Междумирье. Врата Междумирья. Книга первая
TekstКак и положено, был назначен государственный бесплатный адвокат, на лице которого было выразительно написано, до какой степени он сейчас бесплатный и какое всё вокруг фиолетовое.
Заседание началось. Судья объявила о рассмотрении иска Дубовского Департамента службы социальной защиты населения РФ о взятии под государственную защиту несовершеннолетних Лебедева Всеволода Игоревича и Лебедевой Людмилы Игоревны.
Государственный обвинитель изложил факт промокания детей под дождём, с которого всё и началось, и выразил подозрение, что такое отношение может быть систематическим. Именно это суд и начал выяснять.
Выяснилось, что Елена, мать детей, оказалась вообще последней, кто узнал о том, что дети промокли, поскольку она доверила их другим людям. Кто эти люди? Это, присутствующая здесь, сестра Елены, Василиса Белосветова, и некий Руслан Хромов, на заседании отсутствующий. Мать доверила им детей на том основании, что считает их ответственными людьми.
– Ну, и как же поступили эти ответственные люди с детьми, если дети промокли под холодным дождём? – спросил обвинитель.
– Они были приняты в доме Руслана, – ответила Елена, – согреты, накормлены и уложены спать. Я была поставлена в известность. Утром я их приняла в добром здравии.
Тогда, в качестве свидетеля, в зал была вызвана детсадовская врач. Её спросили о состоянии детей после тех выходных. Она ответила, что дети были здоровы, но в лёгких наблюдались хрипы, о причине которых она ничего утверждать не может. Сами дети рассказывали, что накануне промокли под дождём. Подобный случай врач расценила как потенциально опасный для здоровья. Данные двое детей не часто болеют, редко пропускают детский сад, то есть имеют крепкий задаток здоровья, что, видимо, их и уберегло тогда от простуды.
– Извините, – встрял адвокат, – но дети говорили, что их согрели и оказали необходимую помощь. Прошу учитывать!
– Какая помощь была оказана детям? – спросил гособвинитель у Василисы.
– Горячий душ, тёплая сухая одежда, и, в изобилии чай с мёдом.
– Я говорю про помощь, Василиса Викторовна. Что детям давали для защиты от простуды, какие медикаменты?
– Зачем им медикаменты? – отвечала Василиса, – Горячего чая с мёдом и маслом вполне достаточно, если они ещё не заболели. Излишняя химия детям ни к чему. Я же фармацевт, и знаю.
– Тем более! Вы – фармацевт, и должны знать, что существуют соответствующие препараты, и не применили ничего! А вместо этого занялись самолечением! Это простительно неспециалистам, которые могут в этом не разбираться и лечатся, чем придётся – чаем. Но вы, как профессионал, должны были поступить профессионально – дать детям препараты, а вместо этого дети получили не квалифицированную помощь, а чай с мёдом! И мать детей ещё утверждает, что это – ответственные люди! Вам кто-то не позволил оказать квалифицированную помощь?
Елена и Василиса опешили от этой тирады обвинителя.
– Мне никто ничего не запрещал! – ответила Василиса.
– Ваша честь, – обратилась Елена к судье, – но детям вполне помогло то, что им было предоставлено.
– И я вполне могу разобраться, когда нужна помощь соответствующего уровня, – продолжила Василиса, – В данном случае требовалась помощь в виде добротного полноценного ухода. И этот уход был предоставлен.
– Но это было не дома, – сказал обвинитель.
– Ну и что?
– Где это происходило?
– В доме Руслана Хромова.
– Кто вам гражданин Хромов?
– Это мой парень! – с гордостью ответила Василиса.
– То есть, у вас с ним отношения?
– Да, давно и серьёзно.
– И вы все ночевали у Хромова?
– Да.
– Ваша честь, – обратился гособвинитель, – по всей видимости, гражданка Белосветова была больше занята личными отношениями с гражданином Хромовым, а не детьми. Прошу обратить внимание, что гражданка Белосветова на три года старше Хромова, и может иметь интерес к усиленной борьбе за его внимание.
