Loe raamatut: «Усену: Брат Тигров. Цикл «Усену». Книга вторая. Том 2», lehekülg 8

– Да-а, – протянул Яхси, скрывшись в темноте пещеры, и лег рядом с Усену.

– Хэн и вправду заслуживает доверия?

– А что? – переспросил его Усену.

– Я говорю, так ты думаешь Хэну можно доверять?

– Я думаю, раз мы здесь, значит мы ему уже доверились.

– Верно!

– Яхси, – начал Усену, каким-то печальным тоном, – Я всегда хотел сказать тебе, спасибо.

– А-а?

– Я уже не раз говорил, что поступал с тобой плохо, но всякий раз после этого, продолжаю эту песню. А ты всякий раз терпишь меня, спасибо друг, – расчувствовался Усену, чуть подвинув свою лапу к лапе волка.

Яхси даже не нужен был свет, чтобы понять, что Усену прослезился.

– Не знаю, почему я говорю это только сейчас, но думаю, что ты друг, каких еще надо поискать. Ты всегда скажешь мне правду в лицо, и не будешь кривить душой. Не думай Яхси, я прекрасно вижу, как ты переживаешь за меня, особенно сейчас, когда я на грани…

Новая волна сырого кашля не дала ему договорить и может к лучшему, ведь Яхси чувствовал, что Усену сейчас на грани, и готов был разреветься от отчаяния.

– Да Усену, я твой друг, и ты прошел полсвета, чтобы отыскать меня, и чтобы мы вместе обошли бок о бок еще полсвета, – начал Яхси, но его слова звучали как-то трагически, и наоборот лишь усиливали отчаяние барса.

– А знаешь, что, Усену, ведь я у тебя не один такой, – решил поменять тему разговора Яхси, – Посмотри на Риша и Хис, они готовы на все ради тебя и ради нашей дружбы! И если честно, я думаю, ты погорячился, ставя меня на первое место. Это они заслуживают этого куда больше чем я!

– Знаю Яхси, – ответил Усену, по голосу уже немного успокаиваясь. – Но я… Я, порой сомневаюсь в правильности нашего выбора пути.

– Усену, я по натуре авантюрист, и не могу по долгу сидеть на одном месте, что-то с непреодолимой силой тянет меня вперед. Но и я порой задумываюсь, и начинаю скучать по дому.

– По дому? – протянул печально Усену.

– Прошу Усену, не впадай в уныние. Чему я точно научился за свою короткую жизнь, так это тому, что жизнь состоит из белых и черных полос. Попадая на белую полосу – мы радуемся и веселимся, на черную – горюем и отчаиваемся. Но как сказал мой отец однажды: «Сынок, тебе сейчас очень трудно… Я не меньше твоего страдаю от этого, но знай, что. пройдя через эту черную полосу жизни, ты вступишь на белую. Надо лишь немного подождать и поверить, что появится тот, в ком ты найдешь свою белую полосу…». И знаешь, что Усену, эта белая полоса – это Риш, Хис, ты, и даже Усс с Хэном. Никогда со мной ничего подобного не случалось, вместе с вами я открыл новый мир. Мир полный счастья и друзей, – закончил Яхси, сделав небольшую паузу.

– Прости, если я спрашиваю, но про что говорил так твой отец?

– Отец? – вздохнул Яхси.

– Нет, не говори, если не хочешь…

– Мы друзья Усену, а значит должны делиться друг с другом и радостями и горестями. Это случилось незадолго до твоего появления у нас, – начал повествование Яхси.

«Наша стая кочевала из одной местности в другую, в поисках пропитания для себя, и нас, их детей, их надежды на будущее. Но стояла суровая осень, и родителям приходилось удаляться далеко-далеко от стаи, чтобы найти пропитание. И вот однажды мой отец, вожак стаи, и моя мать, вместе с небольшой группой взрослых, ушли на охоту. Их не было несколько дней, а точнее четыре. Я особо не волновался, ведь это было не в первой, да и старшие, с которыми нас оставили всячески нас успокаивали. Но когда на утро пятого дня, взрослые вернулись, и, завидев первого впереди шедшего моего отца, я не скрывая радости, кинулся к нему…»

Яхси явно было тяжело это рассказывать, слезы и подступающий ком к горлу, мешали ему, но он пересилил все это и продолжил.

