Матушкин день, или В поисках утраченного прошлого

"Тогда возложат на алтарь твой тельцы¹¹".

Да кто же учинил такое?!

Жарко Фёдору, как снял в Храме шапку, так и не надевает её, идет, мнет в руках. А идет он по мосту на другой берег, к Торжищу, на котором всегда было не протолкнуться. Отсюда уже слышно было, как купцы товар свой нахваливают. Как скоморохи в свои дудки гудят.

А тут − тишина. Остановился Фёдор, на мосту, прислушался. Вниз посмотрел. И чуть духа не лишился.

…Под мостом прорубь, льдом уже затянулась. А в этой проруби вмерзли в лед люди. Девки молодые, детишки, купец-немчин… Как будто в аду.

Сил уже нет, но идет Фёдор на тот берег. Словно чувствует, что там ждёт его кто-то. Кто поведает ему, что здесь было. И что делать теперь, подскажет.

И вдруг видит − церковь стоит, розовая! В ней дверь открыта, и огонек внутри! Значит, есть там кто живой! Спасибо, Господи!

Но и в церкви пусто. Ни живых, ни мертвых не видать.

Только горит же лампадка перед иконой! А икона странная. Не писаная, а вырезанная из дерева. Женщина в длинном платье, в кокошнике. Позолоченная. На видном месте, а тати не тронули.

Перекрестился Фёдор на икону, положил три поклона земных, как полагается. Как ей молиться, не знал, так и сказал только:

"Помоги мне, Матушка! Вразуми, что здесь было! И кто виной всему?"

И вдруг шепчет кто-то:

"А ты что про Матушку знаешь?"

Обернулся Фёдор и видит − в углу сидит чернец! Монах старый.

Раньше побаивался он монахов. Всё боялся, что они его к себе заберут, заставят жить по-своему, заточат в келью, где и солнышка не видать. А тут так обрадовался Фёдор!

"Благослови, батюшка! Так мы всех так зовем! Матушка Богородица, Матушка Анна, Матушка Параскева! А что случилось с вами? Кто напал на Новгород? Неужто татары вернулись?"

Вздохнул монах.

"Бог благословит…Видишь, за всё у Господа награда положена. Вот нам по делам нашим и награда. За сребролюбие, за тщеславие, за гордыню непомерную! За блуд и скупость! За все грехи наши!"

И зарыдал горько. Потом продолжал:

"Только не татары это. И не немцы, и не поляки. Это Великий Князь Московский, Иван Васильевич, в наш город приехал. Милость нам оказал великую!"

Опешил Фёдор.

"Так что же не защитил он вас? Или сил не хватило?"

Чернец лицо руками прикрыл.

"Сил… Сил у него, антихриста, хватило! Привел он с собой войско, да не из людей, а из бесов кровожадных, не ведающих жалости. Обвинил нас в том, что хотим передаться под власть короля польского, завести в церквах обряды латинские. Что его самого убить злоумышляем, а на престол московский его брата посадить!

Владыка крест целовал перед ним, в верности клялся, но князь не верил ничему. А после и вовсе рассвирепел, и повелел войску своему наказать Новгород так, чтобы и памяти о нас не осталось!

Три недели вершился суд неправый над нами. По-всякому терзали людей, ни в чем не виноватых. Вчера только ушли они. Верно, та же судьба и Псков ждёт, если чуда не случится".

"А как же владыка?" − ошеломленно спросил Фёдор.

"Нет здесь его, − ответил монах. − Князь его в монастырь отправил. А прежде сана лишил!"

"А разве можно так?"

"Теперь всё можно, − вздохнул чернец. − Ибо дана будет власть дьяволу на тысячу лет!"

"А как же мне быть? − растерялся Фёдор. − Кто же нам священника даст?"

Всё рассказал он монаху! Что осталась их деревня без батюшки, что надеялись на владыку, что нельзя православным людям без окормления. Тот задумался.

"Знаешь, что, − сказал он. − Есть у меня к тебе просьба одна! Пройди по домам, покричи людей живых. Если кого найдешь, позови сюда. Скажешь, отец Василий с Пятницкой церкви зовет. Может, придет кто… А я помолюсь пока."

