Loe raamatut: «Из глубинки России мы родом»

Односельчанам, изыскателям

и геодезистам посвящается

© Сергей Жгельский, 2025

© Интернациональный Союз писателей, 2025

Автор благодарит за помощь в издании

Тюликова Николая Николаевича

Пищика Михаила Александровича

Шефера Ивана Ивановича

Разумова Владимира Михайловича

Емельяненко Ивана Ивановича

Таратунина Андрея Юрьевича

Жгельскую Галину Александровну

Жгельского Николая Ивановича

Солопа Василия Михайловича

Орлова Георгия Леонидовича

Карпенко Ивана Михайловича

Гринина Владимира Тимофеевича

О творчестве Сергея Жгельского

Произведение Сергея Ивановича Жгельского носит выраженный мемуарный характер. Автор повествует о разных периодах своей жизни, начиная с момента встречи его родителей. Речь рассказчика щедро приправлена местными региональными словечками, нередко указывающими на уникальное местоположение села, граничащего с областями распространения сразу нескольких славянских говоров. Автор с помощью небольших по объему повествований знакомит читателя с бытом времен своего детства и юности, плавно переходя к рассказам о производственной деятельности и некоторых выдающихся коллегах. В целом, книга тяготеет к жанру документалистики, в ней есть точные временные и пространственные привязки. Однако, в отличие от художественных текстов, автор зачастую не показывает характеры своих героев через их поступки, а сходу дает четкие определения своим персонажам, поскольку лично знает каждого, о ком пишет, и явно – не год-два… Безусловно, произведение будет интересно односельчанам и полезно коллегам Жгельского по опыту и профессии, возможно обращение филологов к строкам как к справочному языковому материалу. Благодарю автора за предоставленную возможность ознакомления с частью литературных материалов книги.

С уважением, Эльдар Ахадов,

писатель и поэт, почетный член Союза писателей Азербайджана, член Союза писателей России, Южнорусского Союза писателей (Одесса), Союза писателей XXI века, Русского географического общества, международного ПЕН клуба.

Предисловие

Яловка (Ядловка, Еловка) – село Красногорского района, в 19 км к югу от Красной Горы, центр Яловского сельского поселения (включает сёла Городечня и Увелье). Упоминается с начала XVIII века как владение Киево-Печерской лавры, в составе Бобовицкой волости (на территории Новоместской сотни Стародубского полка); казачьего населения не имело. С 1726 года – село с храмом Покрова Богородицы (деревянный; перестроен в 1900-х, в 1930–1942 и 1963–1979 годах не действовал, сохранился).

В описании Новгород-Северского наместничества в 1781 году Яловка была отмечена как «…село с одной церковью, с приезжим монастырским домом о трёх покоях и 78 дворами». В книге «Список населённых мест Черниговской губернии», изданной в 1866 году в Санкт-Петербурге, говорится: «Еловка (Яловка) – село казённое при речке Вихолке, около 60 вёрст от Суража, 284 двора, 866 мужчин, 942 женщины, церковь, сельская расправа». В конце XIX века была открыта школа грамоты. С 1912 года проводилась однодневная (1 ноября) косьмо-демьяновская ярмарка. С 1782 по 1921 год в Суражском уезде (с 1861 года – в составе Верещакской волости); в 1921–1929 годах – в Клинцовском уезде (Верещакская, с 1923 года – Ущерпская волость), с 1929 года – в Красногорском районе. СХПК «Яловка». Максимальное число жителей – 3800 человек (1926 г.). Село Яловка: разночинцев нет, купцов нет, мещан нет, казаков нет, казачковых подсоседков нет, крестьян казённых 396, крестьян владельческих нет, всего 396 человек.

Ведомость о школах грамоты Черниговской епархии за 1894/1895 учебный год. Село Яловка. Школа грамоты основана 10 декабря 1890 года. Помещение школы – общественное. Учитель – Пётр Нехаевский, обучавшийся в реальном училище и имеющий свидетельство на звание учителя; учитель – Семён Пинька, окончивший земскую школу. Средства содержания школы – получает по 5 рублей в месяц от попечительницы Нехаевской. «Черниговские Епархиальные Известия», № 20, 1895 года.

