Loe raamatut: «мечтатель_солдат_бунтарь. Головоломка»

Корректор Сергей Барханов

Иллюстратор Ксенон

Дизайнер обложки Мария Ведищева

© Станислав Радкевич, 2020

© Ксенон, иллюстрации, 2020

© Мария Ведищева, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4498-4404-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть I.
Мечтатель

Глава 1. Метель

«…Победа добра над злом? Любовь к незнакомке? Свобода? Не завирайся, Вятр. Бабло твоя мечта. Пухлый чемоданчик воньких новеньких франклинов. Большой хапок!»

«Крузак» все туже увязывало в узел русской метели. «Глушь и снег… Навстречу мне…» Лишь «печатки» снега на растопыренных пальцах елей.

«…А потом на яхточку – и прощай, родина! Потянуло в заливчик – бросил якорь. Нанырялся до судорог – отогреваешься бифштексом на марине…»

– А что у вас в лесу-то? – не выдержал Вятр мачистского молчания.

– Собственность компании, – отозвался обер-охранник Нико. – Охотничий домик.

– Ой, боже ж мой! – полезла Одесса из-под московской маски Кости-психолога. – Чтоб мне такую собственность – вывозить фемин на эскизы!

Нико лишь сдержанно улыбнулся. Смолчал и громила водитель. Чего это «Точка Овна» напускает вокруг себя столько таинственности? Прям тебе «Великий Восток»!

И Костян ни гугу, типа, пейзажиками интересуется. Чего там высмотришь в снегопаде? Йети?

«…Был же уговор – заранее состыкнуться в «GоGоле» – перетереть, на какие выборы заход, какой бюджет у клиента. Почему ж киллер Нико первым оказался в ресторации? Может, они договорились с Костяном вытянуть меня на переговоры без базовой инфы?

Да еще интерьерец этот «gоgолевский»! Взяли и взгромоздили президентскую парсуну в красный угол. Куда ни плюнь – везде Иванов: от детсада до академии наук…»

– Прыыхалы! – подытожил Костян.

Тяжелые ворота неохотно разомкнулись перед джипом. Разведгруппа снежинок геройски спалилась в перекрестье прожекторов. Каменноликий привратник напомнил Вятру продавца порнолавки на границе двух районов Сан-Франциско – хорошего и плохого. Добра и зла.

«…Куда мы, ребята? Что впереди, мечта? Или снова наперстки?..»

 
                                          * * *
 

«Охотничий домик» непрочно стоял на позиции. С одного бока – остроконечная башня с флюгером. Другой фланг голый.

– Метель, што ль? – зашумел размашистый, с орлиным носом. – Окоемов.

– Милости просим! – звякнули ярусы ювелирки. – Варвара.

«…Ху здесь ху? Окоемов, хоть и хорохорится, не главный, скорее номер два. Варвара, типа, хостес, но по случаю и отсосет гостю. Ну, Нико-бритва… Да мы с Костяном. А стол – на шестерых. Еще, значит, на подходе какие-то. Клиент? Заказчик?..»

– Ну вот. – Окоемов щедро расплескал водку по рюмкам. – За знакомство?

– За… за… – нестройно поддержали гости.

«Этого еще не хватало – перед переговорами квасить…» Вятр лишь чмокнул край рюмки, в нерешительности огладив голую голову.

– Мы-то все больше по Сибири да по Северам. – Окоемов тут же приметил уловку гостя. – А там вперед накорми людей, а уж потом к делу…

– О! – отметился Костян.

– Горячее сразу подавать, Григорий Петрович? – брякнула ювелиркой Варвара.

– Так эта, што ли, время Олега Вятра… – Окоемов подмигнул Олегу, – дорогого стоит?

– Отличная форель, – сманеврировал Вятр. – Чуть недосолена, самое то.

– Домашнего посолу! Своя. – Окоемов улыбнулся во всю ширь. – Я вот только што не копенгаген: ваша фирма, што ли, только выборами занимается? Или вы еще этот… бизнес-пиар делаете?

– Мечтаем про «бизнес»…

– Да што?

– Война не пускает.

– А-а-а… – Окоемов покачал головищей: несбыча мечт, мол, эт мы понимаем.

