Loe raamatut: «П.А. Столыпин: реформатор на фоне аграрной реформы. Том 2. Аграрная реформа»

1. Аграрная политика российской власти: от общинного к частному землевладению

1.1. Крестьянская поземельная община – один из столпов русской государственности

Крестьянская поземельная община, являясь исторически сложившейся формой совместного землепользования и самоуправления, занималась переделом земли, регулировала широкий комплекс вопросов внутриобщинной жизни и выполняла налоговые и иные обязательства перед государством. Община возникла исторически как способ коллективного выживания русского крестьянства. В общину крестьянин был приписан принудительно от рождения, а экономическое участие проявлялось в коллективной ответственности за выплату налогов и отчислении средств на общие нужды. Доходы от предприятий, учрежденных общинами, как правило, не распределялись среди индивидуальных хозяйств, а шли на погашение различных внешних обязательств и в первую очередь выплату государственных налогов. Это состояние можно охарактеризовать (с учетом крепостнического прошлого России) как вынужденную, принудительную приписку. Появление и устойчивость общины объяснялись как природно-климатическими факторами, заставляющими создавать наиболее адекватные организационно-хозяйственные структуры для совместного выживания, так и социально-политическими. Централизованное Российское государство видело в общине наиболее эффективный способ взаимоотношений с сельским миром. Этот социальный институт устраивал всех и выполнял поистине универсальные функции.

Вопрос о происхождении крестьянской общины был поставлен во второй половине XIX в. Сразу определились два направления: одни видели истоки крестьянской общины в родовой организации славян, другие отстаивали ее сравнительно позднее, фискальное, крепостническое происхождение. Суровые природно-климатические условия сделали процесс разложения первобытного общества у восточных славян необычайно длительным, растянутым на многие столетия. При всей очевидной архаичности общины в России по сравнению с общиной Западной Европы она была абсолютно неизбежной, закономерной чертой русского исторического процесса и отнюдь не зависела от чьей-то злой воли или недомыслия. Община преследовала свою главную цель – коллективное выживание в суровых условиях борьбы за существование. Государство в своих интересах использовало общину, но она не была навязана крестьянам извне, а выступала той социальной организацией, которая отражала объективные условия существования крестьянства и соответствовала вековым его традициям и огромному накопленному опыту борьбы за свое выживание в неблагоприятных условиях. В отличие от Западной Европы, в России не получило юридического закрепления римское право собственности, опирающееся на хорошо организованную базу юридических уложений. Именно там многовековая культура частной собственности развила такое качество экономической личности, как хозяйственный индивидуализм и экономический рационализм. В России же на протяжении многих веков хозяйство было основано не на частной собственности, а на своеобразном сочетании общинного пользования землей и власти государства, выступающего в роли высшего собственника¹.

Община как форма местного народовластия весь период своего существования активно сотрудничала с государственной властью, а после принятия Соборного Уложения 1649 г. превратилась в административную единицу. С введением подушной подати в 1722 г. государство возложило на общину обязанность по надзору за каждым из ее членов, наделив крестьянскую общину значительной принудительной властью, используя при этом институт круговой поруки. Такое интенсивное проникновение государственного вмешательства во внутриобщинные отношения было обусловлено значительным изменением правового положения всех категорий крестьянского населения страны – его дальнейшим закрепощением, которое надолго определило цивилизационное развитие страны. В условиях усиления крепостного гнета крестьянская община не могла защитить общинников от произвола помещиков либо предоставить иные гарантии устойчивости их социально-правового статуса. Поэтому роль общинного самоуправления в XVIII в. сводилась в основном лишь к обеспечению фискальных интересов государства и выполнению рекрутской повинности. Таким образом, усиление абсолютистского государства сделало возможным использование общины в полицейских целях. В первой половине XIX в., когда развитие капиталистических отношений объективно способствовало ослаблению сословных ограничений и расширению прав феодально-зависимого населения. Претерпел определенные изменения и правовой статус самой крестьянской общины, которая стала рассматриваться государством в качестве участника (пусть неравноправного) договорных отношений. Она выступала как субъект гражданского права, обладая обязательственными, наследственными и вещными правами, но большинство из них до реформы 1861 г. община могла реализовать лишь внутри себя самой².

