К истокам

Спустя месяц оказалось, что Денису в первом классе делать нечего, как, впрочем, и во втором. Он откровенно скучал на уроках, учителя не знали, чем и как занять этого странного ребёнка, который, пожалуй, обладал большим словарным запасом, чем они. Ему порекомендовали учиться экстерном – и мальчик легко сдал все экзамены вплоть до пятого класса. Ему было всего восемь, и переводить в среднюю школу его не хотели.

Пока утрясали вопрос с образованием, Денис записался в библиотеку. Бабушка приводила его утром, давала с собой лёгкий обед, а вечером забирала. Все работники библиотеки называли его вундеркиндом и с удовольствием выполняли его запросы.

В какой-то момент с энциклопедий он переключился на художественную литературу – и сам не заметил, как с головой погрузился в необыкновенные миры, вместе с героями покорял моря и океаны, совершал открытия, улетал в космос и гулял по отдаленным планетам, знакомился с учёными, авантюристами, конкистадорами, пиратами, следопытами, детективами, проживая с ними каждый момент. Его сердце не раз замирало, когда главный герой оказывался на волосок от гибели, лицом к лицу с заклятым врагом, или судно бравого капитана брала на абордаж свирепая орда каперов, или космический корабль терпел крушение в самой малонаселенной области почти необитаемой планеты, а экипаж вынужден был выживать в диких условиях без надежды на скорое спасение. Окружающая его реальность вдруг стала скучной – Денис осознал, что в современном мире ему не светят подобные приключения. Книги приобрели ещё большую притягательность. Справочники были заброшены, теперь ему хотелось всё новых острых ощущений. Он не мог оторваться – читал даже ночами, украдкой, при тусклом свете ночника, и не засыпал, пока очередная рискованная ситуация не разрешалась благополучно. За несколько лет он, пожалуй, прочитал почти все книги в библиотеке, некоторые – по несколько раз. У него появились герои, на которых он хотел бы походить – все отважные, честные, добрые, сильные, убеждённые в своей правоте, совершающие невероятно смелые поступки.

Но выныривая из очередной книги, он понимал, что сам так не сможет.

У родителей дела шли не лучшим образом. Они часто ссорились, до исступления кричали друг на друга, а он лежал в полутьме своей комнаты и, пытаясь заглушить их яростную перепалку, закрывал голову подушкой и начинал тихо шептать бессвязный набор слов.

Всё кончилось плохо – родители разошлись. Папа ушёл из его жизни и больше не появлялся. Бабушка и дедушка, папины родители, очень хотели продолжить общение с внуком, но мама, решив выместить на них свою злость, запретила им появляться.

Денис остался один. Его вернули в школу, обычную, рядом с домом. К этому моменту ему исполнилось одиннадцать.

Новичкам всегда приходится тяжело, особенно когда они слишком умные, слишком слабые физически и появляются в середине учебного года.

Он до сих старается не вспоминать школьные годы. Конечно, Денис был любимчиком у большинства учителей – тихий, способный, старательный, всегда с готовым домашним заданием. Да, избегал отвечать у доски и участвовать в мероприятиях, так и не сошёлся с ребятами из своего класса, которые хоть и уважали его, но не особо горели желанием с ним общаться.

Он снова и снова оставался один.

В пятнадцать он узнал, что бабушка умерла. Дедушка ушёл раньше. Мама так и не пустила его на похороны. А он скучал по атмосфере их дома – по книжному шкафу, в котором стройными рядами стояли разноцветные тома с полустёршимися золотыми буквами на корешках – собрания сочинений, энциклопедии, редкие старинные издания, у которых даже страницы пахли по-особому. Он отчаянно тосковал по безмятежным дням, которые проводил, листая книги. У него осталось только одно убежище – библиотека. После уроков Денис сразу шел туда, но уже в отдел для взрослых. Книги, тишина читального зала и внимательные добрые библиотекари, которые всегда норовили угостить его чашкой чая с домашней выпечкой, были его единственными друзьями.