Василиса задохнулась от возмущения. На глазах суд превращался в какое-то грязное копание, где факты простой человеческой жизни выдавали за некие злые умыслы и дурные побуждения. До чего они ещё дальше договорятся!? Этот гособвинитель – опытный болтун. Всё, что скажешь, он может вывернуть всяким образом.
Были вызваны следующие свидетели: соседи Елены и Василисы.
Соседи Елены рассказали, что дети по месту прописки проживают редко, по причине долгого отсутствия отца. А соседи Василисы подтвердили, что дети живут, в основном, у неё, в квартире Белосветовых, и что молодой человек систематически провожает и посещает Василису. Из всего был сделан вывод, что Василиса Белосветова в любое время суток плотно занята отношениями с Русланом Хромовым, и она не может быть толковой нянькой для несовершеннолетних детей. Елена Лебедева должна была это знать и не доверять детей Василисе за пределами города.
Теперь Василиса убедилась, что её соседи уже давно играют свою подлую роль в этом деле, а здесь они её только доигрывают.
Была опрошена заведующая детсадом. Она пересказала, с листка, показания воспитателей. Было отмечено, что дети в своих рассказах неоднократно упоминали Руслана.
– Это ненормально! – встала ранее молчавшая социалка, – Это ненормально, когда из уст ребёнка слово «мама» звучит реже, чем «Руслан». Что это за семья такая? Какая роль матери!? Кто этим детям Руслан? Больше, чем мать?
– Боже, какую чушь она несёт! – прошептала Елена.
– Я протестую! – включился адвокат, – Руслан Хромов – друг семьи.
– Это мы и так знаем, – остановила его судья, – Суд удаляется на совещание.
Судья и все, кто сидели там, рядом с судьёй, встали и ушли в совещательную комнату, а все вызванные свидетели поспешили убраться из комнаты суда, стараясь не смотреть на Елену.
– Хорошо, что Руслана не вызвали, – сказала Елене Василиса, – а то бы этот обвинитель и из его слов тоже выжал какую-нибудь гадость.
– Похоже, и того что есть, достаточно будет, – грустно сказала Елена.
Судья со свитой вернулась через 15 минут, и суд объявил своё решение.
Суд решил признать действия Елены Лебедевой в отношении своих детей опасными для их здоровья и морального состояния, что выражалось в доверении детей на попечение безответственных лиц. Суд постановил передать детей Елены Лебедевой под опеку государственного детского учреждения (детский дом) сроком на шесть месяцев. В течение этого срока с Еленой Лебедевой следует проводить воспитательно-профилактическую работу, а судьба детей на протяжении этого срока будет определяться текущими обстоятельствами и исключительно в интересах детей. Во избежание морального травмирования детей, родителям и родственникам запрещено видеться с детьми на протяжении этого срока. Елена Лебедева обязана платить государству алименты на содержание детей в течение того же срока. По истечении срока суд рассмотрит вопрос о готовности матери принять детей обратно в семью.
С копией судебного решения в руках, Елена и Василиса вышли из здания суда. Елена еле сдерживала слёзы – её не просто разлучили с детьми, а ещё и унизили.
Руслан их ждал возле машины. Он догадывался, что решит суд, но не представлял в каком виде. Они сели в машину, и Руслан быстро просмотрел бумагу, запечатлевшую решение суда.
– Так, формулировки знакомые, – сказал он, – в Интернете уже видел, и они поддаются расшифровке. В общем, так, это означает, что на протяжении шести месяцев детям могут подыскать приёмную семью, для более комфортного, чем в детском доме, содержания. И эта семья будет иметь на детей больше прав, чем родная мать, говорю открытым текстом, скрывать нет смысла. И если дети им понравятся, то они могут просить об усыновлении детей, и эта просьба, скорее всего, будет удовлетворена. По современным законам приёмная семья может быть откуда угодно, то есть и заграничная тоже.
Зажав рот рукой, Елена начала тихо плакать. Василиса обняла её.