– То ж все пыарщики целят в политику впрыгнуть, – отметился Костян, – а Вятр – из нее выпрыгнуть.

– Прошу прощения. – Будто тайная катапульта подкинула Нико над стулом. – Пойдем, Костя, сгоняем партейку.

– Смотри, Константин, – предостерег Окоемов, – безопасность-то наша, окромя минералки, не употребляет.

– Тю-ю-ю…

Олег подошел к окну. Метель улеглась, над лесом стояла голая луна. Трое охотников со сворой понурых собак устало поднимались синим склоном, отбрасывая длинные тени на фосфоресцирующий наст…

– А правда, – напомнил о себе Окоемов, – что вы в «нулевые» на Ющенко работали?

– Да было дело.

– А как же вышло, – Окоемов вдруг продел Олега взглядом дознавателя, – что про это в Кремле-то узнали?

– Штаб «оранжевых» был как проходной двор. Втайне там было и секретаршу не уконтропупить. Не то что с Ющенко поговорить.

– А победил один черт Ющенко?

– Нет! – твердо возразил Вятр. – Революция¹.

Варвара внесла на блюде молочного поросенка, сладковато запахло детоубийством.

– Эта што ж за чуда-юда – «революция»? – Окоемов с сомнением покачал квадратной головою. – Не сказки?

– Нет. Вот почувствует народ по Высоцкому: «Все не так, ребята!» – тут же баррикады встанут. Как у Белого дома в 91-м. Или на Майдане, бывало…

– Народ… Есть он в Расее-то?

– Есть.

– Нету у нас никакого народа – одно население… Хотя шеф вот тоже: наро-о-од… – Окоемов шумно поднялся из-за стола. – Ну, скоро познакомитесь, господа мечтатели. А пока извиняй, Олег Палыч, почаевничайте тут с Нико.

Когда человек-бритва вернулся в гостиную, одному богу (черту?) было ведомо.

– Вы уже сыграли? – удивился Вятр. – Кто выиграл?

– Я.

Киллер рвал мясо длинными зубами.

– А где Костя?

– Курит.

Олег пошел искать клозет, сунулся ошибочно на кухню – и тут же сдал назад, стараясь не выдать себя ни звуком.

Одессит расположил Варвару на шатком разделочном столике и раскачивал его по рискованной амплитуде над кафельным полом. А хостес, раздетая донага, но с ног до головы в драгметаллах, лишь тихонько подзвякивала судьбе.

 
                                          * * *
 

Вернувшись в гостиную, Олег не узнал ее. Все перезамкнулось на вновь пришедших – лохматого лешака в опойковом лапсердаке, эскортируемого дамой-инспектором со ртом, сфокусированным в строгую точку.

– Олег Палыч Вятр. – Окоемов былинно повел дланью на вошедшего. – Руководитель компании «Третья миля».

– Доброжилов. – Лешак, не вставая из-за стола, двинул вошедшему жаркую пятерню.

– Очень рад. – Олег словно из печки руку выдернул. «Жжот, – подумал. – Клиент, што ль?»

– Инесса Петровна Ионина, – отрекомендовалась дама. – Финансовый директор холдинга «Точка Овна».

– Оч приятно.

– Мы тут долго обсуждали, но к общему мнению не пришли, – не отходя от кассы, стелила Инесса. – Какое, если не секрет, происхождение вашей фамилии, Олег Палыч?

– Никакого секрета, все оч просто. – Олег будто смахнул паутину тайны с голой головы. – Вятр по-польски «ветер», я на треть поляк.

– Оч-ч-чень удивительно! – восхитилась Инесса. – А вот Николае Гавриилович, – она кивнула на киллера, – говорит, что вы еврей.

– Скорее русский. Плюс, наверное, монгол. Темная в целом история. Как и со всеми «русскими».

Лешак одобрительно хрюкнул.

– А почему это, – продолжала женщина-инспектор, – ваша компания называется «Третья миля»?

– «Миля» от «миллениум», «тысячелетие», – привычно пояснил Олег. – Люди ж за прошлое не голосуют, всегда – за будущее.

В гостиную по стеночке вкрался Костян.

– Еще партейку? – споро перехватил его Нико.

