Попаданец: Возвращение

Келснер немного запоздало, но по уставу склонился в поклоне, ибо других толкований быть не могло, сидящая на жеребце коротко стриженная и закованная в тяжелый доспех женщина принадлежала ордену бестиаров, самому грозному, беспощадному и старому ордену короны, чей авторитет никогда и никем не ставился под сомнение, по крайней мере, в твердом уме и трезвой памяти, так сказать, во избежание. В подтверждение его мыслей следом за женщиной в ворота въехал знаменосец, на таком же тяже и также при полном доспехе. За его спиной развевалось кроваво-красное знамя с черным шипастым крестом, а древко венчал оскалом зубастый череп какой-то злобной твари.

– Ты старший? – Женщина не удостоила его даже взглядом, заговорил знаменосец.

– Да, господин, – произнес лейтенант, не поднимая головы, теперь ему была очевидна причина того, что дорога вмиг опустела, никто и никогда бы не посмел идти рядом с такими попутчиками, а тем более обогнать или осмелиться плестись в хвосте. Бестиаров знали все, причем помимо их прямого функционала и правого дела, исполняемого ими, по большей части народ шептался о другой стороне медали, ведь ни для кого не секрет, что рыцари похищали детей, именно так. Чтобы получился толк из бойца, недостаточно иметь храброе сердце и дюжие кулаки, его еще необходимо воспитать соответственно, заложить с малых лет не только мотивацию в голову, но и специфическую моторику, дабы тело в совершенстве подходило для нелегкой науки владения хладным и смертельным железом. Там нет ни грамма страха, там нет ни миллиметра сомнений за этой железной броней. Говорят даже, что в застенках замка Дош некогда простые смертные дети, в муках боли и алхимических парах чадящих курен, навсегда теряют свою человеческую суть, меняя не только свой разум, но и частично тело.

– Пиши, – презрительно процедил знаменосец. – Командор Шернье прибыла по приглашению Ганса Гербельта в Финор, с ней пятьдесят и два рыцаря, семь повозок инвентаря, четыре со вспомогательным снаряжением и три будки.

Страж на негнущихся ногах, по уставу, встал за деревянную трибуну, дрожащими руками ведя полагающуюся запись на грамоте.

Будки…

Казалось, и без того черная волна страха усилилась еще большими оттенками тьмы. Целое крыло в полной своей комплектации входило в город, а с ними верные их подручные, черные псы Гаркона! Жуткие гончие, верные загонщики и следопыты, а главное убийцы, со щенячьих лет взращенные на жажде погони и крови терзаемых ими жертв. Эта порода собак выводилась бестиарами специально, а все те же слухи разносили по свету молву, что им скармливали детей, не прошедших ряд испытаний в ордене.

На испуганного стражника никто больше не обращал внимания. В город стройными рядами вливалась стальная мощь рыцарского ордена. Слаженные ряды, четкие и короткие действия, вся группа шла на марше, без запинки продвигаясь к цели. Это одна из характерных черт бестиаров, вместо плюмажей и лент их доспехи, как правило, украшали шипы, а лица шрамы. Крытые возы кунги были по бортам увешаны жуткими алебардами, пиками, рогатинами. С тыльной стороны повозок Келснер рассмотрел барабаны с шипованными железными цепями, а на один из барабанов была намотана стальная сеть, явно не рыболовного толка. Те самые будки, о которых ему сообщили, были укрыты шкурами, страж лишь рассмотрел в щель понизу крупные черные лапы собак, беспокойно возившихся в клетках. Причем в полной тишине, да уж, похоже, народ правду говорит, что собакам рыцари горло надрезают в особом месте, после чего они немыми становятся. Это, мол, специально, твари всякие, на которых охотятся рыцари, очень чутки слухом, а вот такую немую загонную охоту не все в силах распознать.

И пока на севере в ворота вливалась серая сталь, на юге лейтенант Персиваль совершенно внезапно осознал, что, так же как до этого его коллега с севера, он остался один посреди ворот, в то время как вверенные в его подчинение бойцы, бросая оружие, прячутся по караулкам.

– Этого не может быть! – не веря своим глазам, шептал он себе под нос снова и снова.