Вот в заходит Фёдор в первый дом, зовет. Тихо, нет никого. В другой, третий… Нет ответа! Уже и отчаялся, пошёл обратно. Слышит, из будки собачьей вроде плачет кто. Щенок там, что ли, остался?

Заглянул, а там детки! Двое! Спрятались, видать! Скинул с себя Фёдор тулуп меховой, завернул в него обоих, да так и занес их в церковь!

Сидит старец в углу, где и был. Не двигается. Не помер ли?

Нет, пошевелился вроде.

"Детки… Это Козьмина Егора, купца богатого… Добрый человек! А я думал, не тронут его…"

Вдруг монах резким движением снимает с себя крест!

"Неси! Теперь это твой! И дети эти − тоже твои!"

Встал, надел крест на Фёдора, перекрестил его. И крикнул:

"Аксиос¹²!"

И эхо, отразившись от высокого потолка, повторило:

"Аксиос! Аксиос!"

"Ты и будешь у вас священником, − прошептал монах. − А если кто усомнится в тебе − не осуждай того. Но будь таким, чтоб никто не усомнился! И о детях позаботься как следует!"

И медленно опустился на пол.

"Благослови, отец Фёдор, − прошептал он. − Станет плохо − молись! В беду попадешь − Матушку зови! И икону её с собой бери. Память тебе будет о Новгороде…"

Тут повернулся Фёдор к иконе, а вместо неё сама Матушка стоит!

− Посмотрел? − спрашивает.

− Посмотрел? − спросила Матушка.

Тут только и вижу, что снова я в комнате, стою над своим аппаратом. Лето жаркое, тишина и покой кругом! Как не было ничего…

− Я пробку поменял! − кричит со двора Лёвушка. − Включай скорее!

Это что же? Пять минут всего прошло? Или меньше даже?

Только смотреть кино сейчас меньше всего хочется.

− Да нет, − отвечаю, − сломалось у меня что-то… Придется в ремонт нести!

Матушка улыбается.

− Наверно, хватит с меня кино вашего, − говорит. − Не вези больше. Неправда там всё! И сам поменьше смотри!

− Как же так? − Лёвушка недоумевает. − Хорошее же кино!

И что мне ему сказать? Как передать то, что я видел?

− Матушка, − спрашиваю, − а что Фёдор? Женился ли?

А она так на меня смотрит, с улыбкой:

− Ты возвращайся ко мне! А то и Лёвушке помощь нужна будет. Как камушек прилетит, приезжай. Тогда и узнаешь…

И нет ее. Вот так!

…Вернулся я, сдал аппарат боцману; техника, к счастью, не поломалась. Там и лес в плотах подогнали, грузить начали. Всё вроде такое же, как и было.

Только я сам другой. Вот ведь, войну прошел, всякое видел, а такого ужаса, как в Новгороде том, и представить не мог. А мы все смеялись… Ну царь, ну Грозный. Что здесь такого? Ведь так, Серега?

Но Серега заснул. Слишком долгий был день, утомительный. Так что рассказ Юрия Данилыча дослушать ему не довелось. Но тот не обиделся.

− Ничего, парень, поспи! − улыбнулся он. − Всё хорошо будет! Матушку проси, если что…

− Матушка, − прошептал парень во сне. − Помню…

Юрий Данилыч встал. Вынул из кармана деньги, пересчитал. Вздохнул, ещё раз пересчитал. Взял один червонец и аккуратно, чтобы не разбудить, засунул Сереге в карман.

− Прости, больше не могу, парень. Мне ещё в Беловодск ехать… Прилетел-таки ко мне камушек! Прощай, может, ещё и встретимся…

Встретиться снова, однако, им было не суждено. Серега мирно проспал до Вязовой, где ему надо было выходить. Проводница долго будила его.

Кажется, был у него попутчик… Ну да, дед старый, такой выдумщик! Столько всего наговорил! Про войну, про Ивана Грозного. Про Матушку какую-то, которая всем помогает. Да, ещё ведь и камень в поезд бросили, чуть не убили! Ладно, чуть-чуть не считается! Поживем еще! Только где бы сто рублей найти…

Серега порылся по карманам. Надо же, ещё червонец! Жаль, что один! Но уже легче стало.

А с долгом удачно вышло. Комвзвода, молодой лейтенант, купил у Сереги за восемьдесят рублей часы электронные. С кнопками! Такие тогда только в Москве и Ленинграде можно было достать. Так что всё обошлось!

