Дальневосточный тупик: русская военная эмиграция в Китае (1920 – конец 1940-ых годов)

Глава 3. Последний исход: отступление белых частей Приморской Земской Рати в Китай и их рассеяние

В октябре – ноябре 1922 г. в связи с крахом последнего белого правительства Дальнего Востока – правительства Приамурского Земского края, возглавляемого генералом М.К. Дитерихсом, состоялся последний крупный исход русских военных в Китай.

Неудачные боевые действия частей Земской рати против красных на юге Приморья летом – осенью 1922 г. показали со всей очевидностью необходимость эвакуации войск и семей военнослужащих за границу. 17 октября 1922 г. генерал Дитерихс издал знаменитый приказ № 68, окончательно решивший судьбу Земского края. Эвакуация войск предполагалась двумя путями. Сушей – на ст. Пограничная (Сибирская группа генерал-майора И.С. Смолина^[127] и Дальневосточная казачья группа генерал-лейтенанта Ф.Л. Глебова) и, пересекая реку Суйфэнь, к Новокиевску (Поволжская группа генерал-майора В.М. Молчанова и Сибирская казачья группа генерал-майора В.А. Бородина). Морем – из Владивостока в порт Посьет на стыке границ России, Китая и Кореи.

В связи с образовавшимся вакуумом власти сибирские областники во главе с А.В. Сазоновым попытались взять власть во Владивостоке в свои руки, поддержанные некоторыми генералами. Главную роль в военном обеспечении переворота должны были сыграть генерал Д.А. Лебедев (бывший помощник воеводы Земской рати) и генерал Глебов, нарушивший приказ Дитерихса о выводе находившейся под его командованием Дальневосточной казачьей группы в район ст. Пограничная. Вместо этого он привел своих людей во Владивосток.

О своей поддержке областникам высказались и военные в Мукдене. Еще в сентябре 1922 г. тесно связанный с областниками полковник П.И. Блукис писал из Мукдена Сазонову, «что в данное время здесь все русские, как старожилы, так и недавно прибывшие сюда инструкторы-офицеры на нашей стороне» [HIA. Moravskii Papers, box 7, f. 41]. В городе от имени Сибирского правительства действовал Комитет оказания помощи беженцам. В него, в частности, входили бывший помощник Российского военного агента в Китае полковник В.В. Блонский, генералы В.Л. Томашевский и Н.Ф. Петухов, подполковник Е.В. Грегори^[128], являвшийся в то время наиболее доверенным лицом из русских при генерале Чжан Цзолине. Блукис заявлял, что с Дитерихсом здесь никто разговаривать не будет (намекая на Мукденское правительство), а Чжан Цзолинь больше всего интересуется флотом, поэтому адмиралу Старку теперь не остается ничего как связать себя с Сибирским правительством [HIA. Moravskii Papers, box 7, f. 41].

В самом деле, при попытке октябрьского переворота во Владивостоке контр-адмирал Ю.К. Старк, командующий Сибирской флотилией и ответственный за проведение эвакуации из Владивостока, склонился в сторону областников. Кроме того, Сибирское правительство поддержали начальник штаба Сибирской флотилии, капитан 1-го ранга Н.Ю. Фомин^[129], прибывший из Мукдена атаман Сибирского казачьего войска П.П. Иванов-Ринов, представитель Уссурийского казачьего войска генерал Н.И. Савельев. Однако, не получив никакого отклика со стороны местного населения и, самое главное, со стороны японцев, несостоявшиеся заговорщики 22–24 октября покинули со своими частями Владивосток на кораблях эскадры Старка [Аблажей, 2003, с. 37–44].

