что каждый человек – это самая большая ценность на этой Земле, и не погонят молодые командиры, генералы и маршалы на пулеметы своих бойцов. Будут перед их глазами стоять глаза тех, кого уже гнали также, кто смотрел улыбающимися глазами на них со старой фотографии в летном шлеме, буденовке и бескозырке, и у чьей могилы с сотнями и тысячами других фамилий погибших они стояли с цветами в детстве. А пока будут лежать безымянные косточки под елочкой, пока будем мы безразлично взирать на судьбы и жизни, будет выть в темных лесах БЕСПАМЯТЬЕ и звать своего покровителя и людоеда – Войну. И придет, лязгая окровавленными зубами, эта тварь и ворвется опять в каждый дом сухими строчками похоронок. Так может исчезнуть и страна эта, и народ наш… Помните об этом и не будьте равнодушными…

Верность

Уезжая в эту экспедицию, я, грешным делом, думал, что уже не смогу описать что-то новое. Мне уже давно кажется: я вот-вот исчерпаю и слова, и чувства, да и людям надоест читать описания моих переживаний на одну и ту же тему – тему той войны. Но каждая новая экспедиция – это новые переживания, новые чувства и, главное, новые судьбы.

Гусеницы тягача опять рвут болотный мох, рев двигателя разбивает на осколки тишину векового леса и брызги голубого неба, отраженного в лужах, гаснут, опав на зеленую траву обочины. Еще вчера – пыльная и душная Москва с ее обособленными кельями бетонных башен, с ее равнодушием и сумасшедшим ритмом, а сегодня – пьянящий запах сосны и люди, мои товарищи, которые живут этой страной, которые без лишних слов делают для нее в сотни раз больше, чем батальон самых важных чиновников. Каждый на своем месте – они, работая на ее благо, возвращая этой стране память, честь и отдавая за нас за всех долг, долг перед павшими. Провожая взглядом с крыши вездехода крайние дома поселка Кневицы, я думаю о том, насколько я счастливый человек. Меня окружают неравнодушные люди, ведь все те, кто сейчас рядом со мной, это люди, которым не безразлично. Не безразлично все!!! Все что касается этой земли, этой страны, окружающих. Я счастлив, потому что здесь я по-настоящему дома, потому что здесь и есть настоящая Россия! С ее добротой, великодушием, широтой и искренностью. Ведь здесь, без преувеличения, тебе отдадут последнюю рубаху, отдадут последний кусок нуждающемуся и, если будет надо, встанут, прикрыв тебя своей грудью.

Оторвавшись, как бы упершись в наступающий со всех сторон березовый молодняк, скрылись за кормой вездехода, который словно величественный, грозный ледокол разрывает море травы и молодой поросли, последние домики села, и мы въезжаем в бескрайний зеленый океан леса. Если смотреть по карте, теперь лес почти без перерыва тянется на сотни километров, а раньше и здесь жили люди! Пока мы ехали до места около 10 километров, местные ребята рассказали нам о пяти деревнях, которые были здесь и которых увы не стало, последняя умерла лет пять назад. Одни убила война, другие убили человеческое равнодушие и безразличие. Мы едем по старой фронтовой дороге, по которой лесовозы и те ездили лет 15 назад, едем словно в лесном тоннеле, деревья над головой образуют почти непроницаемый свод. Мне кажется, что лес – это единый огромный механизм, как великан, раскинувшийся на километры, он принимает или нет, он помогает либо калечит, все зависит от того, с каким сердцем ты придешь и зачем! Если с благой душой, то он даст тебе и кров, и еду, убережет от дождя и напоит родниковой водой, если со злом, то покалечит и бросит умирать в гиблом болоте. Это не просто красивые слова, так бывало и не раз!