Российское государство до XIX в. не располагало достаточно развитым административным аппаратом, чтобы установить какие-либо отношения с общиной каждого отдельного селения. Государство предпочитало иметь дело с более крупным административным образованием – волостью, а собственно сельская община имела характер неформального объединения. С распространением крепостного права низкий гражданский статус крестьян еще более препятствовал официальному признанию их сообществ. Система управления государственными крестьянами, сформировавшаяся в течение XVIII столетия, имела волостную структуру управления; сельские общества рассматривались должностными лицами волости как своего рода устойчивые неформальные группы. Государственное управление и надзор над помещичьими крепостными крестьянами отсутствовали, и помещики несли полную персональную ответственность перед государством за действия своих крепостных³.

Центром и главным звеном крестьянской общины был сход. Полноправными участниками схода общины, превратившейся со временем в землевладельческую и податную единицу, являлись владельцы земельных наделов, домохозяева, лица, на которых лежали обязательства по отношениям землепользования и уплате налогов. Некоторые вопросы на сходе не могли быть решены, если хотя бы одно домохозяйство в общине оказывалось никем не представленным; это прежде всего были вопросы о земельных переделах, распределении податных обязательств и повинностей. Поэтому во многих общинах существовали четкие правила, кто может представлять домохозяйство на сходе и кто может заменять домохозяина, если он болен или в отлучке. Эти правила существенно различались от губернии к губернии, от общины к общине. Отсутствовавшего домохозяина мог заменить взрослый сын, обычно старший, или жена (вдова). Допускалось в отдельных случаях, что вынужденный отсутствовать на сходе домохозяин поручал голосовать за себя своему родственнику и даже соседу. Присутствие женщин и детей на сходах, как правило, не допускалось, мужское взрослое население деревни могло приходить на сходы, чтобы послушать, что говорят люди, но не все имели право высказываться, вмешиваться в обсуждение. Это касалось бездомных и бобылей, пьяниц и других носителей дурной репутации. Члены домохозяйств могли не только присутствовать, но и говорить на сходах, высказывать свои суждения, просьбы и пожелания, особенно в тех случаях, когда сход рассматривал семейные скандалы. Большое значение придавали общинники участию в сходе деревенского священника, мнение которого всегда выслушивалось. Во многих губерниях было принято, чтобы сходы начинались и заканчивались чтением молитв: у бога просили помощи и вразумления, поскольку все дела должны быть решены по-божески на основе справедливости и безобидности. Со стороны сход представлял из себя гомонящую толпу, где, как правило, не было ведущего; все говорили разом, пока кто-нибудь один не овладевал вниманием «опчества». Собравшиеся, бывало, громко переговаривались во время речи человека, словам которого мир не придавал большого значения, но все сразу замолкали, когда начинал говорить уважаемый состоятельный домохозяин, «умственный мужик», к авторитетному мнению которого всегда прислушивались. При внимательном рассмотрении оказывалось, что общий тон на сходе задавали несколько крепких домохозяев, и мир в конечном счете принимал такое решение, какое они запланировали. Но до поры до времени это было чисто моральное руководство, никакой обязательной властью деревенские авторитеты не обладали. Если лидеры общины пытались навязывать сходу решения, в результате осуществления которых могло появиться много обиженных и недовольных, мужики «поднимали крик», и такое решение проваливалось. Впрочем, в период разложения общинного строя и с появлением мироеда (кулака) как нового типа личности в общине, не стыдившегося эксплуатировать труд и доверчивость своих товарищей, демократическая атмосфера сходов резко пошла на убыль.

