Loe raamatut: «Анархо-гарем»
1. Пьяный анархист
Я был раздавлен. Опустошен. И не верил, что жизнь мне еще хотя бы раз улыбнется. Я и вообразить не мог: меня ждет поистине сказочный подарок судьбы…
Увеличенным в размерах слизнем растянулся я на диване. И плакал, плакал. Пьяный и несчастный.
На полу стояли и валялись стеклянные бутылки из-под пива и коктейлей. Я явно перебрал с алкоголем. А если учесть, что в течение года перед этим я находился в дисциплинарно-психиатрическом учреждении, где царит «сухой закон» – можете представить, до какой кондиции я дошел.
В дверь позвонили.
Гостей я не ждал. И подумал, что допился до слуховых галлюцинаций.
Нет. Один день злоупотребления спиртным до такого не должен довести. Помянув нечистого – я потащился открывать.
На пороге стоял парень в синей униформе (почтальон?..) – и протягивал мне пластиковый конверт.
– Спасибо, – пробормотал я.
Государственный герб и надпись «от районного суда» на конверте заставили меня пугливо поежиться.
Суд?.. Но когда я успел проштрафиться?.. Я ведь только-только вышел… из заключения.
Вернувшись в комнату – я вскрыл конверт. Пробежал послание глазами. Сразу все стало ясно.
Я получил извещение о том, что моя сеструха и ее муженек накатали против меня иск с «имущественными претензиями». Проще говоря: деятельные супруги решили отжать у меня квартирку.
Ну конечно!.. Этого и следовало ожидать!..
Если ваш бедный родственник – враг государства, отбывший наказание анархист, почему бы не воспользоваться ситуацией и не хапнуть себе квадратные метры, вышвырнув дурака на улицу?..
Новость меня окончательно убила.
У меня еще хватило сил донести из магазинчика в доме напротив очередную порцию горячительного. Заливая в себя коктейль со вкусом вишни – я давил диван и горько рыдал над своей незавидной участью. Над несправедливостью мира вообще.
Уронив недопитую бутылку – я провалился в сон.
Мне приснилось мое не столь давнее прошлое.
2. Неисправимый романтик
Когда мне было восемнадцать лет – я вместе с мамой жил в той самой двухкомнатной квартирке.
Сестра как раз удачно вышла замуж за богатого мужчину – и съехала от нас. Навещать нас, звонить нам – даже не думала. Отчего мамочке было обидно до слез.
А я – честно сказать – вздохнул с облегчением. Слишком уж сестрица была заносчивой и склочной. И звала меня не иначе как «идиотом», «кретином», «больным», «оторванным от реальности».
Основанием для столь ядовитых прозвищ служила моя мечтательность. Да: я с детства был неисправимым романтиком.
О чем я грезил?..
О том, что женюсь на восхитительной восточной девушке. А еще – о счастье для всего мира.
С мечтами о красавице-азиатке – все более или менее понятно. Так получилось, что еще прыщавым подростком я подсел на стихи Алишера Навои и на потрепанную книжицу «Сказки тюркских народов». Я млел и томился, рисуя в воображении агатовые раскосые глазки. Малиновые губки. Свежие смуглые щечки.
Не так ясен вопрос с моим неравнодушием к судьбам общества. Я рос стихийным бунтарем, который скорее чутьем, чем разумом, улавливал: что-то вокруг не так.
Возможно, свою роль тут сыграло то, что нашу семью здорово трепала жизнь. С огромным трудом мама вытянула меня и сестру. Поставила на ноги.
Иногда на меня накатывало глухое отчаяние. Дорогие сердцу мечты выглядели неосуществимыми.
Несправедливые жизненные порядки казались незыблемыми. Не-убиваемыми, как Лернейская гидра. А с девушками я просто не умел знакомиться. Да и национальная политика «родного» государства не способствовала созданию русско-тюркских семей.
Тогда я метался по постели без сна и даже – тайком – рыдал в подушку…
Мне стукнуло девятнадцать.
Меньше кушать я не стал – а индексация маминой пенсии не поспевала за инфляцией. Пришлось помогать родительнице и собственному желудку. Пару месяцев походив по собеседованиям – я нанялся курьером.
Работа была не очень тяжелая для такого молодого человека, как я. Развозя по мегаполису конверты и мелкие грузы – я обязательно пил глазами в транспорте какую-нибудь книгу.
