Юля посмотрела на кружку, хмыкнула и снова задумалась.
– Ты чего ей не сказала про кружку, видишь же, в шоке человек? – Элина повернулась к Кире.
– Со мной шла…– произнесла Кира, не отвечая на второй вопрос Элины. – Видимо, она успокоиться все не может из-за Худогубкина. Чувствительная девочка! – она пожала плечами. – Воды что ли еще для чая принести.
Кира подошла к котелку, он был наполовину пуст или наполовину полон – кому как удобнее, дорогие читатели. Девушка-боксер осторожно посмотрела на Элину и когда та начала протирать очки, незаметно слила остатки воды, которая стекла под небольшую сумочку Могильникова, стоявшую в метре – двух от костра, ниже по рельефу. В сумке у него хранились сухие шерстяные носки, связанные мамой, подштанники, тонкие рабочие перчатки, шапочка и фотография маленького Дарьяна. Разумеется, все промокло. Кира показала Элине пустой котелок и исчезла из лагеря. Та проводила ее взглядом и налила Юле чаю в другую, целую кружку, поднесла к ее трясущимся рукам.
– Ничего не помню, – произнесла Юля охрипшим голосом, посмотрела на простреленную кружку, которую Элина поставила на плоский камень: – Смотрю я сейчас на эту кружку и вспоминаю одно лицо… Такое придурковатое, тощее, с высунутым, как у собаки, языком.
Элина хихикнула.
– Я что-то смешное сказала, не пойму? – нахмурилась Юля.
– Да так, вспомнилось … В общем, неважно! – ответила Элина.
– Вспомнить бы, что я здесь делаю, в лесу. Вроде бы вчера только-только с Марком в ресторане сидели, – она склонила голову к коленям, поставила кружку на землю, обняла руками ноги и замолчала.
Вернулась Кира. Из палатки вылез Могильников – проснулся, потому что замёрзла правая пятка. Поволок ноги к костру с характерными для властителя загробного мира хрипами.
– Где моя сумка? – послышался могильный звон. Юля развернулась и повалилась назад от испуга. Элина помогла ей подняться.
– Олег Уюкович, вы так любого человека в могилу сведете, появляясь из ниоткуда, – усмехнулась Кира.
– На то я и Могильников, – ответил сурово патологоанатом, и вопросы у всех отпали. – Отойди-ка! – приказал он Кире, та послушно отодвинулась.
Он поднял сумку с земли и недовольно посмотрел на Киру.
– Надо бы огонь раздуть, – между прочим, произнесла та.
Могильников раскрыл сумку, а там – все мокрое.
– Кто налил воды ко мне в сумку? – громыхнул гром, повеяло могильным холодом.
Кира поняла, что виновником ЧП невольно стала она. Но ведь признаваться Могильникову в содеянном – безрассудный поступок! И потому девушка воспользовалась навыком, полученном еще в детском доме – искусно врала. Могильников сам по себе определял ложь точнее полиграфа, но раскусить богиню лжи все же ему не удалось – нервы-то у детдомовца-боксера покрыты тонким слоем железа. Уюкович смотрел ей в глаза, но видел лишь одну фразу: «Я здесь не при чем!»
– Думаю, нужно возобновить поиски плаксы с наркоманом… – сменила тему Кира.
Могильников вытащил носок из сумки, выжал его, зарычал.
– Вперёд! – вскрикнула Кира и куда-то двинулась довольно бодрым шагом.
Юля, провожая взглядом спешащую девушку, грустно промолвила:
– И проснулась я на холодном камне, в купальнике, обнимая искусственный череп…
– Чей череп? – Элина удивлённо посмотрела на нее и напряглась от перспективы услышать нечто страшное.
– Йорик, бедный Йорик! – в этот момент послышались вопли из леса, как раз с той стороны, куда скрылась с места преступления Кира.
– Где он? – истерично орал Тощий, увидев приближающуюся Киру, выскочил из кустов и укусил её за руку.
Спустя некоторое время…
Трое: Кира, Тощий и Лея сидят рядышком у костра. Худогубкин – с синяком на плече – у Киры сработал рефлекс, когда Мишка укусил её. Кира – с укусом и царапинами на щеке.
– Раз ты не фанатка маникюра, то хоть бы ногти постригла, – ворчала на Лею Кира.
