Loe raamatut: «Взаперти с заключенным»

Font:

Глава 1

– Да, Вов, – прижимаю плечом к уху смартфон, отыскивая в сумочке паспорт, – я на месте.

– Неспокойно мне что-то, Арин. Откажись от этого заказа и возвращайся домой, – продолжает ту же самую пластинку брат.

– Прости, Вов, но уже поздно. К тому же ты сам знаешь, как нам нужны эти деньги.

– Плевать на них. Я придумаю что-нибудь… – тут же осекается он, понимая, что эта фраза лишь пустой звук.

С тех пор как Володя получил травму позвоночника на производстве, он ограничен в передвижении. Оказаться практически недееспособным для взрослого парня – тяжелое испытание, и быть полностью на попечении старшей сестры для него просто унизительно.

– Арина, это опасно. Не зря ведь ты завязала с практикой. Вспомни…

– Все будет хорошо, Вов, – перебиваю его. – Я составлю заключение и уже завтра вернусь с деньгами домой. Быстрая работа за хорошие деньги, которые нам так нужны сейчас.

На том конце трубки виснет тишина. Брату явно плохо оттого, что я снова вернулась к практике юридического психолога. После того случая, из-за которого мне пришлось уйти, я клялась, что больше ни за что не буду заниматься этим.

Но вот мне предложили провести экспертизу заключенного, подающего на УДО, сославшись на интересный случай и надавив на профессиональную гордость, назвав меня одним из лучших специалистов в этой области. Предложение оказалось настолько хорошо оплачиваемым, что я не смогла отказаться. Тем более деньги нужны для реабилитации брата.

– Позвони сразу, как только выйдешь оттуда.

– Хорошо, – скидываю я вызов.

– Личные вещи, – противно тянет охранник, и я отдаю ему сумочку.

Мне возвращают лишь диктофон. Но на зоне, где отбывают срок особо опасные преступники, таковы порядки. Кто знает, что в головах у визитеров. Я готова к тому, что меня здесь ждет. К тому же это всего лишь на один раз. И уже завтра я вернусь домой.

– Распишитесь здесь, – указывает дежурный на проходной в журнале место, где я должна поставить подпись. – И здесь, – я делаю, как сказано. – Ваш пропуск на три дня.

– Как на три дня? – испуганно смотрю на него. – Речь шла о быстрой экспертизе.

– Таково распоряжение начальства, – пожимает он плечами. – Мало ли, вдруг придется задержаться.

От последней ремарки мне становится не по себе.

– Следуйте за мной, – говорит надзиратель. – Правила вы знаете или мне нужно вам напомнить? – бросает он через плечо.

– Я знаю правила.

– Камеры будут работать, и охрана в любом случае заметит, если что-то пойдет не так. Но, в случае опасности, стучите в дверь. И как будете готовы выходить, тоже стучите в дверь. Ночевать вы будете в поселке. До города слишком долго добираться.

– Я поняла, спасибо. А можно посмотреть дело до того, как я увижу заключенного?

– К сожалению, это невозможно, – отвечает он холодно. – Папки нельзя выносить за пределы кабинета, – говорит как-то резко.

Я уже отвыкла от того, какие холодные люди работают с преступниками. Мне понадобилось три года, чтобы привыкнуть к нормальной жизни. Преподавание в вузе, где сидят еще не видавшие настоящих уголовников студенты, и работа непосредственно с обвиняемыми и осужденными – это колоссальная разница. И если бы не несчастный случай с братом, то я ни за что не вернулась бы к практике.

– Хотела бы поговорить с начальником тюрьмы насчет моего пациента, – стараюсь звучать строго.

– Сегодня он отсутствует, но дал все распоряжения на ваш счет.

Ситуация, честно говоря, меня начинает настораживать. И в душе ощущается тревога. Что-то тут явно не так, вот только, что именно, я никак не могу понять.

– Вы не переживайте, Арина Викторовна. Перед вашим отъездом он обязательно выделит вам время.

– Хотелось бы, конечно, поговорить о заключенном до… Но… ладно.

Стук каблуков отдается эхом от стен. Я замираю возле очередной решетки, слушая, как лязгает ключ в замке, и прохожу за надзирателем в следующий блок. Мы останавливаемся возле окошка пропускного пункта. Охранник делает какую-то отметку в журнале, после чего поворачивается к дверям.

– Выдохните, – смотрит на меня сверху вниз мужчина. – Все будет в порядке. Не впервой же, – окидывает меня липким взором, от которого хочется поежиться.

– Да, не впервой, – отвожу взгляд и стараюсь сделать вид, что не замечаю того, как он смотрит на меня.