Круг чтения у меня был своеобразный. Никаких детективов и легкомысленной «фэнтезятины»!.. Нет: серьезные остросоциальные романы, исследования по истории религии, политические трактаты.
В книгах я искал ответы на мучившие меня вопросы о человеке и обществе. Я не оставлял пылкой веры в то, что мир таки можно сделать лучше и чище.
Некоторый интерес вызвало у меня учение социалистов, которое как раз это и обещало. Но я сразу же почувствовал в социалистической доктрине какой-то подвох.
Я не мог убедить себя в том, что правительство мудрецов и «эффективные менеджеры» возьмут –
да и осчастливят народ. Построят жизнь на новых – лучших – началах.
Я понимал: нынешние власть имущие тоже свято веруют в свою мудрость и эффективность. Только кому от этого легче?..
Во время своих курьерских путешествий я не только червем вгрызался в книжки. Но и много чего наблюдал. И раз за разом убеждался: современное общество несправедливо. Чудовищно несправедливо.
Я видел грязных прыщавых стариков, просящих подаяние напротив сверкающих витрин роскошных магазинов. Я беседовал с продавцом из киоска с пирожками – выстаивающим по пять тринадцатичасовых смен в неделю. Наконец – я смотрел на собственное начальство, которое явно не бедствовало, пока мы с мамой сидим на гречке и макаронах.
Особенно остро я воспринимал жестокость и подлость, когда от этих жестокости и подлости страдали азиатские красавицы. Таджички. Бурятки. Тюрчанки.
Девушек восточных национальностей немало работало в мегаполисе.
Мигрантки стояли за кассами в супермаркетах. Драили полы в офисных центрах. Раздавали рекламные листовки на улицах.
Не раз в моем присутствии жирная администраторша какого-нибудь магазина орала на хрупкую темноглазую продавщицу. Пассажиры в метро злобно косились на смуглых красавиц. Полицаи на каждом углу проверяли у азиаток документы.
От всего этого меня передергивало. Морально мутило. Выворачивало наизнанку.
Так текли мои дни. Дни романтика. Искателя. Мечтателя.
А потом в моей жизни появилась Аиша.
3. Аиша
Мне повезло, удивительно повезло. Нас с Аишей свел общий знакомый, с которым мы впоследствии потеряли связь.
Аиша была из небогатой интеллигентной семьи осевших в Русской Конфедерации тюрков. Тихая, скромная, застенчивая смуглянка с глазами серны и очаровательной улыбкой.
Вы только вообразите, как заколотилось мое сердце!.. Я встретил свой идеал. Нежную тюрчанку.
Несколько раз мы с Аишей сходили на свидание. Посидели в дешевой кафешке. Посмотрели слонов в зоопарке. Побродили по картинной галерее.
А потом я предложил Аише выйти за меня замуж.
Румянец зажегся на щеках у тюркской красавицы. Потупившись – она еле слышно сказала мне:
– Да.
А уже через пару дней Аиша – прихватив большой чемодан и маленькую сумочку – переехала к нам с мамой.
Хорошо, что квартира была двухкомнатная!.. Мы с женушкой могли заниматься сексом не на глазах у моей матери.
Мама моя радушно приняла Аишу. Называла Аишенькой и дочкой. Аиша с удовольствием помогала моей маме по хозяйству.
Нам с женой было всего по двадцать лет. Мы любили друг друга. И жизнь стала казаться медовым пряником. Я даже начал забывать о своих поисках социальной справедливости.
Но социальная несправедливость скоро напомнила о себе.
Мать моя заболела. Ее пенсии и моей зарплаты с трудом хватало, чтобы выкроить деньги на дорогие лекарства.
– Я тоже пойду работать!.. – смело вызвалась Аиша.
Она начала искать место продавщицы. Секретарши. Официантки.
Но… что бы вы думали?.. Потенциальные работодатели смотрели на мою жену не отражающими интеллект рыбьими глазами – и спрашивали:
– Хм. Девочка… А разрешение на работу у тебя есть?..
Аиша – волнуясь – пробовала объяснить:
– Я гражданка Конфедерации. Разрешение мне не нужно…
Но рыбьи глаза только сильнее выпучивались:
– Ты же азиатка.
Обиженная – чувствительная к любой грубости – Аиша плакала по ночам. Я – как мог – утешал свою бедную женушку.
Аиша таки устроилась на ресепшен в один офис.