После школы он решил поступить учиться на архивариуса – эта профессия могла дать ему доступ не только к книгам, но и документам, настоящим свидетельствам прошлого. Не то чтобы его интересовала история, но сама мысль провести жизнь среди множества томов письменной информации очень привлекала его. Ему нравилось всё упорядочивать, каталогизировать, расставлять по алфавиту. Даже в библиотеке он всегда вызывался помочь разложить сданные читателями книги по местам.

В университете оказалась совершенно другая атмосфера, чем в школе – более свободная и раскрепощённая, он впервые почувствовал себя взрослым, способным отвечать за себя человеком. Это его приятно поразило, и вначале показалось, что он наконец-то сможет найти друзей. Но у одногруппников оказались другие интересы – вечеринки, ночные клубы, первые серьёзные отношения, а учеба была ко всему этому не самым приятным довеском. Конечно, во время сессии он оказывался очень востребован – точнее, его конспекты, которые он вёл очень скрупулёзно, но в остальное время Денис снова оказался предоставлен самому себе, болтался где-то на обочине, когда как все стремительно шагали по главной дороге. Мать помогла ему снять комнату, а затем и маленькую квартирку на окраине города. Этому была веская причина – появился ухажер намного моложе её, с которым всё складывалось донельзя серьёзно, и тот недвусмысленно потребовал выставить конкурента – сына-студента – из дома. Вскоре у них родилась дочка, но старшим братом Денис себя так и не почувствовал. Он всего пару раз видел этого ребёнка, и не проникся к нему никакими чувствами.

Хотя Денис всё больше отдалялся от своей матери, он не был в обиде – ему понравилось жить одному. После пар отправлялся в библиотеку и сидел там до самого закрытия, затем поздним автобусом добирался до дома, готовил скромный ужин, читал перед сном и засыпал, вполне удовлетворённый жизнью.

На третьем курсе у них появилась новая учебная нагрузка – каждый студент был обязан записаться в один из кружков, он выбрал этнографический, не из-за интереса к этому предмету, а просто потому, что в остальных мест уже не было.

Первые занятия слегка разочаровали – но появление таинственной папки с фотографией обещало что-то особое. Возможно, это был зов приключений, которого он так ждал в детстве.

И теперь ему предстояло завести разговор с незнакомым человеком, который явно не желал с ним беседовать.

Бегать Денис решил от безысходности – летом, когда занятий не было, появилось много свободного времени. Он всё так же продолжал часами просиживать за книгами, но художественная литература для взрослых оказалась не такой увлекательной – она главным образом оказалась посвящена отношениям, которые он так и не научился ни понимать, ни строить.

Бегать было трудно. Денис ещё в детстве понял, что спорт не для него. На уроках физкультуры он всегда был последним. Первую пробежку он никогда не забудет – это был настоящий вызов. Он страшно волновался, когда шёл в парк в стареньких стоптанных кроссовках и потёртом спортивном костюме, ему казалось, что он притягивает взгляды всех встречных прохожих, и те исподтишка над ним насмехаются. В парке он вначале посидел на скамейке, чтобы слегка унять сердцебиение, потом, заметив группу бегунов, решил незаметно последовать за ними. Как же ему было сложно подняться и сделать первые шаги! Бег доставил ему невыразимые мучения – в боку почти сразу закололо, он задыхался, отчаянно глотая воздух, словно рыба, выброшенная на берег, ему стало так жарко, что пот лил градом, сердце стучало, отдаваясь в висках, ноги дрожали от напряжения. Впереди мелькали подтянутые фигуры других бегунов – в ярких майках и шортах, они легко и стремительно уносились всё дальше. Словно юные боги, подумалось ему в тот момент. В этот день он едва добежал до середины аллеи – потом не выдержал и постоял, склонившись, пытаясь восстановить дыхание. Его замутило, в ушах шумело, перед глазами стало темно – и Денис испугался, что упадет в обморок прямо здесь, на глазах у людей. Но вскоре дурнота отступила, и он с трудом добрёл до скамейки. Наутро, конечно, его ждала жестокая боль в мышцах, не привыкших к нагрузкам – он едва смог подняться с кровати, но, как ни странно, это подкрепило его решимость.