Мы замираем перед дверью, дожидаясь, пока ее отворят для нас. Но вот автоматический замок приходит в действие, и мы шагаем в блок с особо опасными преступниками.

Яркий свет бьет в глаза, и кожу осыпает мурашками. Холод и безнадега витают в воздухе. От гнетущей атмосферы хочется волком выть и покинуть здание как можно скорее.

Успокаиваю себя мыслями о том, что это рядовая ситуация и такого, как в последний раз, со мной не случится.

Зато после этого заказа появится шанс на выздоровление Володьки.

Мы идем по длинному, практически бесконечному коридору, но я не вижу кабинетов, только камеры для заключенных.

– Куда мы идем? Где я буду работать?

– Так вот же ваш кабинет, – улыбается надзиратель.

Мы находимся в тупике. Слева от двери глухая стена, справа – ряд камер. Беспокойство все отчаяннее заставляет меня прислушаться к интуиции и вернуться обратно. Но мысли о брате не дают смалодушничать.

– Проходите, пациента сейчас приведут, – открывает охранник дверь.

Я прохожу внутрь, замечая письменный стол, стул, стеллаж с книгами и отмечая камеры, висящие в углах комнаты. Дверь за мной захлопывается с грохотом, и я даже вздрагиваю от этого звука.

Все органы чувств напряжены. Я подхожу к идеально чистому столу, стараясь подавить волнение, и слышу позади себя какой-то шорох.

Резко оборачиваюсь и вижу, что стеллаж с книгами стоит совершенно в другом месте. А там, где он находился еще пару мгновений назад, образовался дверной проем, который заполняет собой высокий мускулистый мужчина, покрытый цветными татуировками.

Пульс разгоняется, и сердце колотится так сильно, что, кажется, выпрыгнет через горло. Волоски на теле встают дыбом, потому что мне знакомы эти рисунки. Я изучала их три года назад. Поднимаю глаза выше, к словно высеченному из камня лицу, и сталкиваюсь с ледяными голубым глазами, и в груди застывает крик ужаса.

– Ну вот мы и встретились, – хрипло говорит он. – Пора платить по счетам.

Глава 2

– Помнишь меня? – пронзает меня острым как бритва взглядом.

– Ты! – сердце замирает от страха. – Как ты здесь оказался? Тебя здесь не может быть!

Боже! Какой он высокий… Я и забыла, насколько он устрашающий. Таких, как он, я больше не встречала. Русые волосы выбриты по бокам, а ото лба идет удлиненный гребень, что он зачесывает назад.

Исполинский рост, широкие плечи, покрытые цветными рисунками, переходящими на мощную шею, и сильные жилистые руки, увитые жгутами вен. Широкая грудь обтянута белой майкой.

Но больше всего мне, как и прежде, страшно смотреть на его лицо. Твердая линия подбородка, скульптурные губы, высокие скулы, прямой нос и голубые, чуть с прищуром глаза… В них лютый холод и ни единой эмоции, присущей человеку. Холодный расчет и ненависть.

– Как видишь, я здесь, – на его губах ухмылка, а в глазах предвкушение расплаты. – А ты думала, что случайно потребовали именно тебя, да еще за такие бабки? – скалится преступник.

– Но я должна сделать экспертизу заключенного, подающего на УДО. А тебе дали пожизненный срок. Тебя отправили в тюрьму на Дальний Восток. Без права на апелляцию.

– Все из-за тебя, дрянь. Но теперь я оторвусь как следует. Ты пожалеешь, что пошла против меня, – шагает ко мне.

– Не смей! У тебя будут неприятности, – отшатываюсь назад и натыкаюсь на стол, теряя равновесие. Но быстро встаю на ноги и оббегаю препятствие так, чтобы оно оказалось между мной и монстром.

– Ну что ты, птаха. Думала, что больше никогда меня не увидишь? Избавилась, и все? Нет, Арина Викторовна. Я говорил, что мы еще с тобой увидимся, а я привык держать слово, – замирает на месте, не двигаясь и наблюдая за мной и моим страхом.

– Почему сейчас? – меня трясет. Это уже не просто страх, это настоящая паника.

– Сейчас у тебя появились причины принять мое щедрое предложение, – довольно улыбается, но эта улыбка не трогает глаз. На меня смотрит не человек, а зверь в человеческой личине.

– Значит, ты заказчик? Нет никакой экспертизы, верно? – теперь я понимаю, что предчувствие меня не обмануло. И нужно было бежать без оглядки, как только я почувствовала неладное.