– Прости, – уныло ответила взъерошенная Лея, – просто я увидела, что ты бьешь Мишу…
– Лучше молчи, – фыркнула Кира, – я будто в зоопарке нахожусь. Один кусается, другая когтями размахивает. Да ну вас! – Кира махнула рукой и пошла в палатку. Но путь ей преградил Могильников, всучил свои мокрые носки и шапку.
– Сушим! – скомандовал он.
– Сказочное утро, – буркнула девушка, нехотя взяла то и другое.
– Значит, я бабка, да? – спросила Лея Тощего, когда тот проснулся.
Мишка поморщился и отвернулся от нее, сказав:
– Лучше вам всем не знать, что я видел…
Где-то в поле…
«Выйду ночью в поле с тобой,
Выйду ночью в по-о-о-ле» с тобой!
Только мы с тобой
По полю идем.
Ну, а вечером сарай твой разберем».
И корова в конце – «Муууу!»
В кадре появилась корова, на спине которой дремал наш старый друг – Сергей Эдкевич. Он сладко спал, прикусив травинку и обняв животное за шею. Сергею снилась прошлая ночь в мельчайших и ярких подробностях. Разумеется, своим протяжным «муканьем» корова его разбудила. Эдкевич открыл глаза и увидел, что на него пристально смотрят пятеро: Квазимодо, мужик с вилами, егерь и старушка с бельмом на глазу. Смотрят явно недоброжелательно. Роман, привязанный верёвкой к трактору, выглядел ошалевшим. Руководитель боялся даже представить, что произошло с остальными туристами.
Эдкевич, увидев перед собой сию картину, тотчас вспомнил всю хронологию событий. И решил, что лучше… продолжит спать… Закрыл глаза, не желая реагировать на злую и жестокую реальность. Сладко потянулся, положил левую руку на ухо корове, зевнул… Однако, сон, потеряв силу, исчез, будто его и не было. «Я что, на корове лежу?..» – подумал про себя Эдкевич и резко открыл глаза.
– Ну, привет, строитель, – сказал Квазимодо.
Эдкевич, не теряя самообладание, как ни в чем не бывало состроил серьезную мину, приподнялся, но, сам того не желая, свалился с коровы спиной назад.
– Ну, хоть Чурку мою вернули, – вздохнул егерь.
– Ты свою корову Чуркой назвал? – хмыкнул мужик с вилами. Улыбнулась даже баба Соня.
– Без комментариев, – пробурчал егерь в ответ, – корову вернули, теперь сарай отстраивайте! – рычал он, поглядывая то на Валенова, то на Эдкевича. – Этот сарай мой прадед еще построил, каждое бревнышко сам перетаскал! А вы, вандалы! – егерь стал заикаться. – Только три бревна от сарая оставили!
– Ты бы угомонился! – вмешался Квазимодо. – С твоими родственниками у нас давно война идёт из-за этих деревянных построек.
– Твой дед деревьев наворовал в округе, стал «постояльцем» в тюрьме. Там я с ним и познакомилась. Хочешь той же участи? Нет? Тогда проваливай, Эйнштейн! – пригрозила и увеличила громкость баба Соня.
– Я никуда отсюда не уйду! – заорал егерь. Мужик с вилами подошёл к нему поближе и направил вилы в его сторону.
Роману, на мгновение, даже стало жалко хозяина леса. Он смотрел на него и видел отчаявшегося человека, потерявшего что-то очень ценное, напоминающее ему о семье. Валенов, несмотря на свои амбиции и желание вырваться от злого армянина, не хотел, чтобы из-за него страдали люди. Преисполненный угрызениями совести, он решился на шаг, которого и сам от себя не ожидал – предложил егерю свою помощь.
– А ты, помалкивай, не скоро ещё покинешь нас, дамский угодник, – сплюнул Квазимодо, и закричал: – А где эта женщина?
– Здесь я, здесь, – пробурчала Нина.
Егерь же, повесив голову, двинулся в сторону леса. Одна лишь мысль грела его душу – человек, причастный к беспорядкам на его территории все же раскаялся в содеянном, еще и помощь предложил. «Относительное, но добро все-таки есть в мире…» – думал Эйнштейн.
