Масоны. Популярная история: организация, облик, деятельность

Воспоминания И. П. Елагина, написанные им на склоне лет и опубликованные только в 1864 г.^[53], являются интереснейшим источником по истории русского масонства XVIII в. В «самых юных летах» (очевидно, это относится к началу 1750-х гг.) он вступил в орден вольных каменщиков, по его собственному признанию, ведомый «любопытством и тщеславием», чтобы узнать его тайны и быть «в равенстве с такими людьми, кои в общежитии знамениты и чинами и достоинствами и знаками от меня удалены», в надежде «достать в вельможах покровителей и друзей, могущих споспешествовать счастью моему». Наверное, в масонском кругу, где вращался герой, популярны были произведения французских энциклопедистов, так как к этому же времени относится интерес автора к их произведениям. Он «прилепился к писателям безбожным…» и «сим душепагубным чтением спознался со всеми атеистами и деистами». Вольтер, Руссо, Гельвеций, «пленив сердце мое сладким красноречия ядом, пагубного ада горькую вливали в него отраву». В результате молодой вольный каменщик «дерзнул забыть и веру, в которой родился, и страх Божий, и учение, которое мне при воспитании в училищах преподаваемо было». Вскоре Елагин начал разочаровываться в масонстве, так как никакой пользы для себя не нашел, а «видел токмо… предметы неудобь постижимые, обряды странные, действия почти безрассудные; и слышал символы нерассудительные, катехизисы уму несоответствующие; повести общему о мире повествованию прекословные, объяснения темные и здравому рассудку противные…». Однако он не покинул масонства, а продолжил свои поиски, которые привели его в начале 1770-х гг. к знакомству с «одним англичанином» и получению патента от Великой Английской ложи на образование российского Союза, получившего название «первого елагинского». В этот Союз вошли, кроме ложи-матери «Скромность», где Досточтимым мастером был сам основатель объединения, ложи «Урания», «Конкордия», «Бессмертие», «Малый Свет» (Рига) и др. Устав Союза опирался на основополагающий масонский документ – Конституцию Андерсона. Первый пункт устава елагинской системы отрицал возможность принадлежности к ней атеистов: «Кто богохульствует, того мы гнушаемся как позорного пятна природы». Второй пункт правил требовал от вольного каменщика ставить общественные интересы выше частных, обязывал «верно и добросовестно служить нашему правительству и отечеству». Не могли быть «терпимыми в Братстве клятвопреступники и изменники». С тем, чтобы «легче сохранить согласие между членами», в ложах «строго воспрещалось говорить дурно о религиозных и государственных делах», а также вести «едкие, насмешливые, необдуманные и дерзкие речи», нарушающие доброе согласие между братьями. Важнейшей обязанностью масона была помощь своим братьям^[54].

По мнению большинства исследователей, Союз не вел серьезных интеллектуальных и нравственных работ, в нем процветали застолья, карточные игры, биллиард. Фактически он превратился в своеобразный дворянский клуб^[55]. Сам Елагин под влиянием изучения трудов Отцов Церкви, греческих философов, средневековых мистиков, появившейся в России в 70-х гг. шведско-немецкой системы перешел на позиции мистического масонства. Он принялся за написание громадного труда «Учение древнего любомудрия и богомудрия, или Наука свободных каменщиков из разных творцов светских, духовных и мистических собранная», в котором планировал изложить историю масонства от Адама, Ноя, Авраама, доказать и объяснить сущность Бога^[56].

В начале 1770-х гг. в России возник еще один масонский союз. Барон П. Б. Рейхель (1729–1791), директор наук в Сухопутном шляхетском кадетском корпусе, был приверженцем одной из немецких масонских систем (циннендорфской). В 1771 г. под патронатом берлинской мастерской «Трех золотых ключей» во главе с Циннендорфом он создал ложу «Аполлон» в Петербурге, а позднее еще шесть мастерских в Москве, Ревеле, Риге. Таким образом, образовался еще один масонский союз, получивший название рейхелевского. После недолгого соперничества в 1776 г. произошло объединение елагинского и рейхелевского союзов на мистической немецко-шведской основе. Объединенный Союз просуществовал до своего роспуска в 1784 г. В 1786 г. И. П. Елагин образовал так называемый Второй елагинский союз с характерным для него резко отрицательным отношением к «новейшей французской философии», «вольтерьянству», с мистическими исканиями. Этот Союз просуществовал до запрещения масонства Екатериной II в 1792 г.