Список школ духовного ведомства, состоящий к 1 января 1899 года в Черниговской епархии. Село Яловка. Церковно-приходская школа, одноклассная, основана в 1890 году. Число учащихся к 1 января 1899 года: мальчиков – 45, девочек – 12, всего – 57. Общая сумма местных средств, изысканных школою в 1898 году, – 15 рублей. Законоучитель – священник Василий Васильев Ромаскевич. Первый учитель – купеческий сын Пётр Иванов Нохаевский, из реального училища, имеет свидетельство на звание учителя, вознаграждения не получает. Второй учитель – крестьянин Семён Иванов Пинька, окончил одноклассную церковно-приходскую школу, имеет свидетельство на звание учителя, вознаграждение 138 рублей. «Черниговские Епархиальные Известия», 1900, № 4.

Новоместская сотня Стародубского полка. Бобовицкая волость. Село Яловка при речке Виховке. По первой переписи Малороссии 1723 года: казаков нет; крестьян лавры грунтовых – 30 дворов, бобылей – 17 хат. В 1781 году по распоряжению графа Румянцова перед открытием наместничеств было сделано статистическое описание Малороссии, по которой числилось: казаков нет; крестьян – 78 дворов, 89 хат и бездворных – 21 хата. Населённый пункт Яловка (Ядловка, Еловка). 1916 год – село, Черниговская губерния, Суражский уезд, Верещакская волость. 1919 год – село, Гомельская губерния, Суражский уезд, Верещакская волость, Яловский сельсовет. 1929 год – село, Западная область, Клинцовский округ, Красногорский район. 1937 год – село, Орловская область, Красногорский район, Яловский сельсовет. 1944 год – село, Брянская область, Красногорский район, Яловский сельсовет. Решением Брянского облисполкома 22 декабря 1966 года переданы Антоновский, Батуровский, Верхличский, Заборский, Кожановский, Колюдовский, Красногорский, Кургановский, Летяховский, Лотаковский, Любовшанский, Макаричский, Медведевский, Морозовский, Перелазский, Петрово-Будский, Селецкий, Смяльчский, Старополонский, Увельский, Уношевский, Фошнянский, Яловский сельсоветы Клинцовского района в состав Красногорского района. 1970 год – село, Брянская область, Красногорский район, Яловский сельсовет (включал в себя на 1 января 1971 года село Яловка, деревню Городечня, посёлки Дубинский, Новый Свет). Историко-географический справочник «Административно-территориальное деление Брянского края за 1916–1970 годы», С. П. Кизимова, 1972 год. [q] Фамилии жителей по исповедкам: Крещановский, Драп, Драпов, Мелник, Мельник, Мелников, Мельников, Роженок, Роженко, Дубровщонок, Дубровщенко, Комисарев, Комисаров, Суховар, Орошенок, Орошенко, Шевцов, Шпилкин, Белошапкин, Осипёнок, Осипенко, Левша, Лупилов, Путир, Клименок, Клименко, Городной, Жгелёнок, Жгеленко, Трегубов, Белоус, Белоусов, Данилёнок, Даниленко, Булатый, Понамарёнок, Понамаренко, Храмёнок, Храменко, Лямчёнок, Лямченко, Цыганок, Зименок, Зименко, Бондурёнок, Бондуренко, Зимняков, Майба, Яцков, Прищепов, Болтунов, Байлуков, Кравец, Ткачонок, Ткаченко, Шавелев, Танцуй, Широкий, Тищенков, Ковалёнок, Коваленко, Демиденок, Демиденко, Козел, Приходка, Моляр, Кожемяка, Швец, Коваль, Вовчонок, Вовченко.

Покровская церковь

1781–1782 – священник Андрей Андреевич Крещановский.

1781–1782 – дьячок Василий Андреевич Крещановский.

1782 – пономарь Иван Андреевич Крещановский.

1782 – ктитор Иван Андреевич Драп.

1809–1816 – священник Николай Васильевич Крещановский, до 1882 – священник Семён Померанцов (умер до 1882 года).

1882 – священник Гавриил Горский.

1882 – исп. долж. псаломщика Пётр Крещановский.

1882 – заштатный дьячок Иван Иванович Крещановский.

Информация из официальной группы в ok.ru «Мы Яловцы» (с сайта «Брянский архив»).

Краткий словарь яловского диалекта

Сидор – заплечный вещмешок военнослужащего, рюкзак.

Хуста – платок (яловский диалект).

Заговены – последний день употребления скоромной пищи (животного происхождения) перед церковным постом.

Шлях – дорога вдоль болота, утоптанная дрога.

Жаба цыцьки дала – так говорят про умершего (укр.).

Патылица – затылок (яловский диалект).

Снедь – устаревшее слово, означающее пищу, еду.