Романа и Эдкевича усадили на заднее сидение машины, все остальные тоже расселись: кто – в трактор, кто – на лошадку и выдвинулись к поселку. Всю дорогу Роман смотрел на Эдкевича и понимал, что видит этого парня впервые. Он помнил всех членов тургруппы. Помнил даже нищего, которому подбросил пару червонцев несколько лет назад, но Эдкевич… Его он не видел никогда…
Где-то в лагере…
Могильников вывернул мокрую сумку, из неё выпала маленькая черно-белая фотография с мальчиком на трехколесном велосипеде. Лея заметила, подняла фото.
– Олег Уюкович, – окликнула его девушка с улыбкой, – какой чудесный ребенок! А кто это? – и протянула Могильникову фото.
Кира в это время натянула веревку между деревьями, чтобы повесить на них мокрые вещи патологоанатома. Юля была в палатке, а Тощий… Тощий вновь куда-то испарился, не заметила его внезапную пропажу даже Лея, хотя и пристально за ним наблюдала.
Патологоанатом взял из протянутой руки Леи фото, взглянул на него… Его охватило странное, сильное беспокойство. Могильников все утро не мог понять, что он делает в тайге с неизвестными и совершенно неинтересными ему людьми. Фотография, наконец, вернула его в нужное русло – сын. «Где мой сын?» – подумал про себя Могильников.
Шерлок Холмс и доктор Ватсон…
«Ватсон» проснулся с дичайшей головной болью, как это не странно, вовсе не от похмелья. Проснулся в каком – то шалаше, на раскладушке, кривой и родившейся явно в Советском Союзе. Темень, что царила вокруг, настораживала. Вдобавок ко всему, в дальнем углу кто-то скребся. Почему такая кошмарная обстановка, спросите вы? Как бы ответил «Холмс», который, кстати говоря, находился возле костра в десяти метрах от шалаша – это элементарно! Дарьян Покровский был абсолютно уверен в том, что он – доктор Ватсон. Очнулся он в темнице, в углу что-то скреблось. Это внушало ужас. Ответ был очевиден…
*Гав*
– Собака Баскервиллей… – вскрикнул «Ватсон», и судорожно закрылся с головой покрывалом. Не заметил, как высунул ногу. Пёс подошёл, лизнул конечность, чем вызвал бурные, очень бурные эмоции. Инстинкт самосохранения заставил Дарьяна бежать сломя голову прочь. Он подскочил на раскладушке и сразу ж уперся головой в потолок. Пригнулся, рванул к выходу, но в тесном пространстве споткнулся о собаку, затем о велосипед, стоящий у входа и вылетел из шалаша вперед головой. Пёс устремился за ним.
Старик, он же «Холмс» по сценарию, сидел возле костра. Ему нравилось наблюдать за тем, как тлеют угли в костре, нравился запах горящего дерева, нравился его треск. В эти минуты он словно отдалялся от внешнего мира и наслаждался свободой. Пётр Ильич Чайковский считал себя свободным от всех человеческих проблем. Его не волновали ни политика, ни войны – зачем думать о том, что нас убивает, если в конце пути нас всё равно ждёт смерть! В своей жизни он успел повидать все и, как считал, всё сделать. С женой прожил 50 лет в браке, вырастил четверых детей. У всех уже семьи, да и внуки имеются. Дуб возле дома посадил. Теперь он жил беззаботно, наслаждался каждой минутой и, разумеется, не упускал возможности веселиться, устраивая розыгрыши, совершая действия и поступки, на которые адекватный человек просто не способен. Стали бы вы выгуливать курицу, как домашнее животное, на поводке? Кстати, этому есть разумное объяснение – человек живет, как ему вздумается. Но автор комедии признается – он и сам иногда не понимает мотивов старика…
Итак, стоило только Дарьяну ночью под действием грибочков случайно упомянуть при старике, что ему нравятся великие сыщики: Шерлок Холмс и Пуаро, как дед, не раздумывая, воспользовался этим и написал для бедного Дарьяна новую «реальность».
– Собака существует! – закричал «Ватсон». Он поднялся с земли и на четвереньках отбежал подальше от палатки. Обернулся – из шалаша вышла обычная молодая овчарка. Парень успокоился и плюхнулся на землю.