18 октября 1922 г. китайскую границу у ст. Пограничная первыми перешли бойцы Сибирской группы генерала Смолина. В состав Сибирской группы входили следующие подразделения. Западно-Сибирский отряд (командир – полковник А.Г. Аргунов^[130], начальник штаба – полковник Волков) в составе Томской (бывший 6-й добровольческий стрелковый полк, командир – полковник В.Б. Урняж) и Омской (бывший 4-й Омский стрелковый полк, командир – полковник Шильников) пеших дружин. Восточно-Сибирский отряд (командир – полковник М.Г. Ктиторов, начальник штаба – полковник Б.И. Попов) в составе Иркутской (бывший 3-й Иркутский стрелковый полк, командир – полковник С.Г. Золотарев) и Красноярской дружин. Сибирская артиллерийская дружина (Воткинская и добровольческая артдружины), Сибирская инженерная дружина (бывший 2-й Сибирский инженерный дивизион), а также отряд Пограничной стражи (командир – полковник Мейер). Численность группы составляла около двух тысяч человек [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 31, 37].

На ст. Пограничная располагался штаб командующего войсками Суйнинского военного пограничного округа Трех Восточных провинций генерала Чжан Цзунчана, поддерживавшего хорошие отношения с белыми (с весны 1922 г. на ст. Пограничная находился представитель Приамурского правительства подполковник В.А. Чехов). Китайцы приняли от русских оружие и военное снаряжение, выплатив командованию Сибирской группы часть суммы, в которую было оценено сдаваемое имущество. Часть конного состава и эвакуированного имущества были проданы русскими военнослужащими здесь же на базаре ст. Пограничная [Зубец, 2009, № 33, с. 23; Русская военная эмиграция, т. 7, с. 32]. Снабжение группы было налажено крайне плохо, интендантство почти не имело муки и другого продовольствия. Солдаты и офицеры голодали.

Неясность дальнейшего положения Сибирской группы и необходимость договариваться с китайскими властями вызвали проведение совещания на ст. Пограничная с участием генерала Лохвицкого и ряда офицеров из Харбина. Возможно, тогда возникла идея усилить за счет смолинцев части Забайкальского фронта генерала Шильникова, для чего было необходимо перебросить их на западную линию КВЖД [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 35].

По приказу главноначальствующего в полосе отчуждения генерала Чжан Хуансяна, русских военных стали перевозить на западную ветку КВЖД, а тех, кто выразил желание возвратиться на родину, направлять в Забайкалье. Последними ст. Пограничную покинули красноуфимцы и омичи [HIA. Moravskii Papers, box 9, f. 48]. К началу декабря на Пограничной не осталось ни одной организованной части за исключением нескольких сотен человек, которые сумели заручиться поручителями из местных жителей или испросили у китайских властей право на жительство в полосе отчуждения. Известно, например, что по заданию начальника контрразведки Сибирской группы полковника Изотова, подпоручик Б.И. Порошенков оформил при помощи русского полицейского ст. Пограничная Сергиенко двадцать китайских паспортов для отдельных офицеров группы [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 40789, л. 62].

Полковник Аргунов, опасаясь высылки в Россию или заключения в Цицикарском лагере, организовал из остатков своей Западно-Сибирской группы отряд в 250 человек и нанялся на работы на лесную концессию. Отряд имел на вооружении винтовки и один пулемет [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 44].

Стремясь как можно быстрее избавиться от новых русских военных беженцев, из-за которых нередко случались эксцессы по причине широкого пьянства в частях, китайцы не стали обременять себя тщательной сортировкой их на желающих и нежелающих возвращаться в Россию и решили всех направить на советский 86-й разъезд. Возможно, здесь был сговор с советской стороной, так как советские источники с сожалением отмечали, что три эшелона со смолинцами дошли до советской территории с 30–40 % составом [Там же, с. 60].

По сообщению генерала И.И. Попова^[131], работавшего по заданию Сибирского правительства на западной линии, один из эшелонов смолинцев на ст. Чжаланьтунь взбунтовался после того, как офицеры были отделены от солдат и пронесся слух, что всех солдат вывезут в Забайкалье [HIA. Moravskii Papers, box 9, f. 48]. Взбунтовавшихся силой поместили в вагоны, но удержать русских под контролем не удалось. Большая часть рядовых чинов из подразделений Сибирской группы различными способами покинули перевозившие их эшелоны и рассеялись по территории Маньчжурии. Офицеры Сибирской группы были размещены в лагере для интернированных в Цицикаре, откуда в дальнейшем группами разъехались по различным местам Китая. Генералу Смолину было запрещено оставаться в Маньчжурии, поэтому он выехал в Пекин [Серебренников, 1936, с. 213], а позднее обосновался в Циндао.