Ближе к осени Денис окончательно втянулся – и бег стал доставлять ему радость. Он всё равно был медленнее всех – и с завистью смотрел на поджарых парней и стройных легконогих девушек, которые проносились мимо, оставляя его позади. Казалось, они были рождены такими – сильными, ловкими, быстрыми. Время от времени кто-нибудь удостаивал его кивком или мог помахать. А он в ответ выдавливал из себя мученическую улыбку и продолжал бежать, задыхающийся, с раскрасневшимся лицом, неловко переступая непослушными, тяжелеющими с каждым шагом, ногами.

Летом он часто бегал рано утром, когда в парке было прохладно, и время от времени встречал этого парня. Худой, среднего роста, смуглый, темноволосый, с татуировкой, охватывающей плечо – именно она и привлекла внимание Дениса. Сложная вязь геометрических фигур каким-то образом подчёркивала впечатление, которое тот производил – вокруг него ощущалось странное напряжение, привлекательное, но с мрачноватым оттенком. Может, виной была его явная нелюдимость – у него всегда был неприветливый и настороженный взгляд, а иногда на лице мелькало и отвращение. Но тем ноябрьским утром он всё же вернулся и помог ему подняться после падения.

Правда, тот день запомнился Денису и очередным приступом паники. Иногда на него находило подобное, особенно в тёмное время суток. Однажды он увидел астрономическую карту, на котором созвездия были представлены в виде человеческих фигур и мифических тварей – ему было лет пять, и с тех пор он стал бояться смотреть в небо. Он слишком хорошо запомнил облик чудовищ, которые заполняли его по ночам, медленно выплывая из-за горизонта. Для большинства людей звёзды были просто хаотично разбросанными мерцающими точками, но в его глазах они всегда против воли складывались в исполинские силуэты. Небо было непостижимо огромным, неохватным, непознаваемым. В самые худшие моменты своей жизни он начинал ощущать себя крошечной молекулой в этой пугающей своими масштабами вселенной, крайне уязвимой и одинокой. Когда родители ссорились, он накрывался одеялом с головой и начинал бормотать – перечислять названия звёзд и созвездий, словно, переборов свой страх перед ними, он мог заслужить награду – тишину и покой в семье.

Этот страх перекочевал и во взрослую жизнь, время от времени давая о себе знать. Как в тот раз под фонарём в парке. После падения он почувствовал себя не очень хорошо, перепугался, когда вдруг оказался лежащим на спине, а перед глазами что-то вспыхнуло. На какое-то мгновение он оказался совершенно дезориентирован, лицом к лицу с небом.

Но паника нахлынула на него позже. Она внезапно набросилась из темноты, сжала до боли сердце, а потом пустила его вскачь. Внезапно тело перестало его слушаться, ноги подкосились, и он снова упал. Чтобы унять дрожь в руках, он обнял себя за плечи – и попытался восстановить дыхание. Он сидел на коленях и медленно считал вдохи и выдохи: раз-два, раз-два, раз-два. Обычно это помогало ему вернуть контроль, но в этот раз произошло кое-что странное – страх отступил сам, угас, словно кто-то задул огонь. Когда сердце успокоилось, а тело вновь стало более-менее послушным, он с трудом поднялся. Ему показалось, что там, за пределами освещенного участка, кто-то стоит и наблюдает. Тёмная неподвижная фигура на снегу. Кровь хлынула в лицо – Денису стало стыдно за свое поведение. Он нарочито спокойно отряхнулся от снега и медленно побежал. Как будто ничего не случилось. Как будто он такой же, как все.

В тот день, когда Денис впервые увидел старую фотографию, он совершенно не был готов к всеобщему вниманию. Ему хотелось тихо отсидеться на задней парте, как и раньше. Но когда речь зашла о татуировке, он не смог удержаться. Слова сами вырвались – и вдруг он оказался полезным, востребованным и важным. Человеком, вносящим вклад в общее дело. Ему понравилось ощущение собственной значимости, теперь ему хотелось подкрепить это делом. Но нужно было переступить через свою неуверенность и как-то завязать разговор с незнакомцем.