«Я ни когда не забуду выражение его лица, эти глаза полные страха и отчаяния. Испугавшись его, я кинулся вглубь пещеры, куда поспешил за мной мой отец. Он нагнал меня и сильно обнял. Первые моменты мы не промолвили ни слова, рыдая вместе. А когда отец, взял себя в лапы, он молвил:

– Прости сынок, но мама больше не вернется, – его слова прозвучали как приговор, и я тут же кинулся прочь от него.

Забившись в темный угол пещеры, где никто не мог меня видеть, я рыдал весь день. Ни уговоры моего отца, ни других членов стаи не могли заставить меня выбраться оттуда. Я совершенно забыл про голод, холод, все мое нутро трясло и колотило, и лишь одна мысль вертелась у меня в голове, и была она про маму. Выстрадав за этот день и ночь, все муки потери мамы, на утро следующего дня, я, стиснув зубы, вышел на свет. И сделав неимоверное усилие над собой, я подошел к отцу, и немного сурово спросил его, как все произошло? Отец, немного отведя меня в сторону от членов стаи, сам весь трясясь и чуть не плача, рассказал мне, как они вместе с матерью выслеживали добычу, и как вдруг раздался оглушительный треск и грохот. Мать упала в яму, в капкан, поставленный человеком, где на дне ямы торчали острые прутья. Больше я не смог добиться от отца, он прижался ко мне и разрыдался. А я, до крови прикусив губу, отстранился от него, и, прохрипев сквозь боль, ответил ему.

– Ты не смог уберечь ее!»

– Не смог! – повторил Яхси, понимая, что уже плачет, а его голос давно уже выдал его Усену, но он продолжил.

«Отец тогда с такой невообразимой грустью и сожалением взглянул на меня, что это больше всего укололо меня прямо в сердце. С замеревшим сердцем, капающей кровью из надкушенной губы, я оставил его. Просто взял, и отвернулся, пошел прочь. И с тех пор, мы больше с отцом на эту тему не разговаривали более. И всякий раз, когда он хотел со мной поговорить по душам, я отворачивался и уходил молча. С того самого дня, между мной и моим отцом выросла невидимая стена, которую я сам воздвиг. Всякое его слово, я пропускал мимо ушей, всякому указу, противился. Я так сильно ушел тогда в себя, что, когда ты с Ришем появились у нас, я просто возненавидел вас и старался не замечать. Ведь ваша жизнь, была отражением моей, так похожи были наши судьбы. А с вашим уходом я и вовсе распоясался, никого не слушался, делал все, что мне задумается, и никто не был мне указ. Отец все это прекрасно видел, но что он мог сделать со мной, своим сыном, винившим во всем произошедшем его.

Время шло, и я потихоньку смягчился, а тут еще и вы появились снова. Но до сих пор, я не могу выбросить тот взгляд отца, когда я…»

Яхси замолк, не мог больше говорить. Тогда Усену прекрасно его понимая, ведь когда-то и сам через все это прошел, встал, поднял волка, обнял его, прижав к своему сердцу.

– У всех у нас есть шрамы на сердце, – молвил сквозь слезы Усену.

Так обнявшись, они стояли с минуту, после этого как бы поделившись друг с другом своим горем, разделив его поровну, они снова прилегли.

– Спасибо Усену!

– Это тебе спасибо Яхси, ведь ты никому это не рассказывал!

– Я так глубоко похоронил воспоминания от тех днях, что и забыл, какую боль они приносят мне каждый день, и я, не понимая, что со мной, бросаюсь на всех как цепная собака.

– Понимаю Яхси! Но думаю теперь тебе станет немного полегче.

– Только немного! Меня очень сильно тяготит мысль, что я так и не простил отца, и в тот день, когда уходил с вами, отец в который раз взглянул на меня, как в тот день, и не дождался от меня, тех слов, что могли бы утешить его старые сердечные раны. Одного слова, одного взгляда хватило бы… Но какой я дурень бессердечный, сказал ему лишь сухо:

– Пока!

