Прислонившись спиной к каменному забору, я опустилась на корточки и дала волю слезам. Не знаю, сколько просидела так. От страха и разочарования я совсем перестала чувствовать холод. Пришла в себя лишь когда в глаза ударил яркий свет. Я рефлекторно зажмурилась, пытаясь скрыть источник света рукой. Рядом остановилась крутая чёрная машина, но я почти не могла разглядеть ее из-за ослепивших меня фар.
– Девушка, с вами все в порядке? Может, вам нужна помощь?
Из машины вышел незнакомый мужчина в аккуратном чёрном пальто, с густыми усами и проседью в волосах.
– О нет, простите, все в порядке, – почувствовав себя неловко, я поднялась и поправила растрепавшиеся волосы.
Было ужасно стыдно: наверняка он принял меня за сумасшедшую алкоголичку или, того хуже, наркоманку. На его месте именно так я бы и подумала: ну какая нормальная девушка будет сидеть одна в сугробе глубокой ночью в слезах и какой-то непонятной одежде?
Но мужчина оказался намного добрее и учтивее, чем я ожидала.
– С парнем поссорились? – спросил он, и я даже почувствовала в его голосе теплоту. – Неужели он выгнал вас на улицу в такой мороз? Вы же совсем легко одеты!
– Нет. Точнее, не совсем.
– Садитесь в машину, я отвезу вас домой.
– Я живу здесь рядом. Но мне нельзя домой, – с горечью вздохнула я. Куда угодно, только не туда.
– Тогда что я могу сделать для вас?
– О нет, спасибо, ничего не нужно. Вы уже и так много сделали, приведя меня в чувство. Дальше я как-нибудь сама, – грустно улыбнулась я.
По-прежнему освещённая яркими фарами, я направилась в противоположную от машины сторону. Но куда – я и сама не знала. Дом был последним местом, куда бы мне хотелось вернуться. Я окажусь там не раньше, чем приедут с праздника родители. Но больше пойти было абсолютно некуда. Хотя…
Я остановилась и обернулась. Мужчина садился в автомобиль, провожая меня взглядом.
– Постойте! – окликнула его я.
Уже через полминуты мы выезжали из Копей.
Услышав меня, мужчина вновь вылез из автомобиля и, обойдя его спереди, любезно открыл пассажирскую дверцу. Кстати, автомобиль оказался новеньким «Мерсом», и оставалось лишь диву даваться, как он вообще не побрезговал впустить меня, мокрую и грязную, в это крутое авто.
– Почему вы помогаете мне? Разве не решили, что я алкоголичка или наркоманка? Почему не вызвали дурку?
– Меньше всего ты похожа на алкоголичку или наркоманку, – спокойно ответил мужчина. – А «дурка» уже на месте. Я психиатр-нарколог, – пояснил он, видимо, заметив на себе мой удивленный взгляд. – И за свою работу видел разных пациентов. От философских размышлений у людей, которые просто перебрали, до наркотического делирия. А ты просто находишься в глубокой тоске. И, похоже, чем-то очень напугана.
– Кругом одни врачи, – горько усмехнулась я.
– Я бы мог прочитать нотацию о том, что даже в глубоком горе не стоит вести себя опрометчиво. Ведь вместо меня рядом с тобой мог оказаться кто-нибудь другой. Но не буду. Думаю, ты взрослая девочка и все понимаешь и без этого. Расскажешь, что случилось?
– Вы все равно мне не поверите. Или поймёте, что ошибались в выводах и я всё-таки ваш пациент.
И я рассказала ему обо всем. Начиная с первой записки и заканчивая моей сегодняшней галлюцинацией. Это было так странно – открыть душу незнакомому человеку. Тому, кто примет мой рассказ и не покрутит пальцем у виска. Когда я поставила в истории последнюю точку, «Мерседес» как раз свернул во двор дома Ника и компании.
– Скажите, я съехала с катушек?
– Нет. Это нормально. Вернее, ничего нормального в происходящем, конечно же, нет, но таким образом мозг пытается справиться с навалившимся на него стрессом. Сновидения, галлюцинации – его закономерный результат. Скорее, съехал с катушек тот, кто делает это все с вами, – мужчина ловко переходил с «ты» на «вы» и обратно.
