Глава 8
08 Лето I – allegro non molto
Когда Он вернулся домой, то первым делом объявил родителям и счастливой этими его словами невесте, что больше никогда не пойдет в «ТОТ лес». И – заболел. Болезнь была странная – только высокая температура вместе с ознобом, а еще …
А ещё – бредовые видения.
То чудилось, что он снова беспечно болтает со своей лесной русалкой, и наблюдает за нехитрыми, светлыми радостями труда и забот ее народа…
То русалка являлась ему узницей за прозрачной дверью, внутри её дерева. Смотрела полными слёз глазами – и казалось, что её взгляд беспрепятственно вливается, нескончаемым потоком, прямо в душу ему, смешиваясь с его собственной кровью, бегущей по венам-артериям. Русалочка смотрела молча, не произнося ни единого слова, но в молчании этом, на самой грани слышимости, звучала тихая, печальная музыка, похожая на пение скрипки. И тогда сердце Его переполнялось жалостью, и боль поднималась в его душе, как огромная волна, и не было от этой волны никакого спасения.
Невеста почти неотлучно сидела рядом с ним, слушала его странные бредовые речи, промокала холодным полотенцем горячечный лоб, а Он, однажды очнувшись, схватил ее за руку и счастливо прошептал «Так ты все-таки настоящая? Не призрак?». Потом на лице его отразилось короткое горькое понимание правды: «А, это ты…» – и он снова впал в забытье.
Так прошло несколько дней. Неожиданно для всех Он снова обрел ясность ума, перестал бредить… Только вот по ночам стал сниться ему один и тот же сон: стоит перед ним его русалочка лесная, смотрит прямо ему в глаза. И тихо шепчет с такой мольбой, что сердце заходится: «Сруби меня!… Пожалуйста!!! Сруби!!!....»
***
Он держался еще несколько суток, пытаясь уверить сам себя, что это просто галлюцинации, остаточные явления болезненного бреда… Потом, прямо среди ночи, взял топор покрепче, с которым раньше (до встречи с русалкой) лучше всего управлялся с деревьями, хорошенько наточил его – и двинулся к знакомому месту.
***
С первым ударом, как показалось, от дерева пошел страшный, мучительный стон, расходясь по всему лесу как звон огромного колокола. Чудилось – народ его русалки покидает свои спящие деревья и собирается вокруг него. Но вместо слышимой раньше приветливости – укор и гнев исходят от них опаляющим жаром …Он в ужасе бросил топор на землю, закричал отчаянно: «Она сама меня просила!!!!».
И точно слабая и печальная музыка послышалась от того ствола, на котором белел первый след от топора. В ней была и сдерживаемая боль, и защита и успокаивающее что-то для него, и какие-то объяснения без слов для всех остальных, и отчаянная мольба о продолжении этого страшного дела…
Одновременно между Ним и разгневанными дриадами появилась полупрозрачная фигура старика в длинном одеянии. Старик развел руки, как бы защищая Его, и послышалось жесткое, четко произнесённое низким голосом «НЕТ!». Так говорил бы огромный трехсотлетний дуб, если бы можно было его слышать.
Отступил призрачный народ, растаяли и без того неясные, расплывчатые силуэты в свете луны… Исчез старик. Снова взял Он в руки топор, глубоко вздохнул и замахнулся…
***
Последний удар, последний всплеск острой боли, последняя пытка-попытка задушить в себе «Я больше не могу!!!!!» – и дерево, приютившее меня, столь много времени бывшее частью меня, ближе которого в этой жизни ничего не было, падает. Боль исчезла, теперь я чувствую только паническую потерянность и одиночество.
Одновременно мое тело, ставшее заметно легче и прозрачнее, чем раньше, с немыслимой, и все возрастающей скоростью уносится прочь какой-то незримой силой: вверх или горизонтально – я не различаю, поскольку все вокруг меня видится размытыми световыми пятнами… И до самых краев заполняет меня страшная, невозможная – в жизни – тоска потери. Но это длится всего несколько мучительных секунд…
И милосердное НИЧТО укрывает меня своим пуховым одеялом, погружая в НЕБЫТИЕ.
***
…дерево, наконец, рухнуло, и Он перестал слышать безуспешно сдерживаемую боль, терзающую его русалочку. Выпустил из рук проклятый топор, без сил упал в снег, на колени. Закричал – громко, протяжно, без слов, выпуская в этом крике того безумного зверя, что в кровавые клочья рвал когтями Его душу … Никто не отозвался, даже вездесущее эхо: мертвая тишина опустилась на лес…
***
Он не помнил, как выбрался из леса, не помнил обратной дороги. Пришел в себя только уже перед самым домом, освещаемый первыми лучами восходящего солнца.
