Loe raamatut: «Русские»

Русские

В городе N не было шахматного клуба. Точнее он был, но градоначальникам показалось, что двигание чёрно-белых фигур по клетчатой доске занятие для народа бесполезное и бесперспективное, поэтому шахматный клуб закрыли, а его помещение отдали в аренду под питейное заведение. Любители шахмат были людьми непьющими, поэтому, не солоно хлебавши, перекочевали в частный дом одного из своих завсегдатаев Ивана Дмитриевича, где и стали собираться после объявления себя градоначальниками вне закона.

Шахматисты – народ интеллектуально развитый во многих направлениях – инженеры, учителя, конструкторы, менеджеры, врачи, шофера, токари и фрезеровщики, наладчики и слесари, бурильщики и мебельщики, музыканты и пенсионеры. Обсуждали не только шахматные новости и дебютные новинки, но и вопросы политики, экономики, спорта, образования и культуры. Как-то раз затронули и национальный предмет, и оказалось, что среди шахматистов города – представители нескольких народов – русские, украинцы, татары, белорус, якут, узбек, грузин, осетин, латыш и даже цыган Миша Александров.

– Я вообще цыганом себя особо и не считаю, – сказал он громко и откровенно. – Языка не знаю, традиций не соблюдаю, на гитаре не играю, на коне не езжу, да и женат на русской. Поэтому и детей своих русскими считаю, и сам скорее русский, чем цыган.

– Да все мы, в принципе, русские, особенно у нас, в Донбассе, – многозначительно вырубая в предложении акценты, сказал Иван Дмитриевич.

– Подожди, Дмитрич , – не согласился пожилой седовласый, изрядно располневший, Василий Николаевич. – Я украинец. И фамилия у меня Шевчук, чисто украинская.

– Так уж и чисто? – посмеиваясь в закрученные кверху густые усы, переспросил Иван Дмитриевич. – И откуда это ты такой чистокровный взялся? Да и фамилию Шевчук я слышал среди адыгейцев, адыгская она. Служил я там, знаю, о чём говорю. Как тебе, например, кавказский город Черкассы в самом центре Украины? Всё давно перемешалось, Вася! Гумилёв об этногенезисе подробно писал, учи матчасть.

– Ну, у меня своё мнение, – недовольно проворчал Василий Николаевич.

– Мнение, Вася, это не научное доказательство. Из-за этих вот самых мнений и происходят на планете все войны, и наша в том числе, – резюмировал Иван Дмитриевич. – Решил кто-то по ту сторону Днепра, что он чем-то кардинально отличается от русского, и завопил «москалей на ножи». И получили то, что получили. А когда б знали историю, разбирались бы в теологии, то и соображали бы, что все мы, по сути, из одного корня вышли, и Бог у нас один, только пути к нему – у каждого свой. А русский – это скорее не национальность, а мировоззрение, принадлежность к цивилизации нашей тысячелетней. Потому и звучит как прилагательное, хотя по смыслу является существительным.

В это время на краю скрипящего дивана тихонько поёрзывал Стас. По-другому его не называли. И фамилию свою он никому не говорил. Просто Стас. На вид – чуть больше пятидесяти, высокий, худощавый, небритый, лицо слегка побито оспой. В шахматы играл неважно, теории игры не знал, атаковал небрежно, защищался безрассудно. Приходил в общество шахматистов скорее не самому поиграть, а посмотреть, как это делают другие. И любил внимать беседам старших товарищей.

– Извините, народ, послушал вас, и история одна в тему вспомнилась. Ещё со службы. Если интересно, могу рассказать, – негромко и немного заикаясь, подал голос Стас.

– Само собой, интересно, – подхватил Иван Дмитриевич. – Рассказывай, а то, я смотрю, чего доброго сейчас драться друг с другом начнём. Насупились все, лица такие серьёзные, словно за что-то живое зацепил. Рассказывай, Стас, отвлеки нас чуток.

– В общем, было это в конце восьмидесятых, – бодро начал Стас, пересев повыше на рукоятку дивана. – Служил, в общем, я тогда в военно-морском флоте. Троячок тянул на Чёрном море. Вызывает меня особист, начальник особого отдела. Сами понимаете, слон непростой – совсем не тот, что по диагонали ходит, а такой, что всех коней зигзагами перешагает. От одного его взгляда матросня под себя мочилась, да и офицерьё побаивалось. Мало ли, что у особиста на уме, и какое он там и по кому конкретно задание из вышестоящих структур отрабатывает. Короче и не слон вовсе – не чёрный, не белый, а серый такой ферзь.

Естественно, и меня затрусило. Судорожно ковыряюсь в голове, пытаясь воспроизвести каждое слово – что и кому я последние дни говорил, чего в письмах родным и друзьям писал. Письма-то в особом отделе – и входящие и исходящие – перечитывались. Кабинет у особиста был в штабе части, в городе, а принимал он на плавбазе – это такое себе судно – не судно, здание – не здание. В общем, держащееся на плаву железобетонное сооружение в два этажа вверх и столько же вниз. Куча кабинетов, кают и разных апартаментов.

Являюсь к особисту – докладываю «товарищ капитан третьего ранга, старшина первой статьи по вашему…» – он прерывает и предлагает мне присесть, а сам пристально так смотрит в глаза, и не моргнёт. Прочитывает меня, значит. Посидел, посверлил во мне дырки, отвернулся к иллюминатору, открыл фрамугу, закурил, важно попыхивая и пуская кольца.