Опять же – нашлось свое жирное «но».
Сослуживцы, начальство, даже просто посетители офиса – относились к Аише по-скотски.
Презрительные взгляды. Шушуканье за спиной. Колкие многозначительные улыбочки и гримасы брезгливости.
«Не наша она. Басурманка».
Сначала – несмотря на всю свою ранимость и хрупкость – Аиша закусывала губку и терпела. Очень хотела заработать свекрови на таблетки. Потом – стала плакаться мне по ночам. А дальше – принялась подыскивать новую работу.
Мать моя промучилась два года.
Перед смертью – переписала жилплощадь на нас с женой.
Сказала:
– Теперь эти квадратные метры – ваше совместно нажитое в браке имущество. Я рада, дети.
Мамино решение взбесило сестрицу.
Сеструха впервые за очень долгое время почтила нас своим присутствием. Не для того, чтобы выпить с нами чашку чаю – а чтобы метать громы и молнии.
Но моя мать проявила твердость.
Без тени раздражения сказала:
– Пойми, родненькая. У тебя муж. Он тебя обеспечивает. А мои голубки с хлеба на квас перебиваются.
Сеструха зашипела змеей. Хлопнула дверью – и укатила.
Хоронили мать за муниципальный счет. Сестра на похороны не пришла. Когда я позвонил сообщить о маминой смерти – послала меня чуть ли не матом.
Аиша и я были сломлены. Прежде всего – Аиша. Она и правда трепетно любила мою маму.
Аиша плакала и плакала. Идти на работу – терпеть унижения – у нее уже не было сил.
Сам вытирая слезы – я сказал жене:
– Увольняйся, милая. Отдыхай. Когда придешь в себя – тогда и устроишься на нормальную работу.
Фортуна над нами посмеялась. Едва жена уволилась – как и я остался без места. Фирма, на которую я пахал – закрылась. Налоговая поймала нашего господина-директора на крупном мошенничестве.
Смерть мамы меня подкосила. Я не в состоянии был собраться с духом и ездить по собеседованиям. Мы с Аишей сидели почти безвылазно дома. Проедали последние копейки – и плакали, плакали.
Спустя несколько месяцев после похорон – я таки взялся за поиски работы. Вывесил на сайте три резюме: охранник – курьер – разнорабочий.
Но то ли ситуация на рынке труда изменилась. То ли дело было во мне.
Так или иначе – а я не мог даже пробиться на собеседование. А если дело и доходило до интервью – я с треском проваливался. Мне не перезванивали. Отчего моя уверенность в себе – и без того жалкая – таяла, как рыхлый апрельский снег.
Мне начинало казаться: меня никогда не возьмут ни в сторожа, ни в разносчики пиццы. Мы с женой приканчивали уже не денежные накопления – а мамин продуктовый запас. Рис. Гречку. Макароны. Консервированную фасоль.
Дело шло к тому, что мы будем голодать.
Уже и Аиша – смахнув соленые слезы и стиснув зубы – занялась поисками работы.
Речь надо было вести о выживании. Нам срочно нужно было добыть хоть какие-то деньги.
Точно боги на Олимпе составили против нас заговор. Черная полоса в нашей жизни затянулась.
Несколько раз и со мной, и с женой повторялся такой сценарий.
Ты устраиваешься на работку. Условия хоть и не шикарные – но терпимые. Ты приносишь домой одну, вторую зарплату. Радуешься, как дите малое. А потом…
Потом происходит бяка.
Или обнаглевший начальник принимается навьючивать на тебя обязанности, как тюки на караванного верблюда. Или коллектив избирает тебя мишенью для беспощадной травли.
В конце концов – ты чуть ли не в рыданиях сбегаешь.
Случалось: нас кидали на деньги.
Чему удивляться, если вопросы социальной справедливости снова завладели моими умом и сердцем?..
4. Как я стал анархистом
То лето было самым жарким на моей памяти…
Немало воды утекло с похорон моей мамы. Мне скоро должно было стукнуть двадцать четыре года.
Я опять сидел без работы. Жена за копейки трудилась продавщицей в бутике. Последнее время я почти не видел, как она улыбается. Но как часто глазки Аиши опухали от слез!..
Мы решили позволить себе психологическую разгрузку. Устроить – как мы выразились – «день без проблем». Двадцать четвертого июня мы не будем думать ни о каких наших неприятностях. А – всем чертям назло – проведем время весело. С шутками и смехом.