– Спасибо вам за помощь. Вы хороший человек.
Когда я вылезла из автомобиля, мужчина настоял на том, чтобы проводить меня прямо до квартиры. Он буквально передал меня в руки сонной, помятой и порядком шокированной Вике.
– Если потребуется какая-то помощь, можете звонить в любое время. Уверен, когда этого человека поймают, ему потребуется психиатрическая экспертиза, – с этими словами мужчина протянул маленькую картонную визитку. Загвоздин Виктор Александрович. Что ж, не думаю, что дело когда-нибудь дойдёт до психиатрической экспертизы, но я хотя бы узнала имя моего спасителя.
Когда я заявилась в квартиру к друзьям, они уже давно спали. Вика вышла в коридор в старых пижамных шортах и растянутой майке и, кажется, немного смутилась, увидев рядом со мной незнакомого мужчину. Тогда же я впервые узнала время: часы показывали половину четвёртого.
– Даша, что произошло? А это еще кто? И…что это на тебе? – подруга непонимающе оглядела мой внешний вид.
– Кажется, только что я с-столкнулась с пот-т-тус-сторонним, – проговорила я. От холода зуб на зуб не попадал.
– Так, снимай этот грязный пуховик, сейчас я принесу одеяло и горячий чай, и ты все расскажешь.
Подруга исчезла из гостиной, а появилась вновь уже с Ником и большим одеялом.
– Даша? – удивился друг и широко зевнул. – Ты что здесь делаешь? Боже, что случилось?
– Разбуди Ромыча, – велела подруга, – а я пока сделаю чай. Кажется произошёл казус вселенского масштаба.
– Не надо будить Ромыча, – отмахнулась я, – пусть спит.
Но кончено же меня никто не послушал, и уже через пару минут вся компания собралась в гостиной, а Вика отпаивала меня горячим чаем с мелиссой.
– Колись! – велел Ник.
– В общем… – сглотнула я. – Не знаю, поверите вы мне или нет, но только что я видела в своей спальне Туре.
– Кого-кого ты видела? – поперхнулся Ромыч.
– Не смотрите на меня как на идиотку! Я не знаю, что это было – видение, галлюцинация или восстание из мертвых, но он стоял в моей комнате. И он казался самым что ни на есть настоящим! Как ты, Ромыч! Или как Ник или Вика! Он был в моей комнате!
– Может, тебе приснилось?
– Да ничего мне не приснилось! – вспылила я. – Да, вчера вечером я выпила немного вина, но…
– А, ну тогда все понятно, – перебил Ник.
– Ник! – шикнул на него Ромыч.
– А что «Ник»? Что «Ник»? К нашей Даше просто пришла белочка, что тут непонятного?
– Я проснулась уже трезвой! Да, вечером я пила вино. И я уснула, плюхнувшись на кровать прямо в халате. Прямо в халате на застеленную кровать. А проснулась укрытая пледом! Пледом из гостиной, куда я точно не заходила даже в самом пьяном угаре. Я не сошла с ума! Сначала я просто удивилась, что проснулась под пледом, хотя отчётливо помню, что засыпала без него. Потом решила пойти попить воды и переодеться. И перед тем, как выйти из комнаты, почувствовала на себе взгляд. Вот знаете, когда прямо чувствуешь, как кто-то смотрит на тебя. Тогда я обернулась, и…там стоял он. Можете мне не верить, но это не бред сумасшедшего! Я видела его своими глазами!
– Но ведь Туре погиб, – прошептала Вика.
– Постойте, а что если… – задумался Ник. – Вдруг нет? Вдруг он жив и сам лично отправляет тебе все эти послания? Все это время мы гадали, кто же может писать его почерком и подписываться его именем, но что если нет никакого подвоха? Что если аноним – это и есть он сам?
– Бред какой-то! – возразил Ромыч. – Туре умер, мы сами лично присутствовали на его похоронах.
– Но если Дашу кто-то укрыл пледом пока она спала, значит, в ее комнате действительно кто-то был.
– Может быть, ты перепутала? Может, это был кто-то другой, очень на него похожий? – предположила подруга.