Ночью он не смог толком выспаться, вскочил раньше нужного, и маялся в ожидании выхода из дома, нервно ходил из угла в угол, стараясь унять противную дрожь в руках. Но он напрасно волновался – встречи не произошло. В парке было безлюдно – он покружил по аллее и вернулся домой ни с чем.

На следующее утро всё повторилось – пустынный парк, ни одного бегуна.

В понедельник ребята из кружка обступили его и спросили, встретил ли он своего знакомого. Он был вынужден их разочаровать – а сам не знал, куда деть глаза от стыда, что не справился с таким простым заданием.

Всю неделю он упорно начинал день очень рано – ему уже начало казаться, что этот неуловимый парень просто померещился. От одной этой мысли его бросало в жар – это был худший вариант.

Но в субботу наконец повезло – Денис ещё издали заметил знакомую фигуру, стремительно нырнувшую в парк. Он понёсся за ним, напрягая все силы, но парень успел раствориться в сумерках. Казалось, старые кряжистые деревья, растущие вдоль аллеи, затихли в ожидании исхода их игры. Денис точно знал, что с его темпом он вряд ли догонит загадочного бегуна, разве что сможет перехватить его на обратном пути или на одной из тропинок. В конце аллеи он остановился, чтобы отдышаться и осмотреться – фонари погасли, дорожки тонули в предрассветной мгле. Свежий морозный воздух приятно холодил разгорячённое лицо, изо рта белёсыми облачками вырывался пар. Он потоптался на месте, потом принял решение углубиться в парк. Выбрал направление наугад, в надежде, что ему улыбнётся удача, и осторожно побежал. На узеньких дорожках было темнее, чем на открытой местности, ночные тени прятались под густыми кронами деревьев. Он никогда не забегал настолько далеко и даже не знал, что тут раскинулся настоящий лес. Под ногами шуршала прошлогодняя листва, кусты тонкими упругими ветками цеплялись за штанины, то и дело ему приходилось перепрыгивать через упавшие деревья. Денис чувствовал, что бежит очень медленно, но сердце билось часто и неспокойно, а дыхание было неровным и прерывистым. Он вдруг испугался, что заблудится, от этой мысли его прошиб холодный пот. Денис остановился и огляделся – ничего, только сероватые сумерки, скрадывающие цвета и силуэты, и никакого намёка на близость города. Он крутился на месте, пытаясь сориентироваться, но бесполезно. Сердце вновь понеслось вскачь – он заметил какую-то тень среди деревьев. В его голове забилась только одна мысль – бежать! И он рванул напрямик, не разбирая дороги, почти вслепую. Краем глаза он видел, что тень неотступно следует за ним. Он пытался бежать быстрее, но дрожащие ноги не слушались его. Впереди вдруг забрезжил слабый свет – кажется, он приблизился к опушке. Денис, отчаянно всхлипнув, свернул в ту сторону, стремясь выбраться из этого проклятого леса. И тут он уловил какое-то движение – и тут же кубарем полетел на землю. Кто-то схватил его за шиворот, развернул – он никак не мог сфокусироваться и разглядеть нападавшего, но заметил занесённый кулак.

– Какого чёрта ты за мной следишь? – со злостью прошипел парень.

Как ни странно, Денис испытал настоящее облегчение, услышав человеческий голос:

– Мне просто нужно было с тобой поговорить…

– Кто ты вообще такой? Отвечай! – парень замахнулся, по его лицу промелькнула какая-то странная тень, на миг Денису померещился звериный оскал и неестественный блеск в его глазах.

– Я… хотел спросить про твою татуировку… – Денис никак не мог восстановить дыхание и с трудом выталкивал слова.