А еще лес зорко хранит свои тайны, их у него огромное количество, особенно у этого военного леса. Через него несколько раз прокатилась война. С начала в 1941-м, потом в 1942-м и уже в 1943-м окончательно война ушла отсюда, кругом оставив свои страшные следы. Вот мимо проплывает солдатская каска у края дороги с проросшей сквозь нее молодой березкой, все время вижу эту картину, и всегда одна и та же мысль, ведь ее эту каску сюда не ветром закинуло, ведь ее принес на себе солдат, ведь он шел сюда и думал, мыслил, сердце его билось и любило, ненавидело, страдало. Раз! И все – темнота! И лежит только эта железная каска, а, может, чуть в стороне под слоем мха и пожухлых листьев лежит и он, чей-то отец, муж, сын! Трудно все это передать. Мы вернемся сюда, но сейчас дальше – в сердце гиблого болота, где лес-океан открыл нам еще одну тайну, открыл, чтобы мы прошли еще один урок – урок верности! Урок верности дружбе, любви и своей Родине!

В дремучих зарослях лежит то немногое, что осталось от самолета Р-5. Посмотрите, что из себя представлял этот небольшой деревянный биплан, проектировавшийся как самолет-разведчик, а в начале войны использовавшийся как ночной бомбардировщик. Что могло остаться от этого самолета после падения и 74 лет забвения? Да практически ничего. Проросшие травой взорванные топливные баки, которые несведущий человек может принять за ржавые бочки, небольшие фрагменты металлических расчалок крыльев, и даже воронки нет. Есть небольшое углубление в земле, куда самолет ткнулся при падении. Именно здесь зимой 1942 года упал самолет Р-5 с двумя пилотами на борту. Опять сердца многих неравнодушных людей помогли вернуть из небытия имена героев и историю их героической жизни и смерти. Смерти за эту страну, эту огромную общую Родину.

Здесь, среди цветов и фрагментов обшивки, передо мной лежат летчик-лейтенант Воробьев Николай Кириллович, уроженец города Ленинграда, и штурман – сержант Платонов Виктор Игнатьевич. Им обоим вместе лет тогда было, как мне сейчас. Лежат где-то среди этих обломков тела двух парней, русского и украинца, лежат уже больше 70 лет, как летали вместе, так и лежат в сотнях километрах от дома два героя, погибших за одну общую Победу.

История находки самолета проста и знаменательна только тем, что одни неравнодушные люди обратились к другим неравнодушным, и итог – возвращение из небытия двух парней. Местный охотник Сергей, услышав о нашей экспедиции по подъему самолета Пе-2, который здесь поднимали в апреле, принес Саше Морзунову пряжку от парашюта и сказал, что нашел ее лет десять назад в лесу. Затем разведка, обнаружение номерной детали двигателя, архив, и вот мы в сердце леса у небольшого углубления в мягкой земле. У меня в папке фотографии двух двадцатилетних парней, которые лежат где-то здесь. Для поисковика это редкость – знать, кого ты пришел искать, видеть их лица до того, как нашел их тела. Обычно процесс обратный – сначала находится человек, потом, при возможности, устанавливается его личность, находятся родственники, и у них может быть его фотография. Но здесь нам повезло, и я ехал сюда на броне вездехода, а перед моими глазами стояли лица этих двоих парней, русского и украинца. Я ехал и думал, мог ли предположить украинец Витя Платонов, падая со свинцово-черного неба в черный Демянский лес, до конца отдав долг и жизнь свою за свободу и независимость страны, что по какой-то бредовопьяной мысли банды недоумков его родной Днепропетровск станет Днепром…. Что на Украине запретят все советское, что украинцы будут убивать украинцев, что по Киеву будут маршировать нацисты, а русский народ станет самым страшным врагом. Конечно, ему это и представиться не могло. Много чего они не могли себе представить.