Во второй половине 1770-х гг. параллельно елагинско-рейхелевскому масонству в России получила распространение шведская рыцарская масонская система Строгого наблюдения. Ее возникновение связано с именем князя Александра Борисовича Куракина (1752–1818), который был прозван «бриллиантовым» за огромное богатство, блестящее образование и остроумие. Князь воспитывался вместе с наследником престола Павлом. В его царствование был вице-канцлером, до 1802 г. возглавлял Коллегию иностранных дел, был членом нескольких ученых обществ. Куракин сыграл большую роль в подписании Тильзитского мира, будучи в 1802–1812 гг. послом России во Франции. Он был одним из немногих владельцев крепостных душ, который по Указу 1803 г. вывел своих крестьян Харьковской губернии в «вольные хлебопашцы». В своем саратовском имении князь содержал богадельню и больницу, в Москве – странноприимный дом. В 1777 г. Куракин привез из Швеции Конституцию для введения высших степеней Строгого наблюдения и на ее основе создал в следующем году капитул Феникса, или Великую Национальную ложу шведской системы, для которой были характерными многоступенчатая система рыцарских орденов, великолепие обрядов, ограничение в приеме лиц незнатного происхождения, связи с европейской аристократией, легенда о преемственности масонства от ордена тамплиеров, филантропия, стремление к участию в политической жизни. Последнее проявилось в симпатиях к наследному принцу Павлу Петровичу. Именно это насторожило Екатерину II, и в конце 1770-х гг. ложи шведской системы были закрыты, а Куракин был выслан в свое саратовское имение. Однако некоторые мастерские системы продолжали нелегальную работу^[57].

Большой простор для исследования социопрофессионального состава российского масонства дает фундаментальный труд А. И. Серкова «Русское масонство. 1731–2000 гг.: Энциклопедический словарь». (М., 2001). Здесь представлено более 10 тыс. персоналий. Обилие материала, тщательный и скрупулезный отбор свидетельств о собственно масонской деятельности героев словаря, позволяет использовать его не только как справочный материал, но и как высокорепрезентативный исторический источник вторичного порядка.

На его основе, в частности, можно определить, что в первых московских ложах («Равенство» и «Клио»), основанных в начале 70-х гг. XVIII в.^[58], более половины состава было представлено военными в звании от поручика до генерал-поручика. Среди лиц гражданских профессий преобладали чиновники от протоколиста до сенатора и придворные чины от камер-пажа до обер-церемониймейстера. Они составляли примерно четвертую часть братьев. Оставшаяся четверть была представлена лицами свободных профессий (художниками и музыкантами), учителями и в малой доле – иностранными предпринимателями.

Иностранцы в Москве предпочитали организовывать свои мастерские. Например, в Москве действовала ложа Союз иностранцев. Более половины ее состава было представлено французами, четвертая часть – немцами, были также представители Швеции, Швейцарии, Голландии, Англии. По роду деятельности 60 % иностранных масонов в Москве занимались торговлей и промышленным предпринимательством. Остальные были военнослужащими, гувернерами, учителями, художниками, чиновниками.

Всего известно о существовании в Москве в XVIII веке 27 лож. Среди них была основанная до 1783 г. ложа «Астрея», работавшая на русском языке, отличавшаяся молодым и демократическим составом. Она насчитывала 49 членов. На ноябрь 1783 г. масонов – учеников или вольных каменщиков 1-й степени в ней было 23 человека (47 %). Подмастерьев или братьев 2-й степени – 7 человек (14 %). Мастеров 3-й степени указано 7 человек. Масонские офицерские (или руководящие) должности занимали в ложе 12 человек. Так как офицером ложи может быть только брат в степени мастера, следует считать, что всего в 3-м градусе было 19 человек, или 39 %.