– Да ничего я не путала! – воскликнула я. – Это! Был! Он!
– Нужно звонить в полицию, – твёрдо решил Ник.
Впервые за все это время идея обратиться к полиции казалась мне не такой уж и сумасшедшей. Я и сама собиралась сделать это, если бы мой телефон не оказался в той злополучной комнате. Смущал лишь один момент.
– Что я скажу им? Что видела в комнате своего погибшего друга? Боюсь, тогда к нам приедет не полиция, а другая служба.
– Скажешь, что этот человек был очень похож на твоего погибшего друга, – подсказал Ник.
Недолго думая, я взяла телефон у друзей и набрала 102. Долго и в подробностях объясняла происходящее, начиная с того, как проснулась и заканчивая тем, где я сейчас нахожусь.
– Они приедут в наш дом. Нам нужно ехать туда.
Вот так вот, в четыре часа ночи четыре человека, – два парня и две девчонки, вывалились из квартиры в многоэтажном доме. Потоптались возле подъезда, покурили и завалились в подъехавшую машину – такси.
Когда мы вернулись в Копи, улицу ярко освещали сине-красные огни. Полицейский автомобиль уже был здесь.
– Добрый день! Точнее, утро, – невысокого роста пухлый мужичок в форме подошёл к нам, как только мы вышли из такси. – Дарья Рыбникова?
– Все верно, – кивнула я.
– Я хотел бы уточнить кое-что из вашего заявления. Говорите, после того, как увидели в доме неизвестного, вы испугались и побежали к Герману Андреевичу Северянину?
– Именно так.
– Скажите, кем вам приходится гражданин Северянин?
Я замялась. Какое это вообще имеет значение?
– Он мой…парень.
– Парень, говорите? Странно.
– Странно? – переспросила я. – В чем дело? К чему вы клоните?
– Дело в том, что мы подняли кое-какую информацию после того, как вы обратились к нам. Дело в том, что Герман Северянин пропал.
– Пропал? – шёпотом переспросила я, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
– В розыск подал его друг. Он должен был прийти на собеседование для трудоустройства на новую работу, которую ему подыскал тот же самый друг, но в назначенный час не появился. А потом и вовсе перестал выходить на связь.
– Какое-то время мы были в ссоре… Когда это произошло? – услышала я собственный голос. С того самого момента, как услышала слово «пропал», я перестала осознавать все происходящее. Неужели…неужели это произошло опять?
– Заявление о пропаже поступило вчера утром. Странно, что вы не в курсе. Вы же его девушка.
– Мы были в ссоре, – повторила я. – Это было его идеей – подать заявление в полицию по поводу всего происходящего. На почве этого мы и повздорили. Не разговаривали друг с другом…давно. Я даже и подумать не могла, что он пропал.
– Говорите, вы были в ссоре?
Дальше последовал длительный допрос о наших с Германом отношениях и разногласиях. Я прекрасно понимала, к чему клонит полицейский – он допускает мысль, что Герман и есть тот человек, который заварил всю эту кашу. Что это он отправлял все послания. И была с этим в корне не согласна. Кто угодно, но не он.
Спустя час топтаний на улице нам наконец предложили сесть в полицейскую машину и даже угостили горячим кофе. Они ходили по дому, что-то искали во дворе, но нас туда не пускали. Мы просто сидели и ждали у моря погоды.
– Скажите, Германа уже начали искать? – дрожащим голосом спросила я, когда невысокий полицейский вернулся.
– Мы вели информационные поиски. Наводили справки о его возможных передвижениях, поднимали службы аэропортов и вокзалов.
– Вы вели АКТИВНЫЕ поиски? – настойчиво перебил его Ник. – Кто-то обращался в поисковые отряды?
– Мы не владеем информацией насчет поисковых отрядов.
Тогда-то все и закрутилось. Друг тут же позвонил на горячую линию одного из самых известных отрядов не только нашего города, но и страны. Заявку приняли и обработали в считанные минуты, а затем все началось: организация поисков, набор волонтёров, срочные сборы. К тому времени полиция, сделав все, что им было нужно, и сказав только одно: «Ждите», наконец покинула дом. Вновь попав в свою комнату, я обнаружила, что телефона и компьютера в ней больше не было. Изъяли для дальнейшего расследования. Зашибись, я еще и осталась без связи! Стоило бы позвонить родителям – наверняка они волновались. Но сейчас думать об этом хотелось меньше всего. Как только мама узнает обо всем происходящем, начнётся настоящий Армагеддон.