24 октября основная часть Земской рати (штаб рати, группы генералов Молчанова и Бородина) во главе с генералом Дитерихсом, и гражданские беженцы в общей сложности около 9 тыс. человек сосредоточились в Новокиевске^[132] (недалеко от порта Посьет). Поволжская группа генерала Молчанова состояла из двух пехотных отрядов: Прикамского (бывшая Ижевско-Воткинская бригада, командир – полковник А.Г. Ефимов) и Приволжского (бывшая Поволжская бригада, командир – генерал-майор Н.П. Сахаров), Московского конного отряда (бывшие 1-й и 2-й кавалерийские полки и Анненковский конный дивизион, командир – генерал-майор А.М. Хрущев), Поволжской артиллерийской дружины (бывший 3-й стрелковый артиллерийский дивизион, командир – полковник С.С. Смольянинов) и Поволжской инженерной дружины (бывший 3-й отдельный инженерный дивизион). Сибирская казачья группа генерала Бородина включала в себя Оренбургский (бывшая Оренбургская казачья бригада) и Сводный (бывшая Сводная казачья бригада) отряды, Восточно-Сибирскую артиллерийскую дружину и Уральскую казачью сотню.

Огромная скученность войск и гражданских беженцев на крохотной территории сразу привела к ряду инцидентов. За мародерство, отбирание седел и лошадей Отряд Пограничной стражи под командованием подполковника Г.К. Эльснера был расформирован, а его командира хотели привлечь к военно-полевому суду. За самовольное изъятие лошадей чинами партизанского отряда генерала Савельева (заместитель – генерал-майор Тирбах) командир отряда был отстранен от командования и получил приказ первым катером отправиться во Владивосток, а бойцов отряда включили в состав Анненковской конной дружины [ГАРФ, ф. Р-9145, оп. 1, д. 227, л. 90].

В тот же день, 24 октября, в Посьет прибыла первая партия из Дальневосточной казачьей группы генерала Глебова. Около 300 человек с лошадьми были высажены на берег. На следующий день в порт вошла основная часть флотилии адмирала Старка. На 25 кораблях размещалось более 7 тыс. человек военных и гражданских беженцев. Наиболее крупными соединениями являлись Дальневосточная группа генерала Глебова (около 2500 человек вместе с семьями) и Урало-Егерский отряд генерала Лебедева (около 1200 человек). Дитерихс своим приказом запретил высаживать на берег людей Глебова и Лебедева по причине неисполнения ими приказа об отступлении и поддержки сазоновского Сибирского правительства. В дальнейшем Сибирской флотилии было предписано направиться в Гензан, а оттуда в Инкоу. 28 октября эскадра Старка вышла из Посьета, взяв курс на корейский Гензан [Аблажей, 2003, с. 78].

С прибытием русских беженцев в Новокиевск начались переговоры с китайскими властями. В конце октября с разрешения китайской администрации из Новокиевска в Хуньчуньскую долину были отправлены раненные и больные (около 4 тыс. человек), а также женщины и дети. В начале ноября к ним присоединились интернированные солдаты и офицеры Земской рати. Согласно приказу Дитерихса, воинские части были переименованы в беженские группы: Приволжская, Прикамская, железнодорожная, артиллерийская, Московская, Оренбургско-Уральская, Сибирско-Енисейская, Забайкальская беженские группы, семьи Сибирской беженской группы генерала Смолина. Также в состав лагеря входили санитарная часть, управление и комендатура. В декабре 1922 г. русские интернированные и беженцы начали переводиться из необорудованного для проживания большого количества людей Хуньчуньского лагеря в район города Гирин (Цзилинь). Здесь сформировались четыре беженских лагеря – Западный, Восточный, Северный и Южный, просуществовавшие до осени 1923 г. Численность русских беженцев в Гиринских лагерях насчитывала до 10 тыс. человек [Серебренников, 1936, с. 211].

