Внезапный толчок. Выбрасывает меня из машины. Вырывает из привычного мира. Завис дуновеньем. И вот опять оно – бескрайнее белое море…Так хорошо, хочется спать.

***

Странно, я лежу. Беспокойно. Вижу, как барахтаются крохотные ножки в ползунках. Ворочаюсь, пытаюсь понять, где я. Туго затянут какой-то шнурок на шее, очень неудобно. Что-то на голове. Давит уши. Кажется, чепчик… Я вижу бортики вокруг. Я в детской кроватке. Так неудобно! Текут слюни. Сейчас я заплачу.

Сверху какие-то лица. Эти двое смотрят на меня. Улыбаются. Это же мои родители… Такие молодые! Я начинаю невольно смеяться. Они щекочут меня. Я заливаюсь ещё бо́льшим смехом. Маленькие ручки пытаются защищаться от навязчивых щекоток. Кроватка качается – кажется, она движется! Я в коляске… Яркий свет, морщусь. Это что, небо сверху?! Точно – небо. Как будто я в добром сне. Мне тут нравится…

Вижу колыхание ветвей и лучи солнца. Родители катают меня, продолжают умиляться. Замечаю тут что-то странное. Чем-то пахнет. Чем-то едким.

– Вы что?! Не чувствуете! – протестую я плачем.

Мама берёт меня на руки. Пытается успокоить.

– Газ! Сейчас задохнусь! – рыдаю я во всё горло.

Поднимаю глаза к небу, и меня тут же ослепляет солнце. Резкий нырок… Зажмуриваюсь. Упал. Не понимаю, вверх или вниз… Раскрываю глаза. Они всё ещё в слезах. Оглядываюсь в изумлении. Я могу идти, и я иду. Знакомые стены, мебель.

Я чувствую газ.

Иду по коридору. В нём мечется чья-то собака. Прохожу мимо, дальше. Открываю дверь на кухню. За столом Катя. Без сознания. Её голова лежит на нашем фото.

– Катя!

Реакции нет.

– Катя!

Пытаюсь её схватить. Бесполезно. Врывается пёс, скалит зубы.

– Видишь?! Слышишь?! Лай громче, псина!

Бегу в коридор, зову собаку. Собака уже у выхода. Прохожу сквозь дверь. На лестничной площадке никого.

– Лай, глупая псина! Лай! – надрываю я голос.

Пёс лает с пеной у рта. Бешено рычит. Скребётся.

– Громче! Громче!

Собака бьётся о дверь.

Появляется соседка напротив. Сверху спускаются люди. Соседка испуганно стучит в дверь.

– Что случилось? – воскликнула женщина в страхе.

Дёргает за ручку – дверь была открыта…

Белизна. Так хочется плыть в этой белизне. Она так притягивает в свои просторы. В своё доброе море из пуха и перьев. Хочется тонуть в нём, спать…

***

Через сон, через закрытые глаза возникает образ. Чёрно-белые тона негативом плёнки создали черты лица. Я очнулся. Недосып. Передо мной высотой метров в десять голова мужчины. Мышцы лица живые, сокращаются неврозом. Внимательный тёмный взгляд, вокруг глаз рваными расходящимися линиями глубокие морщины. Глаза щурятся или злятся, не понимаю… Острый нос, высокий лоб. Длинные, чуть приподнятые углом брови. Подбородок выпирает. Щёки и закрытый рот напряжены, будто сжаты зубы. Нет сил смотреть на это лицо, на эти глаза, но какая-то сила словно притягивает меня, и я иду, плыву к нему.

Вижу его прошлое, вижу убийства. Вижу его кровавые руки, как он получает удовольствие. Я ненавижу его… Не могу терпеть – нестерпимая ненависть словно разрывает меня на части. Давит жуткая головная боль. Безвольно обхватываю лицо руками. Сквозь пальцы просачивается воздух. Он другой, теперь у него есть сырой привкус… Меня обдувает сильным холодным ветром. Руки ослабли, опускаются.

Я в ночном лесу. Нет, в парке. Аллея, вокруг густые деревья. Нет света. Здесь будто убита сама жизнь, здесь веет страхом… Я чувствую запах смерти – твёрдый, не дающий шанса. Иду на него. Вдали появляется знакомый силуэт, знакомая походка. Катя!.. Она совсем одна. В этой тьме. Мой шаг учащается, превращается в бег. Из черноты деревьев появляется фигура страшного человека. Он медленно движется за Катей. Бесшумно, крадучись. Я замечаю в руке человека рукоять ножа-финки, лезвие спрятано в рукав кожаной куртки.

Двумя рывками поравнялся с убийцей. Разворачиваюсь, иду перед ним. Всматриваюсь. Это то самое отвратное лицо. Одним движением появляется лезвие. Я вижу, как эта «мразь» готовится. Я во власти страха. Дыхание смерти проходит сквозь меня. Страх превращается в горящую злость. Вмиг выпад головой в переносицу – удивительно, удар достиг цели, мразь падает на землю. Время замедляется.

Я бью и бью в несопротивляющееся лицо, превращая его в кашу из мяса и осколков костей. Я задыхаюсь от усталости, вкуса крови во рту и в воздухе. Поднимаюсь, оборачиваюсь, Кати уже нет…

***

Трудно стоять. Я на стуле. Он качается. «Сейчас я грохнусь!» – Смотрю вниз, какие у меня маленькие носки…

Слева и справа сёстры, совсем ещё школьницы. В белых праздничных платьишках. Сзади меня поддерживают большие ладони. Поднимаю голову – это руки отца. Стоит рядом с матерью. Тоже одеты празднично – пиджак и платье. Спереди какой-то мужик. Нервничает, мельтешит, суетится.

– Улыбаемся! – вскрикнул фотограф. – Сейчас вылетит птичка!

– А я сейчас свалюсь с этого стула! – пытаюсь сказать я, сдерживая слезы. – Пустите меня!

Этот, с фотоаппаратом, недоволен.

– Одной фотографии хватит. – произнёс отец.

Он взял меня на руки и поставил на пол.

Я сразу сбегаю. Куда подальше, быстро перебирая ножками. Мчусь в другую комнату. Прячусь за диван. Я затихарился, тут меня никто не найдёт. Главное – переждать, отсидеться. Выбираю позу поудобнее – кажется, я тут надолго. Внезапный свист в коридоре. Очень громкий. Болят уши. Я прикрываю их ладошками. Звук не прекращается. Во всём теле появляется уже знакомая тяга, сейчас я снова окажусь рядом с Катей. Я очень нужен… Выхожу из укрытия. Медленно двигаюсь в сторону шума. Захожу в коридор. Ещё шаг – падение. Глубокий провал. Тянется резкая прохлада. Мягкий прорыв. Я в городе, на оживлённой улице… Ревёт гудок поезда. Я на путях.