Старик хохотал, ему было настолько весело, что в какой-то момент перехватило дыхание – подавился собственной слюной. А Дарьян немного, скажем так, недоумевал от происходящих событий. Собака, чей нос был испачкан, видимо, в сметане, радостно лизнула ему щеку и принялась носиться по лагерю, ударяясь о каждое дерево, куст и, в конце концов, наступила на куриное яйцо.
Улыбка сползла с лица старика, он склонил голову к коленям и скорбно, но довольно громко произнес: «Вот и настал конец жизни собаки Баскервиллей».
И в тот же миг в лагерь явился пернатый хаос, чьё имя вызывает неистовый ужас в сердцах людей, которые хотя бы однажды общались с Петром Чайковским. Дикая и неадекватная, но в то же время очень умная птица по кличке Марфа, с воплями набросилась на бедную собаку. Та отчаянно заскулила и бросилась прочь, куда угодно, лишь бы не находиться к этому куриному созданию ближе, чем за несколько километров.
– Марфа, «цоб-цобэ!» – радостно подозвал птицу старик, снял с веточки, которую держал над костром, подгоревшую зефирку, бросил курице. Та жадно подхватила лакомство и поскакала в ту же сторону, куда в панике убежала жучка.
Дарьян присел рядом с шалашом, над входом которого, кстати, висела табличка с надписью: «Welcome to Hell!». А старик потянулся сладко, протяжно зевнул и резко выпрямился, вспомнив, что забыл достать из костра…галоши. Он там их сушил. Разумеется, они высохли, до комочков из расплавленной резины. Самое забавное, что старик сохранял абсолютное спокойствие.
– Не похож он на Холмса, – произнес про себя Дарьян. Странные действия старика, да ещё эта курица заставили его, то бишь, Ватсона усомниться в том, что все происходящее реально.
«Старик?» – думал «Ватсон». «Марфа?» – думал «Ватсон». «Курица?» – думал «Ватсон». «Почему меня так настораживают эти слова, не понимаю», – думал «Ватсон».
Старик улыбнулся, махнул рукой, выкинул сгоревшие галоши и вытянул к костру протез – погреться. Правую же ногу, здоровую, оставил на земле. Почесал протез.
Дарьян с трудом, но все-таки поднялся с земли.
– Руки исцарапаны, – заметил он. – Почему я одет в лохмотья и на ногах… кеды? – опешил Дарьян. Эмоции и мысли создавали в его голове броуновское движение. Тут он почувствовал, что большим пальцем ноги стоит на земле. Подтянул правую ногу, чтобы осмотреть подошву. Кеды, как оказалось, были изношены так сильно, что помимо дырки в районе большого пальца, на подошве полностью был стерт протектор.
– Конечно, понимаю, что Ватсон с Холмсом жили на съёмной квартире, но сомневаюсь, что их квартирой был шалаш в лесу, – проворчал Дарьян, и окончательно убедил себя в том, что все происходящее – ничто иное, как результат бурной ночи и чьих-то злодеяний.
Перед глазами стали мелькать образы незнакомых ему людей, посёлка, который ночью он так уверенно называл Лондоном.
– Знакомая ваша, Ватсон, Кристина Агатовна, письмо написала, что уехала на экспрессе на Восток в уездный город ревизором… Горе ей от ума! – вставил, придуманную им новость дед, чем окончательно убедил Дарьяна – Ватсона в том, что происходящие события – игры разума старого негодяя, Петра Ильича Чайковского. Тот в данный момент надевал на палку новую порцию зефирок.
Несмотря на то, что Дарьян был уже почти уверен в том, что старик его дурит, события прошедшей ночи помнились ему лишь отрывками. Даже этого старика он помнил очень плохо. Поэтому парень решил пока играть по правилам старика, интереса ради. Да и к тому же он был уверен, что дед знает намного больше, чем он. А кстати, если режиссер дал Дарьяну роль Ватсона, то где же его трубка? Парень сунул руку в карман – металлическая скрепка и открытая пачка «Беломора».
«А я думаю, почему у меня во рту привкус, будто я лет двадцать зубной щетки в руки не брал», – подумал и скривился Покровский. Он направился к старику, стараясь сдерживать в себе бурные эмоции, чтобы не вступить в конфликт со злодеем.
– Беляш с тестом будешь? – дед достал из кармана завернутый в носовой платок беляш.
