Loe raamatut: «Покойник в кювете»

Font:

Сайт издательства www.veche.ru

Покойник в кювете

Часть 1. Внештатный корреспондент Никита

Глава 1

В жизни каждого человека бывают минуты, когда он решает кардинально изменить свою жизнь и перевести ее на новые рельсы. Обычно это происходит в понедельник или в первый день нового месяца и, уж конечно, под Новый год.

Так и Никита Хмельнов, ложась спать накануне, твердо решил: с прошлым покончено раз и навсегда.

Но, проснувшись утром, он как обычно, включил приемник, и первое, что услышал на местной полицейской волне, было сообщение: «В кювете близ деревни Кочки обнаружен труп неизвестного мужчины. Начато расследование происшествия».

Любопытно, весьма любопытно, подумал он, и вслед за этим одна за другой стали цепляться привычные мысли:

«Что это было: преступление или несчастный случай Кто погиб и кто ведет следствие?»

Это были мысли естественные для репортера местной газеты, который вел колонку криминальной хроники и происшествий.

«Стоп! – напомнил себе Никита. – Я больше не при делах».

Вчера его вызвал к себе на ковер главред их газеты Горяев, или Горыныч, как его звали по-свойски в редакции.

Александр Михайлович вполне оправдывал свое прозвище. Заводился он с полоборота и переходил на крик. В таких случаях Никита думал: а если поднести спичку к его глотке, будет он извергать пламя или нет?

В суть высказываний Горыныча Никита никогда не вникал.

Но в этот раз он действительно провинился, и Горыныч был прав, когда сказал: «Ты нарушил профессиональную этику. За спиной нашей газеты (то есть у него за спиной) опубликовал свой материал в другом издании».

Справедливое замечание главреда Никита парировал показавшейся ему нейтральной фразой: «Я знал, что вы его не напечатаете».

Шрам на щеке Горыныча стал багровым – верный признак цунами.

Но дальше произошло неожиданное. Горыныч сосредоточился в себе, и по движению губ Никита понял – он считает. Александр Михайлович досчитал до пятидесяти восьми, достал пилюлю и засунул себе в рот.

– В общем, так, – сказал он спустя минуту, – если хочешь, можешь считать себя в творческом отпуске. С сегодняшнего дня я перевожу тебя во внештатные сотрудники – тем более что ты сидишь у нас на договоре, который истекает на следующей неделе, – и если я буду в дальнейшем печатать твои опусы, то на последней странице рядом с кроссвордами и разделом юмор в коротких штанишках. И в строго ограниченном формате. Исключительно под моим контролем. Всё. Можешь идти. Еще один прокол, Никита, – Горыныч придал своему голосу зловещие нотки, – и забудь дорожку в нашу редакцию.

Александр Михайлович отвернулся к окну. На его стеклах, как слезы, текли капли дождя, но главред всем своим видом давал понять, что снисхождения от него ждать не приходится.

По сути это, было увольнение.

Выходя из кабинета Горыныча, Никита так хлопнул дверью, что в том месте, где перегородка примыкала к потолку, образовалась трещина.

В общей комнате сидел весь штат редакции: зам Горыныча Людмила Ивановна, его секретарша Эльвира и корректор Настенька. Водитель был где-то в разгоне. Присутствующие смотрели на него с состраданием.

– Никита, – тихо поманила его к себе Людмила Ивановна, – только не выступай. С ним это бывает, а потом он сам мучается. Всё уляжется. Работа у него такая. Главред как-никак. Это равнозначно тому, что сидеть голой задницей на раскаленной сковородке. Как ни ерзай, всё равно обожжешься.

Никита не стал ждать, когда всё уляжется, и вышел из редакции с твердым намерением в нее не возвращаться.

Это было вчера, а сегодня он привычно слушал полицейскую волну.

За кратким сообщением о происшествии близ деревни Кочки последовала программа, составленная по заявкам служащих местной полиции. Никита, поклонник рока, степа и рэпа, зная вкусы местных полицейских, выключил приемник.

На столе после вчерашнего сабантуйчика царил беспорядок.

Он, сабантуйчик, образовался сам собой. Когда об увольнении Никиты узнали за пределами редакции, к нему вечером потянулись друзья-приятели, и в комнате три на пять с небольшим набилось две дюжины голов. Все сочли нужным выразить сочувствие, закончившееся напутствием: «Держись, старик. Это вызов судьбы, и ты его преодолеешь».