Очевидно, что численность и состав мастерской по масонским степеням достаточно оптимальный. Большее число членов делает ложу хуже управляемой, мастерская невольно разбивается на отдельные группы, ослабляются братские связи. Меньшее количество членов может сделать ложу более слабой, ее работу менее эффективной, затруднить формирование необходимого для открытия работ кворума и офицерского состава в случае отсутствия кого-либо из братьев. Большое количество учеников (почти половина состава ложи) свидетельствует о возможных перспективах ее развития. Значительная численность братьев 3-й степени – о высоком потенциале, серьезном опыте масонских работ. Это подтверждается и тем, что основателем мастерской был известный общественный деятель, интеллектуал и масон Николай Петрович Тургенев. Он был посвящен в масоны в 1776 г. в 24-летнем возрасте, находясь в Крымском военном корпусе. За свою жизнь он был членом девяти масонских лож, занимал руководящие должности в российском и московском масонстве.

Офицерский состав «Астреи» практически соответствует офицерскому составу современных масонских лож. За исключением отсутствия в «Астрее» офицерской должности брата-эксперта и наличия в ней не одного, а двух дародателей, обозначенных термином «милостынесобиратели». Очевидно, это свидетельствует об особом внимании мастерской к филантропической деятельности.

Досточтимым мастером (или мастером стула, по терминологии XVIII в.) московской ложи «Астрея» был Иван Андреевич Барнашев. Он имел опыт работы на руководящих масонских должностях. В частности, в 1781 г. он был Первым стражем петербургской ложи «Озирис». В «профанской» жизни – чиновник, в 1786–1790 гг. был директором канцелярии при Московском главнокомандующем П. Д. Еропкине.

Первым надзирателем «Астреи» был Михаил Васильевич Неклюдов. К 1783 г. его масонский стаж насчитывал не менее 10 лет. Впервые в качестве масона он упоминается в 1773 г. как член полковой ложи Иоанна Крестителя в армии, действующей против турок. В 1780–1790-х гг. оставался ревностным масоном, имел высшие масонские степени, занимал офицерские должности, с 1784 г. был почетным членом московской ложи «Трех знамен».

Второй надзиратель ложи, Иван Алексеевич Соколов, в рассматриваемое время имел, очевидно, по молодости лет скромный чин коллежского секретаря, что соответствовало 10-му из 14 классов петровской «Табели о рангах» или военному званию поручика. В начале XIX в. он станет юридическим консультантом министра юстиции, возможно, масона Г. Р. Державина, позже – сенатором.

Ритором (оратором) ложи был Александр Петрович Курбатов, успевший до рассматриваемого времени побывать членом ложи «Озирис». Во время занятия офицерской должности он был надворным советником, что соответствовало седьмому классу «Табели о рангах». Позже, в 90-х гг., он станет директором Московского главного народного училища, затем руководителем всех школ Московской губернии, депутатом дворянства Серпуховского уезда Московской губернии. После ареста в 1792 г. Н. И. Новикова – одним из опекунов его имущества. В 1793–1794 гг. он активно участвовал в сожжении книг, изданных Новиковым (всего было уничтожено более 18 тыс. экз. книг). К концу своей карьеры он дослужился до чина статского советника, в 1793 г. был заседателем Московского приказа общественного призрения, в 1801–1803 гг. – заседателем совестного суда и почетным членом Общества любителей коммерческих знаний.

Секретарем мастерской был Федор Александрович Морозов, чиновник, имевший самый низший по «Табели о рангах» чин коллежского регистратора.

Должность церемониймейстера (обрядоначальника) ложи исполнял Яков Павлович Майер, штаб-лекарь.

Казначеем «Астреи» был Строгороенив Петр Михайлович, мелкий чиновник, обозначенный в документе как коллежский канцелярист.

22-летний Абрам Гаврилович Дивов (1761–1805), отец будущего декабриста Василия Дивова, исполнял в ложе должность Первого милостынесобирателя (дародателя). Он был землемером, межевщиком, позже советником Казанской палаты уголовного суда.

Второй милостынесобиратель, Илья Петрович Маскалянов, в гражданской жизни был также землемером и имел воинское звание прапорщика.

Вратарем (привратником) ложи состоял Василий Степанович Ушаков, землемер в звании штык-юнкера.

Рассматриваемый материал позволяет судить о посещаемости братьями масонских собраний. Из учеников отсутствовало 8 человек, или 1/3. Такой же показатель был среди мастеров. На собрании не было половины подмастерьев. Всего из 49 членов мастерской на собрании в ноябре 1783 г. отсутствовало 17 человек, т. е. посещаемость была, учитывая служебные, семейные и прочие «профанские» обязанности вольных каменщиков, достаточно высокой, составляя 65 %. Это позволяет сделать вывод о достаточно активной масонской работе братьев.

