Глава 28
На следующее утро я умудрилась сдать тесты по бухучёту. Без подготовки, исключительно на том, что успела взять на лекциях ещё до нового года. И надо же – на отлично!
Настроение было подозрительно одухотворённое. Словно под кайфом.
Главное – всё время что-то делать. Не останавливаться, не замедляться. Ни в коем случае не думать.
Я улыбалась, болтала о всякой ерунде, на физре активно играла в волейбол. Добровольно впряглась в написание реферата по «Экономическому анализу современного рынка», снизошла, наконец, до факультатива по немецкому.
И всё это время мне казалось, что моё тело: живот, грудь, шея – перетянуты тугими ремнями, мешающими дышать. И если не задумываться об этом, то вроде и нормально, даже как-то мобилизует. А если вспомнить – невыносимо хочется вздохнуть поглубже, но тогда безо всякой подготовки начинают бежать слёзы. А я не собиралась реветь. Хренушки!
Но Машкова следила за мной с цепким вниманием и после занятий не выдержала:
– Кобыркова, аллё, приём-приём! Колись, что стряслось у тебя?
Мы в это время сидели с ней в соседних кабинках туалета, и получилось забавно, конечно. Я с дебильной готовностью рассмеялась, отшутилась, мол, в каком смысле, что стряслось? Всё нормально.
– Ага. То-то ты на побитую собачонку сегодня похожа. Такую, знаешь, жопой виляет, чтобы всем нравиться, а в глазах – «только не пинайте, я хоро-о-ошая!»
…Потом ещё минут двадцать она посылала на хрен девчонок, желающих попи́сать, не пуская их в туалет, и пыталась выманить меня из кабинки. А я наконец-то рыдала.
Пришлось рассказать, но, конечно, не как есть… Начала издалека – что у него семья, что помимо законного – трое внебрачных детей от разных женщин, что для него снять тёлку, как воды напиться, что он слишком уж, мягко говоря, вспыльчив… И, наконец, что ушла от него сама, потому что понимаю – если не дай бог вожжа под хвост попадёт, то может и прибить ненароком.
– Ну? А чего ревёшь тогда? Всё же правильно сделала! – одобрила Ленка. Но, немного помолчав, добавила: – А он точно тебя отпустил? Преследовать не будет?
И я снова разревелась. А потом взяла и рассказала, что та злосчастная база принадлежит на самом деле ему. Ленка офигела, конечно.
– Надеюсь, тебе хватило ума не рассказывать, что мы там бывали?
Я вдруг взорвалась. И, как ни странно, от злости мне стало легче дышать.
– Я по-твоему дура что ли? Думаешь, мне жить надоело? А даже если бы и проболталась, то уж будь уверена – тебя бы я точно не сдала!
– Угу… Как будто кроме тебя некому! Вот козлы, а… Борзо понтовались, конечно. В жизни бы не подумала, что они обычные шестёрки. Ну, если они мне только встретятся…
– Ой, хватит, а? – перебила я её. – Сама не понтуешься сейчас?
И я подумала, вдруг, что как бы Ленка ни хорохорилась, а получается, что она в тот раз, как и я, разменялась на холуев. Забавно… если бы не больно.
***
Поздно вечером в комнату постучали, я раздражённо скинула с головы одеяло:
– Ну?!
Дверь приоткрылась и в неё сунулась морда Барбашиной. Я подскочила.
– Стой там!
Не хватало ещё показывать ей все эти банки с мочой и ободранный угол…
К тому времени я совсем раскисла: слёзы бежали сами по себе, хотелось выть – то ли от пережитого прошлой ночью позора, то ли от тоски… И никого, вообще никого не видеть! Но я всё же утёрла глаза и вышла в коридор. Не отстанет ведь, раз уж припёрлась!
– Ну?
– Люд, поговори, пожалуйста, с Лёшкой.
Сказать, чтобы я офигела – это ни о чём.
– В смысле?
– Он в армию собрался идти.
– Ну и? Погоди, какая армия, а институт? У него же отсрочка?
– Он решил взять академ… Говорит, что с его данными в десантуру хоть сейчас с руками оторвут.