Но сколько ни шепчи молитв, реальность на юге ознаменовалась в черно-зеленых тонах развернутого знамени, на котором, раскинув лапы, был изображен весьма подробно жуткий паук.

Страшно? Еще бы, ведь именно сейчас и здесь в реальности оживали все детские сказки-страшилки королевства в лице подлых и вероломных братьев Детей Солнца, их полной противоположности, темных и злобных эльфов с далекого и таинственного юга. К городу подходил отряд дьесальфов, чего не случалось в современной истории, наверно, уже больше пяти сотен лет назад, хоть память и легенды о них до сих пор жили в умах народа. Ведь кто, как не они, создатели всего зла в мире? Это именно их создания дурным наследием оживали в ночных кошмарах, обретая лик оборотней и вампиров, жутких некромантов и прочих тварей, что по сей день собирали обильную кровавую жатву с людских поселений и городов.

– Боги поднебесья, сохраните! – побелевшими губами произнес он.

– Ты старший? – Вперед отряда дьесальфов выехал другой эльф на пепельно-сером подтянутом жеребце, в котором лейтенант признал уполномоченного посла льесальфов, а также преподавателя магической академии Финора Леофоля Лаурекана. Персиваль впервые видел этого строгого и красивого эльфа в столь плачевном состоянии. Через все его лицо шла повязка, скрывающая один глаз, что, впрочем, не скрывала в достаточной мере пунцовый свежий рубец шрама под ней. – Хватит глазеть на меня, деревенщина, иди пиши по уставу, в город по приглашению клана Темной Ели въезжает посол Детей Луны, для открытия своего представительства в королевстве!

Вот так была совершена историческая запись в хрониках королевства. Ровно семьдесят дьесальфов, из которых пять десятков были знаменитым отрядом «Тени», легенды о которых гласят, что более профессиональных убийц мир еще не знал, пятеро официально были записаны как мастера некроманты, все остальные были телохранителями Великой Дочери Луны Тайшаны Ледельер.

Свидетели потом по-разному описывали это событие, но факт в том, что кроме перепуганного лейтенанта в тот момент у ворот даже собак не было видно. Весь отряд кутался в просторные плащи, лошади гнули шеи, и лишь один человек испуганно и недоуменно провожал их взглядом, когда они вереницей неспешно втягивались в узкие городские улочки.

– Что же это такое-то? – практически синхронно на разных оконечностях города вопросили пустоту два стражника, не подозревая друг о друге. – Ну и времена настают…

* * *

– Ну-ка, милок, подь сюды, к бабушке. – Милана Хенгельман с нехорошим прищуром поманила пальчиком к себе графа Десмоса, что несколько затравленно взирал на двух старушек, которые словно торнадо ворвались в усадьбу и выловили его в подвале дома, зажав в неприметном тупике.

– Я вас слушаю, сударыни. – Граф учтиво отвесил поклон.

– Нет, родненький, – покачала головой Априя. – Это мы тебя слушаем.

– Да-да, – покивала ее сестра. – Очень внимательно слушаем.

– А что собственно произошло? – Десмос пальчиком поправил манжет воротника, что в считаные секунды словно удавка стал сдавливать горло.

– Веселый парень, не находишь? – Априя, вскинув бровь, посмотрела насмешливо на сестрицу.

– И не говори, прям сама невинность. – Милана сложила на груди руки, поджав губы. – Я тебе сейчас за твои взмахи невинности ресничками и старательно глупую мину на лице вскипячу прямо в твоем черепе, не вынимая твои глазные яблоки, сраный кровосос.

– Дамы! – Граф вскинул руки. – Прошу, давайте обойдемся без насилия!

– А мы насиловать тебя пока и не собирались. – Априя несколько двусмысленно окинула его взглядом с ног до головы. – Мы пока шли, думали потихоньку и по краям поджарить тебя.

– Хотя идея неплохая. – Милана подмигнула сестре. – Может, с этого и начнем?

– Все, сдаюсь! – Десмос молитвенно сложил руки.

– Слабак. – Презрительно хмыкнула Априя Хенгельман.

– И как давно ты знал, что разум Тины все еще жив в теле гончей? – Милана сбросила личину веселья, становясь предельно сосредоточенной.