Отдельные лица, не желая оставаться в Гиринском лагере, пробирались в Чанчунь, Мукден и даже в Харбин. Но в Харбине власти арестовывали беглецов и выдворяли из города под конвоем. По сообщениям генерала Попова, из находившихся в Чанчуне русских треть оказалась размещена в японских казармах и устроилась хорошо, остальные – в двух китайских гостиницах, «где они перепились и теперь отношение к ним резко ухудшилось» [HIA. Moravskii Papers, box 9, f. 48]. Позднее, в середине 1923 г., комендантом всех русских военнослужащих, проживавших в Чанчуне и на ст. Куанчэнцзы, был назначен генерал-майор М.Ф. Ястребцов, бывший комендант Восточного лагеря^[133], который сумел здесь наладить надлежащий порядок. Ястребцов находился на этой «должности» вплоть до своей скоропостижной смерти в июне 1924 г. [Купцов, 2011, с. 639; Русское слово,1934, 7 июня].

В Мукдене, столице Трех Восточных провинций, в декабре 1922 г. сосредоточилось около 400 беженцев. Среди них находилось 97 кадет и офицеров-воспитателей с их семьями из состава Хабаровского кадетского корпуса, переброшенные сюда из Гензана. Возглавлял группу полковник А.А. Иванов. В состав офицеров-воспитателей входили полковники Б.А. Шкапский, А.Д. Кузнецов, подполковники Л.А. Сейфуллин, А.А. Балицкий, В.И. Шеффер, поручики Гребенщиков, Кирьяков и др. «Хабаровцы» были размещены в железнодорожных казармах вместе с бойцами из группы генерала Лебедева. По воспоминаниям кадет, «кормили плохо и жить приходилось в тесноте. Бани не было… На дворе мусор, грязь и всякие отбросы валялись перед бараками, где копошились китайцы». Помощь кадетам оказал бывший помощник Российского военного агента в Мукдене полковник Блонский. Воспитанников корпуса стали особо снабжать продовольствием, а позднее отвели отдельный барак. Несмотря на тяжелые условия беженского существования, занятия в корпусе продолжали идти своим ходом, строго поддерживалась дисциплина. В июле 1923 г. «хабаровцы» во главе с полковником Грудзинским были вывезены японцами в Шанхай. Семь преподавателей и сотрудников корпуса уволились из корпуса и остались в Мукедене (подполковники В.И. Иванов, Теляковский, Шкапский, Зеленой, есаул Еремеев, поручики Кирьяков и Мефодеев) [Хабаровский кадетский корпус, с. 99, 202].

Первоначально функции управления воинскими беженскими группами находились в руках бывшего штаба Земской рати. Дитерихс считал, что необходимо сохранить личный состав Рати от распыления по территории Китая, а также поддерживать тесную связь между офицерами и солдатской массой. Это было одним из необходимейших условий для быстрого восстановления боеспособности бывших подразделений Земской рати в случае возобновления вооруженной борьбы против советской власти. Дитерихс предписал «на ближайшее время всем начальникам задачею: забота о занятии людей и приискании и организации работы. Поэтому во главе групп беженцев “старшими” должны быть поставлены бывшие начальники, пользующиеся популярностью среди определенной массы людей и обладающие способностями по организации работы, занятий, развлечений» [ГАРФ, ф. Р-9145, оп. 1, д. 227, л. 52 об].