Мы решили встретить волонтёров прямо в нашем доме. Ведь именно с Копей и следовало начинать поиски. Конечно, Герман мог пропасть куда угодно. Вполне вероятно, что он мог бы быть уже совершенно на другом конце страны или даже планеты. Но оставалась и малейшая доля надежды, что он все-таки находился где-то совсем рядом. А если предположить, что в его исчезновении снова виноват аноним (а я была уверена в этом почти на сто процентов), то скорее всего он и есть где-то рядом.
Было принято решение прочёсывать лес по квадратам. Мы с друзьями присоединились к этим поискам не задумываясь. Даже несмотря на то, что ночь почти не спали, адреналин и страх за знакомого всем нам человека, перебивал малейшие мысли об усталости.
Получив указания от старшего на месте, довольно внушительная толпа людей разбрелась по всему лесу. Как мне сказали позже ребята из отряда, редко кто собирался на активные поиски зимой. Чаще всего в них не было смысла, поэтому группу созывали лишь тогда, когда были серьёзные шансы на успех. Эти слова подарили мне надежду.
Нам хотели дать свои квадраты, но, прежде чем друзья успели что-то сказать, я попросила:
– Можно мы для начала проверим пару мест? Это здесь, в лесу.
Никто не возражал.
– Куда мы идём? – поинтересовался Ник, с трудом переставляя ноги по сугробам.
Все мы запыхались и порядком устали. Глубокий снег значительно усложнял работу. Шастать по непротоптанным тропам этого леса прежде мне никогда не доводилось, и я с трудом представляла, насколько это может быть тяжело.
– Кажется, я знаю куда, – ответил за меня Ромыч, и друзья дружно обернулись в его сторону. – Когда они подловили меня, то прятались в каком-то подобии бункера.
– Это место показал мне Герман. Мы с Туре часто гуляли в этом лесу, но бункер прежде я не видела ни разу. Конечно, он заброшен и вход внутрь завален, но…
Как я и предполагала, в бункере было пусто. Искать там пропавшего человека было в принципе плохой идеей: лучшее, для чего могла бы пойти эта развалина – игра в прятки, но не больше.
– Стойте, – вдруг произнёс Ромыч, жестом приказывая нам замолчать. – Вы слышали это?
– Что слышали? – прошептала Вика, но Рома вновь приложил палец к губам.
Мы замерли, стараясь даже не дышать, и прислушались. Какое-то время ничего не происходило. А потом я услышала стон. Тихий, едва различимый, но такой протяжный и измученный. Кто-то стонал совсем неподалёку.
– Что это? – испуганно прошептала подруга.
– Башня! – почти воскликнула я и рванула с места. Вряд ли кто-то понял, о чем я, поэтому друзья просто молча последовали за мной.
Когда мы достигли заброшенной водонапорной башни, стон стал чётче и более различим. Площадка вокруг нее была сплошь истоптана следами. И они были свежие, а это говорило о том, что кто-то побывал тут совсем недавно.
Башня была вторым местом, которое я хотела проверить после бункера. Это место было нарисовано на каждой второй открытке. И прямо сейчас там внутри кто-то находился. И этот «кто-то» был определённо связан со всем, что происходило все это время.
– Там кто-то есть, – прошептал Ромыч.
– Да ладно?! – хмыкнул Ник. – Ромыч, ты такой догадливый!
За моей спиной что-то закопошилось. Кажется, это друзья вступили в очередную молчаливую перепалку.
– Тише! – шикнула на них я. – Лаз!
Я полезла первой. Преодолеть узкое отверстие в зимней одежде было намного сложнее, чем когда на тебе нет ничего кроме шортов и майки. Внутри было темно, и различать предметы я начала только тогда, когда глаза наконец-то привыкли к темноте.
Тогда-то я и увидела его. С множественными кровоподтёками и заклеенным ртом, он сидел привязанный к стулу прямо в центре помещения башни.