– Ну, допустим. А я причём?
– Отговори его, Люд! – она подняла на меня глаза. – А вдруг его в Чечню заберут? Сейчас всех туда посылают, ты новости смотришь, вообще? – Наташка начинала злиться моей непонятливости. – Тем более, если он и правда, в ВДВ пойдёт! Я у папы спрашивала, он говорит – у спортсменов действительно все шансы… Люд, поговори с ним, пожалуйста!
– Да причём тут я? Сама поговори!
– Он меня не слушает.
– Пфф… Думаешь меня послушает? Как же! Мы с ним как бы немножко вусмерть разосрались, так что он меня просто пошлёт с ходу и всё.
– А вдруг нет? Надо попробовать! Ты что не понимаешь – это Чечня!
Я пожала плечами. Ну, что такое Чечня – где-то там, что-то там… Когда новости смотришь – тревожно конечно, но когда не смотришь, то вообще по барабану. Я и не смотрела, поэтому и не нервничала.
– Ну, вообще ему за двадцатник уже перевалило, и он сам решает что делать, Наташ. Расслабься. Оно даже, может и к лучшему, что уйдёт. На гражданке у него соблазнов знаешь, сколько? А за эти два года ты как раз дорастёшь. Ты ж, я так понимаю, до сих пор не дала ему?
Она шарахнулась от меня.
– Ты по себе всех судишь, да? Между прочим, с такими, как ты – гуляют, а на таких, как я – женятся! Так что засунь свои советы… – и понеслась прочь.
Я с искренним сочувствием посмотрела ей в след. Смешная, наивная дурочка. Вот уж правду говорят: маленькие детки – маленькие бедки. В армию пацан уходит, подумаешь!
Да если бы она только знала, каково это, когда тебя выкидывают из жизни, как отработку – как одну из сотен других отработок! – а ты без этого человека, может, дышать больше не можешь…
***
На следующий день договорились с Машковой вечерком прогуляться по центру. Вообще, я не хотела, но Ленка настояла, мол, в качестве лекарства – надо! Потусить, развеяться.
– Ты думаешь, мне охота? Да у меня все мысли в соседнем подъезде! Туда баба какая-то незнакомая вчера приходила, вся из себя такая красотка. Вот думаю, не к Димке ли? А его самого никак не могу поймать, сижу у окна как девица красная… Позорище, блин! Чтобы я так из-за мужика?! – Обиженно погрызла ноготь. – Так что, мне тоже надо выбраться. Ну пошли-и-и…
В общем – я собрала волю в кулак и согласилась. Но контрольный созвон в восемь вечера закончился обломом:
– Алло, здравствуйте! А Айшулат Амангалиевну можно? – начала я разговор с условленного шифра.
– А, Кать, привет!
– Ага, привет… Айшулат. – Я хихикнула. – Идём?
– Дела – как сажа бела… – невпопад ответила Ленка. – Грызу гранит аудита, что мне ещё, гулять что ли?
– В смысле… у тебя не получается?
– Угу… Угу… Да, Сергей Викторочич с больничного вышел и требует все хвосты подчистить…
– Не пойму, отец что ли вернулся, Лен?
– Угу… Кстати, Ольге Анатольевне тоже досталось. Знаешь же Сергея Викторовича – его предмет главнее остальных, а для несогласных – наряд вне очереди… Аудит наше всё и никаких гвоздей! Какая уж тут литература… Короче, Ольга Анатольевна рвёт и мечет, а студентам приходится лавировать. Поэтому, я лучше и то, и сё выучу.
– Понятно… Ну ладно, держись там.
– Да, хорошо. Пару – тройку дней и, думаю, разгребусь. А как твой больничный, кстати?
– Сегодня вешаться не собираюсь, Лен, а там посмотрим.
– О, ну отлично. Давай, выздоравливай! Угу… Пока!
Я повесила трубку. Восемнадцать лет девке, в личном зачёте – пять абортов, а как будто семиклашка под домашним арестом. Нормально, да? Вот и думай, что лучше – пьющая мать или неадекватный папаша?