– Недавно. – Граф опустил взгляд. – Несколько месяцев назад мы пускали их в работу, там-то я впервые и ощутил ее отклик.

– Почему никому не сказал?! – Милана Хенгельман схватилась за голову.

– Кому? – Граф как-то печально покачал головой. – Ульриху? Вы вообще представляете его реакцию? Или, может, госпожа Милана, запамятовала, что Тина с бароном были в несколько других отношениях, нежели прочие? Тина была убита, и за этим последовали серьезные последствия, о которых не мне вам рассказывать, опять же, насколько мне известно, вы не обещали «посмертия» для нее Ульриху, и как бы он повел себя с вами, я тоже опасаюсь представить.

– Я не обещала, я и не давала! – Милана перешла на крик. – О каких отношениях ты говоришь? Она была телохранителем при нем, что я еще не знаю?

– Девочка была влюблена в него. – Десмос нервно сглотнул подступивший ком к горлу.

– ……….! – На пару выдали сестрички, округлив рты.

– Нет-нет, сейчас же скажи, что все это не так! – Милана Хенгельман отрицательно мотала головой. – Я не знала, демоны вас всех раздери, ну телохранитель, ну друг, но только не любовь! Ты-то, старый дурак, о чем думал вообще? Это же твоя дочь, ты ее инициировал!

– Ну, вообще-то, если вы не забыли, мне в то время вот эти красивые ручки и не менее красивые ножки поотрубали нахрен! – уже вспылил вампир. – Я, как личинка жука, больше года под землей провалялся не жив, не мертв, откуда мне было знать о ваших планах!

– Какая же я дура! – Милана схватилась за голову. – Я думала, все из-за Валентина!

– Все, да не совсем, – поумерив пыл, произнес вампир. – Я сам и половины не знаю их отношений, и себя не вини, ты потеряла брата и обрела вновь сестру, немудрено было забыть про эмоции окружающих, когда свои захлестывают через край.

– Боги, Мила. – Априя обхватила сестру за плечи. – Теперь ясно, что искал в доме де Тид, он искал больное место, чтобы надавить на него.

– Что вы узнали? – Десмос нервно повел плечами.

– Ничего нового, – печально произнесла Мила. – Все старо, как мир. Паразит, из чувств к ней, смог пробить грань междумирья, она вернулась к нему, а я помогла обрести ей тело. Это история боли, это то, что вернуло когда-то в этот мир Адель, Белую Смерть, заставляя годами убивать всех вокруг. Ты знаешь, мы, некроманты, для создания слуг всегда выискиваем таких покойников. Особенных, тех, кого не нужно силком вытягивать из небытия, а именно таких, которые сами держатся за оставленное здесь. Лучшие призраки, самые сильные убийцы. Я всего лишь хотела создать безмозглый инструмент, а в итоге сотворила шедевр всей своей жизни, идеальное соотношение эквивалента жажды и стремления вперед.

– Я думал, это просто эхо узнавания. – Граф нервно разорвал воротничок, устав его дергать и поправлять. – Ты же не хочешь сказать, что все это время в бочке у нас сидело живое и чувствующее существо? Умоляю, скажи, что она это не она, скажи, что хотя бы сон был избавлением для нее.

– Я не знаю. – Милана опустила взгляд. – Это выше моего понимания.

– И что же с ней сделал Тид? – Граф подался вперед.

– Он освободил ее, – вместо сестры ответила Априя. – Мы пока не знаем как, но он отвязал ее поводок и научил выживать без питательной среды.

– Она разумна? – Граф нервно принялся расхаживать, не находя себе места. – Она сможет контролировать себя?

– О да, – невесело рассмеялась Милана Хенгельман. – Думаю, сейчас у бесовки все под контролем.

– Что же теперь будет? – в пустоту, больше для себя, спросил вампир.