По своему социальному составу «Астрея» была демократической мастерской. Из 49 членов ложи было 17 землемеров (35 %), 9 купцов (19 %), 7 низших чиновников (14 %), 7 низших армейских чинов (14 %). Средних и высших армейских чинов (бригадиры, генерал-адъютант) – 3 человек (6 %), 2 переводчика (4 %), по одному (2 %): студент, преподаватель гимназии, лекарь, бухгалтер.

Анализ социопрофессионального состава российских масонских лож XVIII в. показывает, что они являлись элементами складывающегося в стране гражданского общества^[59].

В 1780-х гг. центральное место в российском «королевском искусстве» заняли московские розенкрейцеры, или мартинисты. Их наиболее известным лидером был Николай Иванович Новиков (1744–1818)^[60]. Он родился в семье небогатого помещика. Первое «учение» получил у деревенского дьячка, продолжил образование в гимназии при Московском университете, откуда в 1760 г. был исключен «за ленность и нехождение в классы». С 1762 г. служил в Измайловском полку. Много читал, занимался самообразованием. За участие в перевороте 1762 г. получил чин унтер-офицера. С 1767 по 1769 г. был протоколистом в Уложенной комиссии. В 1769 г. вышел в отставку и занялся издательской деятельностью. В 1775 г. Новиков, находясь на распутье между вольтерьянством и религией, вступил в елагинскую ложу «Астрея». В этом же году он познакомился с Рейхелем и присоединился к его системе. В 1779 г. Новиков переехал в Москву, где познакомился с другим выдающимся деятелем московского мартинизма – Иоганном-Георгом (или Иваном Егоровичем) Шварцем (1751–1784). Немец по национальности, он был служащим голландской Ост-Индской компании, несколько лет прожил в Ост-Индии, «не знал правильно ни одного языка, не получил серьезного школьного образования». Тем не менее он приглянулся путешествующему князю И. С. Гагарину и в 1776 г. оказался в Могилеве гувернером в одной из российских семей. В России Шварц был посвящен в масоны и основал в Могилеве свою ложу. В 1779 г. он перебрался в Москву, где стал профессором философии университета. Профессор был «суров, сумрачен, очень строг… его голос был повелительный, брови всегда сдвинуты», его вспыльчивость часто доходила до бешенства. Он был настоящий деспот, не терпящий никакого противоречия или сомнения^[61]. В 1780 г. Новиков и Шварц вместе с немногими своими приверженцами, не удовлетворенными ни одной из существующих в стране систем, основали тайную, в том числе и от других вольных каменщиков, ложу «Гармония» и принялись за поиски истинного масонства. В 1782 г. Шварц представлял Россию на конгрессе в Вильгельмсбадене. Из Германии он вернулся горячим сторонником розенкрейцерства. Это направление и приняли московские «дети вдовы».

В этом же году был учрежден орден Злато-Розового креста. Среди его видных деятелей был Иван Владимирович Лопухин (1756–1816). Его «Записки…», опубликованные в 1860 г., как и масонские труды, являются важным источником по истории московского мартинизма^[62]. Отец Ивана Владимировича занимал важные государственные должности. Он был человеком умным, честным, но малообразованным. Прусский король Фридрих II в шутку говорил, что он специально выучил русский язык, чтобы иметь возможность с ним общаться. Его сын, по собственной оценке, был «воспитан небрежно». В нем рано пробудилась религиозность. И. В. Лопухин поступил на военную службу, но по болезни вынужден был ее оставить. Он много занимался самообразованием. В 1782 г. занял должность советника в Московской уголовной палате. Здесь и позднее, будучи сенатором и ревизором, отстаивал гуманные решения, смягчал суровые приговоры. Лопухин был сторонником самодержавия, противником идей равенства и «буйной свободы», апологетом крепостничества. Как и многие из российских каменщиков, одно время увлекался французскими энциклопедистами, кое-что переводил из их сочинений. Однако затем почувствовал «неописное раскаяние». В своей типографии печатал произведения наиболее мистически настроенных авторов. Подвергался аресту по делу Новикова, но был оставлен в Москве из уважения к прошлым заслугам его девяностолетнего отца^[63].