Постояла у телефона-автомата, бесцельно очерчивая монеткой чей-то нацарапанный на стене крик души: «Саня К. – мудак» и, сама от себя не ожидая, набрала вдруг Савченко.
– Алло? – ответил мне женский голос.
Барбашина.
– Алло, – придав голосу томной хрипотцы, протянула я, – Алексея могу услышать?
– А кто его спрашивает?
– Эмм… подруга. А вы кто?
– Конь в пальто!
Я не без злорадства усмехнулась:
– Приятно познакомиться. Так как на счёт Алексея?
Какой-то приглушённое бормотание, похожее на короткую ссору, и до боли знакомый голос раздражённо рявкнул мне в ухо:
– Да! Аллё! Аллё-ё-ё!.. – Длинная-длинная пауза, и вдруг: – Кобыркова, ты что ли?..
И я повесила трубку.
Ну и зачем мне это нужно было? Не знаю. Но стало только хуже.
***
Между тем, в общаге шла партизанская война. Всё-таки не мне одной эликсир показался сомнительной затеей. Аммиачные пары витали по коридорам, проникали в комнаты, пропитывали людей, котов, и, кажется, даже вода из под крана воняла теперь мочой.
Адекватные жильцы возмущались, собирались в коалиции и мелко пакостили обидчикам. А те им. Ну во всяком случае тётя Зина точно подошла к вопросу со всем своим огромным энтузиазмом – выпаривала теперь по две, три кастрюльки одновременно, и сама с утра до ночи ходила с чудотворными компрессами на ногах, втирала урину-чудотворную в жидкие волосёнки на голове. И даже капала её в заварняк, приготавливая чудо-чай.
А однажды я застала её за подливанием «эликсира» на коврики и тряпки у порогов активистов оппозиции. Увидев меня, коварная бабища только подмигнула, видимо считая «своей», и продолжила диверсию. И вообще всю борьбу за права «элексироваров» она взяла на себя и в пылу сражений, кажется, даже не заметила, что собратья по вере потихоньку сматывают удочки. Кишка оказалась тонка малым числом против всей общаги выступать… Не то, что у тёти Зины!
Толик, например, хотя и не убрал ещё с подоконника свою мочу, но уже всерьёз зачитывался газеткой ЗОЖ, там как раз подняли тему чудодейственной силы растительного белка, основным источником которого может служить доступный, по причине дешевизны, горох.
Собственно, и метод предельно простой и от того тоже чудесный – горох утром, днём и вечером, и ничего кроме… Та ещё перспективка для сожительства, а прямо скажем – пугающая, но и это бы ничего, если бы дядя Толя нырнул в эту идею сразу с головой и, как человек увлекающийся, забыл обо всём на свете. Однако он раздумывал, вчитывался, при этом заметно охладев к уринотерапии… и, видимо от скуки, начал выпивать. Пьяный, пока что держался от меня на расстоянии, но я ловила его взгляды, холодела от тем фривольных разговорчиков и, положив под подушку скалку и оставляя включённой настольную лампу, ложилась спать в одежде. А ещё – всерьёз подумывала над тем, чтобы переехать в Разгуляевку. Живут же люди в деревнях, почтальонами всю жизнь работают, и ничего.
По ночам я ревела от тоски и безысходности, а днём как блаженная дурочка улыбалась каждому столбу, загоняя боль так глубоко, что она плавила меня изнутри.
К середине следующей недели новые джинсы висели на мне, лицо осунулось. Даже мои некогда роскошные сиськи теперь печально болтались в осиротевших чашечках лифчика. При этом я продолжала пить противозачаточные, потому, что это было чем-то вроде сделки: если брошу – Денис точно не вернётся.
Да, да, я, как дурочка, придумала себе надежду, что просто неправильно его поняла. Оправдывала его, обвиняя себя во всех грехах – и в блядстве, и во вранье, и в корысти и ещё бог весть в чём. Гадала на любовь по снежинкам, по синицам у кормушки, вздрагивала, видя в каждой чёрной машине джип… И сохла в прямом смысле слова.