За это и выпили. Благо, все пришли не с пустыми руками.

Также немало, но уже язвительных слов было сказано в адрес главреда их таблойда Горыныча. Все сходились на том, что уж если кому следовало бы возглавить редакцию их микротиражки, то, конечно, ему, Никите. Только он бы смог вытащить эту газету из плачевного состояния и увеличить тираж до приемлемого уровня.

Никите в равной степени было плевать на увольнение и вызовы судьбы, поскольку сам он был невысокого мнения о своей работе в этой захудалой провинциальной газетке, гордо именуемой «Вестник».

Вестник чего? Всякой дребедени, не раз думал он.

Когда минута всеобщей меланхолии прошла, все набросились на закуску. Она не поражала богатством выбора и была состряпана на скорую руку, но все шло нарасхват.

Потом Паша достал гитару.

В их кругу он считался полупрофессионалом, то есть работал с девяти до шести вечера в какой-то конторе, а по вечерам с друзьями репетировал в подвалах жилых домов. Там они бренчали ночи напролет. И так продолжалось до тех пор, пока под натиском возмущенных жильцов и полиции они не перебирались в очередной подвал. Отсыпались музыканты на работе. Заводилой их группы был Пашка. Их заветной мечтой было выйти на профессиональный уровень, но в городе не было даже полупрофессиональных импресарио. Спонсоры тоже не находились, и потому они выступали где только могли: на танцплощадках, в клубах и на школьных вечерах, таким образом собирая деньги на первый альбом. Друзья помогали как могли. Главным образом скромными пожертвованиями и рекламой через сарафанное радио. Дело продвигалось туго, но ребята не теряли надежды и присутствия духа.

Вчера под аккомпанемент всеобщего любимца Пашки они пели те же песни, что пели у костра в походах.

Подоплеку увольнения Никиты раскрыла Людмила Ивановна, когда они вышли на балкон перекурить.

– Профессиональную этику еще никто не отменял. Это верно, – сказала она. – Но в конечном счете все упирается в деньги. Видишь ли, Никита, своей статьей ты больно ударил по одному из наших основных спонсоров. По Лагоеву. Он звонил Горынычу и сказал, что если еще хоть раз увидит твое имя в газете, то никогда больше не будет в ней печатать свою рекламу. Так что сам видишь, ты ударил по суку, на котором сидит наша газета.

– Подумаешь, какой сук нашелся. Уж если на то пошло, то Лагоев не сук, а так… Сучок-замухрышка. Он жаден до умопомрачения, и печатать его рекламу для нас всегда головная боль. Он торгуется за каждое слово, за каждый миллиметр. Только не говорите мне, что этого не знаете.

– Знаю, Никитушка, знаю. Но что поделаешь? Вот так по крохам приходится всё собирать и со многим мириться, чтоб только выжить, – сказала Людмила Ивановна. – Не хочу повторяться, но наберись терпения, и всё вернется на круги своя.

Вот этого Никита меньше всего хотел.

Не хотел вчера. И сегодня с утра ничто не изменилось.

Голод дал себя знать, и Никита прошел на кухню. Из оставшейся закуски он сделал бутерброды с сыром и ветчиной и сварил кофе. В холодильнике оказался порядочный кусок бекона. Никита оставил его на вечер, чтобы обжарить с яичницей. После завтрака он сел в кресло напротив окна.

В чистом небе сияло солнце, словно приглашая на прогулку.

А почему нет?

Никита накинул куртку и вышел на улицу.

И вправду утро было чудесное: ясное и тихое, с легкой прохладой ранней осени.

Он вышел на берег реки и облокотился на чугунные перила.

Эта река делила город на две половины. Одна половина была собственно городом, другая промзоной с химкомбинатом во главе. Вокруг него со временем образовались рабочие поселки городского типа, продвинувшимися до реки, и решением горисполкома несколько лет назад они были включены в состав города.

Мутный поток какое-то время занимал Никиту, но потом пришла очевидная мысль: всё в жизни течет, всё изменяется. Включая твердые решения начать новую жизнь.

Никита достал мобильник.

– Серега, привет. Это я.

В ответ он услышал:

– А… Привет, привет, профессионал бойкого пера. Как ты после вчерашнего?

– Прекрасно. А ты?

– Лучше не спрашивай.

– Понял. Тема закрыта. Скажи мне другое: кого сбили у деревни Кочки? Ты не в курсе?

После паузы Сергей со вздохом сказал:

– А тебе-то что? Опять ищешь приключения на свою задницу?