– Зачем тебе это? – парень внезапно ослабил хватку и опустил кулак. Его голос прозвучал устало. В набирающем силу утреннем свете Денис разглядел, что они почти ровесники. Тёмная одежда, короткие волосы, три простые серебряные серьги в ухе. Выглядит довольно агрессивным, но уже совладал с собой.

– Я увлекаюсь историей, и недавно нашёл фотографию людей, очень похожих на тебя. И у них была точно такая же татуировка, – Денис заметил, что присвоил заслугу преподавателя, устыдился, но тут же успокоил себя, что это для пользы дела – если парень узнает, что им заинтересовался целый коллектив, он точно сбежит. Денис был уверен в этом – почувствовал, что они не такие уж и разные. Да, конечно, тот сильнее и быстрее, но по сути – такой же, как он сам. Это читалось в его повадках, таилось в глазах.

– И ты подумал, что я смогу тебе помочь? Увы, нет, – парень резко выпрямился и был готов унестись вперёд, когда Денис вдруг спросил:

– Почему ты снова убегаешь?

Он сам не знал, почему задал именно такой вопрос, это было какое-то озарение. Но судя по тому, как замер его недавний противник, он попал в точку.

Парень бросил на него странный взгляд, в котором читалась то ли издёвка, то ли озорство, и вдруг, усмехнувшись, сказал:

– Всегда беги так, словно за тобой гонится стая волков, – и помчался напрямик через лес, легко и упруго, словно перед ним расстилалась ровная дорожка стадиона.

Денис, слегка покряхтывая, встал. Падение наградило его парой синяков и ушибов, руки и ноги всё ещё дрожали от пережитого, но в целом он чувствовал себя неплохо. Главное, что он больше не испытывал страха. Денис так и не успел уловить момент, когда перестал бояться. Может, это произошло, когда он понял, что они оба – одной породы. Это значило, что рано или поздно он сумеет уговорить этого парня встретиться с Петром.

Денис медленно дохромал до опушки. Стремительно светало, лес был пронизан тёплыми лучами восходящего солнца. Оглядевшись, он заметил знакомые фонари и скамейки всего в нескольких метрах от себя. Его вновь накрыло волной стыда – всё это время он находился совсем рядом с аллеей, а ведь думал, что не выберется из леса. Покачав головой, поражаясь тому, насколько страх ослепил его, он неторопливо зашагал в сторону дома.

***

Утро выдалось одновременно и паршивым, и немного забавным. Честно говоря, Алек давно так не веселился. С одной стороны, ему было приятно на какое-то время стать самим собой, дать волю инстинктам и слегка сбросить напряжение, которое не отпускало его несколько лет. Он легко выследил цель – запах книжной пыли, страха и еще чего-то, отчаянно знакомого, но никак не поддающегося определению, чувствовался за два десятка метров. Какое-то время он бесшумно бежал за ним вдоль тропинки, потом, заметив, что светает, решил выяснить, в чём дело. Обогнал добычу, замер в тени деревьев, затаил дыхание, предвкушая рывок. Когда цель оказалась в пределах досягаемости, бросил свое лёгкое и послушное тело вперёд. Прыжок получился отменный, всё внутри него ликовало – жертва с неясным стоном упала, покатилась по жухлой листве, распространяя вокруг себя волны ужаса. Это только раззадорило Охотника – он схватил его за ворот, рванул к себе, занёс руку…

В этот момент он вновь почувствовал, насколько тонка грань между «жить» и «не быть». Он мог одним движением разорвать ту тонкую ниточку, которая связывала его жертву с этим миром. Одно движение. Всего лишь одно.

Потом, вспоминая это мгновение, он осознал, что был на грани. Он мог потерять всё то, чем жил эти несколько лет. Несколько безнадёжно трудных, тяжёлых лет, когда каждый день требовал приложения такого количества усилий, которые могли бы уместиться в несколько месяцев его прежней жизни.

На него накатила злость. На самого себя, на мальчишку, который был настолько глуп, чтобы погнаться за ним, на своё прошлое, на этот город – и он едва не утратил контроль. Возможно, что-то выдало его – выражение лица, блеск в глазах, так как во взгляде жертвы он уловил самый настоящий первобытный ужас. Да, тот самый, которым питались его предки. Поколения хищников.