Яхси затих, опустив взгляд, коря себя в душе, за все те горести, что принес отцу.

– И ты скажешь их, обязательно скажешь! – воскликнул Усену, загоревшись новой целью.

– Как Усену?! Ведь именно эти детские раны, полученные тобою и мною, не позволяют нам двигаться дальше. Мы лишь отсрочиваем неизбежное.

– Да Яхси, раны, полученные в детстве, очень тянут и ноют, и порой кровоточат и слезятся, причиняя нестерпимую боль. Но знаешь, что я скажу тебе Яхси, если с тобой рядом те, кому ты не безразличен, и кто готов с тобой разделить все беды и горести, пережить их вместе – неизбежное теряется где-то там впереди, в далеком недосягаемом глазу будущем. И что думать о том, что еще не случилось, и горевать над тем, что было в прошлом, если сейчас куда важнее, чем до и после, если сейчас ты окружен добротой и дружбой, если сейчас, мы сами решаем, куда повернуть русло нашей жизни, – мудро закончил Усену, сам немного дивясь себе.

– Ты не понимаешь Усену! Страх перед человеком не позволил сегодня нам принять решение от которого напрямую зависит твое спасение, – распалился Яхси, не в силах больше скрывать этого. Особенно после столь открытого разговора, который у них состоялся.

– Понимаю Яхси, Риш и Хис мне рассказали.

– Что?

– Да и про предложение Хэна, о людях, которые может быть единственные, кто могут мне помочь, и про твою реакцию на все это.

– Что? Ты все знал? – удивился Яхси.

– Да, но не подал виду.

– Но зачем, в смысле почему, зная все это ты…

– Я хотел услышать это от тебя, мой друг. И знаешь, что Яхси, если до этого я сомневался принять ли предложение Хэна, то теперь, я готов рискнуть.

– Но зачем, почему?

– Твои слова, они звучали от чистого сердца. А цель твоей жизни отныне стала и моей. И ради того, чтобы увидеть, как вновь воссоединяются отец и сын, я готов, на все!

– Как ты можешь? – запинаясь молвил Яхси, слова Усену немного ошарашили волка.

– И я хочу, чтобы именно ты Яхси, сказал Хэну, что я готов.

– Я?!

– Не подумай, что я издеваюсь над тобой, зная, как ты к нему относишься! Просто тем самым ты докажешь мне и себе, что мы способны на прощение. Сделай первый шаг, – закончил Усену и умолк.

Яхси, немного помявшись, вышел на свет, и медленно приходя в себя, после задушевного разговора, глотая слюну, нахлынувшую от страха, и напряжения, прекрасно понимая, к чему клонит барс, он медленно направился к Хэну. Риш, Хис и Усс совершенно не понимая, что хочет Яхси, сбитые с толку его внешним видом, слегка помятым и нервно трясущимися лапами, стали осторожно поглядывать в его сторону.

– Хэн! – произнес тихо Яхси, еле стоя на лапах.

– Хэн! – повторил он громче, от чего барс, очнулся от дум, повернулся к волку лицом и видя, в каком состоянии Яхси, сел прямо перед ним, не сводя с него глаз.

– Я… хотел… – начал заикаясь Яхси, вдруг ощутив в себе тот страх, как в тот день. – По-про-сить прощения! – выдавил он.

– Да-а, – протянул Хэн. – А за что?

– Ну-у, я… За свои слова, я был не прав!

Хэн стал меняться в лице.

– И мы, тут, посоветовавшись, решили, что согласны!

– Это был выбор твой или Усену? – вкрадчиво молвил Хэн.

– Ну, наш, то есть Усену, в смысле наш общий.

– Так чей же?

– Усену! – ответил твердо Яхси.

– Но мы всячески его поддерживаем, как и Усену нас. И мы понимаем, что он идет на это, прежде всего из-за нас, а мы в свою очередь ради него, – закончил Яхси.

Хэн вдруг снова поменялся в лице, пристально взглянув прямо в глаза Яхси, как бы силясь прочесть в них, все, что было у волка на душе.