Круг вопросов, которые выносились на обсуждение схода, можно очертить лишь условно. Они выражали в обязательном порядке социальную природу общинного строя, характер общины как землеустроительной, землевладельческой организации, как податной единицы, они, как правило, представляли интерес для всей общины или для большинства крестьянских дворов. Этим определялась явка и активность общинников на собрании. К числу наиболее распространенных и типичных «полномочий» схода относились: 1) принятие решений о частичных или полных (черных) переделах земли. Подобные крупные мероприятия в общине проводились один раз по истечении определенного времени или во внеочередном порядке по требованию большинства домохозяйств, недовольных результатами предшествующего передела. В случае положительного решения назначали «делильщиков», уточняли порядок и организацию передела, хотя его «технология» в принципе давно и в деталях предписывалась обычаями деревни. На сходах, рассматривавших подобные вопросы, требовалось присутствие всех домохозяев, всех общинников, претендующих на земельные участки под условием выплаты податей; 2) контроль за передвижением земельных участков между отдельными домохозяйствами; все операции с «мироплатимой землей» внутри общины совершались только с разрешения схода. Он давал согласие на обмен земельными наделами между домохозяйствами, на выделение наделов при разделе имущества, на соединение надела домохозяина с наделом приемыша, сироты и т. п. Сход давал согласие на переход земельного участка от умершего домохозяина к его наследнику (брату, сыну, старшему в доме). Глава семейства не мог свободно распоряжаться выделенными ему земельными участками: согласие мира требовалось при сдаче земли в аренду, предоставлении ее в заклад; 3) распоряжение общественным фондом общинной земли, выделение даровой земли вдовам и сиротам, бобылям, предоставление огородов нуждающимся семьям. Только с общественного приговора можно было сдать общинную землю в аренду или в залог под внешний заем. Сход принимал решения относительно режима использования лугов для сенокошения, выпасов, мест рыбной ловли, общественных лесов и т. п.; 4) раскладка денежных и натуральных платежей и повинностей. Сход определял очередность домохозяйств в несении таких повинностей, как караул табуна в дневное и ночное время, обязанность сторожить церковь или школу, но большинство повинностей было связано с участием в общем труде: ремонт дорог, починка изгородей, расчистка лесных участков, постройка мостов, плотин, мельниц и т. д. На сходе определялось время для общих работ и количество работников от каждого домохозяйства; 5) выбор должностных лиц общины – старосты, десятских, сельского писаря, вахтера – заведующего общественным хлебным «магазином», который представлял собой не что иное, как хранилище зерна, из которого выдавались натуральные ссуды и вспомоществования впавшим в нужду общинникам. У вахтера было два-три помощника без жалования. Кроме того, сход выбирал стариков по одному из каждой сотни для обсуждения, кому и сколько следует выдать хлеба, они должны были следить, «чтобы все было верно»⁴. В общине, судя по всему, существовало непростое делопроизводство, велись различные формы учета, заключались договоры купли-продажи, аренды, займа и др. Старосту и десятских выбирали на год из многочисленных семейств без жалования; 6) распоряжение общей собственностью общины, к которой относились здания, амбары и другие хозяйственные постройки, каменоломни и песчаные карьеры, мельницы и т. д. Сход определял условия пользования объектами общинной собственности общинниками и, возможно, посторонними, принимал решения о найме рабочей силы со стороны (пастухов, сторожей и т. п.). В ведении схода находились вопросы строительства новых и ремонта старых общинных строений, поддержания в хорошем состоянии деревенской церкви и школы. Исходя из имущественных соображений, сход давал разрешение на открытие в деревне лавок, питейных заведений и пр.; 7) рассмотрение вопросов о разделе домовладений с учетом их податных обязательств. В некоторых губерниях сход мог запретить семейные разделы до уплаты податей. Считалось, что без особой нужды сход не должен вмешиваться в семейные дела, но он вынужден был это делать, если члены семейства при имущественных разделах и выделах вступали в конфликты и выносили свой спор на общественность. На сходах улаживались споры между членами крестьянского двора о наследовании усадьбы, движимого имущества; 8) рассмотрение жалоб членов домохозяйства на главу семейства (большака), если он злоупотреблял своими правами, заключал сделки в ущерб хозяйству (например, сдача земли в аренду на невыгодных условиях), проматывал семейное имущество либо совершал аморальные действия. Если само семейство после смерти своего главы не могло вследствие разногласий определить, кто унаследует его положение, то сход сам назначал большака в семье. То же самое могло произойти в случае, когда действующий домохозяин оказывался явно неспособным исправно платить подати и исполнять повинности перед миром. Мир глубоко вникал в проблемы упадочных, вырождающихся семейств; без его согласия никому нельзя было передавать усадьбу и усадебную землю, сход решал, что из имущества разоряющихся хозяйств можно было продавать, а что нельзя; 9) контроль за исполнением податных обязательств – это, возможно, самая неприятная сторона деятельности общины, связанной круговой порукой и потому вынужденной пристально следить за плательщиком, принимать к нему меры с появлением первых признаков неплатежеспособности. На шее у мира всегда висело немалое число слабосильных стариков, солдатских родителей и жен, вдов и сирот, так что увеличивать количество иждивенцев община, естественно, не желала, особенно когда общинный коллективизм уже давал трещины. На сходе с неплательщиками говорили жестко. При наличии недоимки принимались меры: вслед за уговариванием шла продажа имущества. Вначале продавали хлеб и скот, затем отбирали землю и сдавали ее в аренду при условии, что за счет платежей погашалась задолженность. Не подлежали продаже единственная лошадь, женское имущество и бытовые вещи. Продажа имущества и отобрание земли, сдача ее в аренду осуществлялись только по приговору схода и под контролем общинных должностных лиц. Если мир все-таки снисходил к неплательщикам, попавшим в нужду вследствие болезни и других несчастных обстоятельств, то к тем, кто не платил по причине беспечности и загула, применялись, помимо продажи имущества и отобрания земли, другие наказания, вплоть до телесных; 10) сход был правомочен принимать оперативные хозяйственные решения, касающиеся всех членов общины. Устанавливались, например, некоторые агротехнические правила, обязательные для всех хозяйств, никто не мог отступать от общего севооборота, огораживать свои полосы или оставлять какие-либо сооружения, препятствующие осеннему выпасу скота. На сходах объявлялось общее время сбора лесных плодов, например кедрового ореха в сибирских деревнях, время лова рыбы в озерах. Иногда устраивали общий лов с последующим разделом добытой рыбы между хозяйствами. На сходах, бывало, устанавливались экологические запреты – например, запрет купаться и сбрасывать мусор в водоемы, из которых брали воду для питья и стряпни; 11) выносились на сход и вопросы морального характера, хотя они, как правило, возникали при рассмотрении хозяйственных дел и были частью решений, которые мир принимал в связи с землевладением и налогами. Доискиваясь до причин бесхозяйственности и неплатежеспособности общинника, мир часто приходил к выводу, что все дело здесь в беспечности, распутстве и пьянстве. Меры принимались достаточно строгие – от выставления на прилюдный позор до унизительных телесных наказаний розгами. Родители беспутных парней и гулящих девиц должны были выслушивать на сходе неприятные слова в свой адрес, а сами лица, позорящие честь деревни, могли быть подвергнуты порке. Однако если власти или кто-либо со стороны напрасно обвиняли общинника в неприглядных делах, то мир дружно вступался за «хорошего человека», старался не дать его в обиду и, если надо, шел ради этого на материальные расходы⁵.