– Ох, граф, ты даже не представляешь половины из того, на что способно любящее женское сердце. – Печально улыбнулась Милана Хенгельман. – Даже половины…

* * *

Во дворце началась какая-то суета. Даже не знаю, с чем это было связано, но всем резко стало не до меня, чем я, естественно, не замедлил воспользоваться и подписал себе отпускные грамоты у де Кервье. Через слуг и их невнятное бормотание я еще успел выцепить слух о том, что в город прибыла делегация дьесальфов, и мне даже на секундочку стало интересно поглядеть на них хотя бы одним глазком, но это была всего лишь секундочка, потому как мой разум услужливо нарисовал мне картину, как я опять встреваю между молотом и наковальней, решая еще и проблемы этих загадочных гостей. Посему я сгреб весь свой скудный скарб в дорожную заплечную суму и по старой доброй английской традиции не стал даже ни с кем прощаться.

Утречко было шикарным, проснулся с лучиками солнца, помахал руками-ногами для бодрости организма по завету господина Ло, хорошенечко прополоскал взмокшее тело в прохладной водичке, махом влил в себя полкувшина зеленого чая и покинул ворота дворца, оставив свои грамоты на охране.

Лепота. Господин Ваггет, занятый всеобщей суматохой, с барского плеча отвалил мне своих щедрот, а именно целых три недели отпуска до начала занятий, когда съедутся старшекурсники и преподаватели с летних каникул, так что от подобной вседозволенности меня переполняла легкая эйфория и пробивал мандраж. Очутившись за воротами, я не стал останавливать наемный экипаж, а просто тупо с наслаждением топтал свои ножки по каменной мостовой, отпустив мысли по ветру, и блуждал взглядом по фигурной лепнине городских домов. Этот город может быть красивым, он может быть опрятным и чистым, а также тихим и немноголюдным в столь ранние часы, когда кроме меня по улочкам спешили лишь торговцы, дабы открыть свои лавочки аккурат к подъему знатных особ.

Мягкая кошачья лапа насыщенного аромата свежей выпечки ухватила меня за нос, развернув в противоход и заставив свернуть в небольшой проулок, где открывал свои дышащие жаром ставни лавки один из владельцев пекарни.

– Ох, милейший! – Я остановился перед тучным мужиком с розовой лысиной и здоровенными волосатыми ручищами. – Скорей же без промедления покажи свой товар, иначе я от запаха из твоей лавки слюной весь изойду!

– Доброе утро, господин! – Расплылся мужчина в улыбке, тут же оценив, видимо, по статусу мою зеленую мантию лекаря академии. – Чего желаете? Есть чудесные рогалики с маком, на подходе булочки с изюмом, а еще хочу вам сказать, моя жена Меллисана сегодня по-особому расстаралась, с утра приготовив восхитительные кексы, пропитанные еще с весны закупленным медом разнотравья!

– О, теперь я вижу, куда так торопится солнце! – Я решил ответить ему любезностью на его дружелюбный тон. – Оно спешит занять очередь к вам в лавку! Давайте всего по паре, но лишь об одном молю, дайте хорошую буханку белого хлеба!

– Хо-хо! – рассмеялся он басовито, словно Санта-Клаус, не забыв при этом потрясти своим массивным пузом. – Будет сделано, господин!

И он таки сделал, и я таки познал счастье, когда половина моего лица утонула в свежем и еще теплом хлебном каравае. Блаженство. Все рогалики, булочки и кексики в промасленной бумаге отправились в заплечную суму, а я тыкался мордочкой в хлебную мякоть, словно теленок в вымя матери, урча от удовольствия.

– Нет, ну где ваши манеры, барон? – От голоска, раздавшегося у меня за спиной, я чуть не откусил себе язык и палец разом.

– Принцесса?! – С трудом прокашлявшись, я с ужасом рассматривал хрупкую фигурку высокой девушки, что поверх платья накинула на себя легкий плащ с глубоким капюшоном. – Вы, какого хрена… Кхм… Вы что тут делаете?!

– Какая безкультурщина, барон! – Она подошла ко мне, принявшись отряхивать мою грудь от хлебных крошек. – Сначала сбегаете из дворца не попрощавшись, а потом шляетесь по городу, словно поросенок, вымазавшись и совершенно не глядя по сторонам. А дабы вы почувствовали укол совести, могу вам сказать, что я за вами вынуждена была плестись от самого дворца, не говоря уже о том, как мне пришлось полночи не спать, дабы караулить вас.

– Зачем? – От подобного кульбита судьбы не так-то просто быстро оправиться.