– Наша текущая задача такая, – продолжал Руслан, – подать апелляцию – есть шанс, что пока она будет рассматриваться, дети будут неприкосновенны. Следующее, установить любой ценой наблюдение за детьми, что бы отслеживать их возможное перемещение. Здесь кое-что нам светит: Заяц сообщил мне, что у его друзей есть один молодой друг, выпускник Дубовского детдома. Он там всё и всех знает, может заходить туда, вроде как в гости. Он берётся узнать про детей.
– Тогда немедленно свяжись с ним, Русь! – попросила Василиса.
– Этим и займусь.
– Только сразу отвези нас домой, Лене надо успокоиться.
– Хорошо, едем.
Руслан завёл машину и тронулся с места. Он привёз сестёр домой, и поехал к Зайцу, предварительно с ним созвонившись. Пока он до него доехал, Заяц уже созвонился с кем надо. Заяц сел в Ниву и сказал:
– Значит так, сейчас едем к Димке, это тот детдомовец. В общих чертах он уже в курсе вопроса. В силу своей биографии, проявляет большое сочувствие. Димка там был на хорошем счету. Кроме того, в последний год своего пребывания он там завёл шуры-муры с одной малолеткой из седьмого класса, и после выпуска продолжает к ней бегать на свиданки. Она сейчас уже большая девка, зрелая, в следующем году выпускается из детдома. Она там у него и глаза и уши, и вожатая в младших классах.
Они поехали по указанному Зайцем адресу, и оказались у пятиэтажного дома – «малосемейки». В таких домах давали квартиры детдомовцам. Дверь квартиры номер «5» им открыл молодой человек, которого Руслан сразу узнал.
– Это Дима, – представил Заяц.
– Я в курсе… – сказал Руслан.
– А… а это Руслан…
– А говорил, что Вася! – сказал Дима.
Это был тот самый Дима, с которым целовалась медсестра в больнице.
– Знакомы? – удивился Заяц.
– Ну, что, нашёл свою медсестричку? – спросил Дима, пропуская их в квартиру.
– На самом деле я не к медсестричке приходил, а как раз по этому делу, которым мы сейчас и занимаемся. Там были наши дети, в инфекционном, и мне надо было попасть туда любым способом.
– Ах, вот оно что! Нашёл детей?
– Нашёл. Спасибо твоей медсестричке, провела. Только ты ей не говори об этом, пусть думает, что я на свидание ходил. Если узнают, нас прижать могут – преследование детей!
– Я всё понял, – серьёзно ответил Дима, – никто ничего не узнает. Говори, что от меня требуется?
Гусич уже знал о решении суда, и сообщил Плесковым, что они могут забрать детей. Бьёрк со своими бумагами из Швеции опаздывал на несколько дней, а без них детей не выпустят из страны. По этим бумагам эти дети будут уже шведами, и их должны будут выпустить «домой». А пока дома они здесь.
Плесковы просили приготовить детей на послезавтра. Они всё принесут, и деньги и бумаги. Дети должны уехать с ними сразу. Гусич обещал всё исполнить.
Тем временем бывший детдомовец Дима появился под окнами учебного корпуса. Он знал, что сейчас где-то там находится его Марина. У неё были проблемы с экзаменами, и она готовилась к пересдаче. Спустя полчаса Марина случайно увидела в окно Диму, бродящего под деревьями сада, и решительно отпросилась с занятий, сказав, что плохо себя чувствует и ей надо в медпункт. Она вышла из заднего подъезда и поманила его за собой. Они зашли за угол и сочно поцеловались.
– А теперь пошли за мной! – обрадовано позвала Марина, – Мне надо двигаться к медпункту, я туда отпрашивалась.
– Пошли. Марин, у меня дело к тебе серьёзное.
– Дим, у меня тоже серьёзное дело, там и поговорим.
Медпункт был в спортивном корпусе. Там же была раздевалка спортзала, в которую они и направились. В этой раздевалке часто многие пары назначали встречи. Шкафчики в раздевалке создавали как бы множество комнат, в которых и уединялись воспитанники детдома.