Иван Петрович Тургенев (1752–1807) родился в семье дворян Симбирской губернии. Получил неплохое домашнее образование, отлично овладел немецким языком. Учился в Московском университете, после чего был на военной службе. В масонский орден был принят в 1776 г., находясь в Крымском корпусе на юге. Сблизился с кружком Новикова, явился одним из основателей ложи «Гармония». Внес крупную сумму на создание Типографической компании. Проявил себя как переводчик, редактор и автор масонско-мистических книг. В частности, перевел один из наиболее популярных среди русских вольных каменщиков трудов Иоанна Масона «О познании самого себя». В павловское время был назначен директором Московского университета. Отец двух известных деятелей первой половины XIX в. – Александра и Николая Тургеневых^[64].

Семен Иванович Гамалея (1743–1822) обучался в Киевской академии философии и богословию, учительствовал в петербургском Морском кадетском корпусе, с середины 1770-х гг. служил у графа З. Г. Чернышева, после его смерти вышел в отставку и всецело занялся общественной и масонской деятельностью. Друзья дали ему прозвище Божий Человек за его доброту, бескорыстие, глубокую религиозность, аскетизм. Гамалея создавал ложи и руководил ими в Москве, Туле, Казани, Могилеве. Занимался переводческой деятельностью (в частности, переводил Бёме).

Среди других деятелей новиковского кружка масонов были: Алексей Михайлович Кутузов; Григорий Максимович Походяшин (1760–1820) – сын сибирского золотопромышленника, который жертвовал на благотворительные дела огромные суммы, в результате разорился и умер в нищете; Михаил Михайлович Херасков (1733–1807) – директор, позже куратор Московского университета, издатель ряда журналов, известный поэт XVIII в., автор гимна «Коль славен…»^[65].

Как и положено розенкрейцерам, московские братья на полном серьезе предавались алхимическим забавам. После возвращения Шварца из Вильгельмсбадена им «стали назначать разные послушания: умерщвление плоти, посты, молитвы и т. п. Клятвы, суеверия, чудеса вошли в ежедневный обычай. Никто не внимал голосу рассудка, к коему относились даже враждебно… Самые нелепые сказки стали распространяться, только и было толков, что о сверхъестественном, о привидениях, о божественных деяниях, о чудесной силе веры»^[66]. Разум стал одним из главных врагов московского мартинизма. Многознание являлось пороком наряду с «вожделением жить, есть, пить, размножаться»^[67]. Особенно доставалось от розенкрейцеров французским просветителям и их последователям – «вольнодумцам». В члены «академии развратителей» попали Вольтер, д’Аламбер, Дидро, Гельвеций. При открытии работ ложи пелось:

 
Беги от нас, злой вольнодумец,
Распутный, мест сих удались!
Беги, неистовый безумец,
Безбожник адский здесь не зрись^[68].
 

Несмотря на обскурантизм, присущий московским братьям, у них складывалась своя антирационалистическая, религиозно-мистическая нравственно-философская система, большей частью заимствованная из аналогичного направления немецкой философской мысли. Впрочем, среди русских розенкрейцеров не было полного единства взглядов и целей. Достаточно сказать, что из типографии Новикова не выходили магические и алхимические трактаты, они печатались у Шварца и Лопухина. В то же время в полном соответствии с масонскими принципами идейного плюрализма в новиковских журналах были напечатаны работы противоположного розенкрейцерству идейного содержания. В первом масонском журнале «Утренний свет» были опубликованы «Сокращения Бэконовской философии», изложение этического учения Эпикура; в журнале «Московское ежемесячное издание» – перевод из «Энциклопедии» Дидро. После смерти Шварца в вольнокаменщическом философском журнале «Покоящийся трудолюбец» появился ряд статей, направленных против крайностей мистики, алхимии, каббалистики, суеверий^[69].