– Этого я еще не придумала, но думаю, к концу дня мысль обязательно родится. – Она, улыбнувшись, окинула меня взглядом с ног до головы. – И прекратите, словно мать ребенка, прижимать к груди буханку хлеба, у вас ее пока никто не забирает. Ну вот, сами напросились.

– На что? – Я банально не находил слов для диалога.

– Сейчас покажу. – Она, практически не встретив сопротивления, разжала мои пальцы на хлебе, извлекая из моих рук остаток каравая. – И пусть вам теперь станет стыдно, так как лишние граммы на моих бедрах целиком и полностью ваша вина.

– Но я не я! – Автоматически потряс я воздух столь искрометным умозаключением.

– Точно! – Хмыкнула она, неспешным шагом обходя меня. – Мы не они, а они не мы, и все вокруг не то, что кажется. Давайте там не отставайте, с утра прохладно, лучше будет еще немного ножками пройтись, чтобы взбодриться.

– Куда? – Быстро-быстро заморгал я глазами ей вслед.

– Хороший вопрос! – Она воздела вверх свой пальчик, замерев на выходе из переулка. – Вот туда пойдем, так нам встающее солнце будет светить в спину, а, следовательно, нам не придется жмуриться, отчего у нас не появятся морщинки у глаз раньше времени.

Дальнейшие минут десять прошли в полной тишине и тягостном скрипе моих мозговых извилин. Принцесса же просто цокола, как полковая лошадь, подкованными каблучками по мостовой, совершенно не обращая на меня внимания и поглощая с удовольствием отнятый хлеб.

– Эм-м… Ваше высочество. – Я поравнялся рядом с ней, пытаясь заглянуть в глаза.

– М-м-м? – Захрумкала она хлебной корочкой в мою сторону.

– Простите за бестактность, но кто-нибудь во дворце в курсе того, где вы сейчас находитесь? – Легкий ореол паники нарастающим отголоском кольнул меня в ту точку, которой обычно люди чуют беду.

– Ну, это навряд ли. – Она шмыгнула носом и при этом залихватски подмигнула мне. – Иначе бы у нас в хвосте сейчас половина нашей дворцовой армии плелась, а я, знаете ли, не люблю общественного внимания в столь ранний час.

– Ты что, сбежала?! – Я почувствовал, как у меня подогнулись ноги, и рука сама непроизвольно ухватилась за бешено стучащее сердце.

– Что значит сбежала? – Нахмурила она брови. – Я вообще-то у себя дома, тут все мое. Вот это королевство, этот город и эта, как там бишь ее? А, точно, улица! Все мое, и поскольку я не пересекала границы, то ни о каком побеге речи быть не может.

– Нет-нет-нет-нет-нет! – Я воздел голову к небесам, мотая ей из стороны в сторону. – Боже, пожалуйста, пусть это будет всего лишь сон!

– Что вы там бормочете? – Принцесса подергала меня за рукав, выводя из ступора. – Давайте уже приходите в себя, а то мне на долю мгновения показалось, что вы не рады нашей встрече, и прекратите подмигивать, выглядит как-то странно…

То, что она приняла за подмигивание, было на самом деле нервным тиком. Мы неспешно брели по медленно просыпающемуся городу, она сыпала горохом маловразумительных слов, я же банально не знал, куда бежать и что делать. Видите ли, мне еще не доводилось похищать принцесс, хотя если вдуматься, то кто кого еще похитил…

От досады, злости и просто от избытка переполняющих чувств я сплюнул, точно угодив между чугунной решеткой в дренаж дождевой воды, черным провалом уходящий куда-то в темноту подземелья.

* * *

Голод, злость и мощные когтистые лапы несли зверя по подземным катакомбам старинного города. Мутная зелень взгляда бессмысленно блуждала, вычленяя в кромешной тьме любые зачатки живых, а также заставляя зверя останавливаться у световых окон выхода наверх, где он подолгу замирал, втягивая носом ароматы верхней жизни, всю палитру человеческих страстей, бьющих ключом наверху при свете дня.