«Старик…» – осенило Дарьяна. Всей картины он не вспомнил, однако старика, который являлся для него и товарищей нежелательной личность номер одни – вспомнил. Разозлился. Он даже хотел схватить деда за шкирку и отлупить, как первоклассника за двойку в дневнике. «Однако, конфликт с единственным, на данный момент, связующим звеном с прошлой жизнью, ни к чему полезному не приведёт. Пожалуй, опрометчиво нападать на человека, который в свои семьдесят лет, будучи без ноги, свободно перемещается по тайге, с курицей на поводке…» – подумал парень.
Тогда Ватсон Покровский прикрыл глаза. Постарался расслабить челюсть, потому что в гневе стиснул зубы так, что из коренного вылетела дорогущая пломба. Отдышался и весьма сурово обратился к старику.
– Холмс, – начал Дарьян, – вам врач запретил жирное есть, а вы беляши с собой таскаете!
Старику, раз он не желал быть раскрытым, пришлось включить актерские способности и подстроиться под нелинейное развитие выдуманного им сюжета.
– Действительно, вы правы, Ватсон, я болен… А чем же я болен, мой дорогой друг? И кто же мой врач?
– Элементарно! Я и запретил! Я же доктор! – рявкнул Дарьян, включаясь в игру. – У вас камни в почках размером с мяч для гольфа, дырка в желудке, цирроз печени, глаз дергается, кишечник отказал, зубы молочные растут, плоская ступня протеза, геморрой, гайморит, шизофрения в последней стадии и воспаление хитрости! Так что, Холмс, извините, но без беляшей! – он выделил последнее слова интонацией и гордо посмотрел вдаль.
– Догадался, значит, – старик повернулся к огню и насыпал курице зёрнышек.
«Идиот, какой же я идиот», – еле слышно пробурчал Дарьян, – «Раскрыл себя!»
– Согласен, – расслышал дед и печально вздохнул. Продолжил: – Грустно, теперь придётся плащ со шляпой возвращать, – жестом указал на свисающие с ветки старый плащ и охотничью шляпу – точь-в-точь, как носил Шерлок.
И тут в Дарьяне Покровском прорезались черты Могильникова. Он зарычал, как отец. Бедная одноухая белка Иван, которая только что убежала от ненормальных туристов, как раз в этот момент пробегала мимо. Услышав уже знакомое ей рычание страшного патологоанатома, она незамедлительно спряталась в шалаше. Однако и там её поджидала опасность. Исчадие вселенского зла, пернатый посланник самой королевы Тьмы, появилось из ниоткуда. Крохотное сердечко Ивана колотилось так сильно, словно сейчас его настигнет небесная кара. Между тем, исчадие ада приблизило клюв к уху белки, и громко издало звук, похожий на «кукареку». Иван подпрыгнул, а после – началась погоня по кругу. Шалаш развалился. Старик с Дарьяном обернулись. Из развалин вылетела с царапиной на морде белка, за ней спокойно «вырулила» курица по имени Марфа. Бедная одноухая белка Иван случайно посягнула на чужую территорию и была повержена грозным врагом.
– Курицы вроде не «кукарекают», – заметил Дарьян, после чего уставился на старика.
– Так она и не «кукарекала», – спокойно ответил дед и вернулся к поджариванию зефирок, – это она так стонет, – добавил он. Произнеси он эту фразу на театральной сцене – послышалась бы барабанная дробь, означающая неудачную шутку.
При всей своей серьезности Дарьян не знал, что ответить старику. Впрочем, он понимал, что говорить что-либо этому странному типу бесполезно. Зато дед нашел, что сказать…
– Вы слишком молоды, дорогой друг, чтобы замечать элементарные вещи… – начал дед, – вот, к примеру, облака… Красивые, что можно о них сказать?.. – старик принялся собирать какую-то ахинею из совершенно не связанных друг с другом предложений. Примерно на пятой минуте рассказа, у Дарьяна «закипел» мозг, он хотел было вернуться в шалаш, чтобы поискать какие-нибудь нормальные вещи, а еще лучше – обувь. Но шалаша-то больше не было, лишь куча лежащих друг на друге веток прикрывала всякий хлам. И тут ещё курица неожиданно прилипла к ноге Дарьяна и принялась страстно о неё тереться, словно кошка. Но как только Марфа проявила некое подобие ласки к чужому человеку, старик тут же повернул голову к сладкой парочке. Ещё мгновение назад он демонстрировал феерический пофигизм и милое сумасшествие, а теперь, на его щетинистую моську трудно было смотреть без слез. Он жену так не ревновал, когда ту пытался охмурить Леший, как своего домашнего питомца, свою пернатую кровинушку, при виде которой вся тайга старается незамедлительно впасть в зимнюю спячку.