Марина завела его в отделение, где был её шкафчик. Она уселась на подоконник, и он подсел рядом.
– Я соскучилась, – прошептала она, – Вот какое у меня дело!
– Прости…
– Когда ты был последний раз… – тихо говорила она.
– Дней десять назад…
– Вот именно! Десять дней! Ты что, издеваешься? Мне экзамены сдавать надо, а ты не приходишь! В голову ничего не лезет! Сосредоточиться не могу! В школе так хорошо училась весь год, и вдруг не могу сдать экзамены! Что же, я им скажу, что мне скучно в их компании, ко мне Дима не приходит?
Дима приклонился к ней и принялся долго и с наслаждением расцеловывать её губы. Он уже знал, что Марина большего и не позволит, и уже давно научился наслаждаться изысканным целованием с ней. Да, он давно не появлялся у неё – посвящал время медсестре из больницы. Только совсем недавно он затащил её в постель, и она теперь приглашала его каждый день. А ведь он сразил медсестру именно умением целоваться, чему научился у Марины.
Насладившись Димой, Марина перевела дух и спросила:
– Ну, что там у тебя, Димочка?
Дима изложил ей суть дела и рассказал всё, что знал о детях Лебедевых. Он показал Марине их фотографии.
– Дима, принято! – сказала Марина, – Я обязательно узнаю всё-всё-всё! И сразу доложу.
Проводив Диму, Марина вернулась в класс в приподнятом настроении и в тревожном волнении от порученного дела. Она была готова сдавать математику хоть завтра, но ей назначено было через три дня.
Договорившись с Димой, Руслан приехал обратно, поставил машину в гараж, и поднялся в квартиру Василисы.
Елена сидела в кресле с потерянным видом, глядя в пустоту. В руках она держала игрушечного мишку. Василиса медленно расхаживала по комнате. Она открыла дверь Руслану, и провела его в комнату. Руслан рассказал о встрече с Димой, который берётся организовать разведку детей в детском доме, и продолжил:
– А теперь вот ещё что. Очередь усыновителей существует всегда. Эти люди выбирают. И если очередь существует, значит, детдомовские дети чем-то им не подходят. Стало быть, наши могут там ненадолго задержаться. По современным гестаповским законам ювенальной юстиции родителей не обязательно лишать родительских прав, что бы отдать детей кому-то другому. Напротив, статус родителя остаётся, что бы алименты платили усыновителям. В конце концов, родительских прав могут лишить и задним числом. Эта система имеет широкие полномочия, а чиновники, которые её продвигают, все сидят на заграничных грантах. Я подумал, пока ехал… Нам надо действовать на опережение. Поскольку усыновители неизбежно придут смотреть детей, рано или поздно, мы должны сами это сделать впереди всех.
– Как это? – не поняла Елена.
Руслан задумчиво замолчал, и повернулся к Василисе, которая сидела рядом с ним, на диване.
– Мы с Василисой поженимся! – решительно сказал он, – И попытаемся усыновить детей, как супружеская пара. Прости, Василиса, я хотел, предложить тебе руку и сердце совсем не при таких обстоятельствах, но так уж сложилось всё.
Василиса молча положила голову на плечо Руслана и всхлипнула. Он взял её руку и накрыл своей ладонью.
– Мой отец завещал мне немаленькую сумму денег, – продолжал Руслан, – Согласно завещанию, я получаю эти средства в случае создания семьи. Итак, мы сможем продемонстрировать комиссии, или что там у них, удовлетворительную материальную состоятельность. Кроме того, у Василисы трёхкомнатная квартира, а у меня двухкомнатная – по жилплощади отличный показатель. Ходатайство об усыновлении вряд ли будут рассматривать те юристы, которые сегодня нас судили, так что мы не будем узнаны как «фигуранты дела». Фамилия Хромов на суде упоминалась эпизодически, и её тоже вряд ли вспомнят. Мы хорошие кандидаты в усыновители.