– Герман! – воскликнула я и бросилась к стулу. Озябшие руки почти не слушались, и я судорожно пыталась развязать сковывавшие его верёвки, правда получалось это из рук вон плохо.
Герман повернул голову в мою сторону. В тот момент в его глазах я увидела все: боль, страх, страдания. Боже, кто сделал это с ним?
Он вновь промычал, и только тогда до меня дошло, что стоит для начала снять скотч с его рта.
– Даша… Ты здесь… – пробормотал Герман, прежде чем закрыть глаза.
– Господи, Герман! Что с тобой?! Как ты здесь вообще оказался? Кто сделал все это?
Но Герман не отвечал. Кажется, он потерял сознание.
– Ребята! – позвала я. В этот момент Ромыч последним протиснулся в лаз, в то время как Ник с Викой удивлённо озирались по сторонам, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь.
– Герман Андреевич?! – воскликнул Ник. – Что за…
– Не бухти, лучше помоги мне развязать его!
И все вместе мы начали колдовать над верёвками. Узлы были завязаны слишком туго, и справиться с ними без ножа было невероятно сложной задачей. Но с собой у нас не было ни ножа, ни чего-то другого, что могло бы заменить этот острый предмет.
– Нужно позвать на помощь! – опомнился Ник. – Сейчас я позвоню волонтёрам. Нужно сказать, что мы нашли его!
Где-то вдалеке за спиной послышалась возня. Я огляделась по сторонам: друзья стояли рядом. Неужели волонтёры нашли нас?
В этот момент яркий луч фонаря ударил в лицо. Это были не волонтёры. Совсем не волонтёры. Вошедший снял капюшон, прятавший его лицо все это время, и все мы разлом охнули.
– Туре? – Ник был первым, кто нашёл в себе силы говорить.
Глава 34
НЕ АНОНИМ
Я откашлялся и широко улыбнулся. В ту секунду казалось, что все эти месяцы я жил именно ради этого момента. Страх и ужас в их лицах – то, что мне так хотелось видеть. Их подавленность и моя полная власть.
– Здравствуйте, друзья, я дома, – смакуя, точно пробуя слова на вкус, произнёс я.
– Святые угодники, – пробормотал Рома, медленно пятясь назад.
– Что за… – от страха закрыла рот ладонью Вика.
– Какого…хрена? – смотрел на меня стеклянными глазами Ник.
Но больше всего мне нравилось наблюдать за Ней. Она стояла, глотая ртом воздух, и смотрела в упор. Смотрела так, словно пыталась разбить оболочку, за которой я прятался все это время. Точно пыталась изобличить настоящего преступника, отказываясь верить в происходящее.
Тишина. В этой промозглой и сырой башне воцарилась гробовая тишина. Мы молчали, пока кто-то наконец не подал голос. Это снова оказался Ник.
– Может кто-нибудь объяснит мне, что здесь, блин, происходит? Кто ты такой, черт возьми? Это уже давным-давно совершенно не-смеш-но!
– Не узнали? – горько усмехнулся я. – Как же быстро вы забыли меня, друзья! Поплакали ради вида моих поминках, поиграли какие-то сопливые песенки и забыли! Внаглую целовались за углом корпуса, выйдя из этого театра абсурда под названием «прощальный вечер», да Ник? Думала ли ты о том, что недавно у тебя умер друг, когда запускала руки под футболку своему парню, Вика? А ты, Ромыч? Только и рад был, наверное, что я сдох! Подумать только, ведь перед тобой очутился такой лакомый кусочек – одинокая и свободная Дарья Рыбникова! Вот только незадача: одинокая и свободная Дарья очень скоро стала занятой и очень даже не одинокой! Знаете, кто главный предатель в этой истории? Мои овации! Вы как всегда правы – она сейчас стоит перед вами в одежде, позаимствованной у своей любимой подружки Вики и строит из себя невинную овечку. Как быстро ты предала мою память, Даша! Как же быстро ты меня забыла!
Я сглотнул подступивший к горлу ком. Казалось, еще секунда – и взорвусь. И я чувствовал, что Она испытывает то же самое. А потом Она прохрипела, точно и не было сейчас всего этого монолога, будто бы не изливалась только что моя душа:
– Ты жив.