Тем утром я проснулся первый. Тихонько – чтобы не разбудить Аишу – проскользнул на кухню.
Когда – с двумя чашками распространяющего густой аромат молочного кофе – я вернулся в спальню, жена как раз открыла глаза.
– Ваш утренний кофе, мадам!.. – с фальшивым французским акцентом возгласил я.
Аиша залилась звонким смехом – как будто зазвенел маленький серебряный колокольчик.
Я поставил чашки на столик и поцеловал жену. Сидя на белой – чуть помятой – постели, мы насладились теплым бодрящим напитком.
– Иди ко мне, мой дворецкий!.. – горячо прошептала Аиша, когда с кофе было покончено.
И сама прильнула ко мне.
Уже ощущая возбуждение – я совлек с жены ночную рубашку.
– Милая. Милая моя…
Я покрывал Аишу жадными поцелуями. Зарывался лицо в ее душистые густые волосы – черные, как вороново крыло. Лизал ее вмиг затвердевшие соски.
Аиша отзывалась страстными стонами. Тоже ласкала меня.
С пылом мы занялись сексом – как в медовый месяц.
Уже одетые – держась за руки, мы переместились на кухню. Жена заглянула в полупустой холодильник и критически покачала головой.
Быстренько набросала список покупок – и отправила меня в магазин.
Я принес дешевенькую – но вкусную и жирную колбаску. Разные консервы. Хлеб. Кетчуп. Прихватил даже бутылку апельсинового соку. Из всего этого Аиша состряпала завтрак – калорийности которого позавидовали бы и англичане.
Потом, лежа в обнимку на диване – мы с женой посмотрели с ноутбука пару романтических комедий. Я счастлив был видеть улыбку на малиновых губах Аиши.
Под вечер – когда немного спала жара – мы выбрались из дому. Поехали в центр города – просто погулять по красивым улицам.
Центр – как всегда – был наводнен нарядной толпой.
Золотое солнце еще не кануло за дома. Пылали огни реклам. Пестрели вывески ресторанов и кафе. Блестели витрины сувенирных лавок. Художники продавали картины. Фокусники показывали свое искусство прямо под открытым небом.
Не хватало – разве что – заклинающего кобру факира с дудочкой.
Но меня – сильнее, чем картины художников и «магия» фокусников – притягивали палатки букинистов.
На книжных развалах у потрепанных жизнью, но благообразных, старичков и бабушек можно было найти хоть любовную лирику Видьяпати, хоть увесистый том по религиоведению. Я вспомнил, как откапывал у букинистов настоящие жемчужины.
Аиша – у которой сегодня было прекраснейшее настроение и сияло лицо – сказала:
– Давай купим тебе какую-нибудь книгу.
– Ай, спасибо, милая!..
Я чмокнул любимую женушку в смуглую щечку.
Пустили козла в огород.
Я нырнул в ближайший книжный развал, как в море. Глаза у меня разбегались.
Впрочем, довольно-таки скоро я вынырнул с добычей. На обложке видавшей виды книги значилось: Петро Кропотливый – «Хлеб и солидарность».
О философе Петро Кропотливом я мало что знал. Когда-то я читал у одного социалиста критику идей Кропотливого – из которой трудно было понять, в чем же эти идеи заключаются.
Сам Кропотливый именовал свое учение анархическим коммунизмом, социальным анархизмом. Или просто – анархизмом.
Что же это за рыба такая – анархизм?..
Теперь я мог разобраться.
Усталые, но счастливые – мы с женой возвратились из центра. Уже в своем районе-спальнике – позволили себе сытно закусить в бюджетной кафешке. Бургеры и салат были отменные.
Придя домой – мы первым делом направились в душ. Смыть с себя липкий пот.
При виде голой Аиши – я забыл про анархизм и социализм. Глаза мои затуманились. Я начал азартно щупать жену – к ее явному удовольствию.
После душа мы долго гоняли чаи. Смеялись. Болтали. В постель легли совсем поздно.
Аиша мгновенно заснула. А я не мог сомкнуть глаз. Осторожно вылез из-под тонкого одеяла – и потопал на кухню.
Я взял книгу Кропотливого – раскрыл наугад и погрузился в чтение.