– Прощаю! – вдруг неожиданно ответил Хэн, и бросил на Яхси такой взгляд, от которого того, чуть не подкосило, ведь он был так похож на взгляд его отца. После чего Хэн, не спеша принял свою прежнюю позу, и закрыл глаза, не проронив больше ни слова.

Яхси совершенно не чувствуя лап под собой, важной походкой направился к пещере, попутно кивнул Ришу и Хис, после чего лег у входа в пещеру.

– Сказал! – сам не свой молвил Яхси, но в ответ получил лишь тихое сопение Усену, который уже задремал, согретый камнями.

Затем съедаемый какой-то непонятной, резко нахлынувшей усталостью, Яхси закрыл глаза, и уснул.

Риш, Хис и Усс, закончив трапезу, подошли к нему ближе, на цыпочках, взглядами поблагодарили его, и мило устроились рядом ним. Риш и Хис с одного бока, а Усс с другого. И на всех на них, сквозь щелочку наблюдал Хэн, которого эти совсем молодые и уже столько повидавшие горя, друзья не могли не взять за сердце.

XIV Пути расходятся

– Усену, Усену, – повторил дважды Хэн, пытаясь разбудить разоспавшегося барса.

– А? Чего? – сквозь сон промямлил Усену, еле открывая глаза.

– Нам пора! – спокойно молвил Хэн.

– Что, уже? – еле встал на лапы Усену, и вышел на свежий воздух.

Осмотревшись по сторонам, Усену удивился, так как все его друзья еще спали, а Хэн тем временем уже кивал ему идти за ним.

– А как же они? – спросил, негодуя Усену.

– Мы должны… – хотел было начать Хэн, но его перебил голос Яхси.

– Что значит должны? – который, как и Риш, Хис и Усс быстро повскакали с места, несмотря на столь совсем еще раннее морозное утро.

– Мы весь этот путь прошли вместе, и вместе и продолжим его, – твердо заявил Яхси.

– Боюсь вас разочаровать, – начал Хэн, повернувшись к ним, – Но этот отрезок пути Усену должен пройти один.

– Без нас?! – негодующе молвил Риш.

– И почему это? – спросил Яхси, немного остановив свой пыл, помня вчерашний разговор с барсом.

– Вы должны отпустить Усену, ибо только так он получит помощь. Это мое условие, и ваше третье и последнее испытание.

– Ты со своими испытаниями, вот уже где! – вспылил Яхси, но Усену его остановил.

– Не надо Яхси! Раз так надо, значит так и будет.

– Но Усену!

– Яхси, я обещал, и выполню свое обещание.

На что Яхси, умолк.

– Очень хорошо, но свое согласие должны высказать все, – продолжал Хэн, обведя всех взглядом.

– Усену! – подбежали к нему Риш и Хис.

– Не бойтесь, мои друзья, мы через столько прошли вместе, что сейчас…

– Вот именно Усену, вместе! – перебил его Риш.

На что Усену, вопросительно взглянул на Хис.

– Риш прав Усену, мы выстояли, потому что были вместе. А теперь… – переведя взгляд с Усену на Хэна, продолжила она.

– Все поменялось, твоя жизнь Усену, больше не зависит от нашей храбрости и дружбы, она в руках коварной болезни, от которой у нас нет лекарства, а значит, Хэн прав, мы должны отпустить тебя. Надеюсь всем сердцем на то, что туда, куда Хэн поведет тебя, тебя излечат.

– Что? – воскликнул Риш, совсем не узнавая Хис. – Нет Усену, разве можно сейчас разделятся, сейчас, когда мы на краю.

– Риш, послушай друг, я слишком много видел расставаний, твое с семьей, Яхси с отцом, Усса с любимой, а сам так до сих пор не поплатился за это.

– За что, Усену?

– За то, что оторвал вас от близких. Теперь пришло мое время испить эту чашу. Риш мы расстаемся не навсегда, как и ты, Хис, Яхси и Усс, с теми, кто вам дорог. И я прошу, так же жарко, пожелайте моего возвращения к вам.