Сходы в деревне были общие и «частные». Общие сходы характеризовались участием всех или почти всех домохозяйств деревни, и именно на них принимались решения о переделах земли, о передвижении земельных участков, происходила раскладка податей и повинностей, выбиралось «деревенское начальство». На «частные» сходы собиралась часть деревни, улица или несколько улиц либо несколько соседних семейств. Они в основном решали вопросы семейного права; такой сход в большей или меньшей степени выступал как деревенский суд. В пореформенное время созывался примерно три или четыре раза в год так называемый волостной сход, который официально участвовал в волостном управлении и формировании волостных властей. Решения сельских общинных сходов назывались «мирскими приговорами», сформулированными во всеуслышанье на собрании с одновременной или последующей записью. В зависимости от характера рассматриваемого вопроса приговор считался действительным, если на сходе присутствовали, в одних случаях, все домохозяева деревни, в других – не меньше половины, но иногда признавали достаточным явку одной трети и даже одной четверти состава домохозяев. Для приговора о переделах земли необходимо было согласие всех домохозяев; убеждать несогласных принималось множество людей со всех сторон, и как только они уставали всем отвечать, переставали возражать и замолкали, то их молчание тут же принималось за знак согласия. Но так можно было выйти из положения при небольшом числе несогласных. Когда же общество раскалывалось и обиженных было много, разгорались жаркие споры и дело скорее всего заканчивалось компромиссом. Позднее в некоторых общинах применялось голосование, решения на сходах принимались по большинству голосов, при этом мнение незначительного числа лиц, голосовавших против, попросту игнорировалось.