Сохранение компактного контингента русских военных на китайской территории вызывало недовольство большевиков, обвинявших белых в вынашивании планов возобновления гражданской войны. Советская сторона стремилась внести разложение в ряды Рати (в лагеря с ведома китайских властей засылались большевистские агитаторы) и оказывала давление на китайскую администрацию. Сами китайцы, как это было и в случае с предшествующими волнами русской военной эмиграции, также стремились расчленить бывшие русские воинские формирования. Для этого в январе 1923 г. в лагерях было проведено анкетирование с целью выявить желающих возвратиться в Россию. Китайская миссия, в состав которой входил подполковник Грегори, была встречена военными беженцами с большим раздражением и генералу Дитерихсу даже пришлось издать обращение, в котором разъяснялась задача миссии и указывалось, что ее члены (в частности, Грегори) не имеют никакого отношения к большевикам [HIA. Petrov Papers, box 1, f. 7].

Дитерихс полагал, что в условиях изменения характера антибольшевистской борьбы после поражения в открытой войне необходимо освободиться от случайного элемента в рядах антибольшевиков. Поэтому обращался к старшим начальникам не препятствовать желающим уйти. «Организация наша для дальнейшего будущего должна очиститься, выбросить из своего состава все, что представляет мало-мальски несознательное, неидейное, а следовательно для нас совершенно не нужное в будущем», – писал Дитерихс генералам Лохвицкому и Смолину [ГАРФ, ф. Р-9145, оп. 1, д. 227, л. 52].

В конце января 1923 г. китайские власти стали перемещать военных беженцев из гиринских лагерей в другие города. Дитерихс добился включения русских представителей в состав распределяющих структур и предписал офицерам выезжать на новые места пребывания вместе с солдатами. Но добиться желаемого оказалось очень сложно. Уже первая партия переводимых в другой место бывших военных, состоявшая из казаков, была проигнорирована офицерами, что, по словам Дитерихса, подрывало авторитет офицерства в среде простых казаком и показывало «недостаточную жертвенность командного состава в трудный период нашей жизни» [HIA. Petrov Papers, box 1, f. 7].

Беженская масса, практически не обладая материальными средствами, не имея возможности устроиться на постоянную, а зачастую и временную работу, не видя перспектив дальнейшего существования, стала очень быстро морально разлагаться. Разлагающийся, обольшевичивающийся (словами Дитерихса) элемент изгоняли из подразделений, но эти люди по-прежнему оставались в расположении лагерей, негативно влияя на еще «здоровых» бойцов. Нередко безысходность положения бывших военных прорывалась в пьянстве и дебоше, с чем китайская администрация всемерно боролась, используя меры дисциплинарного воздействия вплоть до угрозы выдворения в Советскую Россию [Ibid].

Русское руководство лагерей интернированных делало все возможное в поисках работы для беженцев. В феврале 1923 г. по приказу генерала Дитерихса был создан русский комитет помощи беженцам Земской рати, сотрудничавший с представителями Американского Красного Креста^[134]. Но административных полномочий и финансовых средств у бывшего штаба Земской рати было крайне немного. Помощь беженцам оказывало Особое совещание Красного Креста, представители которого работали в Харбине и на линии КВЖД. Так, в Чанчуне с конца декабря 1922 г. постоянно находился санитарный поезд, который распределял хлебные пайки, горячую пищу, белье, обувь; оказывал помощь амбулаторную, стационарную и банную [ГАРФ, ф. Р-9145, оп. 1, д. 227, л. 47 об].

В знак признательности за большие расходы, понесенные в благотворительных целях для русских беженцев Красным Крестом, Дитерихс передал безвозмездно Красному Кресту два принадлежавших ему автомобиля. Кроме того, для маршала Чжан Цзолиня, его сына и начальника штаба Михаил Константинович отправил в подарок четырех чистокровных кобыл, японский карабин, шашку и два автоматических револьвера [Там же, л. 64, 70].