А чем он в этот момент отличался от них? Да ничем! Страх подпитывал его, Алек наслаждался своей властью, упивался своей силой.

Его предки тоже были Охотниками. Они загоняли свою добычу, но действовали не как животные, которые делают это из необходимости, нет, они были людьми – жестокими и расчётливыми.

Он всё же совладал с собой, не сразу, но справился с инстинктами. В который раз. Он чертовски устал от этого – идти против своей природы становилось все тяжелее. Особенно в этом городе, с этим тонущим в ужасе мальчишкой, который лепетал что-то про его татуировку.

Веселье прошло, осталась только досада на самого себя, что сорвался. Чтобы хоть как-то сгладить впечатление, Алек ответил на последний вопрос, как ему казалось, шуткой. Может, не совсем удачной, может, странноватой. Вряд ли этот паренёк оценит её.

Дома было по-прежнему. Скучно. Много назойливых запахов. Почти все спали – раннее утро выходного дня. Поднимаясь по лестнице, он улавливал покой, царивший в полумраке квартир. На площадке тоже было тихо – соседи наконец-то изволили утихомириться, его так и подмывало нанести им визит вежливости. Напугать их он точно смог бы – ничего сложного, по прежнему адресу он быстро навёл порядок. Но здесь каждый раз откладывал – и так прошёл почти год. Он не был уверен, что это бездействие по доброте душевной. В последнее время он стал терпеть многое. Стискивал зубы и терпел. Как наказание.

Звучит, конечно, глупо.

Он захлопнул дверь и замер в тесной прихожей. Стянул куртку, скинул кроссовки. Постоял, восстанавливая дыхание после быстрого подъёма. Взглянул на себя в зеркало. На плече извивалось клеймо, знак его хищного рода. Он с радостью бы избавился от него, если бы знал, как. Удивительно, что этот мальчишка вообще заметил рисунок, но поразительнее было то, что никто из посторонних никогда не должен был увидеть ту фотографию. Алек вспомнил, что этот снимок хранился в их семейном альбоме – а потом исчез, и пропажу заметили пропажу только спустя несколько недель. Значит, вот в какие руки он попал. Наверное, стоит выяснить, кто за этим стоит. Алек вздохнул – перед ним вновь распахивалась дверь в прошлое. Достал из кармана телефон и набрал сообщение. Несколько раз редактировал его, пока не получилось скупое короткое послание, просто информация к сведению того, кому оно адресовалось. Ничего лишнего, лишь сухая констатация факта. Ему не хотелось, чтобы этот человек прочел больше, чем Алек хотел сообщить. Эта игра длилась уже много лет – с момента, как он переехал в город. Хотя, точнее сказать, сбежал. Нажал «Отправить», две галочки известили о том, что сообщение получено. Он не стал дожидаться ответа – поспешно спрятал телефон обратно в карман куртки, закрыл глаза и прижался лбом к холодной поверхности зеркала. Алек давно бежал прочь от прошлого, в котором, казалось, были одни потери и разочарования. Он выкладывался на работе так, чтобы приходить домой и падать от усталости; в выходные загонял себя до изнеможения, преодолевая десятки километров бегом; он старался выстраивать свой день, чтобы не было ни одной свободной минуты; ему было необходимо всё время находиться в движении – и все ради того, чтобы не думать о том, что осталось там, позади. Точнее, о тех, кого он оставил. Время от времени к его сознанию всё же пробивались тревожные звоночки, отдельные болевые сигналы, которые незваными гостями бесцеремонно стучались в сердце, и заставляли его сжиматься, словно в ожидании удара. Тогда он, чтобы вернуть душевное равновесие, вынужден был убегать всё дальше и дальше в лес, протянувшийся за парком. Волки, которые его преследовали, были вовсе не теми, кого мог представить городской житель – не хищниками с грозным оскалом, горячим дыханием и пастью, из которой капала кровь их жертв, нет, его личная стая состояла из тяжёлых воспоминаний, боли, горечи, сомнений и потерь. И он бежал от них семь лет, без надежды на передышку или покой.