Начинаем работать… Очистили площадку от валежника, оттащили фрагменты самолета и двигателя и начинаем задирать дерн. Скатываешь его как ковер, а под ним куски дюраля, мелкие фрагменты перкалевой обшивки, детали двигателя. Самолет упал в феврале 42-го, в самом начале Демянской операции. Снежный покров в ту зиму достигал полутора метров, упал самолет на занятой тогда нашими войсками территории, но в связи с труднодоступностью этого места его не нашли, да и некогда было искать. А мы нашли и вот перебираем землю под мхом: мелкие железки, клочки какого-то снаряжения, стреляные гильзы, пустые диски пулемета. Да, значит вели бой, скорее всего, были сбиты ночным истребителем. Сигнальный пистолет-ракетница (сердце замирает, ведь это уже личная вещь), остатки привязной системы безопасности, парашютные пряжки, перчатка пилота и вот останки летчиков. Перемешанные в кашу, месте с гильзами, кусками кожаного реглана, перемолотые страшной силой взрыва кости молодых парней, а у меня перед глазами их фотографии… Суровые глаза, полные решимости и смысла взгляды, у теперешних 20-летних редко встретишь такие глаза, полные понимания и смысла своей жизни, своего существования. Я смотрю на то, что осталось от них, и думаю, что те, кто говорят о разделении Русского и Украинского народов, должны встать у этой ямы и разделить останки русского и украинского парня, погибших здесь 74 года назад. Невозможно разделить даже их святые кости, чтобы развести по разным странам, да и не позволим мы этого, их двадцатилетних, шагнувших в бессмертие, нельзя разделить!!!

Мы продолжаем очищать площадку. Вот фрагменты штурманской линейки, части планшета пилота, пряжка ремня привязной системы, она закрыта – летчик даже не пытался покинуть самолет! А пряжек, парашютных пряжек только один комплект! Постепенно рисуется картина гибели экипажа. Вероятно, самолет был атакован немецким ночным охотником, вел бой, скорее всего, штурман был ранен, так как его место в задней кабине у пулемета и по нему ведет огонь противник в первую очередь. Часто случалось, что штурман не брал с собой парашют, потому что тот мешал ему двигаться в кабине и вести огонь. По всей видимости, так было и в этом случае. Летчик не бросил товарища и даже не пытался покинуть машину, он хотел спасти, пошел на вынужденную в незнакомом месте, на полутораметровый снег с неубирающимися шасси – это смерть, но сзади – раненый товарищ. Удар, взрыв и темнота… Темнота на 74 года, темнота и забвение.

А в этот миг, когда объятая пламенем машина озарила секундной вспышкой безлюдный черный лес и навек сорвалась со ставшего мгновенно чужим холодного неба, в этот миг далеко в Омске в эвакуации проснулась от ужаса и тяжелой тоски со сжавшимся сердцем молодая двадцатилетняя жена летчика Воробьева… А через несколько недель, получив похоронку, она пойдет добровольно на фронт, а еще через несколько месяцев в ее наградном листе на медаль «За отвагу» будет указано, что эта 20-летняя девчонка вынесла с поля боя шесть раненых с оружием и оказала помощь двадцати трем солдатам и офицерам под огнем, в бою, в том бою, в который она пошла сама, для того чтобы отомстить за упавший в ночи маленький самолетик и двоих парней, русского и украинца… И она будет мстить, будет гнать врага до Праги, станет сержантом, отомстит сполна… и погибнет! Погибнет уже в июне 1945 года, когда отгремит эта война, и она поймет, что мстить больше некому, а жить без него, без любимого, сорвавшегося с неба в феврале 1942 года, нет смысла! И Господь заберет ее, заберет к нему, заберет, чтобы не разлучать навеки, туда, на голубое небо.