К концу недели даже Ленка не выдержала:
– Ты здорова, вообще, Кобыркова? Выглядишь ужасно.
– Да прям! – улыбалась я, ведь это было дневное время, а значит, положено было улыбаться. – На диету просто села. У меня теперь живот совершенно плоский, как у Памелы Андерсон. Ещё немного и девяносто-шестьдесят-девяносто буду.
– Ты совсем что ли? Хочешь сдуть свои сиськи до первого размера?
– Спортивная грудь в моде.
– Ага… Скажи об этом своей ненаглядной Памеле Андерсон… – Помолчала. – Слушай, не в обиду только… Чем от тебя воняет, а? Ужас какой-то… то ли лекарствами какими-то, то ли мочой…
Ленка, конечно, та ещё зараза, прямо скажем – сучка, но за это я её и ценила. За прямоту. Вот и теперь, улыбаясь, проглотила горькую правду и рассказала и об эликсире, и о горохе, и о Толике. Она долго шипела матом и делала вид, что готова блевануть, и наконец, заявила то, что я и без неё прекрасно понимала:
– Валить тебе оттуда надо.
– Угу. Куда только, в деревню? А дальше? Продавцом в сельпо и замуж за местного комбайнёра-алкаша?
– Не вздумай даже в деревню! В городе у бабки какой-нибудь комнату сними.
– У какой бабки?
– Да, блин, у той, которая сдаёт! Не тупи, Кобыркова! Чем сопли лить по своему старпёру, лучше объявления на столбах почитывай. У тебя есть деньги? Ну хоть сколько-то?
– В том-то и дело, что «хоть сколько-то». Но и они все уходят на лекарства бабушке. Правда… – мозг наконец-то очнулся после почти двухнедельного простоя и литья слёз: – Слушай, вот я тупица! У меня ведь есть, что толкнуть на барахолке! Шмотки кое-какие, полусапожки на шпильке. Я их и надевала-то всего пару раз, в Сочи. Жалко, конечно, но… – Вымученно, улыбнулась: – Нафига они мне теперь, правда? – И замолчала, задыхаясь от нахлынувших эмоций.
– Так, не реветь! – приказала Ленка. – Курить будешь?
Я отрицательно мотнула головой.
– Тогда вот, – схватив мою ладонь, она вывалила на неё три подушечки самого ядрёного из всех возможных «Стиморолов», – жуй быстро! Это тебе шоковая терапия, за нытьё! Всё временно, Люд! Вот весна начнётся, и увидишь – сразу жить захочется! Познакомить тебя пока с кем-нибудь? Ну так, чисто зиму переждать, ранки подлатать? И чтобы целка не заросла. – Засмеялась, но совсем не обидно. – Нет, серьёзно! Возле универсама ларёк «Ремонт обуви» видела? Там Ашот с Самвелом работают. Хорошие такие армянчики, мне кажется, отец с сыном… а может дядя с племянником, точно не знаю. Но клеятся так, что мама не горюй! Можно с ними затусить. – Хитро подмигнув, пихнула меня в плечо. – Как раз как мы любим – тебе старпёр, мне вьюноша неопытный…
– Лен, отстань! Даже думать об этом не хочу!
– Ну и зря. Клин, знаешь ли, клином вышибают. Я вот не могу долго без секса, а ждать пока Димон сподобится… – И вдруг, схватила меня за локоть. – Слу-у-ушай, так Барбашина тоже теперь воняет, наверное?
– Не нюхала.
– Да уж наверняка, вы ж там в одной заднице все… То-то Савченко на Анжелку переключился!
– На какую ещё Анжелку?
– Рыжая такая, из технологов. Ну, с пятого курса!
Я неожиданно почувствовала острую, противную жлобу. Усмехнулась, как можно безразличнее:
– Серьёзно что ли? Так у него же ещё во вторник на той неделе Ритка ночевала. Эта, помнишь, брюнетка такая крашеная. С лёгкой атлетики?
– А-а-а, поняла! – кивнула Ленка. – Это что ж получается – понесло нашего Савченко? Вот тебе и тихоня… Только хата освободилась, и сразу во все тяжкие! Даже сорок дней ещё не прошло, говнюк.