Всего два месяца прошло, и Серега демобилизовался. Новая жизнь началась, интересная! И воспоминания о том дне отодвинулись ещё дальше. Хорошо хоть совсем про то не забыл…

Виток второй. Между прошлым и будущим.

Как-то иногда кажется, что сейчас людям живется скучно. Серо, буднично, тоскливо. А вот двадцать лет назад было, мол, совсем не так. Кипела жизнь, бурлила! Включаешь телевизор поутру − и не оторваться от него! Здесь кого-то грохнули, там что-то взорвали, где-то полыхнула очередная войнушка. Интересно жить было!

Человек разумный скажет − да ну его, такой интерес! А если у нас во дворе рванет? Или, не дай Бог, война? Да не в телевизоре, а на твоей улице?

Но только с разумными людьми в то время случилось что-то странное. Как будто разум их отодвинулся на время в сторону, уступив свое место желанию всё изменить, срубить по-лёгкому деньжат или просто взять от жизни побольше.

Есть такая поговорка украинская: "Нехай гирше, абы иньше!" Вот по ней тогда и зажила огромная страна.

Конечно, можно попытаться понять людей. Столько времени терпели, жили в нужде, ни одежды красивой, ни обуви, ни жилья нормального. Про автомобиль даже мечтать не могли! Но было универсальное средство, которое всегда русскому человеку помогало…

И кто знает, как бы жил Советский Союз дальше, если бы молодой Генеральный Секретарь не начал с этим средством бороться. Всё ведь для блага народа, не пейте больше, граждане!

Не сразу, но понемногу стали пить поменьше. Посмотрели трезвеющими глазами на себя, на страну свою − и ужаснулись.

А ведь, если честно сказать, не так уж и плохо жил тогда русский человек. Всё-таки все сыты были, одеты-обуты, не скитались из города в город. Всяко лучше жили, чем деды-прадеды.

Только и запросы ведь у людей выросли! Это дед с бабкой, когда молодые были, радовались, что война кончилась. Это отец с матерью плакали от счастья, когда Гагарин в космос полетел. А теперь стали спрашивать люди друг у друга: "Да зачем нам вообще этот космос? Сколько денег туда уходит!"

И надо же, того, кто такое спросил, даже не наказали никак! И осмелел народ… В газетах, что ни день, новые разоблачения! Всех ругают: Хрущева, Сталина, Брежнева! Перевернешь страничку − там расскажут, как хорошо живут немецкие ветераны, которые вроде как войну проиграли. И как плохо − наши победители. А в конце каждой статьи − когда же все кончится? Доколе? Перемен требуют наши сердца!

Вот в такую страну и вернулся из армии Серега Плахин. И крепко задумался…

Вроде бы ты уже взрослый, надо зарабатывать, создавать семью. Только ты ведь пока ничего не умеешь! Пойти учиться − значит, ещё несколько лет сидеть на материной шее. Зарплату ей, казалось бы, добавили, только и цены на всё выросли. А многое и вовсе пропало, нигде не купить! Надо как-то самому устраиваться в жизни…

Ну, для этого ведь и есть семья! Чтобы помогать друг другу в трудную минуту. Деньгами, советом, но самое лучшее − с работой!

Как-то раз пришел в гости к Плахиным дядя, майор милиции. Мать пожаловалась братцу, что Сереже никак на работу не пристроиться. Так дядя обрадовался!

"Давай, − говорит, − к нам! Ты же спортсмен, отличник боевой и политической! Нам такие нужны!"

На беду, работал дядя Слава не в уголовном розыске и не в ГАИ. Был он замначальника большой колонии для заключенных, известной всем посвящённым под смешным именем "Железка".

Так Серега стал не просто сержантом, а сержантом милиции. Правда, сперва на должности рядового, но с сержантскими надбавками. Понемногу выслужился до замкомвзвода. Деньги платили нормальные, по тем временам, конечно.

Проработал в колонии Серега всего два года. Потом уволился по собственному. И о той странице своей жизни рассказывать никогда не любил. Ну, и мы не станем.

Кроме одной истории.