«Главная проблема современного общества – в его иерархичности…
Немногочисленное меньшинство – имеет власть, богатства, привилегии. В то время как подавляющее большинство населения наделено единственной «привилегией»: в поте лица обслуживать это аристократическое меньшинство…
Но так было не всегда.
Более того: эпоха иерархической цивилизации – всего только миг в истории рода людского.
С момента появления хомо сапиенса – на протяжении ста двадцати тысяч лет – человечество жило первобытнообщинным строем.
Так называемые «дикари» не знали ни разделения на верхи и низы, ни частной собственности, ни поставленных над народом судей и правителей. Коллективными усилиями заваливали мамонта – и все вопросы решали сообща, сидя в пещере вокруг костра…
Таков естественный порядок вещей. Тогда как государство, угнетение, привилегии – противоестественны и позорны…».
Я читал, затаив дыхание.
Я находил у Петро Кропотливого свои собственные мысли – которые, правда, никогда не мог так четко и ясно сформулировать.
Проглотив пару десятков страниц – я заставил себя отложить книгу. Вернулся в спальню, лег в постель, обнял свою Аишу – и постарался заснуть.
Через день – когда жена ушла на работу – я снова открыл «Хлеб и солидарность».
Аиша оставила мне жиденький суп. Жареную картошку с зеленью и луком. Но я забыл о еде. Я читал. Читал.
Я с головой зарылся в постижение анархистской доктрины. Про которую все отчетливее понимал: эта доктрина – моя.
Кропотливый не звал: «Назад в пещеры!..»
Нет. Он задавал резонный вопрос: если вольный общинный анархо-коммунистический строй был возможен при первобытной скудости – не возможен ли этот справедливейший строй при современном относительном изобилии?..
И сам же отвечал: возможен, братья и сестры. Возможен. Надо только приложить усилия.
Мы производим достаточно всего, чтобы накормить и обеспечить каждого. Люди давно не грызли бы друг другу глотки за продукты и блага – будь организовано рациональное распределение.
Я осознал, что я – анархист.
5. Анархия и дешевый кофе
Книга Петро Кропотливого изменила мою жизнь.
Я «заболел» анархизмом.
Быть анархистом – значит действовать. Я не мог больше оставаться погруженным в быт, в проблемы – и никак не приближать анархическую революцию.
Я завел блог. Через который транслировал в интернет анархо-коммунистические идеи. Находил в сети и скачивал анархистские книги, статьи и видео.
Как дорвавшийся до воды пересекший пустыню путник жадно пьет прямо из ручья – так и я изучал анархическую социально-политическую философию и историю анархистского движения.
Я узнал: Кропотливый – не единственный и не первый анархистский мыслитель. Было немало других теоретиков и практиков анархии, которые не стеснялись критиковать друг друга.
Идолопоклонство, пиетет перед «властителями дум» и «вождями» вообще никогда не были свойственны анархистам. Ведь – в конце концов – учение анархизма гласит: революцию произведут вовсе не «вожди», не та или другая партия (хотя бы и анархистская) – а сами народные массы, не нуждающиеся в опекунах.
Меня переполняли пламенные чувства. Мысли по поводу того нового, что стало мне известным. Будь у меня талант поэта – я строчил бы стихи.
Сложно было держать рот на замке.
Вечером я встречал Аишу. Целовал ее. Подавал ей нехитрый ужин (вроде гречневой каши с луком и тушенкой). И принимался вещать:
– Милая. Ты представляешь?..
Первые несколько вечеров женушка слушала меня со слабой улыбкой.
Аиша вряд ли меня вполне понимала, когда я, сбиваясь с одной мысли на другую, жонглировал философскими и политическими терминами. Или когда я чуть ли не скандировал, как на митинге: «Собственность – это кража» и «Все государства – концлагеря». Но жена хотя бы пыталась вникнуть: а что это за идеи так захватили муженька?..
А на шестой или седьмой вечер Аиша расплакалась.
– Послушай… Ты так увлечен своей… политической философией… Я не осуждаю тебя. Нет – я даже рада. Но… Но не мог бы ты – помимо ведения блога – заняться еще и поисками… работы?.. Мне тяжело одной нас тащить. Пожалуйста, пойми!..
Я прикусил язык. Меня волной накрыл жгучий стыд.
Вот же я красавчик!..
Легко топить за анархию, пока жена одна горбится на работе.
А холодильник-то вечно полупустой. Сидим на крупах, хлебе и макаронах. Пельмени для нас – сказочное лакомство.