В результате отмены крепостного права в России была юридически закреплена должность сельского старосты – выборного должностного лица сельского общества. Его права и обязанности были закреплены в «Общем Положении о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, от 19 февраля 1861 г.». Избирался он сельским сходом на трехгодичный срок. По административным делам сельский староста находился в подчинении у волостного старшины, земского начальника, непременного члена по крестьянским делам присутствия и др.; по полицейским – полицейскому уряднику, становому приставу, уездному исправнику и др. В то же время он зависел от общины, которая его выбирала, контролировала его работу, назначала плату за труд. Староста созывал и распускал сход, объявлял повестку, утверждал решения схода, приводил их в исполнение. Он следил за целостностью меж, за состоянием дорог, мостов, гатей на вверенном ему участке, за сбором взносов, исполнением повинностей и договоров, за порядком в общественных местах. Он должен был принимать меры по сохранению правопорядка и общественного спокойствия, задерживать лиц без документов, беглых солдат. Староста организовывал в случае необходимости борьбу с пожаром, наводнением, эпидемией и т. д. Ведомству старосты подлежали все лица податных сословий, проживавшие на подведомственной ему территории. Он имел право за маловажные проступки сажать под арест до двух дней, штрафовать до 1 руб. или назначать общественные работы до двух дней. Таким образом «Общее Положение» превратило старосту в полицейского. В ряде общин наряду с официальным сельским старостой был и неофициальный (иногда его называли «полевым» старостой). Он выступал как распорядитель и устроитель общественных интересов, собирал крестьян на общественные работы, следил за исправностью изгороди вокруг мирского поля, разбирал дела о потравах и запашках чужих полей. Двухаршинной дубинкой, символом своей власти, он постукивал под окном того хозяина, чье небрежное огораживание привело к потраве. Затем дубинка втыкалась в землю и стояла под окном до тех пор, пока приказание старосты не бывало исполнено. Если же воткнутая дубинка не производила впечатления, то «полевой» староста обращался к сельскому⁶.

В целом русская община во многом отличалось от западноевропейской. Главной и отличительной особенностью ее были переделы земли, которые отсутствовали в западноевропейской общине, где общинники владели землей в неизменной доле. Общинной собственностью называлось право собственности на землю, принадлежащее обществу сельских обывателей, отдельные члены которого имели лишь право совместного или обособленного пользования землей. Общинная собственность характеризовалась следующими признаками: а) субъектом права собственности являлся союз сельских обывателей как юридическое лицо; б) объектом права собственности могла быть лишь недвижимость, и притом только земля, находящаяся вне черты городов или местечек; в) членам союза принадлежало пользование землею или сообща, или на особо отведенном каждому участке⁷.

Для определения земельного надела по Местному положению для великороссийских губерний вся территория делилась на три полосы: нечерноземную, черноземную и степную. Эти полосы, в свою очередь, делились на местности (нечерноземная – на девять, черноземная – на восемь, степная – на двенадцать), для каждой из которых устанавливался особый душевой земельный надел. Земля распределялась по ревизским душам (то есть женщинам земля не отводилась). В состав душевого надела входила как «усадебная оседлость», так и полевой надел, включавший в себя пахотные, пастбищные и сенокосные земли. Для черноземной и нечерноземной полос устанавливался высший и низший душевые наделы, причем низший составлял одну треть высшего. В степной полосе устанавливался один так называемый указный надел. На практике наибольший по размерам надел устанавливался там, где земля представляла незначительную ценность, как, например, в северных уездах; там же, где земля ценилась дорого, наделы были минимальны. Установленные «Положением» нормы душевого надела, как правило, были ниже того количества земли, которое находилось у крестьян до реформы. Это давало возможность помещикам отрезать в свою пользу ту часть земли, которая превышала высший душевой надел. Данная ситуация привела к появлению печально знаменитых «отрезков», которые в черноземных губерниях составляли порой от 40 до 60 % обрабатываемой крестьянами земли (в других регионах меньше, но также значительно). Кроме того, в ряде случаев помещик имел право отрезать землю даже тогда, когда крестьянские наделы не превышали нормы высшего душевого надела. По Положению, это делалось, если в распоряжении помещика оставалось в черноземной и в нечерноземной полосе менее одной трети общего количества удобной земли, а в степной полосе – менее половины. Тогда помещик имел право сохранить за собой в первом случае одну треть, а во втором – половину «общей совокупности принадлежащих ему земель».

