Напиши Мне Любовь

Глава десятая

Осень в Котласе долгая, холодная, хмурая. Деревья стараются избавиться от последних сморщенных листьев, словно не в силах вынести память о былом своем зеленом убранстве, трава пожухла в ожидании, когда седой ее стыд укроют первые белые мухи.

Холодный туман витает в воздухе мелкой взвесью, лезет за ворот, по утрам забирается в остывшие кровати, ютится в оставленной с вечера обуви, и проникает, кажется, в самую душу, отчего люди ходят угрюмые, злые, будто сами покрыты свинцовой плесенью непогоды.

В такие дни Котлас видится погруженным в тоскливый сон: лишенный всякого цвета и тени, серостью и одинаковыми тучами он предстает унылой плоской картинкой со старого дагерротипа. Лишь иногда солнечные лучи образуют прорехи в сырой мешковине неба, но и их кто-то невидимый быстро-быстро штопает суровой ниткой действительности.

Вязкая эта реальность отражалась и на жизни Клары, в которой не происходило ровным счетом ничего, за исключением одного случайного уличного происшествия, напомнившего ей картины далекого детства.

Вчерашняя непогода оставила после себя глубокие лужи да масляную грязь, прилипающую к подошве. Старые мостки вдоль улицы скрипели, прогибались под тяжестью идущих по ним людей, заливались дождевой водой. Спешащие по своим делам редкие прохожие досадно чертыхались, стараясь обойти холодную мутно-коричневую жижу. Лишь ребятишки, предоставленные сами себе, весело резвились посреди улицы. Других мест для игр не было.

Уличные проказники, играя в догонялки, с радостным визгом носились по мосткам, заменяющим тротуар. Самый маленький из них начал прыгать на пружинящих досках, как на батуте, выбивая снизу фонтан грязных брызг. Не обращая внимания на прилипающие к лицу и одежде комья грязи, он, воздев к небу маленькие ручонки, радостно декламировал старую детскую речёвку: «Солнце светит ярко-ярко, нам от солнца жарко-жарко!», – словно призывая небесное светило выглянуть хоть ненадолго, согреть и украсить унылые осенние дни. Нехитрое это шаманство вызвало всеобщий восторг, и вот уже целая ватага скачущих малышей сгрудилась вокруг мальчишки, хором повторяя слова. Делали они это так беззаботно и весело, что Клара невольно залюбовалась увиденным: ей захотелось побежать к ним и вот так же, схватившись за руки, звать такое нужное в ее жизни солнце.

Вдруг одна из досок с треском надломилась и капканом вцепилась в ногу прыгуна, тот шлепнулся и громко заревел от испуга и от обиды.

– Ах вы, шпана безродная! – закричал проходивший мимо мужик. Он рывком поставил на ноги перепуганного мальчишку и крепко схватил его за ухо. Ребенок взвыл от боли и страха, стал упираться и бешено отбиваться от толстых и цепких пальцев-пиявок, оглашая улицу пронзительным воплем. Ребятня сбилась в кучу и испуганно взирала на ужасную расправу. Только худенькая девчушка, лет шести – семи, храбро накинулась сзади на злобного мужика и стала своими маленькими кулачками отчаянно колотить его по ноге, обутой в грубый сапог.

– Не трожь! Отпусти моего братика! Ты плохой дядька! Сейчас же отпусти!

– Замолкни, мелюзга! Сначала отведу его к отцу – пусть выпорет! – бешено ворочая покрасневшими глазами, не унимался верзила.

Видеть это было выше ее сил. Клара, не разбирая дороги, стремглав бросилась спасать детей и гневно накинулась на разъяренного мужика, который в своей потертой брезентовой робе и болотных сапогах возвышался над ребятишками словно великан-людоед.

– Прекратите! Как вам не стыдно! Немедленно отпустите ребенка! Ему же больно. Он и так напуган.

– Тоже мне, защитница. Получше следи за своим пацаном!

– Он не мой!

– Тогда и не лезь не в свое дело. Выпороть надо! – стараясь удержать извивающегося и отчаянно вырывающегося ребенка, огрызнулся мужик.

