Loe raamatut: «Кофе «Капуччино». Странная повесть о любви»

Font:

Вступление

«Повесть о любви» будет переиздаваться бесчисленное число раз до тех пор, пока существует хотя бы один носитель информации, способный донести слово. И даже когда этот носитель исчезнет, все равно будет переиздаваться. Или передаваться? До тех пор, пока живы в материи страсть и желание. Пока живы в душе любовь, покой и красота. Пока жив в сознании Свет. Пока мир дышит такими словами, как «любовь», «красота», «спасение». Потому что все это тоже носители, способные донести слово любви.

Странная повесть о любви – повесть жизни каждого из нас.

Ты будешь читать мою повесть каждый раз, когда тебе станет одиноко. Каждый раз, когда мужа не будет дома. Каждый раз, когда я буду далеко. И каждый раз, когда я окажусь рядом. Ты будешь читать мою повесть каждый вечер, лежа в постели в ожидании сна. Ты будешь читать мою повесть, сидя с подругами в кафе, в офисе, во дворе дома, в бассейне, на даче. Ты будешь читать мою повесть, ополаскивая себя в ванной комнате. И, причесывая себя у зеркала, ты будешь читать мою повесть. Ты будешь читать мою повесть, засыпая возле телефона, который так и не позвонил желанным голосом. Ты будешь читать мою повесть в каждом романе, купленном возле метро, в титрах каждого фильма, который ты смотришь. Отправляясь с любовником на юг, ты будешь читать мою повесть. Ты будешь читать мою повесть с ним и для него. Ты будешь читать мою повесть в каждом стихотворении, оставшемся в памяти со школьных уроков. Ты будешь читать мою повесть в каждом новом знакомстве. Ты будешь читать мою повесть в каждом мужчине, проходящем мимо. И с каждым мужчиной, с которым решишь остаться в этот вечер. Ты будешь читать мою повесть в каждой паре молодых людей, встреченных тобой на улице. И в каждой паре людей немолодых ты тоже будешь читать мою повесть. Ты будешь читать мою повесть, думая обо мне. Ты будешь читать ее, обо мне не думая. И, даже обещая себе не думать обо мне никогда больше, ты все равно будешь читать мою повесть. Ты будешь читать мою повесть задолго до того, как меня встретишь. И долго после того, как меня не станет.

Моя повесть шире, чем наша с тобой любовь. Моя повесть внутри того, что называется «наша любовь». Мы сами и есть – странная повесть о любви.

Я пишу тебе эту повесть, потому что люблю тебя.

Не ищи в ней замысловатых сюжетов и хитросплетенных фраз. Я собрал здесь самые простые слова, которые хранит мое сердце. В них, рожденных когда-то покоем и тишиной, и кроются все хитроумные сюжеты и замысловатые слова, рожденные впоследствии временем. И моя душа, породившая их, простые и вечные слова, тоже колышется здесь, среди кустарников предложений, значений и смыслов. Моя душа, что проснулась однажды, потянулась среди зашторенной комнаты и прочувствовала, что влюблена. «Я влюблена», – сказала душа, но шторы промолчали.

«Я влюблена», – сказала ты на другом конце земного шара, и два облака настроений поплыли навстречу друг другу сквозь пространство и запахи. Они плыли, сами не замечая, как прокладывают пути свои сквозь время, сокращая расстояние своей встречи. Нашей с тобой встречи.

Когда мы встретимся, ты прочтешь мою повесть. Странная повесть о любви. Самая странная из всех, которые я когда-либо писал. Хотя, возможно, некоторые критики назовут другую мою повесть странной повестью или назовут странным вообще все, что я написал, но мы то с тобой на самом деле знаем, кто настоящий критик моего творчества. Когда ты прочтешь мою повесть, ты спросишь, как я ее писал. Ты спросишь, как я писал ее, откуда взял слова и ощущения, и я что-нибудь пошучу на этот счет, так и не дав тебе ответа. Потому что тебе он особо и не нужен, мой ответ…