– Угу. Самое интересное, что при этом Барбашина-то тоже продолжает к нему бегать!
– Да ладно?! Нафига? Полы мыть и борщ варить?
Рассмеялись. С одной стороны, конечно, мы вели себя как стерво́зины, а с другой – ну это же всё без злобы, просто бабьи сплетни… Всё-таки Ленка классная девчонка, просто я только теперь созрела до её уровня. Когда-нибудь и Наташка до нас дорастёт. И, затаив дыхание, я наконец спросила о том, что давно не давало покоя:
– Лен, ну а вообще, как тебе Савченко? Понравился? Ну… тогда…
Она посмотрела на меня пытливо, словно сомневаясь, стоит ли отвечать, и пожала плечами:
– А ты думаешь, я сильно помню? Мы же пьяные были.
– Ой, хватит, а? Все три раза что ли, пьяные? Поздно уже шифроваться, я давно всё знаю. Кстати, я вот всё думала, но так и не поняла – где вы тусили-то? Каждый раз на даче или у него всё-таки хватило ума номер в гостинице снять?
– Номер в гостинице? Как ты себе это представляешь? Трахнулись на даче, собрались и поехали на новое место, трахнулись там – и снова на новое? Это уже не тянет на случайный секс.
У меня даже улыбочка с лица сползла.
– В смысле? Вы что…
Ленка сначала непонимающе молчала, а потом вдруг рассмеялась:
– Погоди, ты что, думала, мы с ним встречались три раза? Люд, ты чего! Я ж тебе сразу сказала – я не хотела этого, не планировала! Ну не такая уж я сучка, знаешь ли, что б на твоего мужика без спросу прыгать… Забурились на эту дачу, блин, как бы даже не собираясь ничего такого, а там уж само как-то случилось. А он же тогда в первый раз… Чего ему там – раз-два и готов. Я даже не поняла, что к чему, а он, ну пять минут от силы и – опа! – снова готов. А потом снова. А потом у него презики кончились, и всё, Люд! Хоть пьяный, но сознательный, блин… Какие свидания, какая гостиница, о чём ты вообще!
Я молчала. Поверженная поздним пониманием, даже забыла на время о Денисе.
– Люд, – словно извиняясь, шепнула Ленка, – он тоже не хотел, правда! По дури всё вышло. Он меня и по имени-то ни разу правильно не назвал, всё Милочка да Людочка… – Усмехнулась. – Даже обидно, как-то. Ну только не начинай сначала, а? Всё в жизни бывает, слушай. Ну этот, как его… человеческий фактор!
Глава 29
На следующий день я отнесла на рынок ватные штаны Денчика, полусапожки и платье в котором была в новогоднюю ночь. Расставаться с ним было невероятно трудно – я всё ещё очень ярко помнила, как ладони Дениса скользили под короткую пышную юбчонку, гладя мои бёдра, как, потерявший в страстном дурмане самообладание, он едва не вырвал с корнем не желающую расстёгиваться потайную молнию… И даже сделал попытку стянуть с меня застёгнутое платье. А я смеялась тогда взахлёб, потому, что мне было щекотно и хорошо…
Но атмосфера барахолки увлекла, закружила, обнажила реальность. Отрезвила. Кто крутится – тот и живёт, и блюдечек с голубой каёмочкой, как у Ленки, например, на всех точно не хватит. Придётся самой.
Вырученные четыреста пятьдесят тысяч – почти две зарплаты уборщицы. Спрятав деньги во внутренний карман, я пробежалась по торговым рядам, присмотрелась, сколько может стоить куртка из искусственного каракуля и жаккардовый брючный костюм. По ходу разведки спрашивала, не нужен ли продавец на точку – нет, не нужен. Самим бы продержаться…
В продовольственных рядах, на рыбе, думала, умру от радости – сказали подходить уже завтра, с паспортом и… с санитарной книжкой, которой у меня отродясь никогда не было. Вот невезуха!