И, может, они втроем смотрят сейчас на нас и улыбаются. Эти трое оставшихся верными дружбе, любви и своей Родине! Я не знаю, так ли это… но очень хочу верить в то, что это так! Я уверен, что Господь их не оставит, а мы должны сделать так, чтобы их помнили живые! Помнили о тех, кто на вечно сохранил верность, о тех, кого невозможно разделить, и о том, что нельзя разделить народы, чьи сыновья веками умирали друг за друга и за свою землю. А еще я хочу, чтобы те, кто рвет на куски Украину, кто в ненависти к русским захлебывается злобой, вспомнил, что жизнь она не вечна, а после нее их встретят Дима Воробьев и Витя Платонов, русский и украинец, погибшие в небе Демянска, и спросят с них, за все спросят, и надеюсь, что гореть в аду всем, кто разжигает вражду, ненависть и войну!

Справка
Самолет Р-5 принадлежал 677 бомбардировочному авиаполку Северо-западного фронта. По номерным деталям удалось установить имена летчиков. Машиной управлял лейтенант Воробьев Николай Кириллович (1915 г. р., г. Ленинград), штурман – сержант Платонов Виктор Игнатьевич (1922 г. р., п. Сулановка, г. Днепропетровск). По донесению о безвозвратных потерях 15 февраля 1942 года они не вернулись с боевого задания «по бомбардировке войск противника» и согласно базам данных числятся пропавшими без вести. В одном бою погибли русский и украинец, которые одинаково хотели сохранить мирное небо своей единой страны.
Также специалистам удалось отыскать информацию о жене летчика Воробьева – Воронцовой Диане Федоровне (1923 г. р., Ростовская обл., г. Таганрог). Она ушла на фронт из Омска 21 августа 1942 года уже после гибели мужа. Была санинструктором, награждена медалью «За отвагу» и погибла в городе Брно (Чехословакия) 4 июня 1945 года уже после Победы.
Торжественно-траурная церемония захоронения состоялась 13 сентября 2016 года на воинском захоронении д. Исаково Демянского района Новгородской области.

Внуки

Новгородский лес, испещренный болотами и хлябями, знает большинство поисковиков. Вся страна знает Мясной Бор и 2-ю Ударную армию, костями своих бойцов усеявшую эти топи из-за предателя генерала Власова, многие знают Николая Орлова и его Долину, которые долгие годы проводили поисковые работы в этих легендарных местах. Интересно: подвиг, трагедия, предательство, благодарность и память – все в одном месте, все в одной истории, истории гибели 2-й Ударной армии.

Но мы приехали работать не в Мясной Бор, а в Демянск, на незаслуженно обойденный вниманием историков Северо-Западный фронт. Сейчас мы с ребятами из Долины здесь, в деревне Кневицы Демянского района Новгородской области.

Новгородские леса почему-то помню и чувствую по-особому. Может, трагедия, разыгравшаяся здесь 74 года назад, влияет, а может, я сам себе все это придумал. Я не знаю, как это объяснить, но чувствую живой лес, его характер. Лес, где прошла война, имеет свой характер, во всяком случае, для меня. Новгородский лес – он как леший: суровый, молчаливый, страшный и мрачный, его предали уже раз, когда не стали убирать павших, когда в 90-е тысячи мародеров со всей страны грабили его усопших. Он оживал, когда приезжали тысячи комсомольцев-следопытов, когда Орлята проходили его тропами, а сейчас он на стороже. Он не доверяется посторонним, его надо понять и заслужить его уважение, как заслужил его Саша Орлов, который с детства вместе с отцом отдавал дань павшим солдатам. Как Серега Длинный, крюком выуживающий из воронки солдатский медальон. Как Саша Морзунов, который по крошечному обломку растащенного металлистами мотора самолета восстанавливает судьбу погибшего пилота. Как другие Долиновцы, отдающие дань памяти душам солдат, оставшихся в этих лесах. Я новичок здесь, но я хочу стать своим для этого леса, хочу вернуть хоть одного из тех, кто остался в этих страшных местах.