Надо жить дальше, надо жить обычной жизнью, «как все». Мысль эта была сейчас невыносимо тяжела … Но Он знал, что от любых ран и болезней либо умирают, либо выздоравливают.
И нет такой боли, которая длилась бы вечность.
Глава 9
09 Лето – II – adagio
Он женился на своей невесте и жили они как все, и не хуже, чем многие. У них были хорошие дети и много замечательных внуков. Как и большинство дедушек, он рассказывал внукам сказки.
Не совсем понятно, почему именно – но самой любимой для ребятишек была обычная, незамысловатая сказка про лесную русалку, которую случайно увидел седьмой сын местного короля, полюбил всем сердцем, и, после некоторых Приключений и сражений с Очень Злыми Силами, остался жить с ней в лесу – навсегда…
Всё в ней было как во всех сказках: добро побеждает зло (в сражении!); любовь (в сочетании с приключениями) – сильнее всего на свете…
Но не только приключения и сражения нравились внучатам. Дед так подробно рассказывал про лесных русалок, про жизнь их, дела и обычаи, что ребятишкам казалось, будто они сами побывали среди них, и это было восхитительно и волнительно. Как будто среди обычной жизни произошло настоящее, сказочное Чудо, и они были тому свидетелями, касались его волшебства.
Одно только смущало внучат: бабушка почему-то всегда очень сердилась, если слышала, как дедушка рассказывает эту историю.
Они были детьми, и пока еще не знали, что есть чувство, которое забыть невозможно. Как сломанное ребро. Вроде бы зажило, и жизнь продолжается, но – непогода, сырость или случайный толчок в бывшее больное место…
Многие знания – многие печали.
Глава 10
10 Лето III – presto
Свет везде – сверху, снизу, справа, слева… Сияющий, но не ослепляющий. Как будто источник света вокруг меня, или я настолько мала по сравнению с ним, что…
И – напряжение в воздухе, такое, что и воздух, и все мое почти несуществующее здесь тело звенит, как струна, натянутая на пределе допустимого…
Это незримое, но явственно ощущаемое присутствие невозможной, немыслимо большой силы …
Глубокий голос – ниоткуда и везде одновременно, вне меня и внутри меня…Когда он говорит – кажется, что передвигаются горы… мне страшно от такой силы: сейчас сметет, как пылинку…
«Ты действительно хочешь быть человеком? Ты действительно хочешь быть с Ним? Ты уверена в этом?»
Изо всех последних сил:
– Да!!!
И снова – НЕБЫТИЕ....
Часть 2.
Глава 1
Нелепо,
Смешно, безрассудно,
Безумно, волшебно…
Ни толку, ни проку,
Не в лад, невпопад –
Совершенно…
(Ю.Ким)
Нет, мы не родились в одном роддоме.
Мы не жили в одном дворе и не ходили в один детский садик.
В первом классе учительница посадила меня за парту с молчаливым, очень коротко остриженным мальчиком. Смешно торчащие уши не очень сочетались с его суровым взглядом, но мелкой мне было достаточно и взгляда, чтобы отбить охоту к насмешкам над этим фактом.
Мы с ним почти не разговаривали. Я пару раз пыталась спросить его – о том, что требовало большее количество слов, чем "ДА"\"НЕТ", но в ответ получала только молчание. Презрительное, как мне казалось.
Когда на календаре засияла дата «23-е февраля», бабушка, собирая меня в школу, положила в мой портфельчик маленькую ярко-красную гоночную машинку, со словами «отдашь мальчику, с которым сидишь! Поздравишь его с мужским праздником!».
После того, как я, отчаянно смущаясь, пихнула эту машинку на Его половину парты (промямлив «На, это тебе! Поздравляю…»), суровость в его глазах сменилась удивлением. В этот день он впервые спросил у меня что-то – про домашнее задание. Потом выяснилось, что, как и я, он давно (уже целый год, даже больше!) умеет и любит сам читать. И на 8-е марта он подарил мне (как я потом узнала – с подсказки Его бабушки) маленькую книгу в синей обложке: А.Толстой, «Аэлита».
А потом… потом мы стали дружить – так, как дружат только первоклашки… И вот эта безмятежная детская дружба связывала меж собой наши души: крепко, прочно – до самого взрослого восьмого класса.