– Брысь! – отогнал птичку ногой Дарьян.
Старик отвернулся, грустно вздохнул, и, как настоящий джентльмен, предпринял попытку вернуть расположение Марфы. Он достал из кармана маленький мешочек из ткани, насыпал из него зернышек, но курица не отреагировала на заботу хозяина, она назойливо липла к Дарьяну.
– Дед! – зарычал Дарьян. – Забери свое животное!
Если бы вы, дорогие читатели, наблюдали за стариком со стороны, то увидели бы сейчас в нем малое дитя, которое сильно переживает из-за недостатка внимания или приунывшего подростка, которому не удается добиться расположения понравившейся девочки.
Старик надел валенки, сгреб зерна обратно в мешок и убрал в карман. Поднялся с камня, надел плащ, шляпу, которые сдернул с ветки и молча поковылял куда-то в сторону от костра.
– Да ты издеваешься, старик! – заорал Дарьян.
Поняв, что с курицей ему не справиться, парень пустился от нее в бега. Запутался в рваном халате, сбросил его с себя, схватил, валявшийся возле костра топор, повернулся к курице лицом и приготовился обороняться. И тут выяснилось, что Дарьян вовсе не был для неё привлекательным объектом. Эта ненормальная птица учуяла мясо – кусок шашлыка, который Дарьян прошлой ночью стащил с праздника Квазимодо Никифоровича прямо из мангала. Разумеется, курица – птица не всеядная, но у Марфы вкусы были специфические, мягко говоря. Совсем неадекватные, извращёнными-то их назвать сложно. Она вытащила этот небольшой кусочек мяса из кармана халата, который сбросил Дарьян, и поскакала в лес, пока хозяин не поймал ее на этом «криминале». Но старик почуял неладное.
– Марфа! – крикнул дед. Курица встала по стойке смирно, остановившись на бегу. Двое – старик и птица стояли друг напротив друга и смотрели друг другу в глаза. Странное зрелище. Дарьян был равнодушен ко многим вещам в мире – он же все-таки сын Могильникова! Однако, данная картина его удивила. Внезапно у деда заболела нога, причем почему-то он потер рукой протез, а не живую конечность. Сел на камень, постанывая так, словно прямо сейчас умрет. Марфа медленно направилась в сторону леса.
– Домой вернешься – с Петуньей спать будешь, – спокойно пригрозил курице дед, поправляя задравшуюся штанину на здоровой ноге. Курица тут же выплюнула кусок мяса и прискакала к старику. Как выяснится позднее, Петунья – это питон, живущий у деда в сарае. Зачем? Почему? Как? Думаю, только высшие силы знают, что творится в голове этого удивительного человека. Обычно Марфа спит в коридоре на коврике, а иногда и на подушке рядом с кроватью хозяина.
– Холмс…– поправил себя Дарьян. – То есть Ватсон… Короче, дед!
– Лихо, – прервал его старик. – Имя мое забыл, что ли? А вчера братом по крови кликал… Мы ведь с тобой чуть бабушку Мориарти не похитили и красотку Мэри в тебя чуть не влюбили, а ты… – резко повысил тональность старик, – имя моё забыл, – он уронил слезу и начал активно тереть глаза.
Дарьян опешил. Он не знал, что отвечать на этот монолог. Дед молча натянул шляпу себе на нос и уставился на огонь. Дарьян сел рядом, подстелив на землю свои же лохмотья.
– Дед, – серьезно сказал он. – Я понимаю, что тебе весело, но будь добр, отведи меня к остальным… Я плохо помню этих туристов, хотя их и туристами-то сложно назвать! Но лучше уж я пойду с ними.
Старик попытался вставить слово, но Дарьян не дал.
– Вот только не надо сейчас продолжать свою игру. Я вспомнил тебя, вспомнил, что ты шёл с нашей группой! – повысил голос он.