В историю русской культуры розенкрейцеры вошли не как мыслители, создатели философских систем, а прежде всего как деятели-практики. Отечественная литература выделяет их просветительскую деятельность. Конечно же, это было своеобразное просветительство, своим острием направленное против Просвещения XVIII в., но его вклад в развитие русской культуры неоспорим. Новиковские масоны организовали при Московском университете первое научное общество «Вольное российское собрание» (1771–1787). Оно издавало научные исследования о русском языке и литературе, древние акты и грамоты. Под руководством Шварца в 1781 г. при университете был открыт первый студенческий кружок – Собрание университетских питомцев, там же действовал литературный кружок М. М. Хераскова. На свои средства московские братья основали Педагогическую семинарию, которая готовила из детей разночинцев учителей для народных школ. Они же основали Дружеское ученое общество, открыли в Москве при содействии З. Г. Чернышева первую публичную библиотеку, устраивали аптеки и больницы. В 1779 г. организовали в широких масштабах помощь голодающим. Венцом деятельности московских мартинистов стало создание Типографической компании, которая за восемь лет своего существования выпустила книги 554 наименований, наряду с книгами мистико-религиозного содержания – учебники, произведения Мольера, Шекспира и русских литераторов и даже врагов розенкрейцерства (Вольтера, Дидро и Руссо)^[70].

В литературе существуют различные точки зрения на причины правительственного разгрома розенкрейцеров в 1792 г. Большинство исследователей сходятся во мнении, что главной из них было недовольство Екатерины II контактами Новикова с наследником престола Павлом, предпринимавшимися через посредничество архитектора В. И. Баженова. С воцарением Павла I новиковцы были амнистированы. Некоторые из них вернулись на службу. Сам Новиков остаток жизни провел в своем подмосковном имении.

Вопрос об отношении российской власти к масонству требует специального исследования. Здесь можно отметить, что Елизавета относилась к вольным каменщикам с настороженным любопытством, контролируя их, но не вмешиваясь в их деятельность. Петр III, очевидно, сам был масоном, но его короткое 186-дневное царствование не оказало существенного влияния на орден. Екатерина II поначалу благосклонно восприняла масонство; однако впоследствии она стала относиться к нему сначала насмешливо, написав даже несколько сатирических антимасонских сочинений, например «Шаман сибирский», а затем и враждебно, что привело к закрытию лож в конце ее царствования. Павел I, безусловно, был в курсе масонских дел, однако, став императором, предпочел принять титул Гроссмейстера прокатолического Мальтийского ордена. «Королевское искусство» в его царствование не поощрялось.

Ситуация изменилась с воцарением Александра I. Либеральный режим первого периода его правления способствовал возрождению российского масонства различных систем. В стране реанимировалась деятельность старых лож, открывались новые. Французскую масонскую систему представляла ложа Соединенных друзей. Она была основана в 1802 г. Александром Александровичем Жеребцовым, ставшим вольным каменщиком в Париже, в период консульства. Мастерская насчитывала 50 действительных и 23 почетных члена. Среди них А. Д. Балашов – министр полиции в правительстве Александра I, И. А. Нарышкин – церемониймейстер императорского двора, А. Х. Бенкендорф – будущий шеф жандармов, великий князь Константин Павлович, В. Л. Пушкин – дядя поэта, К. А. Кавос – композитор, С. С. Ланской – будущий министр внутренних дел, крупные военные и гражданские чины, музыканты, литераторы. Ритуал ложи заключал в себе своеобразный культ солнца, сил природы. Целью являлось «стирание между человеками отличий рас, сословий, верований, воззрений, истребление фанатизма, суеверия, уничтожение национальной ненависти, объединение человечества узами любви и знаний». Ложа имела свой храм, оркестр, печатный сборник «Гимны и кантаты для ложи „Соединенных друзей“ на Востоке Санкт-Петербурга». Знаком ложи был треугольник с изображением внутри него рук, соединенных в пожатии. Девизом были слова «Солнце, наука, разум»^[71].

По актам французского обряда работала и основанная в 1809 г. ложа «Палестина» во главе с Михаилом Юрьевичем Виельгорским (1787–1856) – известным меценатом, «гениальным дилетантом» музыки, другом А. С. Пушкина и В. А. Жуковского.

Лидером шведской системы масонства стал Иван Васильевич Бебер (1746–1820) – профессор физики и математики, сохранивший часть документов Великой национальной ложи с 70-х гг. XVIII в. Под его руководством в начале XIX в. были созданы ложи «Пеликана», Елизаветы, Александра, Петра, которые объединились под главенством Директориальной ложи Владимира. Всего в этом союзе насчитывалось более 100 человек.