«Значит, в курсе», – понял Никита.

– Так… Общее любопытство.

– Знаешь что? Засунь его куда подальше. И вообще переключись на другую тему, – посоветовал Сергей.

– Как, например?

– Освещай, например, что-нибудь про любовь, а не местные разборки.

– Ага… Про любовь к родному краю и высоким надоям молока.

– Вот уже тема есть. Могу дать адресок вполне симпатичной доярочки из ближней деревни. Возьмешь у нее интервью. Только Светке не говори, что по моей наводке.

– Лучше дай адресок, кого сбили.

– А зачем он тебе?

– Хочу выразить сочувствие семье погибшего.

– Извини, Хмель, не до тебя. Пока.

Никита услышал короткие гудки и усмехнулся. Репортера криминальной хроники – пусть даже отставного – соплей не перешибешь. Сергей это понял, когда снова услышал его голос.

– Я не успел тебе сказать главное.

– Да? И что же это?

– Видишь ли в чем дело… Мне последний гонорар отягощает карман, а Хасану завезли свежее пиво в бочках. Заметь – не бутылочное.

– А я тут при чем? – спросил Сергей и подумал: паразит бьет ниже пояса.

– Сам знаешь причем. В общем, так: встречаемся у Хасана. Единственно вопрос: когда ты сможешь прийти? Скажем, в обед. Устроит?

– Вполне, – вяло согласился Сергей.

– Всё. Жду.

Теперь отбой дал Никита.

До обеда оставалась уйма времени, и он набрал телефон Светланы.

Ждать пришлось долго. Ясное дело: Светка обижена. О его увольнении она узнала из вторых рук и на сабантуйчик не пришла.

А в самом деле, почему он ей не позвонил и не рассказал обо всем? Идиотское самолюбие. Тем более идиотское, что Светка все равно бы рано или поздно узнала о его фактическом увольнении.

Утечка информации, скорее всего, прошла через секретаршу Горыныча и, главное, параллельно подругу Светланы.

Тем более он идиот.

Была ли в том виновата неплотно закрытая дверь в кабинет Горыныча вкупе с непомерным любопытством секретарши или чрезмерно громкий крик глубоко возмущенного Горыныча, теперь уже не важно. Факт остается фактом: Светка была в курсе его дел.

Длинные гудки барабанили ему уши. Светик не отзывалась. Домашний телефон у нее с определителем, и сейчас она размышляет – брать трубку или нет.

Как будто не знает, с кем имеет дело.

Наконец она сломалась и трубку взяла.

– Ну, что тебе надо?

«Вот так меня приветствует любимая девушка», – подумал Никита.

– Как что? Тебя увидеть.

– Зачем?

– Без всяких зачем. Просто увидеть тебя. Напротив себя.

– Ты весь в этом.

– В чем?

– Ты в каждом ищешь свое отражение. Неужели я похожа на зеркало?

«Если да, то в прекрасной раме», – подумал Никита.

Светлана была красивой девушкой. Высокая и стройная, с длинными русыми волосами и карими глазами. В ней был тот шарм, который не проходит с годами.

– Напрасно ты так. Я действительно хочу увидеть тебя, а не свое отражение.

Это было сказано вполне искренно. Но в ответ он услышал: «Не верю» и не удивился. Строптивости Светке было не занимать.

– Почему?

– Ты ничто не делаешь случайно. И уж тем более когда звонишь мне.

В чем-то она была права. Сейчас конкретно ему нужно было убить время до встречи с Сергеем, и лучше всего это было сделать в обществе девушки, которая ему больше чем нравилась.

И в более широком контексте Светка тоже была права – она служила в местной Управе и была для Никиты бесценным источником сведений о том, чем город живет и дышит и кто в нем какую роль играет.

– Неужели это так? – спросил он, придав голосу по возможности обиженный тон.

– А то ты не знаешь.

– Светик, радость моя, давай не будем препираться.

– Опять у тебя денег нет оплатить мобильник? – съязвила Светлана.

– Представь себе, есть. Просто я не хочу терять драгоценное время на пустые разговоры.

– И это говорит законченное трепло!

– Света, я обидеться могу.

– Можешь, но не обидишься.

– И знаешь почему? Не успею. Потому что я уже лечу к тебе.

Никита дал отбой.

Глава 2

Светлана встретила его в строгом деловом костюме, естественном для службы в управе: серая юбка, серый жакет и под ним бордовая блузка. Никаких излишеств. Скромные сережки и любимое колечко с бирюзой.