…Вот, после дежурства шел он домой. Видит, на скамейке женщина сидит, плачет. Ну, плачущая женщина у ворот "Железки" − дело обычное. Только что-то остановило Серегу…

"Мой же мальчик, он же ни в чем не виноват, он такой домашний! − причитала женщина, − А его сюда! Его тут бьют, унижают, а никто с этим не разбирается! Он говорит, что больше терпеть не может, руки на себя наложит! И срок подошел на УДО, так отклонили! Может, вы поможете? Мы в долгу не останемся!"

Мальчика того звали Володя Козулич. Кличка "Козлик".

…Тюрьма − мир страшный. За каждое слово надо ответ держать. Тут назвали тебя козлом, а ты стерпел − так ты и есть козел! Со всеми грустными для тебя последствиями…

А уж если тебе такую кличку дали − так драться тебе смертным боем с любым, кто тебя позовет. Пока все не уразумеют, что надо бы дать тебе другое прозвище, подходящее для тебя.

Драться Володя не умел. И потому сразу определили ему место под нарами, возле… ну, так скажем, отхожего места.

И уж совершенно точно, что по делу попал Володя за колючий орнамент. Спекуляция валютой в особо крупных, в составе группы. Статья 88, часть первая. И срок в два года с конфискацией, минимальный по этой статье, он получил только за деятельное раскаяние. Иначе говоря, заложил Володя всех, кого знал.

По делу, похоже, дали кличку!

Только мать его Сереге стало искренне жаль. Кто его знает, как повернется судьба. Может, и его собственная мать так же когда-нибудь плакать будет, и кого-то другого просить о помощи. Так что решил он помочь…

Пришел к дяде, рассказал, так мол и так, взысканий за заключенным Козуличем не числится, есть даже одно поощрение, за оформление стенгазеты, так что формально можно и удовлетворить его ходатайство. Отправить на условно-досрочное.

"А чего это ты за петушка мазу держишь?" − на хорошей фене спросил дядя Слава.

Серега опешил.

"Испугался? − рассмеялся тот. − Не кипешуй, всё путём. Вот представь, ты разведчик в чужой стране, где все говорят на своем языке! Они, скажем, обсуждают, как тебя убить, а ты не понимаешь ничего. Так что я учу этот их язык поганый, чтобы всё про них знать! И ты учи!"

Хотел Серега сказать, что знать чужой язык можно, но со своими лучше на своем языке разговаривать, но не стал.

"Так точно!" − ответил.

"А этого я помню, я сам его рассматривал, − задумчиво произнес дядя Слава. − У него кое-каких документов не хватает! Вот, смотри!

Он взял блокнот, вырвал из него листочек и написал крупными буквами: "1500 $".

"Сам разберись, а я походатайствую по существу. Такие вопросы начальник решает, но он мне доверяет… − дядя усмехнулся. − Первый документ, − он ткнул в единичку, − вот такого образца! Второй − в свободной форме, на твое усмотрение − он исправил пятерку на шестерку. − Или так, − теперь на восьмерку. − Понятно? Будут документы − будет УДО".

Полторы тысячи долларов − как раз та сумма, за которую Володя Козулич получил свои два года. Изъятая при его задержании, и, разумеется, конфискованная в доход государства. По тогдашнему курсу − зарплата замкомвзвода Плахина за два с половиной года. Так что УДО Козлику явно не светило. Откуда у его матери такие деньги?

Однако, когда Серега позвонил ей и назначил встречу, та страшно обрадовалась. Встретились они. Смущаясь, он назвал сумму:

− Полторы тысячи долларов… На нужды колонии…

− И всего-то? − искренне удивилась женщина. − Подождите!

Вскоре она вернулась.

− Вот! − она дала ему конверт. − На нужды колонии! А это − лично вам. Только не отказывайтесь! Вы же хороший человек!

Во втором конверте было пятьсот долларов. Десять бумажек с мордатым бородатым президентом. Почти годовой оклад! За один разговор…

Серега не отказался. И спрашивать, откуда у гражданки Козулич, кассирши кинотеатра "Рассвет", такие деньги, не стал.

Через месяц заключенный Козулич вышел на свободу. А потом и ещё кое-кто. Серега, несмотря на молодость, был всё-таки очень сообразительным человеком.

Только, пожалуй, чересчур доверчивым. В милиции таким места не было никогда. А уж тем более в "Железке"…

Кто проболтался − Серега так и не узнал. Но в один прекрасный день дядя вызвал его к себе.