Продолжалась деятельность розенкрейцеров, среди которых развернулась борьба между сторонниками И. А. Поздеева, стремившегося ограничить «королевское искусство» исключительно внутренними поисками, и Н. И. Новиковым, считавшим, что человек должен стремиться не только к самосовершенствованию, но и к социальным изменениям^[72]. Розенкрейцеры оказали влияние на масонов младшего поколения, в частности на Виельгорского и Ланского. Некоторые розенкрейцеры с восторгом восприняли появившуюся в 1805 г. в России секту «Грабянки». Польский граф Тадеуш Лешиц-Грабянка еще в 80-х гг. XVIII в. основал во Франции мистическое общество «Новый Израиль», или «Народ Божий», в котором соединились все виды мистического фантазерства: вызывание духов, алхимия, каббалистика, магия, общение с небом, пророчества и проч. Секта проповедовала скорое второе пришествие Христа и необходимость создания человека нового типа. После банкротства новой религии в наполеоновской Франции граф прибыл в Россию, где создал значительный кружок своих последователей. Однако в 1807 г. идеи общества были признаны еретическими и сама организация запрещена^[73].

Кроме традиционных, в России начала XIX в. появилось еще одно направление в масонстве, связанное с именем профессора восточных языков Игнатия Аврелиевича Фесслера (1756–1839), создавшего в 1807 г. в Петербурге ложу «Полярная звезда». Профессор прошел сложный путь духовных исканий: в молодости – ревностный католик-монах, затем были период сильного религиозного скептицизма, изучение трудов Фихте и Лессинга, принятие протестантской религии и, наконец, масонство. Фесслер был приглашен в Санкт-Петербургскую духовную академию преподавателем древнееврейского языка и философии. Однако его яркий талант, привлекавший слушателей, либерализм в вопросах догматики внушали опасения начальству, и он был уволен. Фесслеровская масонская система включала в себя три иоанновские степени староанглийского масонства и степени «познания», которые предполагали изучение других масонских течений. Она имела упрощенный ритуал, ставила перед своими адептами нравственно-философские задачи, предполагала либеральную религиозность. Среди деятелей фесслеровского масонства были: Александр Иванович Тургенев (1784–1845) – известный государственный и общественный деятель александровского царствования, публикатор документов по русской истории; Сергей Семенович Уваров (1786–1855) – почетный член Петербургской Академии наук, будущий министр народного образования, автор формулы «самодержавие – православие – народность»; Михаил Михайлович Сперанский (1772–1839) – известный реформатор, предпринявший попытку использовать орден вольных каменщиков для государственных преобразований и выдвинувший план сосредоточения в ложах интеллектуалов для подготовки руководящих кадров и выработки проектов решений по социально-экономическим и политическим вопросам жизни страны.

По примеру наполеоновской Франции русское правительство решило поставить отечественное масонство под свой контроль и попыталось использовать его в своих интересах. Об этом свидетельствует записка неустановленного лица Александру I. Публикатор документа А. Н. Пыпин отметил, что «в конце концов дело было устроено так, как предлагалось в записке»^[74]. В ней говорилось, что «хорошее устройство масонства в империи должно принести две существенные выгоды: 1. …остановить увеличение испорченных нравов, устанавливая добрую нравственность, утвержденную на прочном основании религии… 2. …воспрепятствовать введению всякого другого общества, основанного на вредных началах». Далее предлагалось «установить масонство во всей его первоначальной чистоте» и все противоречащее целям русского императора рассматривать как чуждое для российского «королевского искусства», а также установить полицейский контроль над деятельностью ордена^[75].

В 1810 г. все руководители лож были вызваны к министру полиции Балашову, от них потребовали уставы, а также обязательства по предоставлению отчетов о деятельности и составе мастерских. Комитет в составе А. Д. Балашова, министра народного просвещения А. К. Разумовского и М. М. Сперанского рассмотрел представленные масонские бумаги и пришел к заключению, что система Жеребцова и Виельгорского «ничего осудительного в себе не заключает, [она]… может получить всякое направление, как полезное, так и вредное», в то время как система Бебера «полнее французской и весьма близко подходит к истинному масонству»^[76]. В результате правительство разрешило только ее деятельность. Ложи Соединенных друзей и «Палестина» присоединились к беберовскому союзу. Не подчинившиеся правительству розенкрейцеры, не подавшие ему свои акты, предпочли работать в тайне, впрочем, весьма относительной.