Зверь искал, зверь бежал, не теряя в груди какого-то странного чувства ожидания, помноженного на тоску и надежду. Что-то вновь и вновь заставляло его просыпаться в новом логове, рыская днями и ночами в подземных тоннелях, выискивая запах жизни того единственного, кто бы мог остановить его словом и жестом, дав наконец так нужный ему покой в кипящей страстями душе.

День сменялся ночью, а ночь в свою очередь днем. Иногда, когда зверю не хватало пищи в своем логове, он выходил на охоту с заходом солнца. С удовольствием вырывая мягкие и сладкие внутренности двуногих жертв, но ни на миг не прекращая своего поиска, вновь и вновь припадая носом к запахам живых, в надежде уловить аромат того, кто ей был так нужен.

Ей?

Да, в короткие минуты покоя в новом логове ее часто посещали сны-картинки былого, когда она могла ходить и улыбаться, как остальные живущие, когда не было еще голода и жажды, затмевающей разум, всепожирающей жажды убивать всех и вся вокруг.

Из-за этих снов она и бежала сегодня всю ночь тесными сырыми и темными коридорами каменных тоннелей, вспоминая свои чувства и улыбку того, кто должен быть рядом с ней. Должен… любить ее, быть всегда рядом, не отходя ни на шаг, касаясь ее трепещущего тела своими руками. О, как же ее мучила эта разлука! Непередаваемая тоска из-за боли горькой разлуки рвала ее естество на части, придавая в какой-то момент даже сил в этой бесконечной гонке за неведомым. За чем-то, что было живо пока лишь только в ее снах.

Усталость накапливалась свинцом в мышцах. Зверь слабел, а на спине даже треснула кожа, оголив мышечную массу, но это все было пустым. Вернувшись в логово к сладким снам, она все вылечит, лишь бы очередной забег по городским канализациям дал бы хоть намек на счастье, вновь оказаться рядом с тем, кто ей так дорог.

Внутренние часы подсказали зверю, что еще одна ночь прошла впустую. От злости и тоски хотелось выть и рвать зубами камни, и зверь, возможно, так бы и сделал, если бы уже на обратном пути к сну и покою он внезапно не замер у одного из люков, выходящих на улицу, сквозь решетки которого в тоннель пробивались пока еще слабые утренние лучики солнца.

Да!

Все тело монстра пронзила крупная не то судорога, не то дрожь, от осознания того, что оттуда сверху ее сон, ее мечта шлет ей весточку, что он не забыл ее, он помнит и ждет лишь ее одну, дабы навеки утонуть в ее любви и нежности! Нет, это не она его нашла, это он ей оставил метку узнавания! Он помнит ее и так же ищет и ждет!

Зверь судорожно заметался по сторонам, снедаемый сиюминутным желанием выбраться наверх и внутренним предупреждением, что пора назад в логово, иначе он умрет. Это был тяжелый выбор, но в конечном счете разум преобладал над чувствами, гоня зверя прочь и назад во тьму. Впрочем, это ничего, теперь все будет гораздо легче, теперь она взяла след, теперь все обрело реальность, а не лишь туманные образы снов. Там, наверху ее ждет ее счастье, ее любовь, тот, кого она никому не отдаст, даже если ей для этого придется убивать чужих, либо же самой погибнуть, отдав всю себя без остатка ради него.

* * *

– Нюхай давай! – Сухой заскорузлый палец одной из сестричек Хенгельман больно ткнулся в бок графа, отчего он слегка поморщился.

– Нет, ну это прямо проклятие какое-то! – Граф Десмос склонился к сырой земле, посередине тоннеля контрабандистов, куда его привели старушки по настоятельной просьбе оказать им незамедлительную помощь. – Почему все вокруг меня за собаку воспринимают? Что это за издевательство над вампирами среди бела дня?

– Что ты там бурчишь? – Милана Хенгельман повыше подняла светильник, чтобы рассмотреть вампира. – Уловил запах или что?

– Не дави на него, – вступилась Априя Хенгельман за графа. – Он ведь уже старенький, пусть поползает немножко, свыкнется, а там глядишь, может, и возьмет след.

– Нет, ну это уже форменное издевательство, – сокрушенно вздохнул «старенький» вампир, меж тем не осмеливаясь ничего высказать двум выжившим из ума некроманткам. – Надо было дать себя убить, по крайней мере не пережил бы повторно подобного позора.