– Умная девочка, – он держит руки в карманах, и я понимаю: это один из способов самоконтроля. Если его руки будут свободны, то он не оставит от меня и мокрого места, как и обещал в нашу последнюю встречу.

– Как же начальник тюрьмы и все остальные позволили провернуть тебе все это? – во рту становится сухо, словно в пустыне. Внутренняя дрожь мешает думать и двигаться. Но если бы не она, меня бы парализовало от страха.

– Ты до сих пор живешь в выдуманной реальности. Очнись, Арина. В нашем мире правят бабки и страх.

– Есть еще честные люди. Не все готовы продаться за деньги, – понимаю, что мне нужно как-то бежать, но не могу найти в себе силы сдвинуться с места.

– Где? – оглядывается по сторонам монстр. – Если бы не такие принципиальные суки, как ты, то жить было бы проще.

– Если бы не такие, как я, мир давно бы потонул в пороке, – боковым зрением пытаюсь просчитать, успею ли добежать до двери раньше, чем он поймает меня.

      Мне нужно добраться до выхода. Мне нужно вырваться отсюда.

– Что ж ты тогда продалась за бабки и пошла на то, что зареклась делать? – хмыкает он.

– Я не собиралась никого оправдывать или делать что-то противозаконное. Вот и все отличие между нами, – выплевываю с отвращением. – Ты же убивал людей за деньги, оставаясь при этом с холодной головой и спокойным сердцем. Ты был абсолютно вменяем во время выполнения заказов.

– Значит, и сейчас для тебя не станет сюрпризом то, что ты не сможешь меня разжалобить, – его губы изгибаются в ухмылке, больше напоминающей оскал.

– Я не хочу тебя разжалобить. Я просто собираюсь сейчас выйти отсюда и больше с тобой не пересекаться.

– Ну-ну, – вынимает руку из кармана джинсов и чешет покрытый щетиной подбородок. – Кто же тебе даст выйти? – смотрит исподлобья. – Ты подписала контракт. И, пока работа не будет выполнена, тебя отсюда не выпустят.

– Если мне угрожает опасность, я могу покинуть помещение, – все еще цепляюсь за надежду избежать того, чего бы он ни приготовил для меня. К тому же охранник обещал, что в случае чего я могу стучать в дверь.

Стучать… Но говорил ли он о том, что меня вытащат, или нет, я не могу вспомнить. Вытащат?

– Пробуй, – он говорит спокойно, будто уверен в том, что я никуда не денусь. – А я с удовольствием посмотрю, как разрушится твой воздушный замок, где все живут по закону и совести.

– Что ты хочешь сказать? – холод пробегает по моей коже, поднимая волоски вверх.

– Вперед! – кивает на дверь. – Попробуй выбраться.

В его словах явный вызов и насмешка, но я не хочу медлить и подбегаю к двери, игнорируя страх, пронзающий острыми иголками легкие и не дающий дышать полноценно.

Останавливаюсь у двери и, не оборачиваясь, начинаю колотить по металлическому полотну.

– Охрана! – кричу я. – Охрана!

Но сколько бы я ни кричала, никто не реагирует на меня. Замок остается закрытым, и не слышится даже шагов снаружи. Я кричу до тех пор, пока не выбиваюсь из сил, осознавая кошмарную реальность.

За мной никто не придет.

Спину жжет от пристального внимания человека, которого я боюсь больше смерти, и я резко оборачиваюсь к нему, убедившись, что он все еще на достаточном расстоянии от меня. Только теперь Монстр сидит на краю стола, скрестив на груди руки, выставляя напоказ яркие рисунки на предплечьях, покрывающие даже кисти.

– Камеры… – хрипло говорю я, поднимая лицо вверх, отыскивая черные точки камер наблюдения.

– О них не беспокойся, – говорит низко, и от его голоса мороз бежит по коже, – они показывают пустой кабинет.

– А как же я? Брат будет меня искать. Я осталась на видеокамерах, висящих в коридорах. В журнале посещений стоит моя подпись, и пропуск… – мозг еще надеется найти выход, когда в душе я понимаю, что это конец.

– Снимай розовые очки, психологиня, – теперь на его лице и намека нет на улыбку. Он хмур и сосредоточен. – Тебя здесь ждали.

– Ты всего лишь заключенный, – губы практически не двигаются. Теперь я осознаю, что вляпалась по-крупному и мне отсюда никуда не деться.

– Нет, птаха, – отрывается от стола и идет в мою сторону.

Сердце срывается с места, разгоняясь до немыслимой скорости, виски пульсируют, а ладошки потеют. Я понимаю, что сейчас произойдет то, чего я так сильно боялась: Монстр исполнит свое обещание.