Алек услышал, что телефон в кармане требовательно завибрировал, но не стал читать ответ – это могло подождать до завтра. На сегодня с него достаточно. Он прошёл на кухню, поставил чайник и в полумраке наблюдал, как в голубоватой подсветке стеклянной колбы пляшут пузырьки воздуха. Высыпал три ложки кофе в турку, залил кипятком, поставил на огонь, снял, как только поднялась пена. Всё это он проделал машинально, как и каждое утро. Многие жалуются на рутину, а ему она была на руку. Привычки были одновременно и его якорем, и спасательным кругом – благодаря им он держался на плаву и сохранял хоть какую-то видимость стабильного существования.

Достал кружку, перелил в неё дымящийся кофе, устроился за столом, не включая свет, хотя на кухне было темновато. Глотнул – горечь и жар напитка обожгли ему нёбо. И снова в сердце натянулись струны, которые он предпочел бы давно обрезать, и раздался тревожный сигнал – протяжная тоскливая нота, больше похожая на вой. Алек обхватил голову руками – в этот момент он почувствовал дыхание, вырывающееся из множества голодных пастей и топот лап за спиной. Он резко поднялся, выплеснул остатки кофе в раковину, быстро переоделся, захватил другую куртку, рюкзак со всем необходимым, который всегда был наготове, и ключи. Ему необходимо было развеяться.

В гараже его ждал мотоцикл – не тот, который пугает утробным рыком всю округу, а лёгкий, маневренный и быстрый, как раз то, что нужно, когда возникнет необходимость убежать от преследователей. Или когда захочется разогнаться до максимальной скорости и, лишь слегка повернув руль, вылететь с дороги. Возможно, это был бы самый удобный для всех исход. Он иногда тешил себя этой мыслью, но не позволял ей укорениться у себя в голове. Несмотря ни на что, он ценил жизнь. Алек в этом отношении был прагматиком – в отличие от большинства, был убежден, что человеку отпущен только один срок, и никакого загробного мира не существует, как не будет и второго шанса. Но это его качество имело и оборотную сторону – ему требовалась и дверь с зелёной табличкой с надписью «запасной выход», в которую он мог бы шагнуть, если бы уровень боли зашкалил за «невыносимо». Линию эту он давно для себя определил – и пока жизнь была сносной, он за неё держался. Пока были силы – он бежал. Когда они иссякнут, когда он дойдёт до предела – он распахнёт эту дверь.

Но пока этот момент не наступил, Алек просто жил. Многие считали, что он слишком рисковый – бегает на длинные дистанции в одиночестве, в любое время года, включая зиму, и любое время суток – он мог выбираться в парк даже ночью, в темноте; на работе со временем стал вызываться на самые сложные задания; а усевшись за руль мотоцикла, всегда гнал на большой скорости. Но Алек, вопреки сложившемуся мнению, всегда соблюдал предельную осторожность – он умел заранее просчитывать степень риска и никогда без нужды не подвергал себя угрозе. Конечно, он осознавал, что не может предусмотреть все возможные ситуации, но относился к этому, как фаталист – если этому суждено случиться, значит, так тому и быть. Он не переживал о вероятностях, предпочитая иметь дело с грубой материей реальности.