"Доигрался! Пиши, − сказал он, − по собственному. Я сам подписи соберу. И свали куда-нибудь потихоньку сегодня же. По прописке чтоб тебя не было! И матери. Через месяц мне позвонишь с автомата"…

На счастье, их с матерью пустили к себе бабушка с дедушкой, родители отца. Даже обрадовались…

А дело было очень серьезное! И не миновать бы Сереге крупных неприятностей, если бы не август девяносто первого. Не до того стало милиции, чтобы ловить мелких взяточников. Министр застрелился, новая власть пришла! Новые должности появились, новые возможности!

Так что о Сереге забыли. Они с матерью вскоре вернулись к себе в квартиру. А дядю Славу с почетом отправили на пенсию. Они встречались пару раз, выпивали. Тогда все выпивали, на радостях, что теперь можно.

Только радоваться, если честно, было особо нечему. Пришла зима, холодная и снежная. Все продукты стали продаваться по талонам, улицы в городе разрыли и бросили. Хорошо хоть свет и воду не отключали.

Чтобы не прерывался стаж, мать устроила Серегу на свой завод. Деньги там платили, конечно, никакие. Но и работа у него была не бей лежачего… Серега сторожил склад, на котором хранили брак.

В самом деле, зачем охранять спутанные мотки медной проволоки ненадлежащей толщины? Их положено проверять, выбраковывать и отправлять обратно на завод-изготовитель. Там проволоку переплавят и накатают по новой.

Всё так, но завод-изготовитель в одночасье оказался в другой стране! Принять проволоку они, вроде бы, не отказывались, но платить за перевозку уже не хотели. Так что склад так и стоял без движения. А скоро замер и весь завод. Электродвигатели, которые они делали, предназначались к отправке в маленькую гордую республику, которая громогласно объявила, что не хочет иметь с Россией ничего общего.

Серега ходил на работу больше по привычке, а ещё потому, что делать было особо нечего. И как-то раз повстречал у ворот своего склада двух очень приятных незнакомцев, вежливых и улыбчивых…

Были они из той самой страны, куда предназначались собранные на заводе электродвигатели. Только интересовало их другое. Та самая бракованная медная проволока, которой был завален Серегин склад.

Учета её уже давно не велось. Сколько тонн меди лежит у него на складе, Серега не знал. Много лежало.

Незнакомцы, которых звали смешными именами Ыльвес и Маргус, сделали ему предложение, от которого нельзя было отказаться. То есть вроде бы и можно было, но… Нельзя! Дают − бери, как говорится.

Есть одна древняя персидская поговорка. "Когда будешь проедать добро господина своего, ешь осторожно, двумя пальцами, чтобы не застряло в глотке. И когда будешь воровать, всегда делись с другими"…

Серега этой поговорки не слышал, к сожалению. А, может, и к счастью. Тут как посмотреть…

Ыльвес и Маргус с грузчиками приезжали каждые два дня. Сначала − на маленьком ржавом фургончике. Через пару недель − на большом фургоне. Через месяц − на здоровенном грузовике с надписью "Совтрансавто". Платили честно, долларами. И каждый раз уезжали набитыми под завязку. А Серега, подсчитывая выручку, думал о покупке машины. Ему очень нравился новый Опель Вектра.

…Спасло его только то, что проволоки было очень много. И продать он успел не более чем треть от того, что ему было положено охранять. Потому что в один прекрасный день директору завода наблюдательные люди сообщили о странных грузовиках, которые посещают склад его предприятия по ночам. Директор попросил кое-что проверить. И разобраться, как следует.

…Били Серегу крепко. Хорошо били! В основном, ногами. Если бы летом − забили бы насмерть. А так толстый ватник и шапка-ушанка уберегли. Ну, это ему доктор потом так сказал. Ребра, конечно, поломали, пальцы, нижнюю челюсть. Сотрясение мозга добавили, до кучи. Два месяца в больнице, в общем.

По тем временам мелочь! Тогда из-за трамвайного билета могли убить. А Серега провинился по-настоящему. Так что директору завода он вообще должен был благодарен быть.

Он и был благодарен! Потому что Машу встретил. Медсестру той самой больницы.