***
Собравшись на традиционную встречу перед первым сентября, неожиданно все мы обнаружили, что многие наши одноклассницы-восьмиклассницы сильно изменились. Больше всех изменилась Викуся – она из щупленького, большеротого «гадкого утенка» с гигантскими бантиками превратилась в стройную начинающую красавицу со стильной стрижкой. К тому же, кажется, кому-то из ее родителей повезло со сменой работы: Викуся стала очень изящно и, одновременно, броско одеваться.
Он, как и другие мальчишки нашего (и не только!) класса, моментально влюбился в Викусю по уши. Сначала я, наивная, ничего не замечала. Мы по-прежнему ходили домой по одной улице, дожидаясь друг друга после занятий, и всю дорогу строили версии относительно устройства окружающего нас мира, обменивались впечатлениями о новой книге, новом фильме или же… просто болтали о пустяках. Наши одноклассники уже настолько к этому привыкли, что даже «женихом и невестой» не дразнились, а желающим подразниться из параллельных классов было дано короткое, но весьма материальное объяснение: синяки «под глазом», шишки и даже, к ужасу Его родителей, один сколотый передний зуб.
Вскоре после начала учебного года, мучительно подбирая слова и смотря куда-то в сторону, Он попросил меня передать Викусе записку. Я легкомысленно хихикнула (Он покраснел!), но выполнила просьбу. Викуся приняла записку с чисто королевским высокомерием, прочитала, затем на моих глазах демонстративно смяла и выкинула в мусорку, пренебрежительно фыркнув.
Была ли она умной? Оригинальной? Вообще – отличалась ли чем-нибудь кроме непроходимого снобизма, симпатичного личика и ярких шмоток от окружающих ее девчонок? Скорее нет, чем да. Но короля играет свита, а свиты у Викуси было предостаточно.
Через день просьба повторилась, и я передала еще записку… потом небольшой пакетик с изящным упаковочным бантиком… А через некоторое время Он признался мне в своих чувствах к Викусе – прямо по дороге из школы, на нашей дороге…
Я почувствовала, будто передо мной разверзлась пропасть! Не сказать, чтоб очень широкая – пожалуй, не шире длины вытянутой руки… Но Он, столько лет бывший рядом – всегда рядом! – внезапно оказался на другой ее стороне!
Растерянность накрыла меня своим темным, душным покрывалом, поэтому в ответ я промямлила что-то утешительно-одобрительное. Вероятно, это была моя самая большая ошибка: возможно, гораздо лучше было тогда наорать на Него, высмеять, раскрыть глаза на реальность, «прижечь» маленькую ранку, чтобы не допустить дальнейшего распространения…дальнейшего увеличения разрыва.
Или нет?…
«Болезнь» Его явно прогрессировала. Сразу после первого признания Он рассказывал мне об этом очень мало – больше выспрашивал: «А вот что бы ты сделала, если бы была Викой, и если бы я тебе сказал…». Или «А как ты думаешь – Вике бы понравилось, если бы я…» … Потом начал в открытую говорить о своих переживаниях, пересказывать все свои мимолетные встречи с Викусей «… и она на меня вдруг посмотрела! А я такой стою у самой доски…»…
Я безуспешно пыталась сменить изрядно надоевшую мне тему разговора, но Он был словно одержим нашей школьной «красавицей»… Меня это стало не просто раздражать. Внутри поселилась постыдная, жгущая меня ненависть к красавице-Викусе, которая благосклонно принимала все записки, подношения и совершаемые во имя ее «подвиги» моего приятеля, тем не менее ни в грош его не ставя (как и остальных горе-воздыхателей).
Однако сидели я и Он по-прежнему вместе: с Викусей за одной партой сидела ее лучшая подруга, с которой они вместе высмеивали всех Викусиных поклонников – подчас, надо сказать, довольно злобно.
Так закончился восьмой класс… Потом начался и стал подходить к финишу девятый – под бесконечные разговоры с упоминанием Викусиного имени, фамилии, сбивчивых перечислений ее достоинств, отрицаний явных недостатков и прочей белиберды. Время от времени мне удавалось «столкнуть» его на какую-нибудь нормальную тему, но он с маниакальным упорством вскоре возвращался в старую колею… А мне очень хотелось надеяться, что еще чуть-чуть, и это бред пройдет, и всё станет как раньше, надо просто продержаться, побыть рядом с ним это тяжелое время, потерпеть…