Купа – кирпич торфа, добытый вручную (яловский диалект).

Копань – яма, образовавшаяся после добычи торфа (яловский диалект).

Укроп – хорошо прогретая солнцем вода (яловский диалект).

Врадимец – парень, который выдумывает и вредничает (яловский диалект).

Скоромная пища – пища животного происхождения.

Попезиться – порисоваться, покрасоваться.

Цапок – палочка для опоры при ходьбе, трость (яловский диалект).

Биталка – выструганная палка для удара по мячику.

Тычка – место, до которого нужно успеть добежать.

Щубовкать – провалиться ногой в воду под снегом.

Сороки – праздник ранней весны.

Мостница – доска пола избы.

Кокот – толстая ветка дерева.

Рэли – качели.

Пезиться – воображать.

Клёц – снаряд длиной 7—10 см, диаметром 1,5–2,0 см с заточенными концами под карандаш.

Равчак – ручей.

Швырялка – прямая палка, которой бросают клёц.

Моя глубинка
(отрывок из романа «Дыхание болота»)

Ранним туманным утром в августе 1945 года с сидором за плечами, одетый в военную форму пехотинца, истоптанные кирзовые сапоги, выцветшие галифе, потёртую шинель с заплатками, прикрывающими следы войны, возвращался домой Степан Норик. Воротничок гимнастёрки был подшит свежей белой тканью, пилотка ладно сидела на голове, немного сдвинутая на лоб, на правую сторону. Прошёл рядовой пехотинец от Гомеля до Праги.

Шёл Степан со стороны села Увелья от железнодорожной станции Зыбкая к своему селу Яловка. По пути в тумане он услышал журчание ручья Будянка, осторожно подошёл к воде, зачерпнул её пригоршней и начал жадно пить – вода пахла болотом.

– Вот я и на своей земле! – с облегчением тихо произнёс Степан. Холодная вода Будянки спокойно и неторопливо несла на болото траву, ветки деревьев. Пехотинец снял сапоги, до колен закатал галифе, шинель и сапоги перекинул через плечо и пошёл через ручей. Степан перешёл ручей, обулся, накинул на плечи шинель и пошёл дальше к родному дому с чистыми ногами и спокойной душой.

Пройдя около версты, он увидел очертание церкви Покрова. Из-за тумана изб ещё не было видно. Ручей Будянка берёт начало в живописных местах посёлка Заозерье в смешанных лесах полесья, исток ручья из ключа Палегравой криницы. Ручей весёлый, вода в нём чистая как слеза, сладостью своей славится на всю округу. Протекает Будянка через болото, разделяющее Белоруссию и Россию. Будянка протекала по урочищам Сергиевой полосы, Надкачонкова. Силу набирал ручей у Камня, здесь он разливался и делался рекой, глубина местами не более метра, на основном разливе – по колено. Заливные луга богаты разнотравьем, а в заливах Будянки растёт ярий – болотный аир. Ребятня и жители Яловки набирали его большими охапками и ели с аппетитом из-за того, что сердцевина очень вкусная, напоминает анис, корицу и имбирь одновременно. Особенно у ярия ценятся корни: это кладезь витаминов, активных веществ, на них ставили настойки и лечили всех жителей села от мала до велика.

Болота угощали людей своими дарами: ягодой, рыбой, птицей и зверем. На просторах болот развивался оазис свободного труда, быта и традиций. Болото, как и человек, имеет свой характер и нрав, знает и хранит множество мистических тайн и загадок, понять которые порой не под силу людям. О Духе болота знает каждый житель села, но никто не пожелал бы встречи с ним. В лихолетье этот дух подавал знак о приближении беды. Старикам был понятен его язык, они знали его характер, а вот как он выглядит, каждый старожил рассказывал по-своему. Дед Фёдор, прошедший войну от Гомеля до Берлина, говорил, это норовистый гнедой конь с длинной гривой, ни разу не был в упряжи, добрый и сильный. Соседка тётка Тетуха утверждала, что это аист с перьями необыкновенного небесного цвета.

Подойдя к селу, Степан отчётливо увидел очертания церкви Покрова, он хорошо помнил, что она находится в центре села. Затянув ремень и поправив пилотку, он быстро зашагал навстречу своей новой мирной жизни. Из тумана нехотя, как бы стесняясь своего вида, стали появляться избы с покосившимися заборами и ставнями. Очень давно они не были обласканы вниманием хозяина, как и солдатки, ждавшие мужей, женихов с войны. Воин шёл по центральной улице своего села спустя четыре года. Село спало мирным сном, только собаки лениво лаяли вслед вернувшемуся с войны односельчанину.