…Вот ведь незадача − приходит к тебе чуть не каждый день красивая девушка, а ты ей даже слова не можешь сказать из-за своей замотанной челюсти. Целых два месяца! Так и общались: она спрашивает, а он кивает головой или мотает ею. Да или нет. Потому когда она ему гипс с лица снимала, он сразу сказал:

"Маша, выходите за меня замуж! Я хороший!"

Докторша, которая за столом сидела, прыснула. Но Маша так серьезно на неё посмотрела, что та осеклась. Тактично вышла, оставив Серегу и Машу вдвоём…

"А кто ты такой, Плахин Сергей Евгеньевич? Я ж тебя не знаю совсем! Вот расскажи-ка мне, а я подумаю тогда!"

Долго Серега рассказывал. Не врал. Разве что слегка. Ну, и умолчал кое о чем. Должны же быть тайны даже у самых близких…

Вот так и вышло, что прямо из больницы молодые люди отправились подавать заявление в ЗАГС. А через полтора месяца расписались.

К тому времени уже лето настало. Съездили в Крым, отдохнули как следует. Скоро Маша сказала Сереге, что ждёт ребенка.

Серега смутился. Что, так сразу? А пожить для себя?

Маша его отругала. Для себя вот на отдыхе пожили! Теперь для малыша живем. Ты не волнуйся, тебе-то что? Жди, да помогай жене иногда. Вам, мужикам, всегда везет!

Только Серега считал, что ему не очень-то повезло. Сказать по правде, не так он представлял семейную жизнь. Повеселее, что ли!

А тут − какое уж веселье… Маша очень бережно относилась к себе. Никуда не хотела идти, разве только в парке посидеть. Сереге, понятное дело, в парке было откровенно скучно. К тому же деньги, что заплатили когда-то Ыльвес и Маргус, почти кончились.

Да и характер у Маши изменился. То плачет, то скандалит. Тошнит опять же её постоянно.

Так что при первой возможности Серега из дому уходил. Вроде как работу искать.

А с работой стало совсем плохо. Заводы каждый день закрывались. Людей увольняли. Тем же, кто ещё ходил на службу, задерживали зарплату. Да не на день-два, а на месяцы! Как выживал народ, вообще непонятно.

Это потом стало известно, что задерживали специально, чтобы не разогнать инфляцию. А то все станут всё покупать, цены вырастут, начнут люди ругать правительство. А так цены стоят, доллар стоит, а то, что вам не платят, так сами виноваты. Требуйте у своего директора, чтобы платил вовремя!

Так что вместо того, чтобы идти искать работу, Серега сразу шел к корешам, бывшим одноклассникам.

Тогда много где были проложены здоровенные трубы, то ли с газом, то ли с водой. Прямо по поверхности. И стали те трубы любимым местом для русского мужика. Посидеть, пивка попить, водочки, за жизнь поговорить. Что-то вроде дискуссионного клуба!

…Дружили они втроем. Лёха Стычко, по кличке Водила. Он автомобильный техникум закончил. Пашка Вальков, Историк. Пашка был самый умный в их классе, чуть-чуть до золотой медали не дотянул. Учился в Герцена, на последнем курсе. Но случая посидеть на трубе тоже не упускал. Оба холостые были.

− Не, мне детей не надо, − говорил Лёха. − Может быть, потом. Лет в тридцать. А пока я погулять хочу!

Пашка молчал. Он был очень скромный, знакомиться с девчонками стеснялся. Казалось бы, в его институте столько девок, глаза разбегаются! А он всё время один. Странно как-то! Серега его специально на свою свадьбу свидетелем позвал. Чтоб он, типа, замутил со свидетельницей. Но не замутилось у них почему-то…

Причина-то была вполне себе понятная. Жил Пашка со своей матерью и бабушкой в одной комнате гигантской коммунальной квартиры на Лиговском. Квартиру ждали, в городской очереди двадцать лет стояли. Как все. И Пашка считал, что вот, когда квартиру дадут, тогда и познакомится с кем-нибудь. Про то, что квартиру можно купить, в те времена никто не думал. Да и денег таких, чтоб хватило на жильё, люди даже представить не могли.

Был тогда такой фильм − "Игла". Там Виктор Цой играл. Говорил, что люди, мол, делятся на две категории. Одни на трубе сидят, пьют, а другие деньги зарабатывают.