И я не мог понять, что было в этом голосе – радость, разочарование или страх?
– Ты жив, – повторила Даша. – Ты жив! Ты, черт возьми, жив!
В следующую секунду она подбежала ко мне. Впервые за долгое время Даша была так близко.
– Ты жив! – прокричала она, и на мою грудь обрушился удар. Слабый, наивный, женский, но это был удар. Затем еще один, после него еще. Даша забилась в истерике, колотя непробиваемую броню из нескольких слоев одежды, нанося удар за ударом. – Все это время ты был жив! Мы похоронили тебя! Мы пели прощальные песни на твоих поминаках! Твоё фото стояло в гребанной чёрной рамочке в главном корпусе университета! К нему приносили чертовы гвоздики! Какого хрена, Туре? Какого, твою мать, хрена?
– Ты даже ни разу не пришла на мою могилу, – холодно констатировал я.
– Я боялась! Я и на на кладбище на похоронах не пошла, потому что боялась! Страшно было даже подумать о том, что тебя больше нет! Когда рядом кто-то говорил «Туре умер», земля из-под ног уходила. Ты сам меня отшил! Ты даже не нашёл смелости сказать мне в лицо, что мы расстаёмся, а я все равно тебя любила! И знаешь, когда Вике позвонили и сказали, что ты «погиб» в том пожаре, то глупое письмо и наше расставание казались такими мелочными и неважными. Все проблемы вдруг показались решаемыми, когда мне сообщили, что ты умер! Кроме одной: ты умер! Я жить не хотела на этой планете, когда на ней не стало тебя!
И она наконец сорвалась, давая волю слезам. Я чувствовал себя подавленным и уязвлённым. Когда Даша, не переставая рыдать, уткнулась лицом в мою грудь, сдавливая меня в своих объятиях, понял, что проиграл войну.
– Неужели это правда был ты? – продолжила она через какое-то время, отстраняясь. – Писал все эти идиотские записки? Все это время мы думали, что кто-то насмехается не только над всеми нами, но и, что куда страшнее, над твоей памятью. Гадали, как можно быть таким жестоким и бесчеловечным! А все оказалось куда прозаичнее – ты сам играл с нами! Водил за нос все это время. Знаешь, Туре, в тот день…ты умер для меня! И то, что ты стоишь здесь такой живой и материальный, сейчас совсем неважно! Лучше бы ты умер! И ты умер! Нет больше никакого Туре! Ты умер для меня, слышишь? Умер! Навсегда умер!
Она сделала несколько шагов назад, не проронив больше ни слезинки. Теперь в ее глазах не было ни страха, ни ужаса, ни испуга – лишь холодные равнодушие и ненависть.
– Послушай, чувак, – вступил в разговор Ник, – нас ищут. Я уже сообщил, что мы нашли Германа, так что скоро сюда придут волонтёры и полиция. У тебя есть пара минут, чтобы объяснить, какого черта происходит, почему ты жив и где был все это время, иначе я вышибу тебе мозги.
– Полегче, дружище, – улыбнулся я. – Я расскажу.
Терять мне было нечего.
Когда отец сообщил, что скоро мы уезжаем на родину, я писал очередной программный код. Я посвятил программированию почти все летние каникулы, но сейчас не об этом. Так вот, отец зашёл в мою комнату и просто сказал: «Мы открываем офис в Стокгольме. И уезжаем из России. Навсегда. Ты летишь с нами». Просто вылил эту информацию, не спрашивая ни моего мнения, ни моего желания. В письме я сказал, что решение мы с родителями приняли обоюдно, что в Швеции у меня есть больше возможностей для развития, но это было неправдой. Меня не спрашивали – просто поставили перед фактом.
Мы могли бы поддерживать отношения на расстоянии. Продержались бы какое-то время, но когда люди живут в тысячах километров друг от друга, рано или поздно это закончится провалом. Ты бы общалась с другими парнями, я – ревновал, мы бы мучали всех вокруг и самих себя. Не я поставил крест на наших отношениях – мой отец. И тогда я решил, что будет лучше, если ты меня возненавидишь. Когда нет слез, долгих объятий, тысячи слов, прощаться всегда легче. Когда держишь зло на человека, терять его не так больно. Я делал это для тебя, Даша.