У прадеда громко стучало сердце от радости, он почти бежал на встречу со своей женой Наташей и детьми. Вот показался переулок, вот его изба – плетень покосился, казалось, ему надоело сдерживать ветра, снега и живность, которая постоянно норовила проникнуть на охраняемую им территорию. Степан подошёл к калитке и попробовал открыть, но она была заперта изнутри. Тогда он осторожно постучал в окно. К горлу подкатил ком. Не сразу женщина спросила:

– Кто здесь?

Не узнавая своего голоса, воин ответил:

– Это я, Степан.

К окну подошла его Наталья, прикрыв рот ладонью, махнула рукой, показывая, что побежала открывать запор.

Через мгновенье перед ним стояла та, о которой он думал каждый день, читал её письма, во сне разговаривал с ней о сокровенном. На ней была белая льняная рубашка до пола, на плечах – старый платок, на ногах – бахилы, самодельная обувь, склеенная из старых резиновых камер колёсной техники. Степан нежно обнял жену, она, как ребёнок, всхлипывала, плечи дрожали. Наталья подала мужу руку, и они вместе переступили порог хаты.

Он осмотрелся, вдохнул запах родного дома. Стол стоял у окна, в которое он только что стучал. Над столом висела керосиновая лампа. Та же русская печка, занавеска свисала с потолка и закрывала её трубу. На печке мирно спали их дети. В красном углу хаты висели иконы, обрамлённые рушником. Белел выскобленный пол. У стола стояла большая резная скамейка, покрытая синей краской. В углу хаты, напротив печи, разместилась деревянная кровать, украшенная резьбой, от подушек и перины исходил запах васильковой свежести. На стене, над кроватью, висел портрет с вышивкой. В углу высилась бочка с водой, на ней лежал деревянный ковш. Справа от бочки, ближе к печи, на полках стояла чистая кухонная посуда, задёрнутая занавеской. В углу, у печки – ухваты и чапела. У очага печи ровно, как на параде, выстроились глиняные чугунки. На табуретке у печи – начищенный самовар. В нише под печью лежали хворост для розжига и сухие брикеты торфа.

Первое и второе моё рождение

Родился я на Заговены в год Кабана, в последний день перед Рождественским постом, 26 ноября, ростом чуть меньше аршина, весом около девяти фунтов. Мама рассказывала, что при рождении я ревел очень громко, кричал, и она называла меня медвежонком.

В лёгкий морозец мама с батькой на коне, запряжённом в сани, благополучно привезли меня из родильного дома в хатку деревни Городечня, где через полтора года я «родился» второй раз.

В те годы в деревнях крыши в хатах были покрыты соломой или камышом, очень редко – шифером. Родители мои работали в поле: батька – шофёром, мама – колхозницей в полеводческой бригаде. Работали они от зари до зари за трудодни. За мной приглядывали старшая шестилетняя сестра Нина и баба Сережиха. В тот год стояла сильная жара, поля высохли, дождей давно не было. Нина играла на улице, изредка забегала в хату: проведать меня и напиться родниковой воды. Батька привозил флягу воды из родника под песчаной горой за околицей села, недалеко от реки Виховки.

В тот знойный день, когда воздух раскалился до предела, а солнце в зените безжалостно обжигало землю, превращая деревню в раскалённый котёл, на нашей улице вдруг загорелась крыша дома, стоявшего по ветру к нашей хате. От летящих снопов искр стали загораться соседние дома. В это время баба Сережиха колыхала меня в люльке и не слышала рёва пожара, потому что была глуховата. Я тихо играл искрами, которые летели мне в люльку. Нина заскочила в хату с криком: «Пожар!». Баба Сережиха, растерявшись, подхватила кочалки для глажки белья и с охами затопталась по хате. Сестрёнка схватила меня из люльки и кинулась к роднику – только пятки засверкали. За ней, прихрамывая, еле поспевала баба Сережиха с кочалками. У родника Нина пристроила меня под тень дуба, завернула в хусту. Вскоре подошла и бабушка. Отдышавшись, они жадно пили родниковую воду из ладоней. Огонь тем временем охватил всю деревню, она выгорела полностью.

Наша семья переехала в село Яловка. Мы поселились в хате бабушки Варвары на улице Середовка. Со временем отец выстроил новый дом на улице Белоусовка. В семье меня стали ласково называть дубовиком, рождённым под дубом.