– Опять бухтит, слышишь? – Милана повернулась к сестре.

– Старикам свойственно бухтеть. – Пожала плечами ее сестра. – Вот доживем до его лет, неизвестно еще, что с нами будет.

– Ну, нам-то до него еще далеко, – развеселилась Милана.

– Это да. – Хмыкнула сестричка. – Мы еще с тобой, можно сказать, только жизнь начинаем.

Две молодки несказанно нервировали графа своими репликами, но долг есть долг, приходилось на карачках ползти по тоннелю, выхватывая еле уловимые запахи тех, кто здесь когда-то был. Чтобы обострить рецепторы восприятия, он частично трансформировал тело, отчего его когти на руках глубоко входили в сырую землю, оставляя глубокие борозды за собой.

– Слушай, Мила, – шмыгнув носом, вдруг оживилась сестрица Априя. – Глянь, как у нашего нюхача во тьме глазки красным сверкают.

– Да, красивенько. – Покивала головой Милана. – Мне еще мантикоры нравятся, у них, знаешь ли, радужка еще желтизны немного добавляет.

– И задница у него, похоже, упругая. – Хихикнула Априя Хенгельман, разглядывая коленопреклоненного вампира сзади, отчего у того меж лопаток к тому самому объекту, удостоившемуся столь пристального внимания, побежали мурашки. – Так и хочется со звоном ладошкой залепить.

Борозды, оставляемые когтями вампира в земле, явно стали глубже, к тому же добавился легкий зубовный скрежет со стороны обсуждаемого.

– Я вот вдруг задумалась… – слегка кашлянув, произнесла Милана. – А у вампиров пинус рабочий или как?

– Хм-м-м, – протянула Априя. – Даже не знаю, в бестиариях говорят о силе, выносливости, об их зрении, вот еще о нюхе, но что-то ни разу не припомню, чтобы речь шла о пинусах вампиров.

– Помнишь бесовку Кругерман? – вдарилась в воспоминания Милана. – Она же вампиршей была, так вот говорила, что в свое время была любительницей перед пиршеством позабавиться с едой.

– Ну, ты не сравнивай. – Махнула рукой на сестру Априя. – Нас-то природа, тьфу-тьфу-тьфу, безотказным органом наделила, это «етих» хвостики постоянно подводят. Даже не скажу, как оно там что у вампириков, с какой стороны болтается.

– Послушайте, любезный, – переключилась Мила с сестры на графа. – Скажите на милость, сугубо в научно-познавательных целях, что у вас с пинусом, дорогой наш граф?

– Гыр-гыр-гыр-кхарг гыр! – разогнувшись, граф защелкал на бабулек клыкастой пастью.

– Чо-о? – Недоуменно уставились на него старушки.

– Говорю, прекратили, обе! – Граф снял трансформацию, возвращая себе мускульную и челюстную структуру человека, так как по запарке нарычал на них, ну и пощелкал клыками. – Совершенно невозможно работать!

Изобразив спиной гнев, граф демонстративно ушел вперед, оставив их позади, что, впрочем, не избавило его от возможности четким слухом уловить их шепотки.

– Похоже, все-таки не работает пинус-то…

– Ну да, стал бы он тогда рычать…

Какое-то время их компания продвигалась вперед, ведомая вампиром, логическим завершением уперевшись в слегка покосившуюся створку деревянных ворот, болтающуюся на последней, еще не оторвавшейся петле.

– Ну что там, пришли?

– Выход, да? – зашебуршали старушки за его спиной.

– Похоже, подвал какого-то дома, – произнес граф, высунувшись из тоннеля. – Никого нет в живых, по крайней мере несколько недель точно не было.

Граф, не желая быть опять объектом подковырок со стороны старушек, вылез первым, по кругу обходя просторный подвал и высматривая всевозможные следы, в то время как две некромантки, поскрипывая суставами и периодически охая и ахая, извлекали себя из глубокого лаза в полу.

– Какая мерзость, – бурчал себе под нос граф, обходя останки вздувшихся уже от времени покойников, в жуткой вакханалии разбросанные кругом по полу.

– Сколько насчитал? – К нему неспешным шагом подошли Хенгельман.