Ребята искренне недоумевали. Мы бы заработали, только где? Нигде ведь не платят! Разве что вагоны разгружать. Только там тяжело! Так что пока посидим…

К осени Правительство порадовало граждан невиданной ценной бумагой − ваучером. Взяли, посчитали стоимость всех заводов и фабрик, поделили на всех жителей, да и раздали каждому. Вышло по десять тысяч рублей.

Многие приободрились. Можем стать хозяевами, здорово! Заработаем на ценных бумагах! Как рантье, на проценты поживем!

Да только какие там проценты, если всё закрывается! Денег у предприятий даже на зарплаты не было! Так что продали парни свои ваучеры у метро, и, как показала потом жизнь, правильно сделали. Потому что не для простого человека всё это было задумано, а для, что называется, достойных людей…

Тогда их всех Пашка выручал. Писал он для ленивых студентов своего института за денежку рефераты, курсовые работы, даже один диплом для иностранного студента! Из Перу. Тот ему долларами заплатил. Пашка − парень правильный, всем в долг давал. И отдавать не требовал.

Вот он и дал в тот слякотный осенний денек Сереге в долг аж пять тысяч рублей¹³! Машке на подарок, ко дню рождения. Серега поехал на Невский, поискать чего-нибудь стоящее.

Остановился, задумался. Тут его проезжавшая машина окатила с головы до ног. Зонтик, понятное дело, не спас.

Высказал вслед той машине Серега всё, что думал. Вспомнил уроки дяди Славы…

А машина возьми и остановись! Вылез с пассажирского места человек, показавшийся вроде бы знакомым…

− Ты чё, баклан, рамсы попутал? − сказал человек. И добавил ещё пару фраз, которых парень не понял.

− Жлыга? − неуверенно спросил Серега. − Шалыгин, третий отряд?

− Я-то Жлыга, а ты кто такой? Назовись!

Серега назвался. Человек вроде напрягся, потом рассмеялся, показав золотые зубы.

− Гражданин начальник! − растягивая гласные, презрительно сказал уголовник. − Вот и свиделись, значит! Только здесь ведь не зона, где твои правила. Наш здесь закон! За базар ответ надо держать!

И кулак здоровенный поднял, начал костяшками щелкать. Только Серега не испугался. После склада он уже ничего не боялся.

Кстати, напрасно не боялся! Жлыга был человек отчаянный, дрался всегда насмерть. В зоне не вылезал из ШИЗО. Конечно, Невский проспект не "Железка", но кто знает, как бы всё сложилось, если бы из "Мерседеса" не вылез ещё один пассажир…

− Геннадий, что там у тебя? − спросил тот.

Оказывается, Жлыгу Геннадием звали.

− Да вот, Владимир Вениаминович, старого знакомого встретил, − сплюнув в сторону, процедил Жлыга сквозь зубы.

− Какого ещё… − начал было тот, кого назвали Владимиром Вениаминовичем, глядя на парня. − Не может быть! Сергей Евгеньевич! Плахин! Вот так встреча!

Изумился Серега. Человек в дорогом плаще с широкими плечами, какие тогда крутые носили. Очки дорогущие. Бородка, усики ухоженные. Ботинки блестят, и это по питерской осени! Да кто же это?

− Простите, мы знакомы? − спросил.

− Да вы же мой спаситель, дорогой мой! Я же Козулич, Владимир!

Вот ведь оно как бывает… На зоне был жалкий, презираемый всеми, ничтожный человек. А тут вдруг стал очень даже уважаемый бизнесмен, президент компании! Жлыга, который на зоне его ногами бил, теперь у него на побегушках, вроде адъютанта.

− Я же вас искал, хотел поблагодарить достойно, вы же один ко мне по-человечески… Я такого не забываю! Вам, может, помощь нужна?

− Да нет, что вы, Владимир… Вениаминович, у меня всё в порядке! − неуверенно сказал Серега.

− А работаете всё там же?

− Да нет, я пока без работы… Ищу вот…

Хотел Серега сказать, что ищет жене подарок, но не успел.

− Да это же замечательно! А у меня не хотите поработать? В хорошей компании? У нас прекрасный коллектив, большие перспективы! Так ведь, Геннадий?