С рынка шла пешком, по пути останавливаясь возле каждого столба. Срывала номерки телефончиков, гадая, сколько же могут запросить за комнату, если квартиры-однушки сдаются по четыреста – шестьсот тысяч в месяц. Как всё дорого! И дёшево одновременно, если вспомнить, как Денис сыпал перед регистраторшей в Сочинской гостинице доллары, лишь бы она заткнулась и не мешала ему говорить по телефону. В лицо он мне, кстати, тоже, кажется, мятую «зелень» швырнул, но я, естественно, вылетела тогда из машины, даже мысли не допустив, чтобы взять хоть одну бумажку.
«Пусть подавится, псих ненормальный!» – думала я теперь, кружась возле столбов, проверяя, не потеряла ли деньги, не украли ли их цыганята, снующие вокруг… А в ответ словно слышала его откровенное: «Да, да, зацепила! Довольна?» Даже не верится, что он сказал это тогда. Не верится в то, что в тот миг я была счастлива. Параллельная реальность какая-то.
Из задумчивости меня выдернул назойливый звук. Оглянулась. Вдоль тротуара медленно ехал вишнёвый «Опель» и периодически осторожно сигналил, пытаясь привлечь моё внимание. За рулём мужик, на переднем пассажирском тётка в годах – манит меня рукой. Я сделала вид, что не заметила. Знаем мы эти опели, мазды, ауди… Ели уже и давились. Хватит.
Но машина так и кралась за мной вдоль обочины, пока не приблизились к перекрёстку. Там она рванула вперёд и, завершив манёвр, остановилась за поворотом, у пешеходного перехода. Из неё выскочила та тётка – и ко мне.
– Привет!
Я напряглась, сцепила руки на груди.
– Не работу, случайно ищешь? – дружелюбно подмигнула тётка.
– Нет.
…Что?! Что я сказала?!
– Жаль. Ну а подработать не хочешь? У меня, просто, сотрудница не вышла, а надо – вот прям хоть вешайся… Полтос за час заплачу. Здесь недалеко, на Марийской. Там, за рынком, знаешь?.. Отвезу, привезу – всё путём, не переживай даже.
Я растерянно улыбнулась:
– А что надо будет делать?
Видимо я выглядела сейчас дурочкой, потому что тётка посмотрела на меня – дружелюбно, так, ласково, и взмахнула руками:
– Ну, окей, ты можешь быть в маске. Сейчас заедем в Детский мир, возьмём какую захочешь. Только мне очень быстро надо.
И до меня дошло. Я снова вежливо улыбнулась и пошла прочь, уже на ходу мотнув головой:
– Нет, спасибо. Я не ищу работу.
– А зря! – крикнула она мне вслед. – С твоими данными можно даже карьеру сделать! Гарантированно! У меня все клиенты денежные! Слушай, ну хочешь, давай на шестьдесят договоримся? Эй, не глупи, через час уже свободна будешь! Ну ладно, семьдесят!
Вот так. Продавцом на рынок – стоять зимой на улице, копаться окоченевшими руками в рыбе и получать за это всего лишь процент от выручки, порядка сорока косых в день – это санкнижка нужна. А проституткой – хоть сию минуту, за семьдесят косарей в час. В ЧАС! Привезут, увезут и даже масочку купят, что бы без палева. Опять же, какой на рыбе карьерный рост? А тут – пожалуйста.
И почему все видят во мне проститутку? Может это моё предназначение, которое выбито на лбу, а я-то дурочка, от него бегаю? И смех и грех, как говорит бабушка.
Только перешла через дорогу, как ко мне снова подошли. На этот раз две женщины средних лет. Сразу видно – небогатые, но аккуратные, культурные. Обе в вязаных береточках, у обеих – внушительных размеров дамские сумки на локте. Улыбаются так ласково и умиротворяюще.
– Здравствуйте, девушка!
Я остановилась. Ну, вот так я воспитана, что не могу сходу игнорировать или посылать!
– Здравствуйте…
– Можно вас спросить? Как вы думаете, может ли молодая женщина ваших лет жить и богато и честно?
Что, блин? Я думала, спросят дорогу в театр…
– Ну… наверное.
– А что для этого нужно?