Если же крестьянский надел оказывался ниже установленного наименьшего размера душевого надела, то помещик либо должен был увеличить таковой, либо соответственно снизить повинности за пользование землей. Помещики имели право без согласия на то крестьян производить «разверстание угодий к одним местам», то есть предоставлять крестьянам земли в другом месте, а также переносить крестьянские усадьбы. Помимо этого, помещики имели право обменивать крестьянские земли. «Независимо от полюбовных соглашений помещику предоставляется во всякое время для приведения в исполнение своих хозяйственных предприятий… требовать от крестьян обмена необходимых ему участков из земли, отведенной в постоянное пользование крестьян». Этот обмен мог производиться, если на крестьянских наделах обнаруживали залежи торфа, минеральных источников и т. п., а также при желании помещика «провести по крестьянским угодьям дорогу или прогон».

Таким образом, по закону за помещиками признавалось право собственности на всю землю в их имениях, в том числе и на крестьянскую, которую те ранее обрабатывали в качестве своих наделов. Крестьяне получали наделы не в собственность, а в пользование, взамен за отработку повинностей (оброка и барщины) до полного выкупа земли у помещика. Крестьянам предоставлялись не только усадебные земли, избы с огородами, но и полевые наделы, закрепленные за сельской общиной, если они были у них по документам десятой ревизии 1858 г. Не получали землю дворовые крестьяне, крестьяне, переведенные на месячину, рабочие вотчинных мануфактур, крестьяне южного берега Крыма, где находилось много имений членов царской семьи и титулованной знати. Крестьяне не имели права отказаться от надела, но выкуп земли мог осуществиться только «по соглашению сторон», то есть по желанию помещика. В большинстве районов России, которых коснулась аграрная реформа (а это происходило лишь в тех губерниях, где было помещичье землевладение), земля переходила от помещиков не к отдельному крестьянскому хозяйству, а сельской общине в целом, где и производилось распределение наделов между крестьянскими дворами по количеству душ мужского пола. В пределах общины крестьяне не являлись собственниками земли, а лишь ее временными пользователями. Общинная собственность не подлежала купле-продаже. Более того, крестьяне должны были выкупать землю, собственниками которой после выкупа они не становились. Выкуп был обязательным. Если крестьяне отказывались это делать, государство принудительно взыскивало выкупные платежи. Поскольку промышленность еще была слабой и не могла поглотить большое количество рабочих рук, было решено ограничить отток деревенских жителей в города. Поэтому крестьяне не имели права отказаться от надела. Правительство предполагало, что такая мера будет временной, не более девяти лет, но в действительности все это сохранялось вплоть до начала XX в. С этой же целью власти не спешили выдавать паспорта освобожденным крестьянам. Их выдача осложнялась целым рядом условий (прежде всего условием полной уплаты налогов), хотя паспорта в стране были введены еще Петром I. Таким образом, освободившись от крепостного права, крестьяне оказывались в плену общины, в которой сохранялись правила круговой поруки. Вся община несла материальную ответственность за сбор налогов, отработку повинностей, поставку молодых людей на воинскую службу, содержание сельских церквей, школ, дорог и т. п. Община могла уплатить недоимки за беднейших крестьян, но в наказание могла отобрать надел и вернуть его в «мирской котел». Повсеместно сохранялись телесные наказания.