На самом деле, я не писал этой повести. Вся моя повесть – медитация, поднимающая в небеса потоки живительной силы. Я сижу. Лежу. Прислонившись в метро к дверце с надписью «Не прислоняться», изучаю глаза читающей напротив блондинки. Сижу в кресле самолета, нанизывая на винты рифмы пришедших только что стихов, распаковываю пакет с задохнувшейся нарезкой семги. Лежу в поезде, примеряя стук колес к тактам моего сердцебиения. Кстати, только что прошла проводница с корзинкой: «Фисташки, шоколад, сигареты, пиво». Я сижу. Лежу. Хожу через ограниченный промежуток времени по ограниченной поверхности пространства. И медитирую. Все время медитирую. Если можно назвать медитацией постоянное присутствие в сердце любви. А как же это еще назвать? А что же этим еще назвать? И каждый новый промежуток времени, и очередной отрезок пространства вдыхает в меня еще любви. Любви к тебе. Или любви тебя? Как правильно говорится? Я сижу. Лежу.

Наша с тобой любовь – медитация травы, распускающейся у подножия горы Эльбрус. Медитация вкуса и цвета, запаха и надежды, влаги и жажды, томления и настроения, одиночества и полноты, можно дальше продолжать противопоставления, но лучше перейти на однородные понятия, которые пишутся через запятую. Впиши сама слова, которые сделают меня ближе. Которые помогут тебе почувствовать мои соки, мои сердечные колебания, флюиды. Кажется, так звучит новое слово, которым наука помогает жаждущим любви прагматикам объяснить силу сердечного притяжения. Впиши сама эти слова. Запятые я уже проставил: через определенные промежутки времени на определенные расстояния пространства. Соедини мою медитацию со своей, помоги мне пробить толщу планетарного эфира, сделай хотя бы шаг, хотя бы колебание навстречу мне. Предлагаю нашим медитациям встретиться вон на том отступе, неподалеку от низкой вершины Эльбруса. Прекрасное место. Они смогут там вдоволь насладиться друг другом, пресноводные овечки. А потом, отдохнув всласть, напившись свободы и накушавшись молодой сочной травы собственных утех, легко вернуться домой – в твое и мое сердце.

Даже сейчас, сидя в уравновешенной строителями утробе своей спальни перед монитором, жадно всасывающим в матовость своего экрана буквы, избранные моими пальцами из клавиатуры, я медитирую на ощущение… как бы это правильнее сформулировать… на ощущение тебя. Пожалуй, это наиболее близкое определение. Да, на ощущение тебя. Словно вода, пущенная в фонтане по кругу, проходит поток через мое сердце, вновь и вновь возвращаясь. С каждым новым витком поток увеличивается, все ярче и насыщеннее ощущение, от него исходящее. Странное дело… при всей законченности моего тела поток этот умудряется прибавляться. В фонтане вода прибавляться не может. Значит, я не фонтан. Или я – фонтан, но в таком случае откуда-то идет дождь, который наполняет этот поток. Может быть, ты и есть мой дождь? Или ты – облако, застывшее рядом с высоким пиком Эльбруса, на котором пасутся две овечки?

Пятнадцать минут восьмого

Стоя в озере по пояс в воде, я знаю, что ты плывешь ко мне с другого берега. Знаю, потому что чувствую. Тонкие, плавные волны едва колышут водную гладь, щекочут мою кожу, давая понять, что ты приближаешься. Все чаще повторяются круги на воде, все отчетливее щекотание. Но самой тебя еще не видно. Маленький утес, засеянный одуванчиками, скрывает тебя. Новая волна, еще одна, следующая. Тебя все еще нет, но ты уже здесь. Это твои волны гладят, ласкают меня, шепчут своим шелестом о том, что ты на пути ко мне, что ты вот-вот будешь.

Ты появляешься. Совсем близко. Плывешь плавно, осторожно, уверенно; плывешь в мою сторону. Я могу протянуть к тебе руку и коснуться тебя, но я не протягиваю. Я стою и жду, пока подплывешь окончательно, пока не перестанут волны бить мою кожу. Ты перестаешь плыть и встаешь рядом. Волны теперь не ко мне, а от нас плывут к берегу. Каждое наше движение (мы не плывем, мы просто стоим на мелководье и целуемся, обнимаем друг друга, прижимаемся мокрыми телами), каждое наше движение возбуждает волну. Наши с тобой тела, только что исходящие по воде разными волнами, стали единым эпицентром для новой, мощной волны, пожравшей обе предыдущие. Давай заведем ребеночка, прямо здесь, в воде. Тогда наша волна станет еще сильнее, потому что вберет в себя три.