– Тю-ю-ю…

Бильярдисты отправились.

– В общих чертах я уже обрисовал Олегу Палычу, штó мы хотим ему предлóжить, – вступил Окоемов. – И какие у нас вопросы по его компании…

– Какие еще вопросы? – встрепенулась Инесса.

– Я имею в виду – по Ющенко.

– Да какие там вопросы, Григорий Петрович?

«…Ну вот, схватились – Илья Муромец с рыбой-иглой. То-то я не въехал, какой по рангу Окоемов – второй или третий. Они вон с Иониной сто лет на „Точке“, а до сих пор не разобрались…»

– А сколько же, Олег Палыч, – задала, видимо, основной свой вопрос Инесса, – могут стоить услуги… фирмы вашей?

– Это зависит от обстоятельств: от уровня выборов, от числа наших консультантов в штабе…

– Я понимаю, но все же – порядок цифр.

– Чтобы выиграть… средние выборы… – Олег со значением почесал голый череп, – надо – в долларах – примерно столько, сколько избирателей на округе.

– Понимаю… – Глаза Инессы остекленели: пошел устный счет.

– Однако, – продолжал Олег, – тут могут всплыть разные… обстоятельства.

– Это какие жа? – тут же запанибратничал Окоемов. – Ну што ты стремаешься, Олег Палыч?

– Админресурс. Если власть за нас, затраты будут меньше. А если против, больше. В разы…

– Понимаю, – строго согласилась Ионина.

«…Да кого они навострились выбирать-то? Председателя земного шара? „Точка Овна“, конечно, структура будьте-нате – считай, половина добычи золота в России. Но в мировом масштабе ребята не спляшут. Пупок развяжется…»

– Што жа, скрывать нам нечего, – развел руками Окоемов. – Мы хотим идти на выборы президента России.

– Хорошая тема, – машинально проговорил Вятр. – А кто кандидат?

Ему не ответили. Трое мужчин и одна женщина лишь посмотрели друг на друга. И лешак осклабился вполклыка.

Глава 2. Сашина любовь

Весна сбивала Сашу. Отвлекала смешками Кропоткинской, залетавшими через форточки «читалки». Вкручивалась в мозг штопором девчоночьей талии за соседним столом.

Серебряный век – тема диплома – будто в прятки играл с Сашей. Чтобы догнать «цивилизацию», Россия искала новые ценности, а получила фейерверк миражей. Герой «золотой» литературы – допустим, Болконский Толстого – еще игрушка истории. А пар и электричество создали иллюзию, что человек и сам может поиграть в исторические кубики: сложить или рассыпать…

«Золото» смешивалось с «серебром». Лев Толстой, ветеран Севастополя (казавшийся в то же время ветераном Бородина), еще был жив, а братья Люмьеры уже изобрели кинематограф: «Приход поезда», «Политый поливальщик». Всплыли документальные кадры с Толстым: бородатый старичок, суетливо раскачиваясь, искательно заглядывает в камеру. Наверное, ждал оттуда мессию. А дождался придурка-поливальщика…

Надо будет прямо сказать на защите: Серебряный век придумали филологи и критики (вариант: фарисеи и книжники). В реальности «серебра» не было.

А вот бунинская «живая жизнь» – была. И есть!

Как есть девчонка у окна. И тусклое золотистое сияние вокруг черной девчоночьей гривы – невозможный в природе шмелиный рой. И томление ее тела, то так, то эдак гнущегося под тяжестью жужжащего сожительства…

Из неоткуда выпал слегка растрепанный от преддипломных усилий Вятр. Бросил рассеянный взгляд на увенчанную роем. Обратился к филологу:

– Очнитесь, Александр!

Дошкольное еще Сашино ощущение: «Олег все распутает за меня», – в очередной раз сбывалось. «Вот сейчас, очертенев от своей РСДРП (б)², он…»

– А не пожрать ли нам? – поинтересовался Вятр.

«А я…»

– Как грубо, поручик…

Саша с надеждой посмотрел на королеву шмелей, но та все неотрывно перекатывала что-то из книжки в тетрадку.

– Не желаете ли в эдаком случае отобедать? – исправился Вятр.

– Извольте-с.