Все шло своим чередом: мы оформляли документы, выставили на продажу все наше имущество – квартиру, автомобили, потихоньку упаковывали вещи. Вылет был назначен на конец сентября. Мы купили билеты в бизнес-класс. Я ждал этой поездки. Думал, если сменю обстановку, станет легче. Покупал себе новые шмотки, готовился к жизни в новой стране.
В день, который перевернул всю мою жизнь, я отправился прикупить кое-что из верхней одежды и закрыть все принадлежавшие мне счета в России. Справился успешно и с первым, и со вторым. Очень спешил домой – в тот день в гости должен был приехать Роберт, и когда я был в банке, он написал мне в СМС-ке, что подъезжает. Нехорошо заставлять гостя ждать. Кстати, Роберт был первым, кто узнал, что я уезжаю. Сначала он обиделся и неделю со мной не разговаривал. Думал, что я все от него скрывал, хотя в душе скорее просто грустил. Его реакция лишний раз убедила меня в том, что не стоит говорить тебе правду. Не хотелось проходить через эти ссоры и скандалы еще раз.
Я приехал домой в самый разгар дня, а когда вышел из такси, увидел толпу народа, собравшуюся около нашего подъезда. Рядом была куча автомобилей самых разных служб – скорая, полиция, пожарные. Территория была огорожена лентами, а уличные зеваки и жители дома все как один уставились куда-то наверх.
Подошёл к бабушке-соседке с четвёртого этажа, чтобы узнать, что случилось. Я был в толстовке с капюшоном и солнцезащитных очках, и в таком прикиде она даже не узнала во мне меня. А может, просто не обратила внимание.
«Пожар был, – ответила старушка. – Там, наверху, в квартире шведов».
«Шведов?» – тут же пронеслось в моей голове, а соседка продолжила: «Черт его знает, что там загорелось. Говорят, проводка. Дома отец с сыном в тот момент были. Не выжили, успокой Господь их души. Отец угарным газом отравился, задохнулся. А сын его… – старушка перешла на шёпот. – Как же звали его, не припомню. Таро или Турин…»
«Туре», – машинально подсказал я, и тут же ужаснулся своей подсказке.
«Точно-точно, Туре! Хороший был мальчик, добрый, приветливый, здоровался всегда. Так вот, Туре, говорят, заживо сгорел, представляете? Горящая портьера, говорят, на него упала. Одежда тут же вспыхнула, не смог спастись. Какая страшная смерть…»
Все кишки разом скрутились в тугой узел, а сердце поменяло свое положение и поселилось где-то в горле. Прошиб холодный пот. Неужели она говорила это…обо мне?
«С чего вы взяли, что это был именно он?» – дрожащим голосом спросил я.
«Мать опознала. От тела ничего не осталось, одни угольки, а вот кое-что из одежды… Железную молнию от толстовки, которая видимо на нем была, рядом нашли. Странная такая молния, со звездой Давида на «собачке». И еще серебряное кольцо. Представляете, блестело нетронутое пламенем на обугленных косточках, которые раньше были пальцами! А вы тоже знали Туре?…»
Ни дослушивать, ни отвечать я не стал. Соседка еще что-то говорила, а я поспешно пробирался через толпу, неся в одной руке пакет с купленными вещами, в другой – сумку с деньгами. Куда пойти, я не знал, да и не думал совсем в тот момент. Мой мозг вообще утратил способность соображать.
Когда старушка сказала о толстовке и кольце, я понял все. Сразу же осознал, что к чему, и от этого осознания захотелось провалиться под землю и никогда больше не существовать.
У меня действительно была синяя толстовка с молнией в виде звезды Давида. Ее я купил, когда мы с родителями ездили отдыхать в Тель-Авив. Увидел эту толстовку в какой-то сувенирной лавке и она сразу мне понравилась. Родители на мои пожелания покрутили пальцем у виска, но толстовку купили. С тех пор я носил ее почти каждый день. И кольцо серебряное тоже было. Ты подарила мне его на день рождения, помнишь? Это были две самые дорогие мне вещи. И обе я подарил Роберту. Это случилось буквально за пару дней до пожара, когда мы вместе тусовались у него дома. Он был так расстроен новостью о моем отъезде, что я решил оставить что-то на память о себе. Он был моим лучшим другом, в конце концов.