– Ты смелый мужчина, Руслан, – тихо сказала Василиса, – Ты готов перекроить свою жизнь, хотя имеешь очень широкий выбор…
– Она уже перекроена, Василиса, четыре месяца назад. Поверь, я мечтаю вечно быть с тобой!
Елена, впервые за это время, улыбнулась.
– Вы ни в чём не виноваты, но вы же и причина всего, – сказала она, вставая, – Наверное, это путь, который надо пройти.
Она подошла к Руслану и поцеловала его в щёку, так же, как это делает Василиса.
– Спасибо, Русь, – сказала Елена, – Василиса, что ты скажешь?
– Я согласна, – тихо ответила она, закрыла глаза и прижалась лицом к щеке Руслана.
Он обнял её за плечи.
– Я вызвала Игоря, – сообщила Елена, – он будет через несколько дней. Апелляцию будут рассматривать уже с его участием.
Плесковы явились очень быстро. Принесли все документы и отдали Гусичу пачку копий, а так же две пачки денег по 100 000 рублей в каждой. Гусич вручил им, уже оформленные для них, документы на детей. Плесковы попросили собрать детей немедленно.
Сборы были нехитрые – одна сумка вещей на двоих. И об этом уже знала Марина. Выполняя Димкино задание, она смогла получить доступ в специальный реабилитационный корпус, где сейчас находились Лебедевы. Для этого ей пришлось пофлиртовать с физкультурником, который был вхож во все подразделения детского дома, поскольку дружил со всем женским коллективом очень близко. Узнав, что детей уже сегодня отправляют из детского дома, Марина немедленно позвонила Диме, а он позвонил Руслану.
Сева и Людмилка снова оказались вместе, в какой-то опрятной комнате с игрушками на полках. До того их держали порознь, на разных этажах здания. Один раз, когда Людмилка плакала, ей дали успокоительное. Причём спросили, как ей дать: таблеточкой, или укольчиком? Ненавязчивый такой намёк на жёсткие меры. Поэтому, когда она снова увидела Севу, она даже побоялась заплакать от радости. Обнявшись с сестрой, Сева спросил:
– Людмилка, тебе сказали, что у нас будут новые родители?
– Да. Кто это? И где наша мама?
– У нас не может быть новых родителей! – ответил Сева, – У нас и так есть мама и папа. Врут они всё!
– Мне тёти говорили, что мы с тобой всегда будем вместе, если у нас будут новые родители.
Детей специально держали раздельно, чтобы «новые родители» стали для них благодетелями, которые их соединили.
В это время, на первом этаже реабилитационного корпуса, инструктор-психолог консультировала Плесковых, как вести себя именно с этими детьми, что нужно делать, что бы поскорее найти с ними общий язык. Она проходила курс обучения по этому вопросу в Европе и в Москве.
– Извините, – сказал Плесков, морщась, – но у них ведь есть родители, не так ли? Кто они и где?
– Фактически, только мать, – ответила психолог, – отец подолгу в отъезде. Эти дети очень склонны доверяться другим людям, воспользуйтесь этим.
– Так кто же родители? – спросила Плескова.
– Люди нормальные, не сомневайтесь, без дурной наследственности. Семья культурная, привычки благополучные. Подмечайте это, и всегда хвалите детей за все проявления благополучного и благоразумного поведения.
– Это очень хорошо, – сказала Плескова, – но хорошо бы, так сказать, заочно познакомиться с этими людьми с хорошей наследственностью, как вы выразились.
– Я не знаю этих людей, – ответила психолог, – только со слов детей, это ограниченная информация, к которой имеет доступ очень узкий круг людей. Дети могут рассказать сами о своих родителях, но я не советую их об этом просить – это очень затруднит отвыкание.
В сопровождении психолога Плесковы пошли знакомиться и забирать детей. Они поднялись на третий этаж, и вошли в комнату, где дети Лебедевых ждали своей участи.
Сева и Людмилка сидели на скамеечке в комнате ожидания и уже молчали, ни о чём не разговаривая, когда за дверью послышались шаги. Дверь открылась и в комнату вошла та самая тётка-психолог, которая все эти дни промывала им мозги, и ещё двое – девушка и молодая женщина.