– Не подходи ко мне, – вжимаюсь спиной в дверь, все еще надеюсь, что это такой дурацкий розыгрыш, и на самом деле камеры включены, и подмога спешит за мной. Не могут они оставить меня здесь, верно?

– Я служебное лицо! Меня будут искать!

– Никому-то ты не нужна, психологиня. Братцу-инвалиду?

– У меня работа. Студенты! – цепляюсь хоть за что-то.

– Думаешь, ты так незаменима? – хмыкает, останавливаясь от меня всего в нескольких шагах.

От него исходят волны такой мощной энергетики, что игнорировать этого мужчину не смог бы ни один человек. От него буквально веет опасностью.

– Меня все равно найдут. Брат так просто не оставит этого.

– Дай-ка подумать, – появляется на его жестком, словно высеченном из камня лице звериный оскал. – У инвалида без вести пропадает единственная сестра. Он пытается обвинить неведомого заказчика и тюрьму, куда она отправилась, в ее пропаже. Вот только следов того, что она приехала именно сюда, нет. Нет ни билетов на автобус, ни записей с камер наблюдения, ни переводов на счет. А здесь тебя никто не видел и не слышал.

В животе мгновенно леденеет от ужаса. Он действительно сделает это. Он отплатит мне за приговор.

– Я только выполняла свою работу, – меня начинает колотить сильнее, а горло сдавливают спазмы.

– Надо включать голову, птаха, когда на что-то следует закрыть глаза.

– И позволить тебе дальше убивать людей?

– А ты знаешь, кем они были? – его зрачок расширяется, заполняя голубую радужку, и делает мужчину окончательно похожим на монстра. – Убийцы, воры, растлители, те, кто убивал сотни тысяч и миллионы людей.

– Плевать! Ты не Господь Бог! – сжимаюсь еще сильнее, понимая, что в западне.

– Из-за тебя меня приговорили к пожизненному!

– И чего ты хочешь теперь? – сердце ухает в пятки.

– Расплаты! Ты поплатишься за каждый мой загубленный месяц.

– Как?

– Я буду делать с тобой все, что захочу. И ты не скажешь и слова против, – зло усмехается.

– Ты ошибаешься, – стараюсь взять себя в руки, но страх уже владеет мной без остатка.

– У тебя нет выбора.

– Ты не посмеешь.

– Посмею, и еще как! Ты можешь кричать, плакать, звать на помощь, но никто не придет. Тебя кинули мне на растерзание. Твое тело принадлежит мне. И ты будешь молчать, потому что иначе твой брат так и останется инвалидом, – в два шага прижимает меня к себе и дергает за блузку, отрывая пуговицы с корнем. – Будь хорошей девочкой, и он получит обещанное лечение.

Его слова как удары хлыстом.

– Раздевайся и вставай на колени. Будем учить тебя покаянию.

Глава 3

– Не вздумай ко мне прикасаться! – прикрываю руками грудь, стараясь оградить себя от мужского торса и чувствуя, как кровь приливает к лицу, а щеки вспыхивают.

– А то что? – нагло усмехается он и опускает взор к моей груди. – Думаешь, ты в том положении, когда сможешь хоть что-то сделать?

– Я буду сопротивляться, – понимаю, что сейчас это лишь жалкие попытки отсрочить неизбежное.

– Давай, птаха! – он еще не прикасается ко мне руками, только его мощное тело вдавливается в меня, вжимая в дверь. – Меня заводит, когда девушки сопротивляются, – наклоняется ко мне и обдает горячим шепотом ушную раковину.

– Ты ненормальный! – шепчу в ужасе.

– Да? – немного увеличивает между нами расстояние и снова смотрит на меня сверху вниз. – А на суде ты сделала другой вывод, – его голос напоминает зловещий рык, от звука которого все органы чувств замирают, в ожидании чего-то страшного.

Я понимаю, что он собирается отыграться на мне, заставить пожалеть, что не приняла предложение его людей и не сделала выгодное для него заключение. Он хотел, чтобы я представила его невменяемым, после чего его направили бы на принудительное лечение в психиатрическую лечебницу. Откуда, я не сомневаюсь, Козырев Демид смог бы выбраться без труда.

Но я отказалась от суммы с шестью нулями и выполнила экспертизу по совести. Вследствие чего этот опасный мужчина оказался осужден на пожизненный срок.

– Да! – поднимаю лицо вверх, встречаясь с его острым как лезвие взглядом. – И не жалею об этом!

– Какая же ты жалкая дура, – впервые на его лице вижу отвращение. – У которой напрочь отсутствует чувство самосохранения.