В прихожей она выразительно посмотрела на часы.

– У меня времени в обрез. Выкладывай, что тебе нужно, – сказала Светлана, когда они прошли в гостиную и сели в кресла напротив друг друга.

«И выметайся отсюда», – закончил ее мысль Никита.

На журнальном столике рядом лежало несколько журналов, и Никита рассеянно стал их перебирать.

– Ну так? – нетерпеливо спросила Светлана. – Ты не в избе-читальне.

Никита отбросил журналы.

– Кофейком не угостишь? – спросил он.

После секундного замешательства Светлана сказала:

– Сейчас сварю.

Она ушла на кухню.

Оставшись один, Никита хотел включить телевизор, но не осмелился после неласкового приема и принялся листать журнал.

– Так что тебе нужно? – спросила Светлана, вернувшись с двумя чашками кофе.

– Как живешь? – спросил Никита.

– Здрасьте… Давно не виделись. Лучше ты расскажи, как ты живешь. Головка не болит?

Никита не удивился ее вопросу. Наверняка подруги обо всем настучали.

– А как я могу жить? – пожал он плечами. – Нормально.

– Тогда поставлю вопрос иначе. На что ты собираешься жить?

Никита буквально присосался к чашке с кофе. Стараясь выиграть время, он спросил:

– А чем, собственно говоря, вызван твой вопрос?

– Никита, не валяй дурака. Уже весь город знает, что тебя уволили.

– Неужели ты думаешь, что меня уволили вчистую? – с деланым возмущением воскликнул Никита.

– Именно так думают все.

– Кто все? Обыватели города Подколодинска?

– Не смей оскорблять наш город, коверкая его название! – потребовала служащая местной управы.

– Хорошо. Не буду. Но довожу до твоего сведения: я перешел на внештатную работу. Это к вопросу о том, на что я буду жить. И заметь: перешел по собственному желанию. Отчасти, – добавил он, чтобы придать видимость правдоподобия для своей фантазии. – Чем и был так возмущен Горыныч.

– Ты уж объясни, что значит по собственному желанию. Поскольку у меня прямо противоположная информация.

Конечно, Светлана не упустила шанс уколоть его лишний раз. Никита продолжил свою версию его увольнения.

– Аж ногами топал от негодования. Его можно понять. Покупая нашу газету, что в ней первым делом ищет рядовой читатель? – Никита выдержал эффектную паузу и закончил: – Правильно. Мою колонку. – Он выразительно вздохнул. – Да… Тяжело придется Горынычу. Ты же понимаешь, как трудно в наше время найти ценного сотрудника для хилого издания, которое существует в условиях рыночной экономики без вспомоществования со стороны в виде госсубсидий.

– Трепло ты, – ровным голосом сказала Светлана. – Вот скажи мне, какого черта ты полез на Лагоева, будь он неладен. Какое тебе дело до его универсама? Он что? Жить тебе не дает? Там, кстати сказать, ежедневно отовариваются сотни людей, – пристально глядя в глаза Никите, спросила любимая.

Никита невольно отвел глаза в сторону.

– Светик, ты не представляешь себе, что там творится, – сказал он. – За витриной универсама.

– Нет, не представляю. И знаешь почему?

– Ну?

– Потому что есть соответствующие органы и пусть они разбираются с этим. Если там что творится.

– Но кто-то должен привлечь их внимание. Этих так называемых органов.

– Вот ты и привлек. Только не органов. А самого Лагоева. И сам знаешь, чем это кончилось для тебя, – резюмировала Светлана.

Никите нечем было возразить. Светлана отпила кофе.

– И все-таки я до сих пор не могу понять, зачем ты наехал на него.

– Он негодяй, – вяло сказал Никита.

– Ничто не совершенно в этом мире, – парировала Светлана. – И судят в нем за конкретные преступления, подпадающие под статью, а не за нравственное уродство. Или ты стремишься к идеалу? Так его нет.

– Есть, – возразил Никита.

– И где ты его нашел?

– Сейчас вижу его перед собой.

Светлана сморщила носик. Это у нее здорово получилось. Изящно.

– Не подлизывайся. Я терпеть этого не могу.

Это было сказано не вполне искренно.

– И не думал! – возмутился Никита.

– Вернемся к Лагоеву. Ты раскатал о нем разгромную статью. И, по сути, не привел ни одного доказательства. А ты подумал о том, что в вашей газете печатается его реклама?

