– А я пришел к вам с газетой, хочу новенькое вам прочитать. Вот тут описывается, как трое наших из немецкого плена ушли.
– Это очень отлично, – ободрила Луиза. – Я сама хотела тебя просить. Ходил бы и читал нам. А мы будем слушать да спасибо тебе говорить.
Ободренный такой встречей, Андрей отложил костыль в сторону, сел на лавку и вынул из кармана газету. Началось чтение. Девицы, не отрываясь от своих занятий, внимательно слушали, что им читали, и когда история кончалась, одна за другой стали высказывать свое удовольствие.
– Это хорошо. Ты, правда, приходи почаще да принеси чего-нибудь.
– А я не помешаю вам?
– Совсем нет, – уверила его Луиза, – даже очень хорошо выйдет.
– Ну, так ладно. Съезжу в училище за книгами.
– А ты сам-то любишь читать? – спросила Луиза.
– Прежде не любил, – признался Андрей. – Не то чтоб не любил, а не понимал, правильнее сказать. Когда учиться ходил, читал еще, а как перестал – и читать бросил. То некогда, то погулять хочется. Товарищи тоже никто не читал. А вот как полежал в лазарете, понял и в редьке скус. Сперва другие читали, а дальше сам стал. Да как, бывало, зачитаешься-то, до полуночи не спишь. Огонь погасят, а все лежишь да думаешь. Ведь с книжкой-то что ни что перечувствуешь, где ни где не побываешь.
– Да, да, – горячо подтвердила Луиза, – все это правда.
Она ласково взглянула на Андрея и добавила:
– Так когда ж ты нам добудешь книжек?
– Да хоть завтра, запрягу лошадь да съезжу…
VII
Между книгами, которые привозил из школы Андрей и читал в избе девицам, попалась одна, где выводилась старая барская семья с различными характерами. Одни были смешные, другие благородные. Луиза после чтения спросила: не знают ли девушки кого из живых людей, похожих на описанных? Девицы задумались; наконец Ольга засмеялась и сказала:
– Я знаю одного.
– Кого?
– А вот Петра, Марфушина брата, очень он на Митрофанушку похож.
Все рассмеялись; смеялась и Марфуша. Она подтвердила, что у ее брата есть сходство с Митрофанушкой. Он был уже взрослым, но жил дома, ничего не делал, собирался жениться и искал богатую невесту. С тех пор как у Луизы начались занятия с девушками и когда девушки собирались к ней по вечерам, ему некуда бывало деваться. Ребят в деревне ни кого не оказалось, и он ходил один, раздраженный и скучающий.
Вскоре после того как про него говорили в избе Луизы девушки, один раз перед обедом, когда шла самая живая работа, в избу вошел Петр. Это был статный, сытый парень, одетый в хорошую поддевку. Мать с дочерью, не зная, кто это, смутились, когда увидели его. Петр тоже чувствовал себя не совсем свободно. Он неловко снял шапку и нетвердо проговорил:
– Бог помочь.
– Спасибо, Пахомыч! – смеясь, ответила Ольга.
– Что, Петра, пришел сказать, когда будет вёдро? – спросила вошедшего другая взрослая девица, Катерина Ганькина, поступившая на обучение после.
– Он разе Петр, его, кажись, окрестили Митрофанушкой? – напомнила одна из подростков.
– В самом деле Митрофанушка!
Поднялся смех и шутки. Вспомнилось, что говорил Митрофанушка, что делал. Луиза оговорила девушек и спросила Петра, что ему нужно.
– Я за сестренкой пришел, – ответил Петр, немного оправившись. – Наши обедать собираются, велели ее звать.
Петр говорил, а сам оглядывал избу, сидящих девушек, хозяек. Первоначальная робость его проходила. Он становился смелей. Приметив кое-что из обстановки неизвестного ему, он спрашивал, что это и на что. Ему объяснили. Он подошел отдельно к каждой, посмотрел, кто что делает, девушки опять стали было над ним шутить:
– А ты небось думаешь, зачем это они глаза портят, сидели бы по домам на лавочке да болтали ногами?
– Мне ваших глаз не жалко.
– Верно. Это он про себя только думает: не хочу учиться, а хочу жениться, а об других-то ему горя мало.
Послышался новый взрыв смеха. Этот смех заразил даже Петра; он, улыбаясь, проговорил:
– Что это вы про меня столько складываете?
– Это не мы складываем, а так в книжке написано.
– В какой же это книжке?
– А вот ты узнай попробуй.
Петр присел на лавку, достал папиросы и хотел закуривать.
Луиза заметила это и поспешно проговорила:
– Здесь курить нельзя.
– Чего же? – покраснев, изумился Петр. – У меня хорошие папиросы, не махорка.
– Все равно. Нас здесь много сидит, и нам нужен чистый дух.
– Что ты лезешь в чужой монастырь с своим уставом? – посмеялась ему одна девушка.