Конечно: Аишу все это напрягает. Не может не напрягать. Она ждет от меня мужских поступков. Я должен сделать все, чтобы исправить ситуацию.
Я больше не лез к жене с разговорами про анархизм. Поклялся себе: я найду работу. Вытащу нас из омута. И я честно попытался выполнить клятву.
Утром, проводив Аишу – я, попивая дешевый кофе, мониторил в интернете вакансии. Даже звонил.
– Алло. Вам требуется охранник на парковку?..
Но…
После третьей или четвертой чашки кофе – я открывал свой блог. Рождалась новая заметка об анархизме.
Природа не терпит пустоты. Раз Аиша не готова была меня слушать – я нашел других собеседников. В сети я познакомился с двумя молодыми анархистами. Петром и Иваном. Оба были из нашего города.
Трое – мы взяли в привычку собираться в маленьком скверике. Оазисе тишины в центре гулкого мегаполиса. Сидя на лавке – мы вели свои бесконечные р-р-революционные разговоры.
6. Анархо-посиделки
Аиша по-прежнему – закусив губку – вкалывала в бутике.
По утрам я упорно и безуспешно искал работу.
От жены я не слышал ни слова упрека. Но воспоминания о том, как она плакала – кислотой жгли мне сердце.
Периодически я пересекался с моими товарищами. Мы не расходились, не поговорив о перспективах социальной революции. Не обсудив – с анархистской точки зрения – последние события на политической арене.
К чему могли привести наши анархо-посиделки?..
Да ни к чему. Мы просто выпускали пар.
Но однажды…
Однажды в СМИ мелькнуло сообщение, оставшееся незамеченным большинством обывателей – но не нами.
Из-под стражи вышел известный неонацист Василий Потный – вождь группировки («общественного движения») «Белые львы». Подонка обвиняли в зверском убийстве малолетней таджикской девочки. Но ушлые адвокаты «доказали»: в деле Потного имеется то, что на юридическом языке называется «неустранимым сомнением». Значит – наказывать нацика нельзя.
Мы были страшно возмущены. Сжимали кулаки и скрипели зубами.
Особенно горячился Петр.
– Слов нет!.. У меня просто слов нет!.. Все знают, весь мир знает: Потный растерзал маленькую девочку!.. И что же?!.. Скользкие адвокатишки поработали языками – и неонацистский урод, чуть ли не увенчанный лавровым римским венком, выходит на свободу!.. Ненавижу!.. Знали бы вы, друзья, как меня воротит и от неонацизма, и от буржуазной судебной системы с ее «принципом состязательности»!..
– Надо что-то предпринимать, – обронил сумрачный Иван.
– А?.. – мы с Петром разом повернули головы к нашему другу.
– Надо что-то предпринимать, – глухо и решительно повторил Иван. – «Белые львы» не должны остаться безнаказанными.
7. Погром
Огонь зажегся в наших сердцах.
Я и Петр с энтузиазмом поддержали Ивана.
Сколько можно впустую трындеть на анархо-темы?.. Толочь воду в ступе и переливать из пустого в порожнее?.. В конце концов: быть анархистом – значит действовать. Если ты не меняешь мир – мир меняет тебя.
Добраться до самого Потного – не представлялось возможным. Мы не знали адрес вонючего нацика. А на людях бритоголовый «фюрер» появлялся всегда только со свитой из дюжины отморозков. Посоветовавшись, мы решили устроить налет на неонацистский офис и учинить там погром.
Офисы пресловутых «львов» (шакалов!..) были разбросаны по всему мегаполису. Адреса легко можно было узнать из интернета.
Уж не помню, что я наплел жене, чтобы поздно вечером тридцать первого августа отлучиться из дома. Я надеялся: Аиша не подумала, что я иду к любовнице.
Мы с Иваном и Петром встретились в том самом сквере. В рюкзаках за нашими спинами было сложено все, необходимое для диверсии: куски арматуры и баллончики с аэрозольной краской.
Черное небо. Трое молодых людей – тоже в черном и с черными рюкзаками. Яростные порывы ветра. Раньше, чем прикатило такси – ударил тяжелый ливень.
Водитель странно на нас посмотрел. Даже хмыкнул. Но ничего не сказал.
Мы – из предосторожности – высадились в двух кварталах от неонацистского офиса. И проделали оставшийся путь пешком.