В начале апреля 1923 г. Дитерихс обратился с приказом к комендантам беженских лагерей всем чинам Земской Рати снять погоны на все время нахождения в пределах Китая в соответствие с международными законами. Бывшим военным разрешалось носить гражданскую одежду. В то же время, чтобы не смешиваться с русскими гражданами, признавшими советскую власть, устанавливался специальный значок «для ношения при всякой одежде на левой стороне груди»: четырехконечный равносторонний белый крест на желтом квадратном поле, окаймленном черной тесьмой. Право выдачи удостоверения на ношение знака принадлежало бывшим командующим группами. При этом лица нетрезвого поведения лишались возможности получить знак [Там же, л. 60].

Генерал Дитерихс, считавший, что борьба против большевиков не окончена, но лишь приобрела новую форму, стремился сохранить для этой борьбы военный контингент, объединенный единой идеей. Будучи человеком глубоко религиозным, Дитерихс отдавал приоритет духовному единству, основанному на «братстве во Христе». В своей программной статье «Что делать?», написанной в апреле 1923 г., он указал то, что необходимо для победы над советской властью в России: «Чтобы ныне победить советскую власть – надо победить идеи коммунизма, надо победить дух антихриста. Победить его может только воскресшее с новой силой стремление народной массы к объединению в сильнейшей по духу идее – России Христа, с принятием принципами своего объединения: стремление оградить чистоту Православной Церкви и возрождение братьев борцов за историческую отцовскую Христианскую веру… Возрождение братьев-борцов за отцовскую веру требует принятия на себя ответственного служения честному Кресту Господнему в путях исторического Российского Государственного строительства и личной жертвенности от каждого брата, в Святой великой задаче пробуждения сознания России, что она есть прежде всего Россия Христа» [HIA. Petrov Papers, box 1, f. 7].

Духовные искания Дитерихса были восприняты даже людьми из его близкого окружения как душевный надлом, уход в мистицизм, мешавший генералу трезво оценивать сложившуюся обстановку. Все это привело к усилению уже имевшегося разлада в руководстве бывшей Земской рати и изоляции бывшего главнокомандующего.

В мае 1923 г. по приказу китайских властей из гиринских лагерей были удалены Дитерихс, Вержбицкий (являлся заместителем Дитерихса), Молчанов, Ястребцов и другие высшие офицеры. Их переселили непосредственно в Гирин. В конце года китайцы прекратили продовольственную помощь гиринским беженцам. Это вызвало несколько акций протеста. Дитерихс, желая привлечь общественное мнение к нуждам беженцев, объявил голодовку [Аблажей, 2003, с. 79].

В этих условиях все больше бывших военнослужащих, особенно среди рядового состава, принимали решение о возвращении на родину. Как сообщал в своем письме к Сазонову генерал Попов в июне 1923 г., «солдатский материал постоянно течет в Совдепию. Всю эту громадную утечку можно было бы провести с громадной пользою для дела [имеет в виду организацию партизанского движения в Забайкалье и Приморье – С.С.]. Сейчас все это распыляется. Течет высокой ценности идейный материал – солдатский, который иногда по идейности выше офицерского…» [HIA. Moravskii Papers, box 9, f. 48]. Те, кто не хотел возвращаться в Россию, уезжали в Европу, Америку или Австралию^[135]. Целый ряд высокопоставленных офицеров Земской рати в 1923 г. оставили Китай, выехав за границу. Тот же Попов рассказывает, что «весьма дурное впечатление на солдат и офицеров произвела процедура проводов Молчанова… При прощании в Гирине Молчанов загнул отвратительную речь с призывом ехать в Совдепию. Впечатление на солдат это произвело потрясающее. В Чанчуне же пошли проводы за проводами с попойками. Ваха – в Австралию, Ефимова – в Шанхай…» [Ibid]. В дальнейшем генералы Молчанов, Сахаров, полковники Ефимов, Смольянинов и др. обосновались на территории Соединенных Штатов. В конце 1923 г. гиринские лагеря прекратили свое существование. Генерал Дитерихс с группой офицеров покинул Маньчжурию, выехав в Шанхай.