– Значит, мы скоро увидимся? – молвил печально Риш.

– Конечно Риш! – обнял его Усену.

После чего Хэн устремил взор на Усса, который молвил:

– Я обязательно буду ждать твоего возвращения, не меньше, чем вновь увидеть Амму.

– Ну, Яхси? – подошел к нему Усену. – А ты что скажешь?

– Обещай мне Усену, – начал волк, подойдя к нему вплотную, – Что не будешь рисковать собой понапрасну, и что вернешься живым и здоровым!

Усену немного замялся, ведь уверенности в том, у него у самого не было.

– Как бы я хотел… Но ты точно знаешь, что не могу. Единственное, что я точно знаю, что даже находясь от вас далеко-далеко, вы будете ждать меня здесь, – закончил Усену, положил правую лапу на сердце, затем протянул ее Яхси, со словами:

– друг!

– Друг! – отозвался Яхси, приложив свою лапу на лапу барса.

– Прощайте, друзья! – печально протянул Усену, вынужденный идти за Хэном, который бросив всем:

– Ждите меня здесь, вечером вернусь, – тронулся в путь.

Сказав все, что могли Риш, Хис, Усс и Яхси, выстроившись в ряд, молча проводили их взглядами. Еще долго они стояли на выступе, всматриваясь в горизонт, до тех пор, пока две серые точки, не растворились в белой дымке.

Усену, который, никак не ожидал, что день начнется так печально и грустно, с час, а то и более, периодически оборачивался назад. Немного замерев на месте, пристально вглядывался назад, и никого там не примечая, он продолжал путь. Только нудное серое утро, и еще более ноющее сердце от разлуки, преследовали его по пятам, не давая покоя, ни на минуту.

Спустя час с лишним, нудного неспешного пути, Усену начал жалеть о том, что согласился с Хэном. Постепенно вскипая от негодования, он все чаще бросал в Хэна недобрые взгляды. Ему вдруг вспомнились все его проступки, по отношении к друзьям, которые подливали масло в огонь. Но больше всего его стало выводить из себя, та мысль, что он слишком поспешно покинул друзей, а значит доказал им этим, его непостоянство, и не привязанность к ним. Он вспомнил, как они хотели идти за ним, но он сглупил, сам взял, и отговорил их от этого, чем навлек на себя угрызения совести. И во всем это барс видел одну причину – Хэна, который спокойно шел впереди, храня молчание.

Ни вчера вечером, когда ему стало худо, ни сегодня утром, и тем более сейчас, Усену не обратил внимание, что местность в округе преобразилась. Вчерашние унылые, перерытые людьми земли остались позади, и теперь сменились холмистой местностью, переходящей порой в невысокие островерхие горы. Так же изменилась и растительность, на хвойные деревья в низинах, а на склонах всюду росли кустарниковые лиственные деревья, и кусты, запорошенные кое-где снегом. Которого здесь было в избытке, что порой Усену и Хэн проваливались в сугробы по колено.

С виду местность и вправду казалась нетронутой человеком, но при пристальном осмотре, можно было без труда заметить их вмешательство. Во-первых, формы холмов, показывали, что и здесь когда-то, совсем давно, все перерыл и перекопал человек. Во-вторых, лес и лесные полосы, были не слишком большого роста, что говорило, что могучие ели и сосны, здесь давно посрубали, а сегодняшний лесок, лишь результат длительного отсутствия рук человека, которое могли бы все здесь срубить. В-третьих, хоть местность и казалась равниной, но нигде не было и следов выгона здесь домашнего скота. Может, конечно, они прятались пол снегом, но как видно было по густо разросшихся по холмам зарослей кустов, их никто не топтал уже давно.

Усену не заметил и то, что воздух здесь стал каким-то более чистым и свежим, что конечно можно было объяснить буйством здешней растительности, и порывам ветра, дующим с востока. Но если бы Усену пристальнее вгляделся в свое окружение, то он заметил бы не только это, но и то, что было что-то в этой земле, немного странное, и не совсем естественное.