– Но мою статью напечатали в другой газете и без имени! Значит, Горыныч с газетой кристально чист.

– Но все знают, кто ее автор. Ты! А знаешь ли ты, почему ее напечатали в другой газете?

– Нет.

– Потому что она издается на деньги Аванесова – прямого конкурента Лагоева. Или ты до сих пор не знаешь, что их универсамы стоят на расстоянии ста метров друг от друга?

Светлана сделала паузу. Никита промолчал. Светлана продолжила тоном учительницы, поставившей на вид первокласснику плохое знание пройденного материала.

– А у Лагоева, – чтоб ты знал, – завотделом работает зять Горыныча. Именно ему ваша газета обязана рекламе в вашей газете. И теперь его дальнейшая работа у Лагоева, который, кстати сказать, поклялся никогда больше не размещать рекламу в вашем желтом листке, под вопросом. Теперь ты сам, я надеюсь, видишь, скольких людей ты подставил.

– Скольких? Горыныча с зятем?

– А редакцию? В ней работают люди, которым надо платить зарплату. Или ваш таблойд нарасхват? Да ваш Горыныч на коротком поводке у рекламодателей. Как ты этого понять не можешь?

Никита промолчал. А что было ему сказать?

– И как ты собираешься жить дальше? – спросила Светлана.

– Нормально собираюсь жить.

– Поясни свою глубокую мысль.

– Буду искать материал по своему усмотрению. Я ведь теперь на вольных хлебах и не связан обязательствами ни с одной газетой. Буду публиковаться в любой из них. Где захочу.

Светлана рассмеялась.

– Какой же ты прожектер, Никита. Неужели ты сам не понимаешь, что у тебя сложилась определенная репутация. Репутация скандального репортера. Все солидные издания теперь от тебя предпочтут открещиваться.

– Разве у нас есть такие? Я о солидных изданиях.

– Представь себе, есть. Просто ты о них ничего не знаешь по той простой причине, что ты вне сферы их интересов.

– Или они моих, – огрызнулся Никита.

– А вообще, любопытно будет посмотреть, кто вздумает напечатать твои очередные фэнтези.

– Я никогда не писал фэнтези, – буркнул Никита.

– Эх, Никита, Никита. Зачем наживать себе врагов? Надо заводить друзей. Думай о практической стороне жизни. Делай карьеру. Вот скажи мне: тебе нужны враги?

Никита не ответил. Светлана посмотрела на часы. Никита последовал ее примеру.

– О! Самое время, – непроизвольно вырвалось у него.

Это было время информационного листка Полицейской волны. Он с надеждой посмотрел на Светлану. Она индифферентно сказала: «Включай» и отошла к окну.

Ничего нового полицейская волна не выбросила на пустынный берег рыцаря-одиночки в борьбе с коррупцией и криминалом в городе. Вывод напрашивался сам собой: либо следствие зашло в тупик, либо до него никому дела нет. Либо это был несчастный случай.

– Опять идешь по следу? – спросила Светлана.

– Я должен себя реабилитировать. Хотя бы в твоих глазах. Напечатать большую, развернутую статью, подкрепленную неопровержимыми фактами. Для этого мне надо найти подходящую тему.

– Что значит «хотя бы в моих глазах»? – с недовольной миной спросила Светлана.

– Это значит, что я очень дорожу твоим мнением обо мне.

Светлана махнула рукой и вернулась к журнальному столику. Она допила кофе, взяла пустую чашку Никиты и направилась на кухню. В дверях она остановилась.

– Эх, Никита, Никита. Давай, давай. Реабилитируй себя. И дальше продолжай выдумывать чего нет. Только смотри: доиграешься. Восстановишь против себя весь город.

– Так уж и весь. Должны ведь быть в нем приличные люди.

– Ну, ну…

– Что я слышу? Сомнение в голосе служащей Управы? Впрочем, кому как не тебе лучше знать. Я в Управе не работаю.

– Спасибо, что напомнил о работе. Мне пора.

Они вместе вышли из дома. Как показалось Никите, недовольные друг другом. Тем неожиданнее прозвучали слова Светланы:

– Ладно, не переживай. Я что-нибудь придумаю.

– И что же ты придумаешь?

– Придумаю. Вот увидишь. Я в Управе не из последних. Всё. Пока. Мой автобус подходит.

Никита пожал плечами, посмотрел вслед Светлане, бежавшей к автобусу, и не спеша пошел к Хасану.