Тут Серега на Жлыгу посмотрел. И изумился уже по-настоящему! Потому что матерый уголовник, который только что его чуть не убить собирался, ему улыбнулся по-дружески!

− Конечно! Дружим, отдыхаем вместе, помогаем хорошим людям. И зарплата у нас хорошая! − подтвердил Жлыга.

− Вот вам, Сергей Евгеньевич, моя визитка! Сегодня уже поздно, а завтра с утра, к десяти, я вас жду. И вот вам за костюм испачканный… − Козулич сунул Сереге сто долларов. − Не сердитесь, пожалуйста! До завтра!

Сел в машину. Жлыга уже спокойно посмотрел на Серегу, раздумывая, что ли. Потом развел ладони, мол, без обид? Серега кивнул. Без обид!

А с завтрашнего дня началась у него новая жизнь…

Виток третий. Новая жизнь Сереги Плахина.

Начало

С утра, как и обещал, Серега пришел по адресу. Встретил его, к счастью, не Жлыга, а красивая девушка в мини-юбке. Ну очень красивая девушка! Сергей даже на мгновение пожалел, что уже женат…

Она проводила его к кабинету Козулича.

− Владимир Вениаминович любит, чтобы его называли Патрон, − сказала девушка.

− А почему? − удивился Серега.

− Не забудьте, − ответила та. − Вас ждут!

И правда, ждал его тот, и очень обрадовался.

− Что сейчас самое дорогое? − спросил он Серегу.

− Доллары? − неуверенно ответил тот.

− Что вы! − рассмеялся Козулич. − Доллары − это бумажки! Как и все прочие деньги. А самое дорогое − это честные люди. Потому что их совсем мало осталось! И поэтому для честного человека мне ничего не жалко! Вот вы, Сергей Евгеньевич, честный человек?

Вспомнил Серега про денежки в конверте. Как тут ответишь?

− В прошлом у всех были ошибки, − сказал. − Главное − сделать верные выводы, и больше таких ошибок не совершать. Я честный человек, Патрон!

Нахмурился Козулич, но, видно, Серега так на него смотрел, что рассмеялся.

− Вижу, с Ксюшей уже вы познакомились! Прекрасно! Только вы же понимаете, нужен будет испытательный срок. Ну, чтобы понять, на каком месте вы принесете наибольшую пользу компании. Вы ведь на складе работали?

Напрягся Серега. Что он прознал?

− Да, недолго, правда, − ответил он. − Да и склад был бракованных изделий…

− Ну, у нас на складе брака не бывает, − пошутил Козулич. − Надеюсь, вы справитесь!

− Приложу все свои силы! – радостно кивнул Сергей.

− Прекрасно! И вот ещё, − продолжал Патрон. − У вас, наверное, всё-таки остались какие-нибудь вопросы по поводу прошлого. Ко мне, к Геннадию, к кому-то ещё. Может быть, подозрения какие-то… Я вас очень прошу, воздержитесь от них! У нас компания, которая смотрит в будущее! Всё, что было до того, как вы к нам пришли, должно быть забыто. Прочно забыто. Я, конечно, имею в виду плохое… Добро мы не забываем!

− Я всё понял, Патрон, − кивнул Серега. − Я вас не подведу!

…Работа оказалась совсем нетрудной: с одного склада на другой приезжают фуры с сигаретами. Водитель отдает Сереге накладные, рабочие разгружают большие коробки, Сереге надо все коробки осмотреть, пересчитать, сверить с накладными и записать в книгу. Вот и всё.

Одна беда − все фуры в ночь приходят. За это, правда, надбавка полагается.

Так Серега три дня проработал, вернее, три ночи. По три фуры за ночь, в каждой по пятьсот коробок. Втянулся, ему даже понравилось!

На четвертый день всё было как обычно. Первая фура пришла, вторая… Всё точно, как всегда, по пятьсот коробок в каждой. А в третьей, ну надо же, лишняя коробка оказалась!

Вот так, по накладным пятьсот, а в наличии пятьсот одна. Что делать?

Водила подсказывает, мол, бывает такое, давай скажем, что их пятьсот было. А эту коробку я увезу, продам, у меня свой человек есть. Деньги пополам! Если не веришь, вот, я тебе сразу твою половину отдам!