Институтская столовка предлагала на первое тюремную баланду, а на второе – до белизны вываренные сосиски.

– Вот плоды трудов твоей РСДРП (б), – не замедлил съязвить Саша.

– И прямое следствие твоего Серебряного века, – рефлекторно парировал Вятр.

Кропоткинская площадь сверкала спинами мостовых. Из кратера бассейна «Москва» зеленоватыми спиралями восходили к весеннему небу столицы хлорные испарения. Голодные студенты перебежали Волхонку на красный, но мордатый гаишник, торчавший в «стакане» на углу, проигнорировал вольнодумство.

– И куды это милиция-то смотрит?! – по-бабьи прогнусавил Олег под «стаканом».

…В чебуречной чавкали чебуреками, брякала алюминиевая вилка, прихлебывали с присвистом чай из веника. Саша вновь вспомнил про дипломный текст.

– Что-то у меня не сходится… Почитаешь «зубров» – Брюсова там, Гершензона, – и Серебряный век – вот он. – Он задумчиво воткнул липкую вилку в гражданскую чебуречину. – А прислушаешься, чтó внутри тебя, – оттуда ничего. Нету там никакого Серебряного века…

Он рассеянно смотрел, как из чебурека, заколотого вилкой, сочится ржавая кровь.

– «Зубры» вот пишут, ключевая «серебряная» идея – личность в центре всего. Но разве не додумались до этого раньше – допустим, Достоевский еще? Разве не параллелились с модернистами те же «знаньевцы», Бунин?.. Вот выйду на защиту и скажу: Серебряный век – миф!

– Результат: вместо диплома – справка. А вместо аспирантуры – Афган.

– Зато выскажу то, чтó у меня вот тут… – Саша потыкал пальцем себе в лоб.

– То есть собственный миф.

– Почему?!

– Да потому, что бошки у нас одними мифами набиты. А истина (естина) – она снаружи. В сшибках идей. Вне «нормы». Я вот, чтобы что-то про РСДРП (б) понять, в какую только хреномунтию ни влезал: от философии до орнитологии.

– И теперь все точно знаешь про этих… птичек? То есть вопрос, что есть истина – применительно к большевикам, – для тебя больше не вопрос?

– Ну, чего я там знаю? Так, попикировались между собой… пара-тройка интеллигентиков… Правда, потом власть захватили. А вашу «серебряную» личность – в ГУЛАГ.

– Как ты сказал? «Интеллигентики»?.. – Саша нарочито философично почал очередную чебуречину. – Один губернаторов взрывал, другой банки грабил? Эти – интеллигенция?

– Ладно, принято, – внезапно пошел Вятр на мировую.

«Вера – не предмет для обсуждения, – небось, подумал, как всегда, – даже если это вера в intelligentsia³…»

– Тогда, раз вам ведома истина, коллега историк, скажите: кто больше повлиял на русскую историю – ваша РСДРП (б) или, к примеру, «Демон» Врубеля?

– Демон – больше.

– А все «серебряное» искусство, вместе взятое?

– Меньше.

Дискуссия произвела базар. В союзники призваны были великие: Лермонтов, Гоголь, Кандинский, Малевич, Пошивайло, Томохин…⁴ Посыпались словечки типа «дух», «душа» (как самое низкое небо Духа – по Цветаевой), «гармония», «симфонизм»… Стало жарко. Но ненадолго.

– Нету никакой такой особенной «русской интеллигенции»! – швырнул Вятр решающий козырь. – Есть простые российские intellectuals, и есть единственный для них в России работодатель – государство, которое с одной руки их кормит, а другой в морду бьет!

– Старая песня…

…Пока дипломанты обедали, расстановка сил на площади переменилась. Мордатый гаишник выбрался из «стакана» и злобно тыкал длиннющей жердью в мокрое голое дерево перед институтом русского языка.

– Как вы полагаете, господин историк, что делает вон тот знакомый нам будочник?

– Полагаю, силится предотвратить замыкание троллейбусных проводов ветвями городских насаждений.

– А я думаю, это он грозится вольнодумствующей интеллигенции, засевшей в академическом институте.

«…Ну ладно, пусть Серебряного века и не было, – пошли являться Саше примирительно-вечерние мысли. – Но что-то же было?»