– Трое или четверо, не понять, тут кое-чего недостает. – Тяжело вздохнул вампир, задумчиво ногой катнул в сторонку чью-то обезображенную голову.

– Ясненько, – протянула задумчиво Априя Хенгельман. – Ну что, идем дальше?

Вновь вампир шел впереди, уже поднимаясь по лестнице и выискивая в душащем смраде разложения след сбежавшей Гончей. На этот раз обошлось без реплик и комментариев, так как подъем по ступеням заставлял старушек сипло дышать и периодически поскрипывать на ходу.

– Замерли! – вдруг зловеще и властно выдала Милана, вцепившись в один из кулонов, висящих у нее на груди.

– В чем дело? – спросил граф, втягивая идущий воздух улицы, идущий из-под двери, что замаячила в свете тусклого фонаря некромантки.

– Там живые, – пояснила вместо сестры Априя, также перебирая пальчиками вязанку амулетов на своей шее. – Много, точно не могу сосчитать.

– Понял, держитесь в тени. – Волна трансформации полностью преобразило тело графа, он опасным и стремительным зверем мягко стал скрадываться вперед, обострив до предела всю гамму своих чувств.

Сестрички также не стояли без дела, извлекая на свет из своих сумочек и кошельков гирлянды амулетов, какие-то косточки и прочую непонятную атрибутику, выстраивая некое панно из этого на полу, перешептываясь вполголоса по компоновке структур творимой ими ворожбы.

Десмос же мягкой лапой аккуратно толкнул дверь, про себя довольно улыбнувшись тому, что контрабандисты следили за петлями, отчего та тихо скользнула в сторону, не издав и звука.

Хорошее дело, здание, из подвала которого он вынырнул, было большим складом, заваленным повсеместно всевозможными тюками, ящиками, коробками, а также разномастными бочками от маленьких «дутиков» до больших пузатых великанов. Самой двери от входа видно не было из-за захламленности помещения, но и вампиру пришлось двигаться вперед, чтобы рассмотреть людей, что возле ворот суетились, наводя шум и переговариваясь между собой. Мягкие движения плавно перетекали, оставляя его невидимым, а напряженное тело в какой-то момент замерло каменным истуканом, взгляд застыл, а сердце сковало ужасом. Вампир с трудом удержал свои инстинкты, заставляющие его бежать без оглядки, не останавливаясь ни на секунду.

«Спокойно, успокойся», – шептал он себе, рассматривая мрачных здоровенных мужиков, закованных с ног до головы в шипованный тусклый доспех, с неимоверными перевязями колюще-режущих предметов в арсенале, от которых за версту несло крупными и весьма плачевными неприятностями.

Десмос даже на секунду не усомнился в принадлежности сих бойцов и их роде деятельности, перед его взором вход в склад блокировало звено рыцарей бестиаров. Жизнь уже не раз больно преподавала ему свои уроки, он уже не раз рвал свою плоть об эти холодные шипы доспехов, каждый раз чудом минуя объятий смерти. Это бич наделенных даром метаморфозы, это сама смерть, в неподкупном своем лице из стальных масок и крепких рук, сжимающих бритвенно-острые орудия убийства.

Вампир замер, низко припав к полу и раздувая в ярости ноздри, возможно, кто-то помоложе на его месте и сорвался бы в бега, либо же совершил глупость, ринувшись на рыцарей в жажде убийства, но не он. Граф выжидал, внимательно следя за их действиями, вслушиваясь, всматриваясь и «внюхиваясь» в картину мира, всеми фибрами своего тела пытаясь уловить суть происходящего. А то, что что-то происходило, сомнений не было. Перед входом стояло звено из пяти рыцарей, чуть правей он слышал скрип ремней на перевязках еще одной группы и мог поклясться, что слева идет смутный запах волчьего корня, которым эти бойцы натирали свои одежды, дабы отбить свой запах. Это растение для старого матерого зверя вроде Десмоса было уже сродни тревоге предупреждения. Он, даже просто встречая эту травку за городом, в дремучих кустах вздрагивал всем телом, ну а уж здесь, посередине каменного мешка городских стен, другого толкования сей аромат не нес, все здание было оцеплено и находилось под контролем рыцарского ордена.