А теперь все то же самое, только озеро – это время, вода – жизнь, мы с тобой – мы с тобой и есть, волны – все те же волны: то накатывают, то отступают, но помогают чувствовать.

Ты доплыла. Я подождал несколько мгновений, повернулся и…

– Девушка, не подскажете, который час?

Одуванчики

Стоя на палубе, ты хохотала. Хохотала и хорошела. Пока ты хорошела, от твоего сердца оторвалось несколько хорошеньких одуванчиков и полетело прочь, куда-то далеко-далеко от нашей с тобой палубы, на которой стоял и я.

Одуванчики полетели за своими жертвами. Жертвами одуванчиков бывают обычно глаза юных подростков, пытающихся постичь прелесть твоей любви своими зрачками. Обычно подростки слепнут.

А я строил гримасы. Тебе, солнцу, пароходу, пролетающим мимо чайкам. Собственно, над этими гримасами ты как раз и хохотала. Пятнадцать минут второго пополудни. Чайки не обращали внимания, пароход плыл себе заданным курсом, солнце вообще не видело моих гримас, ты хохотала, а подростки слепли. Правда, на другом берегу моря, спустя несколько месяцев после моих гримас, но все равно слепли. Мне даже не хотелось спасти этих подростков.

«Я влюблена», – повторило предсердие твоего организма, и целая стайка одуванчиков отшвартовалась от твоего существа и взяла курс на город Ростов. Между прочим, в Ростове трое молодых людей почти в это же самое время получили ожоги глаз. Ладно, шучу. Ожоги получили только двое. Третьего накрыла базедова болезнь. Опять шучу. Он просто умер: задохнулся одуванчиками.

«Я влюблена, – повторила моя душа и тихонечко завыла: Я влю-ю-ю-бле-е-е-на-а-а…» – так выла моя душа, но не как воет волчица, а как воет свирель в тонких пальцах… опять забыл, как будет правильно… свирельщика. – «Я влю-ю-ю-бле-е-е-на-а-а…» Слышишь, как блеют овечки у подножия Эльбруса?

Ты перестала хохотать: у меня кончились гримасы, у тебя – одуванчики. Перестала хохотать и посмотрела мне в глаза. Просто посмотрела, без всяких эпитетов, даже не сделала шага навстречу, не взяла в свои ладони мою руку, не запрокинула голову, не укрылась ладонью от встречного солнца… между прочим, это ему я строил гримасы… не повернулась, продемонстрировав изящный изгиб своей шеи, не пококетничала, не смутилась, не поправила прядь волос, не… что там еще делают в книгах в таких случаях? Просто посмотрела своими глазами в мои глаза.

«Я знаю, что ты влюблен. Я тоже влюблена», – сказала твоя душа моей душе, но как сказала! Ощущения, рожденные внутри твоего тела, передали некие импульсы посредством нервных окончаний в какую-то там часть головного мозга, после чего по нейронам побежали импульсы к другой части головного мозга, откуда сигнал был передан в тончайшие нервные окончания сетчатки глаз, что сформировало соответствующую реакцию глаз на внутреннее ощущение. Мои глаза посредством диафрагмы тоже передали визуальную картинку в соответствующую область моего мозга, откуда сигнал был передан по специально отведенным для любви каналам в нервные окончания другой части мозга, отвечающей за передачу любовных ощущений в сердечную мышцу и наполнение этой сердечной мышцы ощущением, которое и творилось в твоей душе в этот миг. И это я еще нe описал химические реакции и влияние жидкостей в организме.

«Я знаю, что ты знаешь», – ответила тебе моя душа простым кивком головы. Описать, как это происходит?

– Все нормально?

– Да. Ты меня проводишь?

– Провожу ли я тебя? Ты это специально спросила или со мной на палубе дурочка?

– Конечно, дурочка. Кто же еще может любить тебя такого?

– Какого – такого?

– Такого, как ты?

– Только одна девушка на земле… такая, как ты.

– Какая – такая?

– Пойдем, в каюте расскажу.

– Ты опять обманешь. Ты начнешь целовать и ничего не расскажешь.

– Тогда покажу.