В целом «отрезки» в пользу помещиков по всей России достигали 18 % общей площади надельного фонда, который находился в распоряжении помещичьих крестьян до реформы. Совсем не обеспечивались землей бывшие дворовые. Средний размер крестьянского надела пореформенного периода составлял 3,3 дес. на душу мужского пола, что было меньше, чем до реформы. Реформа 1861 г. означала, что эпоха феодализма в России заканчивалась, но его пережитки еще долгие годы оставались в качестве реальности хозяйственной жизни страны. Это проявилось в том, что помещики не только сохранили огромные землевладения, но и отобрали часть лучших земель у общины, в то время как основная масса крестьян испытывала земельный голод. До 4 млн крепостных крестьян были освобождены совсем без земли или с минимальными наделами. Почти половина крестьян получила участки менее трех десятин, а более 5 % – до одной десятины земли на хозяйство. Это по существу явилось формой экспроприации земли у крестьян в процессе их освобождения. Долгие десятилетия крестьяне оставались в тисках отработок повинностей и выкупных платежей помещикам и правительству, оставаясь при этом неполноправным сословием. Провозглашенное в Манифесте право выбора хозяйственной деятельности в течение многих лет сводилось на нет необходимостью отрабатывать повинности в пользу помещиков за пользование наделами.

В 1893 г. по инициативе двух Министерств: внутренних дел и государственных имуществ были приняты два закона, направленных на сохранение общины: 8 июня 1893 г. был принят новый Закон («Об утверждении правил о переделах земли»), еще больше ограничивавший выход из общины. Закон 8 июня 1893 г. состоял из 10 статей, которые регулировали периодичность земельных переделов в общине. Он был распространен лишь на те местности империи, в которых было введено положение о земских начальниках. Действие закона распространялось на все пахотные земли крестьян, полученные ими как надел в общинное пользование, и на те угодья, которые подвергались переделу на одинаковых основаниях с пахотными землями. Передел земель, согласно новым правилам, мог совершаться лишь по приговору не менее 2/3 домохозяев, имевших голос на сходе, сроком не менее чем на 12 лет и не иначе как по проверке его на месте земским начальником и утвержденым уездным съездом. В приговоре об условиях передела, кроме срока, на который он совершался, указывалось: 1) по какому расчету распределялась земля между домохозяевами; 2) сколько по этому расчету душевых или иных надельных участков причиталось на каждого домохозяина. Уездный съезд мог отказать в утверждении приговора, если признавал, что он противоречил закону или наносил явный ущерб сельскому обществу, а также нарушал законные права отдельных его членов. В случае отказа в утверждении съезд указывал крестьянскому обществу причины неутверждения приговора и предоставлял ему составить новый приговор об условиях передела. Крестьянам, улучшившим качества своего надела посредством удобрения земли или иным способом, а также правопреемникам этих крестьян надел при переделе предоставлялся по возможности в прежнем месте, а при невозможности сделать это таким лицам должен быть отводиться надел равного качества с прежним; в случае отвода земли худшего качества им назначалось вознаграждение, производимое посредством соответственной сбавки в уплате повинностей или на иных основаниях. При всяком переделе, таким образом, земским начальникам и уездным съездам приходилось рассматривать вопрос по существу и поверять справедливость и целесообразность передела. Вне указанного срока переделы по закону 8 июня 1893 г. могли совершаться только: 1) в исключительных случаях и по «испрошении обществом особого разрешения губернского присутствия»; 2) при решении общества окончательно упразднить общинное землевладение путем раздела мирской земли на подворные участки; в последнем случае отпадали все ограничения, установленные новым законом. Закон 8 июня 1893 г. касался также и так называемых «частных переделов»: он постановлял, что со времени приведения в действие приговора об условиях переделов и до утверждения нового (то есть, по крайней мере, 12 лет) участки отдельных домохозяев не могли отбираться обществом ни в полном составе, ни по частям, за исключением случаев: 1) смерти домохозяина, увольнения его из общества, высылки по суду или общественному приговору, безвестной его отлучки и оставления хозяйства без попечения (если после умершего или выбывшего лица не осталось в обществе членов семейства, за которыми участок мог быть сохранен); 2) отказа самого домохозяина от пользования землей; 3) «неисправности его в платеже повинностей». В данных случаях обществу предоставлялось право или оставлять участки в общественном пользовании в виде мирских оброчных статей, или передавать их в пользование другим домохозяевам на время до следующего передела или на более короткий срок. Приговоры общества о таких участках требовали поддержки большинства 2/3 домохозяев, а также предварительной проверки на месте и утверждения земским начальником. Земский начальник, не согласный с приговором общества, представлял дело в уездный съезд, от которого зависела отмена такого приговора⁸.