– Я лишь хотел сказать, что холодает, пойди, надень шубу, она…– посмотрел на остатки шалаша дед, – под шалашом.
Дарьяну стало немного стыдно, но, прокрутив в голове сказанные стариком слова, он зацепился за шубу.
– Секундочку, шубу? – наморщил лоб Покровский.
– Ну, мне пора! – весело ответил старик, подпрыгнул и, не собирая свои вещи, очень бодро куда-то пошёл, курица устремилась за ним.
– Стоять! – рявкнул Дарьян
– Не-а! – весело ответил старик и побежал, причем так ловко, словно он на двух здоровых ногах бежал.
Дарьян бросился за ним, но догнать не смог. Даже шага сделать не смог – старик, пользуясь тем, что тот постоянно отвлекался, умудрился связать шнурки на его кедах. Парень встал и плашмя упал на землю.
Где-то в лагере…
В это время что-то ёкнуло в сердце Могильникова, он будто чувствовал, что сыну нужна помощь. Кинулся к палатке, схватил ружьё и побежал на помощь своему мальчику. Фотографию снова выронил. Ее подняла всё та же Лея, и на этот раз внимательно рассмотрела. На обороте фото надпись:
«Удалось добыть лишь такую фотографию. Вчера Дарьяну исполнилось 4 года. Мальчик смышленый. Правда, часто хмурый – весь в тебя. Надеюсь, вы когда-нибудь встретитесь.
Твой друг, ст. лейтенант Дубанько»
–Дарьян, Дарьян, – задумалась Лея.
Рядом с ней на бревно присела Элина, держа кусочек поджаренного на костре черного хлеба.
– Вроде хлеб мы не брали с собой, чтобы вес лишний не таскать, а в палатке сейчас я семь булок черного насчитала, – пожала плечами девушка. Но Лея будто не слышала её, смотрела на палатку Могильникова и пыталась соединить фрагменты событий прошлой ночи, дабы сообразить – кто же такой Дарьян? Она была уверена, что это имя ей знакомо, причем очень и очень хорошо.
– Эй, – несколько раз ткнула ее в бок Элина, та не отреагировала. Элина пододвинулась к ней ближе и резко, очень громко окликнула по имени. Та дёрнулась, и завезла Элине рукой по носу. У девушки пошла кровь.
– Прости пожалуйста, я случайно! – Лея попыталась обнять Элину, но та отодвинулась, – ну, я же не специально! – заплакала девушка.
– Платок лучше дай мне, кровь идет! – буркнула Элина.
Лея заметалась из стороны в сторону, не зная, где взять платок. Запаниковала и расплакалась еще сильнее. В кадре появилась Кира.
– Любопытно, – холодно произнесла Заяц, подошла к рыбацкому стульчику Могильникова, села. Рядом увидела маленькую упаковку сушеной рыбки.
– О! – обрадовалась девушка. – Думаю, все равно никто не знает, чьё это. Достала рыбку, принялась грызть, – эх, сейчас бы пенного, да раков.
– Ты совсем бездушная что ли? – сквозь слезы спросила ее Лея.
Кира подавилась рыбой…
Пока Лея бегала из стороны в сторону, Элина достала свой платок.
– Помощи от тебя… – проворчала девушка.
– Да ну вас обеих! – обиделась Лея.
– Я, конечно, понимаю, что спрашивать бесполезно, но все же… Что произошло? Я отвернулась буквально на несколько минут, белье Могильникова развешать, – Кира помотала головой, – хотя бельем эти тряпки: рваную шапку и носки в катышках сложно назвать.
– Могильников? – переспросила Лея.
– Ну да, – снова принялась за рыбку Кира.
Лея резко перестала рыдать, задумалась.
– А ничего, что ты мне нос разбила? – прижимая платок к лицу, спросила Элина. – Я как бы здесь еще нахожусь, рядом и мне больно!
– Ты не знаешь человека по имени Дарьян? – не обращая внимания на Элину, спросила Лея у Киры.
– Ты не помнишь имен? – спросила Кира.
Лея отрицательно помотала головой.
– Помню только тебя, Элину и Мишеньку, – имя Тощего она проговорила довольно протяжно, так как вдруг поняла, что упустила его из поля зрения. Стала оглядываться, занервничала, – а где Миша? Миша!