– Но ты же этому рад, – приходит моя очередь ухмыляться.

Внутри меня все стынет от ужаса, но я не покажу этому подонку, как сильно он действует на меня. И если я оказалась в западне, если он решил не дать мне выйти отсюда, то пусть делает, что задумал, как можно скорее, прекратив пытку ожиданием.

– Теперь ведь у тебя есть повод отыграться на слабой и беззащитной женщине, верно? – не отвожу взгляд в сторону, показывая, что не боюсь его. – Тебя же, наверное, возбуждает то, что ты такой сильный и я не дам тебе отпора. Наверное, у тебя в штанах член колом от предвкушения моих мучений, верно?

– Сука, – шипит он, обхватив меня за шею рукой. – Ты много пиздишь не по делу. Я сказал, чего хочу от тебя, – сжимает сильнее мою шею. – Я хочу от тебя покаяния и мольбы о пощаде, – склоняется ближе к моему лицу, так что между нами остается всего несколько сантиметров. Я чувствую на себе его дыхание, чувствую мужской запах, исходящий от его тела.

Его пальцы сильнее впиваются в мою кожу. Мне становится трудно дышать.

Ноги сводит от страха, но я не подаю вида. Смотрю на разъяренного Монстра, с трудом втягивая воздух, который будто стопорится, и я не в силах проглотить его, задыхаясь.

– Хочу, чтобы ты сожалела! Чтобы молила о пощаде! – наклоняется к моему уху, прижимаясь колючей щекой к моему лицу. – Чтобы кричала и плакала, – задевает губами ушную раковину.

У меня по позвоночнику сползают капли ледяного пота.

Я понимаю, что задыхаюсь, что еще немного, и он меня задушит. И во мне больше нет желания прекратить это все как можно скорее. Я хочу жить! Мне есть ради кого бороться.

Дома меня ждет Вова, который не может передвигаться самостоятельно, только на инвалидной коляске. Я оплатила сиделку всего на два дня. А дальше он останется один.

Мой милый добрый мальчик, которого родители принесли из роддома, когда мне было шесть лет. Тот самый мальчик, которого я учила читать и завязывать шнурки, у которого после гибели мамы и папы не осталось других близких, кроме меня.

Я просовываю пальцы под сильную ладонь Козырева, стараясь оторвать ее от себя, но Монстр будто сильнее звереет от этого, применяя больше силы. Я начинаю беззвучно хватать ртом воздух. Перед глазами мельтешат мушки.

– Взять и переломить тебе шею? – шипит он. Но я уже не вижу и не чувствую ничего, кроме жжения в легких. – Но это будет слишком милосердно для такой твари, как ты, – убирает с моего горла руку, и я шумно втягиваю воздух, чувствуя, как горло жжет, а легкие в первые мгновения разрывает от хлынувшего потока кислорода.

      Хватаюсь за шею, прокашливаясь, и сползаю по двери.

Голова кружится, и я не представляю, что будет дальше. Если это только начало…

Но Монстр не дает мне прийти в себя. Он дергает меня за руку, поставив на ноги, и сразу же закидывает себе на плечо.

– Что… что ты делаешь? – хрипло спрашиваю. Каждое слово вызывает боль.

Упираюсь руками в его спину, собираясь приподняться и как-то бороться дальше, но получаю хлесткий шлепок по ягодицам. Я снова падаю безвольной плетью, свисая на его спине и наблюдая за тем, как исчезает кабинет.

Демид проходит через дверь за стеллажом, попутно задвигая его обратно. И когда проем оказывается спрятан, закрывает металлическую дверь, которую прячет за еще одним шкафом, уставленным книгами.

Перед нами целые ряды стеллажей с книгами и с десяток письменных столов. Похоже на библиотеку. Но Козырев не задерживается тут. Твердым шагом он минует читальный зал и выход в какую-то каморку, за которой находится лестница вниз.

– Куда ты меня несешь? – паника все сильнее охватывает меня.

– Тебе там обязательно понравится, – слышу усмешку в его голосе.

– Куда? – волоски на теле встают дыбом.

– В тренажерку. Сейчас как раз время занятий спортом.

– З-з-зачем? – от жуткой догадки душа уходит в пятки.

– Хочу, чтобы парни развлеклись с тобой.

– Что? – снова приподнимаюсь, пытаясь спрыгнуть.

– Не хочешь каяться передо мной, тогда я покажу тебе, что делают с такими шкурами, как ты, – заворачивает за угол, и я слышу гул голосов, понимая, что он не шутит. Он действительно отдаст меня на потеху другим.

Tasuta katkend on lõppenud.