Медленно-медленно, словно бы пробуя каждое слово на вкус, он процитировал про себя Ахматову:

 
«На Галерной чернела арка,
В Летнем тонко пела флюгарка,
И серебряный месяц ярко
Над серебряным веком стыл…»
 

Было!

Был «Черный квадрат», в который провалилось все доквадратное искусство. Была пощечина выскочки Эйнштейна надутым академикам. Была мечта марксистов сконструировать идеальное общество-машину…

Но было и бегство «элит» в кокаинизм и мракобесие. И растерянность перед «восстанием масс». И гнетущее предчувствие апокалипсиса, каким в конечном итоге и обернулся ХХ век, с его двумя мировыми и тысячами «локальных» кроворазлитий…

В шесть вечера «читалка» закрылась. Среди последних сдавала книги королева шмелей. За нею пристроились Саша и Олег.

– Как она тебе?

– Ну, как…

В институтском гардеробе ни одного шмеля уже не было. Дипломанты бросились в погоню. Королева курила на пятачке у метро, в созвездии лиловых мартовских фонарей.

– А ничего, а?.. – Саша в нерешительности перевесил сумку с одного плеча на другое.

– А ты познакомься, – вскинулся Вятр. – Вот тебе и будет триумф личности…

Глава 3. С верой в коммунизм

Шли шхерами. В тиши шведской полуночи лишь форштевень «Уралмаша» с шорохом резал балтийский рассол. Доброжилов торчал с биноклем на юте: скорей бы собственными глазами увидеть заграницу.

Беззвучно в цейсовский фокус въехали до блеска зализанные валуны на урезе воды, опрятный рыбацкий домик, старинный восьмигранный фонарь над пристанью…

– Гляди, фелюга вон у них!

От неожиданности штурман едва не выронил трофейную оптику.

– Подштанники сушатся, – одобрял басок за штабелями кругляка. – Все как у нас.

– Все, да не все, – запетушился тенор. – Старпом вон чё говорит? Что у рыбаков всю рыбу спекулянт скупает. А потом втридорога втюхивает рабочим в городе.

– Ну какие там спекулянты? Оптовики… Но я сомневаюсь чой-то. Рыбак вон пойдет прямиком в город да и задвинет треску на привозе…

– А лицензия?

– Чё?

Моряки заспорили. По голосам Доброжилов как будто узнал их. Один – ветеран Прокопыч, другой – Серега Серых, по прозвищу Серый.

– Ладно! – Прокопыч, видно, хватил кулаком по рейлингу – металл загудел, как струна колоссального контрабаса. – Тебя, Сергей, не переспоришь. Пошли, через час Гетеборг. Там увидишь, кака така мировая революция.

Доброжилов сжался. Сейчас они заметят его и решат, что он, штурман (!), подслушивал. Но далекое шарканье ботинок по шероховатой палубе становилось все тише, тише… Свезло!

Он поднял бинокль, но настройка сбилась. В памяти ожила нелепая история, недавно случившаяся в Таллине.

…По брусчатке цокал субботний апрельский вечер, извозчики церемонно снимали шляпы, разъезжаясь в узких улочках.

С десяток «уралмашевцев» зашли в кафешку «Тапа» хлебнуть пивка подешевше. Но территория оказалась тотально оккупирована компанией нагазованных офицеров-летчиков. Официанткам оставалось только смотреть, как разбивается кружка о стриженную под полубокс голову оккупанта. Или как летит неподъемный вроде бы «тапский» табурет из германского угла Балтики в российский. А попадает в маленькую, но гордую Эстонию.

Вызвали милицию. Поскольку драка случилась с участием военных, вслед за милицейскими примчался еще какой-то чин. Точнее, из сияющей черной «легковушки» вычленился длинный дядька в кожаном плаще.

Сбив хуком очередного летуна, Доброжилов случайно очутился ближе всех к длинному. Тот схватил его за руку – и тут же получил джебб, точно в перемычку роговых очков, пав под ноги набежавшим мильтонам.

– …Вы знаете, на кого покушались? – в десятый раз спрашивал его следователь.

– Нет, – чистосердечно признавался штурман. Он уже понял, что вляпался. Но во что?