В отличие от других групп военных беженцев из Приморья особая ситуация сложилась для Гензанской группы. При отплытии из Посьета руководство группой не имело четкого плана дальнейших действий после прибытия в Гензан. Генерал Глебов считал, что после высадки части людей в Гензане необходимо дальше направиться в Инкоу и передать корабли Сибирской флотилии Чжан Цзолиню, а военных перебросить в Мукден. Против передачи кораблей Чжан Цзолиню активно выступал адмирал Старк. Генерал Лебедев под влиянием областников предлагал, высадив гражданских беженцев в Гензане, выдвинуться на Охотск для поддержки военной экспедиции генерала А.И. Пепеляева в Якутию, что было, по мнению Старка, совершенно невозможно технически.

По прибытию в Гензан русские встретили весьма холодный прием. Японские власти не желали принимать их на своей территории, но после переговоров все же согласились на устройство лагеря для беженцев, расположив большую часть их в бараках в прибрежной зоне, попасть из которой в город без особого разрешения властей было практически невозможно. В лагере были размещены Смешанный госпиталь с раненными и персоналом (250 человек), одиночные неорганизованные беженцы (300 человек), Организация инвалидов (120 человек), чины флотилии Старка (700 человек), Омский и Хабаровский кадетские корпуса (700 человек), группа генерала Лебедева (около 1 тыс. человек), беженцы из Забайкальской области (1,5 тыс. человек), Дальневосточная казачья группа генерала Глебова (2,5 тыс. человек), морские стрелки (300 человек), чины морских учреждений (200 человек), Русско-сербский отряд (100 человек), десантная рота (100 человек), милиция с побережья Татарского пролива (100 человек) [Аблажей, 2003, с. 82].

Для оказания помощи русским беженцам по инициативе еще действовавшего в Сеуле российского Генконсульства был образован Международный комитет, развернувший сбор средств среди иностранных благотворительных организаций. Большую помощь беженцам оказал Комитет Красного Креста под председательством уполномоченного Особым совещанием Красного Креста А.Е. Уссаковского. В распоряжении Комитета имелись средства, отпущенные через Особое совещание управляющим Российским посольством в Токио Д.И. Абрикосовым (20 тыс. иен) и адмиралом Старком (5,2 тыс. иен). Кроме того, 10 тыс. иен были направлены Административному комитету генерала Лебедева генералом М.П. Подтягиным из Токио [ГАРФ, ф. Р-9145, оп. 1, д. 227, л. 47 об].

Между тем, советское правительство пыталось добиться у японцев возвращения кораблей Сибирской флотилии в Россию. В этой ситуации Старк решил увести флотилию из Гензана. Единственными из иностранцев, на которых еще можно было рассчитывать, являлись, по мнению Старка, американцы, поэтому адмирал предполагал вывести корабли через Шанхай на Филиппины.

Резко против инициативы Старка выступили генералы Лебедев (являлся командующим сухопутными войсками) и Глебов. Имея заверения со стороны атамана Семенова и областников, генералы требовали сохранить воинские части в боеготовности как можно ближе к России. Разгоревшийся конфликт был несколько охлажден передачей в распоряжение частей Лебедева и Глебова пяти судов. Обслуживание кораблей обеспечивалось группой морских офицеров под командованием согласившегося остаться в Гензане контр-адмирала В.В. Безуара [Аблажей, 2003, с. 84].

В середине ноября 1922 г. адмирал Старк получил известия от Дитерихса, который рассчитывал, что Сибирская флотилия прибудет в Инкоу. Дитерихс настаивал на совместном визите к Чжан Цзолиню, для чего в Мукден был предварительно отправлен Генерального штаба генерал-майор П.П. Петров^[136]. В Мукдене была сформирована штаб-квартира Гиринской и Гензанской воинских групп. Старк, в свою очередь, направил в Мукден в качестве представителя от Гензанской группы полковника А.И. Ярона. Сам же продолжил готовить эскадру к отплытию.