Как будто здесь поработал чей-то разум: деревья были раскинуты не нивпопад, а росли строем, и в строго определенных местах. Кусты, если бы они только могли цвести зимой, сплошь были лекарственными. Были здесь и совершенно непонятно, зачем вырытые кем-то небольшие впадины, в низинах склонов. Но самое главное, спустя несколько дней пути, это было первое место, где слышались пение лесных птицы, а в лес, то тут, то там вели звериные следы, разных размеров, принадлежавшие разным породам.

Но, к сожалению, Усену все это упустил из виду, и все его мысли были заняты только Хэном, и его дурацким планом, идти к людям. Хотя его и раздражало молчание Хэна, Усену, не осмелился вслух высказать свое недовольство, предпочитая этому тяжелые вздохи, и шмыганье носом. Хотел ли этим Усену привлечь к себе внимание или нет, известно только ему одному. Но когда Хэн все же обернулся на него, тот поспешил сделать вид, что все в порядке. Но от опытных глаз Хэна, он не смог скрыть ни свое недовольство, в уголках рта, ни печали в глазах. Подождав Усену, Хэн немного сбавил ход, почти поравнявшись с ним корпусом.

– Усену, ты злишься на меня? – спросил он вкрадчиво.

– С чего бы! – сжимая губы, ответил Усену, явно с недовольством.

– Понимаю Усену… Но разлука с друзьями пойдет тебе и им на пользу.

– А может тебе! – огрызнулся Усену, и пошел вперед.

– Усену твой гнев скоро пройдет, и ты остынешь и поймешь, что это просто необходимо.

– Зачем, ответь? – не выдержал Усену.

– Слышал ли ты когда-нибудь слова одного мудреца – друг познается в беде, а сила дружбы в расставании.

– Вторую часть сам придумал?

– Усену я прекрасно тебя понимаю, – смягченным тоном начал Хэн, изменив и интонацию, – Однажды и я расстался с теми, с кем дружил, и надеялся ни когда не расставаться. Это было необходимостью, даже предписанием старших, и стало великим испытанием для меня.

– И что же произошло, вы вновь встретились? – уже заинтересовано спросил Усену.

– Это долгая история!

– А это долгий путь!

– Слишком долгая – длинною в жизнь.

– Так что же случилось, ты вновь воссоединился с друзьями?

– Я был очень близок к этому, но мне помешали.

– Кто?

– Люди!

– Потрясающе, значит история повторится!

– Ты не понимаешь Усену, я заступился за одного человека, который был мне близок!

– И… – протянул Усену, все более увлекаемый в историю Хэна.

– Но я опоздал, когда я ее нашел, она уже лежали бездыханно на траве, – скорбно продолжил Хэн, и по нему стало ясно, что эти воспоминания причиняют ему боль.

– В порыве ярости, мести, скорби, и боли, я кинулся в погоню за людьми. Настигнув их. я не оставил никого из них в живых. Но мне этого стало мало, и я кинулся в ближайшее поселение, на поиски их родственников. Но пока я добирался до деревни, мне преградили дорогу, мои же друзья. Они не собирались силой меня останавливать, но всячески старались отговорить от задуманного мною. Но я их не послушал, и когда, махнув на них лапой, побежал дальше, тогда я и потерял их дружбу…

Хэн тяжело вздохнул, отчего Усену стало жалко, что он завел этот разговор, и было что-то схожее и в его жизни, и он ясно ощущал боль Хэна, как свою.

– Добравшись до деревни, я попал в ловушку, из которой еле выбрался, и много дней плутая по горам и лесам, в конце концов… – сделал паузу Хэн, осмысливая следующие слова, – Обрел мудрость, – закончил Хэн, и как показалось Усену, явно что-то не договорил.

– Не думай Усену, я вовсе не бессердечный, – завел он снова разговор, спустя несколько минут неловкой тишины.

– Однажды потеряв друзей, я осознаю горечь расставания тебя с твоими друзьями. Но теперь все будет иначе, и ты обязательно с ними вновь увидишься. Это я тебе обещаю! – закончил Хэн, пристально взглянув Усену прямо в глаза, отчего тот понял, что он искренне желает исполнить сказанное.