Женщина и девушка были одеты в одежду, напоминающую походную экипировку: обе были в штанах и лёгких подпоясанных куртках светло-зелёного цвета, из грубой ткани, вроде холстины. На ногах у них были мягкие кожаные ботинки со шнурками, напоминающие мокасины. Русые волосы у обоих охвачены пояском и заплетены в косы. У женщины на плече висел небольшой коричневый рюкзак, а у девушки – кожаная сумка на ремне.
– Здравствуйте, – тихо сказала детям девушка.
– Здравствуйте, – так же тихо сказала женщина.
Удивлённые дети молчали.
– Детки, – улыбаясь, сказала психолог, – это Валентин Валерьевич, – и она указала на девушку.
Девушка улыбнулась и подмигнула детям.
– А это Мария Кирилловна, – психолог представила женщину, – или Маша.
Дети напрочь потеряли дар речи.
– Мы немножко посидим наедине и пойдём, – сказала «Валентин Валерьевич» психологу.
– Да, да, конечно, Валентин Валерьевич, познакомьтесь. Я буду в коридоре.
И психолог вышла.
Когда дверь закрылась, странные гости подошли к детям поближе и присели перед ними на корточки, ласково улыбаясь. У обеих, и у девушки, и у женщины, были совершенно одинаковые глаза.
– Мы вас знаем, – доверительно сказала женщина, – ты Сева, а ты Людмила. Мы знаем вашу маму и вашего папу. Но сейчас мы не можем вас отвести к ним. Сейчас мы можем только увести вас отсюда. Если вы не уйдёте с нами, вас заберут другие люди. И никогда не вернут.
– Так вы хотите отдать нас маме и папе? – обрадовались Сева и Людмилка.
– Тихо! Хотим. Но этого никто не должен знать, иначе нам не позволят это сделать. Сейчас мы все уйдём отсюда. Не надо с нами разговаривать. Просто идите с нами. Но если что, то я – «Валентин Валерьевич», а она – «Мария Кирилловна».
Они поднялись, и дети тоже встали со скамеечки. Девушка взяла сумку с их вещами, и все направились к двери.
За дверью их ждала психолог.
– Севочка, Людочка, вы познакомились с Валентином Валерьевичем и Марией Кирилловной? – спросила она дружественно у детей.
Те одновременно кивнули.
– Очень располагающие детки, – сказала ей девушка.
– Ну, вот, вы найдёте общий язык! – обрадовалась психолог, – Я сделала всё, что смогла.
– Вы сделали немало, спасибо вам, – ответила женщина, – Ну, теперь мы пойдём.
– Думаю, вы, Валентин Валерьевич, будете прекрасным отцом! – мило улыбнулась «Плескову» тётка-психолог.
Потом психолог излилась изысканными прощаниями и пожеланиями счастья, после чего дети и странная пара, забирающая их, направились к выходу. За этой сценой наблюдала из-за угла Марина. Она была весьма озадачена: по данным местной агентуры, детей должны были забирать семейная пара – мужчина и женщина, а тут она увидела только две молодые женщины, одна совсем молодая, и одеты во что-то вроде униформы. Марина быстро помчалась к запасному выходу, чтобы продолжить слежку снаружи.
Все четверо уже подходили к воротам детского дома, чтобы покинуть его территорию, и столкнулись, нос к носу, с Бьёрком Инвиком, который только что выскочил из машины. У него в руках была папка с новыми документами детей Лебедевых. Там, в Швеции, подсуетились, и смогли выслать документы уже сейчас. Вот и хорошо, детей уже можно будет отправлять. Теперь Бьёрк торопился в кабинет Гусича. Он обошёл стороной четверых угрюмых парней – подростков из детдома, которые направлялись к воротам, засунув руки в карманы, и быстро направился к админкорпусу. На парней он больше не оглянулся. А двое из четверых «парней» – девушка и женщина – только посмотрели ему вслед, усмехнулись, и повели детей дальше. Они вышли на улицу и молча пошли по ней куда-то. За ними выглянула Марина, дождалась, пока они удалятся на безопасное расстояние, и отправилась за ними.