Три километра от деревни, болото. Сколько я уже видел их, этих болот, и каждое из них скрывает свою тайну. В этом ребята из отряда «Находка» под руководством Саши Морзунова нашли советский самолет Пе-2, погибший в июне 1942. Три члена экипажа числились пропавшим без вести. Смотрю на фотографии молодых ребят… Их трое: командир Володя Пархоменко – 22 года, штурман Иван Матулин – 24 года, стрелок-радист Арсений Чехонин – 26 лет. Старшему 26 лет. Яма, искореженные куски железа, обрывки снаряжения, каблук сапога, черная как бездна болотная вода, всхлипы трясины, отдающей то, что она хранила 74 года.

Рядом с нами на протяжении 10 дней в этом болоте Игорь Чехонин – внук того самого Арсения, старшего из троих молодых ребят, которых война и чья-то черная воля бросили в эту болотную бездну, сорвали с неба и кинули, как думалось, в эту черную трясину безвестия навсегда. А ведь нет, не получилось. Ведь рядом со мной и с другими ребятам десять дней на болоте Игорь Чехонин, который сам нас нашел, который помнил и искал своего пропавшего 74 года назад деда! Значит, не вышло у кого-то закинуть их души в безвестие, значит живы их души пока мы помним о них!

Захват уходит в трясину, вздох болота, которое сожалеет о том, что отдает. В захвате – покореженный люк, через который молодые парни с шутками или с суровой думой заходили в свою боевую машину… 22, 24, 26… Ведь они смеялись, радовались жизни, думали о семьях и своих детях, грусть в таком возрасте – редкость… Отмываем люк, стрелянные гильзы ШКАСА, вели бой… Тишина над болотом, все смотрят на люк, на стрелянные гильзы, и каждый думает о них… Скрип лебедки, скрежет захвата, стон болота, в болотной тине появляется обгорелый до тонкости фольги пулемет ШКАС. Это именно тот пулемет, из которого 74 года назад вел огонь дед Игоря! Отмыли, а в патронниках – разорванные огнем патроны. Бережно передаем Игорю. Я смотрел в его глаза и представлял, что может чувствовать человек, держа в руках оружие, из которого 74 года назад вел огонь по врагу его дед, и он первый из живых людей держит его в руках, первый после него… Буря эмоций в глазах этого простого 53-летнего взрослого мужика, хорошего, честного, достойного своего деда… Это его личное… Пусть постоит, это не для всех.

Мой дед-летчик говорил: «У моих друзей нет могил, их могила небо». Есть, дед, есть, и мы их найдем. Найдем, чтобы прийти поклониться, чтобы тебе там, в синем небе, было не стыдно за меня перед своими вечно молодыми друзьями…

Я часто думаю, зачем мы это делаем. Теперь знаю точно, зачем это делаю я. Мой дед отстоял для меня эту страну, мой отец восстанавливал эту страну, служил ей, чтобы я мог спокойно расти и учиться. Они воевали, строили, работали и служили. Ведь Днепрогэс, Берлин, БАМ, космос – это их. А что же мы? Поколение 60–80-х, чем мы можем запомниться? Что о нас скажут наши внуки? Что мы сделали для страны, для мира? Дикий капитализм? Счета в банках, машины, квартиры? Мелковато как-то. Я понял, что наша миссия, во всяком случае моя, – хотя бы сохранить и передать память о них. Об их величии и подвиге, их трагедии… И тогда, может, кто-то в будущем упомянет и о нас, как о хранителях памяти…

Последний день работы. Солнце, голубое небо над болотом, алая, как капли крови на кочках, брусника и алая пирамидка памятника с именами тех ребят – трех русских парней – посреди изумрудного покрывала мха. А в голубой бескрайней небесной дали звенит тишина. Тишина новгородского леса, который стал родным для Игоря Чехонина и для меня. Теперь у троих летчиков, троих друзей есть могила, и мой дед оттуда сверху, из синевы неба, одобряюще смотрит на меня…