Алек знал, куда ехать – по дороге заглянул в супермаркет, который открывался раньше всех, купил готовую еду, сложил в рюкзак и стремительно вырвался за пределы города. Гул встречного ветра в ушах и долгожданное весеннее солнце быстро развеяли хандру. За эти годы он научился опережать своих преследователей и искусно путать следы – это помогало ненадолго, и Алек понимал, что не сегодня, так завтра снова увидит приближающиеся тёмные силуэты у себя за спиной. Но он умел наслаждаться моментом – пользоваться теми краткими незамутнёнными мгновениями бытия, которые весьма скупо были отмерены на его долю. Пожалуй, он бы даже хотел уйти именно в такой момент ликования и счастья – а не медленно угасать на больничной койке, страдая от боли, осознавая свою скорую кончину, отчаянно цепляясь за оставшиеся дни и до последнего надеясь на отсрочку приговора. Алек прекрасно знал, каково это – уже проходил подобное. Прошлое не вычеркнешь – собственная память становилась заклятым врагом, воспоминания тянули ко дну, отравляли сон, заставляли просыпаться по ночам и без приглашения вторгались в его дни. Запахи, звуки, голоса – мимолётные впечатления, выцепленные откуда-то, вдруг вызывали к жизни очередного дремлющего демона. Он никогда не знал, когда это случится – и никогда не бывал готов к очередному удару. Оставалось только одно: просто бежать дальше. Сжать зубы, закрыть глаза, заглушить боль музыкой, усталостью, скоростью.

Этим утром Алек снова решил выбраться к небольшому тихому озеру, расположенному далеко за городом. Ему нравилась атмосфера этого места – узкая грунтовая дорога, о которой мало кто знал, стройные сосны, растущие вдоль неё и напоминавшие о доме, бледно-жёлтые метёлки камышей, деревянные мостки, к которым была привязана старая лодка. Алек остановился на опушке, прислонил мотоцикл к дереву, закинул рюкзак на спину и уверенно начал спускаться к озеру. Снег полностью сошёл, хотя в самых тёмных уголках леса всё ещё лежали посеревшие сугробы, усыпанные сухими сосновыми иголками и шишками. Солнце ощутимо грело – Алек расстегнул куртку и закатал рукава. Тепло в эти края приходило раньше, чем у него на родине. Он с удовольствием вдыхал запахи прошлогодней листвы и терпкий аромат смолы. Спокойная гладь озера, окаймлённая соломенным кольцом камышей, раскинулась перед ним. Алек пошарил среди кустов и вытащил вёсла. Он не знал, кто и зачем держал здесь лодку, но был благодарен этому человеку.

Совсем скоро он оказался на другом берегу и вновь зашагал вперёд, но уже по узенькой тропинке, едва заметной среди густого подлеска. Сосновый бор остался позади, лес на этой стороне был совсем другим – более диким, менее исхоженным. Мало кто добирался до этих мест – Алеку это и было нужно. Уединение, тишина и покой. Спустя полчаса он выбрался из леса на небольшую лужайку и, решив перекусить, устроился прямо на земле, прислонившись спиной к могучему стволу лиственницы. Не было нужды смотреть на часы – в лесу он забывал о необходимости следить за временем. Впереди были почти сутки, которые он мог посвятить исследованию новых мест – обычно он оставлял вещи в каком-нибудь укромном месте и налегке обегал окрестности, порой наматывая круги по двадцать-тридцать километров. Вечером возвращался к стоянке, разжигал костёр, готовил или подогревал ужин, а потом устраивался на ночлег. Для него это был лучший способ отдохнуть и восстановить силы.

Поев, он закинул вещи на развилку между ветвями лиственницы и углубился в лес. Он уже достаточно хорошо изучил окрестности, и теперь его ждали куда более удалённые маршруты. Тропинка уводила всё дальше, и с каждым шагом гул города, который он продолжал слышать, даже находясь за его пределами, становился тише. Умолкли пронзительные сирены, бесконечный шорох шин по асфальту, рёв моторов, вой самолетов, людские голоса. Алек чувствовал, как ему становится легче дышать и двигаться, он словно сбрасывал с себя тяжелый панцирь, свою защиту, выпрямлялся и шёл вперёд размашистым шагом, с удовольствием ощущая каждое своё движение, каждое усилие, предпринимаемое его телом, каждый свой вдох и выдох. Охотник внутри тоже ликовал – это, пожалуй, была единственная радость, которую разделяли оба. Лес дарил им не только покой, но и чувство безопасности – в этих глухих местах не было никого, кто проявлял бы по отношению к ним агрессию. В эти часы они сосуществовали в полной гармонии друг с другом – человек и Охотник.