Гусич сидел у себя в кабинете и думал про Плесковых. Странно, как он мог забыть про таких солидных клиентов? У него такое ощущение, будто он только позавчера с ними познакомился.
И, вдруг, вошёл Бьёрк Инвик со своей переводчицей, поздоровался, и положил на стол папку с документами.
– Детти, – сказал он, – Лебедефс.
И ещё что-то добавил.
– Документы для детей Лебедевых, – сказала переводчица, – Детей отправляем немедленно.
Гусич заглянул в папку. Томас и Эдда. Гусич закрыл папку, и сообщил, что детей уже усыновили, увы.
Не стоит описывать грандиозный скандал, который разразился в кабинете директора. Сначала Бьёрк ругался с Гусичем, потом ругался с переводчицей, за то, что она плохо переводит его нецензурную брань, и требовал, что бы она доходчиво перевела все его угрозы. Но Гусича это не страшило. Он знал, что с должности его не уберут, потому что на вышестоящее начальство у него был неслабый компромат: Гусич несколько раз «угощал» их детдомовскими старшеклассницами, из тех, что сами не прочь залезть в чьи-то штаны. При необходимости, это всегда можно доказать.
Бьёрк ушёл, хлопнув дверью. Ничего страшного, но пренеприятный осадок остался. Ладно, это пройдёт. Зато он провернул чисто своё дело, без участия всяких бьёрков. Гусич выдвинул ящик стола, чтобы полюбоваться результатом и успокоить себя. Сверху лежала пластиковая папка-конверт с документами Плесковых. Это гарантия законности акта усыновления. Он открыл папку. Что это? Внутри лежало несколько сложенных газет. А где документы? Здесь были справки о жилплощади, о доходах, о судимостях, и состоянии здоровья, психиатрические сертификаты, и прочее другое. Гусич порылся в ящике и ничего этого не нашёл. Странно! Как сюда попали старые газеты, и куда делись документы?
Озадаченный Гусич открыл стенной шкаф и запустил руку в карман висящего там пиджака. Вот две пачки денег. Он вытащил их. В своих руках он увидел перетянутые бечёвкой резанные газетные листы. Гусичь больно глотнул исчезающий, почему-то, воздух, и начал тщательно перелистывать резаную газету. Он разорвал бечёвку на обеих пачках, но не обнаружил там ни одной настоящей купюры! Это была даже не «кукла», куда вкладываются, для вида, несколько настоящих денежек, а самая натуральная… – в голове были только короткие слова. Как он так мог!? Как его так смогли!? Где эти Плесковы!? Немедленно поднять их данные! И, вдруг, Гусича совершенно прояснило: он никогда не слышал ничего ни о каких Плесковых, он действительно знает их всего несколько дней! Никогда раньше, никогда, они здесь не появлялись!
Гусич вспотел, как гусь в духовке, истекающий соком. Он вышел из кабинета, утираясь платком, и сказал секретарше:
– Мне все данные на усыновителей Плесковых! Быстро!
Через пять минут растерянная секретарша доложила, что никаких данных о Плесковых в архивах и базах нет, и никогда не было.
Гусич вызвал к себе всех, кто занимался детьми Лебедевых, и других ответственных лиц. Половина из них уже познакомились с Плесковыми, но… только пару дней назад. До того никаких Плесковых не существовало.
Гусич не помнил, как все ушли, и он остался один в своём кабинете, в глухой прострации. Он влип – детей похитили. Через несколько дней проверочная комиссия должна будет наведаться к Плесковым по указанному адресу проживания, а никакого такого адреса-то и нет! И самих Плесковых нет! Он звонил в справочную – нет таких. С него спросят, кому он отдал детей. Где дети!? Это же подсудное дело!
А по всему кабинету были разбросаны нарезанные газетные листы из пачек «денег».