– Эй, Димыч, ты свою тетрадь забыл. И портфель под стулом, – крикнул он.
Димыч в шуме общем не услышал, видимо.И тогда парнишка взял со стола недоеденную корочку хлеба и метнул её прямо в затылок Димычу.
– Порфель, говорю, забери! – крикнул парнишка.– И тетрадь.
– Тебя как зовут, орел? – Поднялся огромный Серёга и взял студента за руку так, что лицо паренька слегка перекосилось от резкой боли.
– Валера, – ответил он, когда Чалый ослабил хватку.
– Ты, Валера, сейчас иди туда, куда хлеб кинул. Обратно принеси. На стол положи. Уборщицы потом огрызки соберут и на свиноферму в Затоболовку отправят. Хлеб, он для еды. Нам, потом животным остатки. Но для еды. Это не булыжник. Кидать его не надо. Хлеб – очень дорогая штука, которую страна продаёт вам за копейки. Вон туда глянь. На стену. Видишь плакат?
– Ну, вижу. И что? – удивился Валера, глядя на плакат, которого просто никогда не замечал. Он пошел, принес корочку и аккуратно уложил её в центр стола.
– Теперь вслух читай и запоминай – что читаешь, – Серёга протянул руку к плакату.
– «Хлеба к обеду в меру бери, хлеб – драгоценность, им не сори», – медленно, по слогам зачитал Валера.
– Ты согласен, что хлеб – драгоценность? – Чалый глядел на парня так, что он сник и съёжился.
-А вы кто? В пекарне работаете? На хлебозаводе? – тихо спросил студент.
– Я его папа и мама, хлебушка. Я его вот с этими парнями рожаю в муках на целине. Колосья хлебные, пшеничные видел хоть раз?
– Не привелось пока, – Валера смотрел на плакат.– Как я его раньше не видел?
-Ладно, иди.– Чалый легко подтолкнул его к выходу. Сел. Задумался.
– А ведь точно ты сказал, – удивился Валечка Савостьянов. – Каждый из нас и все вместе мы – папы и мамы урожая.
– И, блин, дети его, как ни странно,– добавил Данилкин.
И сидели они в кафе за дорогими сердцу разговорами до самого закрытия.
И никто, конечно, знать не знал, как сложится дальше их личная и общая целинная судьба. А Данилкину про это уже и думать не стоило.
Эпилог.
***
Всё, что написано – было в действительности. Я только названия сёл поменял и фамилии людей.
Сейчас другая целина. Цивилизованная, облагороженная, напичканная новейшей техникой и хорошо обученными спецами. И жить им на целине легче. Трудно, но легче, чем тем, кто был первым. Кто начинал усмирять своенравную степную землю.
В живых из всех людей, которые были героями моей повести – нет уже никого.
Только память о них осталась добрая. И целинные, до сих пор непокорные просторы.