Tsitaadid raamatust «12 лет рабства. Реальная история предательства, похищения и силы духа»
В такие минуты, ответил он, сердце человека инстинктивно обращается к Создателю. В процветании своем, когда ничто его не ранит и не внушает страх, человек не помнит о Боге и готов бросить ему вызов; но когда он оказывается посреди опасностей, отрезанный от всякой человеческой помощи, когда зев могилы разверзается перед ним – тогда, в эту годину испытаний, насмешник и неверующий обращается к Богу за помощью, чувствуя, что нет иной надежды, иного прибежища, иного спасения, кроме как под Его покровительственной рукой.
Не только человеческие обиталища – не только перенаселенные людьми города являют собой зрелища и звуки жизни. Самые дикие уголки земли тоже полны ею.
В том, что рабовладелец жесток, не столько его вина, сколько вина системы, в которой он живет. Он не может устоять против влияния привычек и знакомств, которые его окружают. Наученный с раннего детства (всем опытом своих впечатлений), что плеть предназначена для рабской спины, он и в зрелые года не может изменить свое мнение.
Я-то полагал, что моя судьба – окончить жизнь в лоне моей семьи; но испустить дух посреди незнакомцев, при таких обстоятельствах – то была горькая мысль.
В моей несчастливой жизни случались часы, и таких было немало, когда размышления о смерти как конце земных печалей – о могиле как месте отдохновения для усталого и измученного тела – были мне приятны. Но все подобные размышления исчезают в минуту смертельной опасности
– А теперь скажи мне: какова разница в глазах Господа, Эппс, между белым человеком и чернокожим?
– Огромна, как этот мир, – возразил Эппс. – Ты мог бы с тем же успехом спросить, какова разница между белым человеком и бабуином. Знаешь, я видел в Орлеане одну такую обезьяну, и знала она ровно столько же, сколько любой из моих ниггеров. Полагаю, ты и их стал бы звать согражданами? – И Эппс от души расхохотался, радуясь собственному остроумию.
– Послушай-ка, Эппс, – продолжал его оппонент, – смехом ты меня с толку не собьешь. Некоторые люди остроумны, а другие не так остроумны, как сами думают. А теперь позволь мне задать тебе вопрос. Все ли люди сотворены свободными и равными, как утверждает Декларация Независимости?
– Да, – ответил Эппс, – но ниггеры и обезьяны – это не «все люди», – и тут он предался еще пущему веселью, чем прежде.
– Обезьяны есть среди белых так же, как и среди черных, если уж на то пошло, – холодно заметил Басс. – Я знаю белых, которые используют аргументы не умнее, чем выбрала бы мартышка.
Но тот, кто ни к кому и никогда не проявлял милосердия, его и не получил.
Неважно, насколько мы были изнурены и усталы - плясать должны были все.
Действительно, влияния и знакомства, которыми он был окружен, делали его слепым к изначальной несправедливости, лежащей в основе всей системы рабства. Он никогда не сомневался в нравственном праве одного человека держать другого в подчинении. Глядя сквозь те же шоры, что и его предки, он видел вещи в том же свете. Будь он воспитан при других обстоятельствах и под иными влияниями, его представления, несомненно, были бы иными
Моя скорбная чаша была полна до краев. Тогда я воздел руки к небу и, посреди ночи ,окруженный телами спящих моих товарищей ,стал молить о милосердии к бедному , всеми забытому пленнику.