– У вас, правда, тут монастырь, – обиженно проговорил Петр, пряча в карман папиросы. – Ну что ж, спасайтесь тут, а мы обедать пойдем. Пойдем, Марфуша.
– Подожди, поспеем.
– Чего годить, когда начал поп кадить.
Марфуша поглядела на Луизу. Луиза пожала плечами, Марфуша накинула на себя одежину и вышла за братом. Когда они ушли, Луиза, удивленная, проговорила:
– Почему он такой самолюбивый? Ему сказали правду, а он ее невзлюбил.
– Богатые они, к почету привыкли, и вдруг ему осадка.
– Богатый больше должен понимать, что нужно.
– Он много понимает, только об себе.
– И у вас много таких парней?
– Были такие, были и другие, – только теперь все они на службе.
VIII
Наташка за обедом рассказала, как к ним приходил Петр Смолин и что из этого вышло. Отец с матерью посмеялись, но Андрей сделался серьезным. В его глазах появилось смутное беспокойство, это беспокойство зашевелилось в его душе. Он вдруг забоялся: а ну, как латышкам выйдет из этого какая неприятность?
За последнее время Луиза стала одной заботой Андрея. Все, что его занимало последнее время, – это была Луиза; он только о ней и думал и этими думами и жил. Он видел в девушке то, что ему представлялось самое хорошее и самое нужное в жизни. Все, что она говорила, что делала, как объясняла, что нужно делать и что делали другие, ему казалось безусловной правдой. Когда про Луизу что-нибудь рассказывала Наташка, у него всегда усиленно билось сердце. Бывать у них в избе, читать девушкам книжки было для него самой большой радостью. Еще более было радостно парню, когда Луиза приходила к ним в избу, заводила разговор с отцом или матерью и как отец с матерью, слушая ее, забывали свои дела. Разговор же с ним, советы о чтении поднимали Андрея до небес. У него появились такие чувства и надежды, в которых он пока боялся признаться себе. Он не знал еще хорошо, что это такое.
Не знал хорошо Андрей, что его обеспокоило и сейчас, когда он узнал от сестренки, что у них был Петр Смолин, но тревога, поднявшаяся в его сердце, не проходила. Оно смутно ныло.
Пообедали. Отец с Ларькой поехали в лес доваживать оставшиеся там сучья, а Андрею нужно было сходить к сапожнику. Он уже теперь ходил не на костыле. Ему купили новые валенки, и один валенок немного давил больную ногу, нужно было его расколотить на колодке. У сапожника сидело два мужика, зашедшие к нему покурить. И Петр пришел тоже с докукой, вырезать ремешок на напальник у гармоники. Увидев вошедшего Андрея, Петр насмешливо сказал:
– Отцу игумену. Как в твоем монастыре дела идут?
Андрей понял, на что парень намекает, и ответил:
– Да идут себе, а ты что, хотел бы поступить туда?
– Нет, спаси Христос. Там настоятельница очень строга. Один раз зашел, и то курить не позволила. Этаких порядков я еще нигде не видал…
– Стало быть, так надо.
– Мало ли что ей так надо, да нам-то это не отрада.
– Зачем тогда ходить?
– Неволя заставляет. Она к себе всех девок переманила, не с кем стало и язык почесать.
– Девок она к себе привадила не напрасно, – проговорил один из сидевших у сапожника мужиков. – Она их всех на дело наставляет.
– Дело делом, и гулянью должен быть час. Бывало, каждый вечер у чьих-нибудь ворот стоят, гогочат, сыграешь ни гармонике, попляшут… А теперь иной вечер и не сберешь никого.
– Ступай и ты с ними в избу.
– В том-то и дело, что не подходит. Плюнуть не потрафишь. Тоже народ. Забивает голову, чтобы все нос драли, только и всего…
– Что же она, худому кого учит?
– Не худому и не хорошему. Кроить да резать все полезут; а ты вот научи чему-нибудь путному.
– Чего же еще путней для нашей сестры?
– От них такая путь, какой у нас не было, – заступился за латышек другой мужик. – Они все люди с большим понятием. У моей отдельной снохи корова захирела. Сохнет и сохнет, а жилец латыш посмотрел да и говорит: как ее кормишь? А ты, говорит, попробуй так вот да так. Растолковал, показал. Баба послушалась, и что ж? Поправилась корова, стала на скотину похожа.
– С понятием люди, – проговорил и сапожник. – Мне Мануйло говорил: валялось у него железо разное, так, лом. Подобрался к нему латыш – замок к замку, личина к личине, где смазал, где ключ подобрал, вышла добра целая полка…
– Как нерусский человек, так во всем другая ухватка, – сказал опять первый мужик. – Я тоже смолода в солдатах служил, в Финляндии. Так тоже, что они делают только! На камнях хлеб растет, а уж на огороде-то что у них родится… Куда до них нашим.
– Нашим никакой науки не было, – согласился с этим Петр.
– А когда наука началась, ты против нее на дыбы? – подхватил его Андрей.
– Это не наука. Какая это наука, наука должна быть настоящая.