– Ну не знаю… – Я задумалась. – Наверное, образование получить, хорошую работу найти. – Они кивали, одобряя каждое моё слово, и меня вдруг втянуло. – Но только не факт, что если вы работаете честно, то и работа у вас честная. Хозяин, если частник особенно, может и мухлевать. Тут уж, как повезёт…
– А как вы думаете, что важнее, жить честно или богато?
– Ну… Думаю, честно. – «Что я несу-то, Господи? Толку-то с этой честности, когда ты в полной заднице?»
– А как вы думаете, это возможно? – не унимались тётки.
Я улыбнулась, поняв подвох.
– Думаю, нет. Ну или не всегда.
– А вы хотели бы жить в мире, где честность – это естественное состояние человечества? Где все живут в мире и согласии, у всех всё есть? Нет бедности, болезней и горя? – Заглядывают в глаза и заранее одобряюще кивают. Как тут не ответить?
– Да кто не хотел бы? Только это, наверное, рай какой-то… В современном мире это невозможно.
– А вы знаете, что Бог обещал людям Рай на Земле? Вот, возьмите… – в руках у одной появился красочный журнал, с офигенски красивой картинкой на обложке: счастливая, улыбающаяся женщина на лесной поляне, сидит в обнимку с тигром. И здесь же, рядом, маленький оленёнок. В волосах у женщины цветок, тигр ластится к её рукам, всё вокруг звенит солнцем, благоухает свежестью и разнотравьем. Чуть поодаль улыбающийся мужчина копает грядку, бегают счастливые дети – мальчик и девочка. И название журнала – «Пробудись» а ниже подзаголовок: «Жить вечно в Раю на Земле»
Я невольно протянула руку. От журнала веяло весной, радостью и качеством – глянцевая бумага, сочные, чистые цвета… Так и хотелось ткнуться в него носом, чтобы уловить свежий типографский запах, а может, и запах грядущих перемен.
– Вы верите в Бога?
Я растерялась, засмущалась.
– Ну так… Как все, наверное. В церковь не хожу, но вообще крещёная.
– А как зовут вашего Бога?
– В смысле? Иисус.
– Но разве Иисус – это Бог? Разве он не его сын?
– Э… Ну тогда не знаю.
– Вы молодая, но такая интересная женщина! Очень приятно разговаривать с мыслящими людьми!
Смотрят в глаза и кивают, ожидая ответа. Я смутилась.
– Спасибо.
– Вы хотели бы разобраться в этих важных вопросах? Понять откуда приходит несправедливость, узнать, как сильно любит вас Бог и как именно он помогает вам преодолевать соблазны? Хотели бы научиться правильно обращаться к нему за помощью – так, чтобы всегда получать необходимую поддержку?
– Ну…
Вторая тётка вынула из кармана записную книжку.
– Давайте мы придём к вам домой, и поможем разобраться в этих вопросах? Скажите, как вас зовут?
В итоге, получив ещё два журнала: «Счастливая семья – это просто» и «Иегова – твой верный союзник», и окунувшись в светлое ощущение предстоящего чуда, я оставила им свой адрес и договорилась, что они придут в следующую субботу к четырём вечера.
Почти до полуночи читала. Всё очень просто, понятно, многообещающе. Красивые картинки, статьи – словно специально по моей теме. Тут тебе и пьющие родители, и отсутствие взаимопонимания в семье. И «Возможно ли личное счастье вне брака» и «Наказывает ли Бог за блуд»? А так же – «Бедность – порок или благословление?» и «Иегова помогает тем, кто идёт за ним» И много чего ещё. Это вам не «Спид-Инфо», где всё об одном и том же! Оказалось, в Библии есть ответы на все вопросы, и в журналах даже были даны ссылки на нужные стихи. Только вот Библии у меня не было, и проверить это я не смогла.
И всё же, впервые за без малого две недели, я в этот раз засыпала без слёз и разъедающей сердце тоски. Иегова2 всё видит и знает, как уберечь от ещё больших проблем, а поэтому – расставание с Денисом следует принять с благодарностью. Откуда-то появилось ощущение, что всё обязательно будет хорошо.