– То есть ты хочешь сказать, что отдал кольцо, которое я тебе подарила, Роберту? И что…это он погиб в том пожаре, а не ты?
– Да, – кивнул я.
Когда я понял, что на месте погибшего друга должен был оказаться я, земля ушла из-под ног. Я был жив, вот только в душе очень жалел об этом. В первые дни хотелось умереть, серьезно. Даже всерьёз думал наложить на себя руки. Я потерял все: отца, лучшего друга и впридачу к этому – связь с окружающим миром. Девушку, место в университете, будущее. Для всех я был мёртв. Я не сразу это понял, а когда осознал, что-то произошло в моей душе. Что-то перевернулось.
Ноги сами принесли меня в башню. Не знаю, почему именно туда, в тот день я вообще мало соображал. Я просидел там больше суток. Кричал, рыдал, сходил с ума, то терял сознание, то засыпал, то снова приходил в себя. Я толком не помню, что происходило в то время – будто мою голову занял кто-то другой.
На вторые сутки понял, что надо взять себя в руки. Что ж, это был уже успех. Оставалось только понять, что делать дальше. Прийти на собственные похороны и сказать: «Расходимся, друзья, спектакль окончен, я живой»? Или…
Когда эта дурацкая идея пришла мне в голову, наверное, я все ещё был не в себе. А, впрочем, нет. Это решение оказалось вполне осознанным. В моих руках было то, чего не бывало никогда прежде – невидимая власть. И я решил: что, если немного поиграть со всеми вами? Я чувствовал себя духом, спустившимся с небес на землю. Мог наблюдать за миром, в котором меня больше нет.
Тогда-то я и придумал отправлять тебе эти послания. Ты всегда боялась призраков и всего потустороннего и мистического. И я подумал: что будет, если я и сам стану потусторонним? Как ты отреагируешь, когда получишь записку с того света?
Все начиналось как невинная игра, я думал, что отправлю пару записок, понаблюдаю за твоей реакцией, а потом раскроюсь. И что мы снова будем вместе и все будут счастливы. Вот только увидев твоё лицо, когда я отправил первую записку, я вошёл в раж. Понял, что остановиться уже не смогу. Мне хотелось писать тебе ещё и ещё.
Итак, решив затеять свой маленький эксперимент, я наконец собрался с мыслями. Первое, что мне было нужно – где-то жить. Когда у нас ещё был дом в Копях, родители всегда пугали Хламовником. Мол, район для алкашей, наркош и маргиналов. Именно туда я и отправился. Хламовник показался мне лучшим местом, где можно затаиться. Там никто не обратит на тебя внимание, жители этого гетто сами себя-то не помнят. Мне даже удалось снять квартиру, не беспокоясь о документах. Какому-то пропитому алкоголику жилплощадь досталась в наследство от умершего брата, такого же пропитого алкоголика, и тот решил «пустить ее в дело», но не особо заморачивался. Так сказать, на водку хватало и ладно.
На рынке купил себе парик из светлых волос, чтобы стать еще больше неузнаваемым, хотя капюшон на пол-лица и так отлично сделал своё дело. Вот так и началась моя история. Я «умер», но всегда был рядом с вами, просто вы никогда меня не замечали.
Все начиналось как игра, а закончилось одержимостью. Когда я пишу тебе записки, будто что-то происходит в моей голове. Я не смогу уснуть, если чего-то не напишу. И эта башня, которой я подписывал каждую бумажку – руки сами рисовали ее. Этакая печать смерти. Можете мне не верить, но я не мог это контролировать.
А потом в твоей жизни появился он. Этот жалкий урод. Кто бы мог подумать, что ты способна замутить с преподом! Ты опустилась в моих глазах, и все те крупицы чувств, которые у меня к тебе оставались, рассеялись, как пепел! Ты стала грязной! Ты – грязная!