– Вы совершили покушение на заместителя председателя эстонского правительства товарища Лауристена, – свистящим шепотом расшифровал ребус следователь. – Кто были ваши сообщники?

– У меня их не было.

– Значит, вы действовали в одиночку?

О том, что мордобитие в «Тапе» было грандиозным нарушением общественного порядка, никто и не вспоминал. Вместо беззубого «закон» клацало клыкастое «политика». Прокуратура и госбезопасность были озабочены лишь тем, как бы не осложнить отношения с просоветским правительством Эстонии.

Наконец Проклу объявили, что надо ехать к товарищу Лауристену в госпиталь. «Если товарищ Лауристен вас не простит, придется давать санкцию на ваш арест».

Встреча была устроена в ординаторской. Нахохлившийся штурман сидел на кушетке, а длинный, с забинтованной головой, у стола. Оба не знали, кто должен заговорить первым. Мерно капала вода из крана.

– Понимаете, молодой человек, одним необдуманным движением вы могли исковеркать всю вашу жизнь, – наконец нравоучительно, как пастырь в костеле, произнес Лауристен.

Прокл выдавил из себя мертвые аморфные слова.

…«Уралмаш» забирал на норд-ост, лиловая полусфера над Гетеборгом все раздавалась, и вдруг навстречу морякам брызнула целая вселенная света. Доброжилов бросился на мостик. В бинокль он ясно видел уютный причал с чередой чистеньких суденышек, синие, зеленые, розовые окна домов, иглы кирх.

Гетеборг сходу пошел искушать гостей разносолами жизни. Из глубин мясного магазина кроваво-красными червями поползли колбасы, окорока, сосиски. В табачной лавке было двести сортов трубочного табаку. А магазинчик, похожий на раковину – голубой снаружи и янтарно-желтый внутри, – оказался весь забит шарообразными, плоскими и какими-то еще косицевидными сырами – с травами, орехами и кусочками ветчины…

– А у нас – карточки… – вслух размышлял Доброжилов.

– А в Испании окорока прям над головой барме́на развешаны. – Второй помощник Володя Половина незадолго до Швеции сходил в Испанию и теперь к месту и не к месту вспоминал об этом. – Там ты только скажешь барме́ну: пластани, мол, вон от той дуры…

– Послушать старпома, так шведскому пролетариату с буржуями еще десять лет бороться, – тлела штурманова горячность, – а сыров тут – как у нас будет, когда коммунизм построим…

– Хотя, конечно, франкизм у испанцев, – хватился Половина, —коммунисты в тюрьмах и… всяко-разно.

 
                                          * * *
 

В Гетеборге предстояло провести размагничивание «Уралмаша».

Тяжелое штурманское оборудование матросы еле-еле дотащили до портовой лаборатории. Она оказалась вся заполнена иностранцами, моряки с любопытством глазели друг на друга. Советские встали в международную очередь.

Как красиво смотрелись чистенькие, опрятные суда на блистающем рейде! Только «Уралмаш» торчал угрюмо, как битюг, уродовавшийся много дней без роздыху.

– Интересно, – вдруг на чистом русском произнес один «иностранец», – чей это такой обшарпанный корабль?

Разноязыкий треп в лаборатории разом стих. Казалось, все смотрят только на русских.

– Неважно, какой вид у парохода! – Горячечные глаза штурмана, казалось, заживо сожгут «иностранца». – Важно, что он под флагом самого прекрасного государства на земле!

«Иностранец», однако, не отступил.

– Кто вам сказал, что ваше государство самое прекрасное? – спокойно спросил он.

– Никто! Все это и так знают! И вы, я думаю, тоже!

– Вы ошибаетесь, – тихо, но твердо возразил «иностранец». – Лучшее государство то, где человек – свободный!

От молниеносной стычки в памяти у Доброжилова остался только долгий, сочувственный и действительно… размагничивающий взгляд «иностранца». Он искренне жалел советских – так не сыграешь…

Однако на «Уралмаш» шагали героями. Матросы несли, как игрушки, увесистый штурманский реквизит.

– А здорово вы ему влепили, товарищ штурман! – ерепенился Серый. – Самая прекрасная страна, точно!

 
                                          * * *
 

– Ты почему-то не прошел по ролям, – недоумевал Половина.