– А теперь, если ты не возражаешь, продолжим путь молча, нам обоим есть над чем подумать, – молвил Хэн, и вновь пошел вперед.

Усену, повиновавшись, последовал за ним.

Время шло медленно, будто и вовсе остановилось, а Хэн и не думал останавливаться. Как не всматривался в горизонт Усену, никого и ничего он не видел. Только однообразный пейзаж, маячил у него перед глазами, который при этом, он уже успел разглядеть, и заметить все то, что упустил раньше. Весь негатив по отношению к Хэну стал рассасываться, а вот старая напасть, стала возвращаться. То была щемящая боль в груди, давящая на Усену изнутри. Первое время он старался не показывать виду, но долго это не могло продолжаться, и вскоре Хэн заметил, что Усену плохо. Быстро подскочив к нему, он быстрым взглядом обвел его, и, поняв, что времени у них все меньше и меньше, подставил свой бок, со словами:

– Крепись Усену!

Время как будто вовсе замерло, минуты казались Усену часами, а час днем. Барс не сдавался и сцепив зубы продолжал идти, точнее, еле волочить лапы. Хэн не гнал его, давая барсу передых по несколько секунд между шагами. Он прекрасно видел, как тяжело приходиться Усену, и что с каждой минутой ему становится все хуже и хуже. Не сводя глаз с горизонта, Хэн, в мыслях и сердцах молил Усену немного продержаться. Ведь может быть вот за этим холмом, и лежит то место, куда так стремился отвести Усену Хэн. Но оказавшись на холме, надежда таяла – впереди лежали одни холмы, не более…

После часа такого пути, за который Усену почти потратил все силы, и еле держался на лапах, не разбирая пути, капая кровью из рта и носа, он начал бормотать что-то непонятное, и совсем не складно. Хэн приписал это, к крайней стадии болезни, когда давление в организме Усену, стало бить не только по сердцу, и легким, но и по голове. Резкий прилив крови к ней, нарушил его рассудок, и его зрение. Он еле-еле разбирал, куда надо ступать лапой, и то последнее делал крайне медленно, и заторможено. Хэн прикладывал недюжинные силы, чтобы держать Усену на лапах, и чуть ли не нес его на себе, волок его вперед, натужно взывая его к рассудку.

– Усену, прошу, не сдавайся! Только не сейчас, когда мы так близки… Усену ответь мне, не закрывай глаза, борись со сном, слышишь? Усену вспомни своих друзей, Риша, Хис, Яхси и Усса, ну же Усену не молчи! – умоляюще говорил Хэн, стараясь пробудить разум Усену.

– Риш, Хис, – еле простонал Усену.

– Вот именно, Риш и Хис, ты должен к ним вернуться, живым и здоровым, они любят тебя и ждут!

– Яхси, Усс! – снова простонал Усену, на этот раз тише.

– Правильно, Яхси и Усс, они тоже с нетерпением ждут своего… – начал был Хэн, но Усену больше не в силах был идти, и соскользнул по боку Хэну, упал боком на снег.

– Простите, друзья… – еле шепча, произнес Усену и его глаза закрылись.

– Усену, Усену! – закричал Хэн, прямо ему в ухо, но он не реагировал.

– Усену, прошу, очнись, вставай! – протянул Хэн, пытаясь его приподнять, и закинуть себе на спину. Но только он начал, как Усену жалобно застонал, и от перемены давления у него изо рта потекла струя крови.

– Нет, нет, так не может кончиться, не может! – начал паниковать Хэн, затем резко умолк.

Его внимание привлек мгновенный блеск на солнце, от какого-то предмета. Хэн кинулся на вершину холма, и, сдвинув брови, наконец, увидел то, к чему так стремился привести Усену. До этого объекта было несколько километров пути, но Хэна это больше испугало. Быстро кинувшись к Усену, и закидав резкими и движениями лап его снегом, Хэн, опустил голову над ухом Усену, и что-то проговорил ему. Затем, дыхнул на свою правую лапу, он приложил ее к снегу, как бы оставив отпечаток. После чего барс кинулся со всех лап навстречу с неизбежным, непредсказуемым, но так необходимым Усену.