Элина посмотрела на нее недобрым взглядом. Обида росла, казалось, она скоро вырвется наружу, словно пар, снося крышку чайника.
– Миша! – дело шло к истерике…
Кира закатила глаза, понимая, что ей снова придется помогать в поиске Тощего. Худогубкин – любитель нарываться на неприятности, а Лея… Лея просто Лея – этим все сказано. Сжав крепко в руке оставшиеся три рыбки, девушка нехотя поднялась со стульчика и с «охами» и «ахами» пошла к своей палатке, чтобы накинуть теплую куртку.
Дарьян Покровский.
– Когда меня спросят, почему я плохо отношусь к пенсионерам, расскажу им про него…– выплюнул кусок земли Дарьян, – расскажу им про…– задумался, – Холмса. Парень перевернулся на спину, сел, посмотрел на крепко связанные шнурки. Развязать их не получилось, поэтому он с трудом стянул и отбросил протертые до дыр кеды.
Подул ветер.
– Холодно, однако, – поежился Дарьян, огляделся, стараясь найти хоть что-нибудь теплое. В голове всплыла фраза старика о шубе. Поднялся с земли и двинулся к шалашу. На ногах он имел в наличии только один шерстяной носок с дыркой на большом пальце. Голой ногой наступил на куриный помёт.
– Святые угодники…– выругался Покровский, затем выдал парочку более красноречивых выражений. Яростно вытирая ногу о траву, второй ногой в носке встал в лужу…
– Да чтоб тебя, ах ты… Да я тебя… Да чтобы конь в пальто тебя переехал!
Желание Дарьяна сбылось, только немного не в том направлении. Метрах в двадцати от него пробежала корова. Верхом на ее спине лежал спящий Эдкевич, прикрытый плащом.
– Чего мне ещё ждать? – протянул Дарьян.
И тут зарычал медведь. От страха у парня перехватило дыхание. Рычали сзади, со стороны шалаша. Дарьян проглотил слюну, медленно повернулся. Медведь со смайликом, нарисованным белой краской на боку, прошёл мимо. Зверь явно кого-то искал, и явно не Дарьяна.
– Надо выбираться отсюда срочно, – вслух сказал турист, быстро осмотрел то, что осталось от шалаша, и все же нашел под ветками шубу. Черная, слегка объеденная молью, она пахла так, словно её носил сам производитель нафталина. Дарьян попытался натянуть шубейку, однако размер был явно не его. Рукава – почти по локоть, зато длина сантиметров на тридцать больше, чем его метр семьдесят. Подол шубы лежал на земле.
Покровский вернулся к костру, снова наступив в ту же самую лужу.
– Холмс! – закричал он. – Дед Чайковский! – он на мгновение закрыл глаза, поднял голову вверх, отдышался после всплеска гнева, продолжил двигаться и… опять встал в куриный помет.
– Ааааа! – взревел Дарьян голосом Могильникова.
Этот рёв слышали многие. Тощий, чей разум только начал отличать реальность от вымысла, рёв этот «переварить» не смог. Худогубкин сидел, как мартышка на большом камне, и оглядывался по сторонам, будто в поисках банана. Туман в голове его рассеялся, однако самовнушение успело внести свою лепту – Тощий убедил себя в том, что рёв издает…оборотень. Ошалев от страха, Худогубкин понёсся в неизвестном направлении. При этом он вопил во весь голос и звал на помощь.
Лея с Элиной рёва Дарьяна не слышали, а вот крики Тощего Лея, конечно же, услышала.
– Миша – завизжала она, схватила сковородку и бросилась на помощь.
Элина двинулась за ней. Под весь этот переполох из палатки вывалилась Кира.
– Что опять произошло?
–Там, похоже, ненормальный наш кричит. Лея за ним побежала! Идём! – позвала её Элина.
Кира фыркнула, выпуталась из палатки, натянула слетевший ботинок.
– Детский сад! – прорычала она и побежала за Элиной.
Рёв слышали даже жители посёлка Закусь, а также Роман Александрович, Эдкевич и вся банда Квазимодо Никифоровича. Однако, мужик с вилами их успокоил… Хотя, нет, не успокоил, а напугал ещё больше, сказав, что вой в окрестностях – нормальное явление, ведь Бельмондо волков периодически подкармливает. Роман побледнел.