Переговоры между представителями маршала Чжан Цзолиня и делегатами от беженских групп начались тогда же в ноябре 1922 г., но не принесли определенного результата. В апреле 1923 г. в Мукдене состоялась новая встреча, на которой присутствовали от Гензанской группы генералы Лебедев и Иванов-Ринов, от Шанхайской группы – полковник Иванов, от Гиринской – генерал Петров. На встрече была предпринята попытка подписать соглашение с маршалом и тем самым решить судьбу всех беженских лагерей на территории Маньчжурии. В прессе данное совещание получило характеристику сговора для осуществления нового похода в Приморье [Там же, с. 88].

20 ноября 1922 г. адмирал Старк издал приказ о выходе флотилии из Гензана. Временный командующий сухопутными частями генерал Глебов (Лебедев в это время находился в Токио на совещании с членами Сибирского правительства) попытался воспрепятствовать этому, но Старк проигнорировал его требование задержать выход до прибытия генерала Лебедева и 21 ноября флотилия из 16 кораблей покинула Гензан, направившись в Шанхай. Во время перехода в результате шторма один из кораблей, охранный крейсер «Лейтенант Дыдымов», погиб вместе с командой; несколько кораблей было повреждено.

В Шанхае после долгих переговоров с руководством иностранными концессиями удалось высадить учащихся и преподавателей кадетских корпусов, а также гражданских беженцев (около 800 человек). Часть военнослужащих сошла на берег самовольно (например, команда канонерской лодки «Магнит» во главе с лейтенантом Д.А. фон Дрейером). В январе 1923 г. двенадцать кораблей под командованием адмирала Старка, имея на бортах около 900 человек, ушли на Филиппины [Там же, с. 84, 85].

После ухода флотилии Старка численность беженцев в Гензанском лагере составила чуть более пяти тысяч человек, из которых около 1,5 тыс. были женщины и дети [ГАРФ, ф. Р-4325, оп. 1, д. 4, л. 124]. Беженцы находились на обеспечении японских властей. Несмотря на то, что японцы контролировали лагерь, автономное внутреннее управление сохранилось. Генерал Глебов стал помощником особоуполномоченного по общему управлению беженцами Гензанской группы. Иванов-Ринов одно время был управляющим делами, но вскоре уехал к атаману Семенову в Циндао. Помощником Глебова стал заместитель войскового атамана Оренбургского казачьего войска генерал Н.С. Анисимов. Полковник Сибирского казачьего войска А.Г. Грызов был назначен начальником канцелярии управления гражданской части Гензанской трудовой группы русских добровольцев. Штабы отдельных воинских частей располагались в кают-компаниях на транспортах [Аблажей, 2003, с. 85, 86]. В состав русской беженской группы в Корее входили следующие воинские подразделения: Атаманская конная дружина из двух сотен, 2-й Забайкальский казачий полк, Урало-Егерский отряд, Отдельная Забайкальская пластунская дружина, Отдельный Амурский казачий дивизион, Иркутская казачья дружина, Офицерская дружина Дальневосточной казачьей группы, 1-я Пластунская дружина, школа подхорунжих им. атамана Дутова Оренбургского казачьего войска [ГАРФ, ф. Р-4698, оп. 1, д. 3, л. 2-110].

Зимой 1922/1923 гг. в Гензане разгорелась эпидемия, в связи с чем часть беженцев (около 1,5 тыс. человек) была переселена в порт Лазарев. Это были преимущественно чины Урало-Егерской группы.

С весны 1923 г. японские власти стали привлекать русских беженцев к работам по прокладке каналов, постройке железнодорожных насыпей (район Тансен) и шоссейной дороги. Стоимость работ только по строительству железной дороги в районе Тансен составила 24,5 тыс. иен. В счет оплаты работ включались поставка продовольствия и медицинская помощь. Генерал Глебов в качестве задатка получил 1 тыс. иен [Там же, д. 2, л. 2, 3]. В дальнейшем Глебов был обвинен в присвоении и растрате огромных средств, якобы полученных от Дитерихса, Семенова и японцев^[137].