Он по дружбе даже показал бумаги штурману. Лишь фамилия «Доброжилов» была вычеркнута из списка. Но кто это сделал? Почему?

Штурман пошел к капитану. Тот намекнул: не кадры, мол. Водный отдел МГБ.

– Парень ты вроде правильный. Но перед этими я пас.

…Штурман один-одинешенек стоял на причале, рассеянно глядя, как «Уралмаш» отбивает корму. «Что за важность такая – водный отдел?! – повторялось в голове. – Я пойду к ним и все объясню». Сухогруз безостановочно всасывало в блистающую воронку балтийской сини.

«Пусть судят меня за Лауристена, – горячечно упрямничал Доброжилов. – Но это же не жизнь: ни казни, ни прощения!» У ног стоял чемодан с боксерскими перчатками и книгами по штурманскому делу. «И книжки мне еще пригодятся! – жарко убеждал он себя. – И „Мореходная астрономия“ Хлюстина, и „Навигация“ Сакеллари…»

До встречи с Таей оставался час. Весенний Таллин был весь составлен из контрастов: прямой угол стены заключал в себе вьюном изогнутый вензель сбежавших домовладельцев, а через площадь от игольчатого готического собора по-отечески щурился плакатно-черноусый Сталин в ослепительно белом кителе. «Все обязательно будет хорошо! – страстно убеждал себя штурман. – Вон какая весна!»

Он стал думать о предстоящем свидании. Ведь не просто же так они встречались с Таисией осенью. И не просто так она знакомила его со своим отцом-гэбэшником. А матери у нее вроде нет. Есть только грудастая пруссачка, которую Тая зовет просто Марта.

На угол собора Тайка прибежала ровно в двенадцать. Какой красивый контраст: золотые кудри и голубое пальто!

– Привет, Тая! Ты стала приходить вовремя?

– Здравствуй… – Круглое Тайкино личико скривила то ли улыбка, то ли судорога. – Я очень старалась… не опоздать.

– Случилось что-то?

– Пойдем в сквер.

Все скамейки стояли пустые, только в кустах ссорились воробьи.

– Что это у тебя за чемодан? – для чего-то спросила Тая.

– С утра… был на тренировке, – неумело соврал Доброжилов. – В чемодане – боксерские перчатки и… форма.

– А! Ты же занимаешься боксом… – Казалось, она все время колеблется: сказать – не сказать. – Ты знаешь, я была у папы на работе. Ты же помнишь, где он работает?

– В органах, – зачарованно прошептал штурман.

– Так вот… Я просто забыла ключи в тот день, а Марта – ты помнишь Марту? – уехала к сестре в Кенигсберг, вернее, Калининград. – Тая сделала еще одну томительную паузу, словно бы не решаясь продолжать разговор. – И… у папы на столе лежал один документ. В общем, я понимаю, что сделала ужасную вещь, но я мельком прочла заглавие. И…

– Ну?!

– В общем, это был ордер на твой арест.

А! Простое и ясное слово «арест» сразу расставило все по местам. Какой же он был наивный… Гэбэшники специально сняли его с «Уралмаша», чтобы посадить.

– Ты правильно сделала, что сказала, – попытался он ободрить Тайку. – Даю тебе честное слово: об этом никто не узнает.

– Ой, да разве я про себя?.. За себя?..

Она вдруг вся извернулась винтом и спрятала лицо у него на груди. Золотистые кудряшки мелко тряслись, но при этом Тая не издавала ни звука. Только всё скандалили воробышки в кустах.

Доброжилов с трудом сдерживал слезы. Сухими красными глазами он слепо пялился перед собой да бездумно водил ладонью по мягкому пальто Таи.

Откуда-то проклюнулась мыслишка дать деру… Нет! Он не боится МГБ. Пусть его арестуют. И судят! Советский суд – самый справедливый в мире! Пусть судьи точно определят его вину. Он готов понести наказание.

Сквозь трамвайное окно Тая долго смотрела, как он прощально машет ей рукой.

«Может, купить наган на рынке? – мелькнуло в голове Прокла. – Один выстрел – и все».

«Ну почему, почему все так?» – отказывалась понимать Тая.