– Не смейте! Я сейчас милицию вызову! – Клара пыталась освободить испуганно кричащего мальчишку из лап обидчика, но тот, сплюнув, резко отодвинул ее свободной рукой. Девушка, поскользнувшись, опасно качнулась, но успела ухватиться за эту руку и, не раздумывая, вцепилась в нее зубами. Мужик от неожиданности взвыл, выпустил ухо ребенка и выдал отборный мат. Клара быстро схватила мгновенно смолкшего мальчугана в охапку и, не оглядываясь, побежала прочь. За ней, опасаясь свирепого дядьки, врассыпную бросились остальные. Разгневанный мужик после минутного замешательства рубанул кулаком воздух и, грязно ругаясь, зашагал по улице.

Добежав до ближайшей лавочки, девушка водрузила на нее пострадавшего. Отдышавшись от быстрого бега, она осмотрела ребенка и осторожно дотронулась до покрасневшего уха.

– Горячее! Досталось тебе! Болит?

– А как ты думаешь? – шмыгая носом и накрыв ухо ладошкой, чувствуя себя несправедливо обиженным, вопросом на вопрос ответил ребенок.

Лицо мальчишки, словно веснушками, было покрыто жирными грязными точками. Клара достала из кармана носовой платок и аккуратно утерла слезы и нос сначала брату, а потом и сестре.

– Бегите скорее домой. Совсем продрогли!

– Ты – храбрая! – заявила девчушка и, взяв брата за руку, потянула за собой.

– Ты тоже очень смелая! – польщенная детской похвалой заметила Клара. – Не испугалась того громилу, побежала спасать братика.

Успокоившийся ребенок решительно высвободился из рук сестрицы и, запрокинув голову, с любопытством уставился на свою спасительницу.

– И красивая! – смешно картавя, произнес он и деловито добавил: – А чё, не сказала, до свадьбы заживет?

Клара рассмеялась, восхитившись наивным бесстрашием мальчугана.

– Вот, возьми. Это тебе, – мальчишка вытащил из-за пазухи и важно протянул ей большую рогатку, жест, который среди местной детворы был формой высочайшего доверия и признания.

– Спасибо, мой хороший! – растрогалась Клара. – Только что я с ней буду делать?

– Другой раз подстрелишь того дурака.

– Думаю, тебе это больше пригодится, – и она возвратила бесценный подарок. – А у меня свое оружие. Видишь? – и для наглядности Клара оскалила зубы. Это произвело на малыша впечатление, он засмеялся и озорно, наверное, копируя своего отца, подмигнул красивой тётеньке, своей спасительнице.

– Ладно, мы пошли! – в конце концов, согласился он и позволил сестре увести себя домой. Она потащила его в сторону бараков:

– Всыпет тебе мамка.

– Больше не попадайтесь! – крикнула Клара вдогонку и помахала на прощание рукой. – Играйте лучше во дворе!

Возмущенная безжалостным поведением взрослого человека, она все еще не могла успокоиться: «Разве можно обижать детей? Им и так не сладко!»

Присев на лавочку и всматриваясь в фигурки удаляющихся ребятишек, бурно обсуждающих происшествие, Клара с грустью думала, что детство в Котласе так же, как и ее раннее казанское детство, проходит на улице.

Она уже знала, как нелегко живется в этом северном городишке. Здесь в основном ветхие бараки без удобств, тесные дворы, усталые лица родителей, загруженных тяжелой работой и в большинстве своем довольствующихся малорадостным бытом. Летом мужчины заготавливают дрова на зиму, в свободное от работы время делают мелкий ремонт домашней утвари: лудят, паяют, строгают, забивают, – а вечерами стучат в домино или перекидываются в картишки; женщины копаются в огородах, стирают белье прямо на улице, здесь же развешивают его на натянутые на столбах веревки, нередко, громко ругая, тащат на себе домой упирающихся пьяных мужей. Детишки, коих немало в семьях, не особо обласканы.

Унылые городские картины унесли память Клары в далекое прошлое.

Ее семья жила в центре Казани и занимала самую большую двухкомнатную квартиру на первом этаже.

Длинный сквозной коридор кое-где был заставлен ящиками и сундуками жильцов. По обе стороны располагались двери с выбитыми номерными табличками квартир. В конце коридора дверь без номера вела на огромную террасу. Раздолье для малышей: здесь они бегали, играли в куклы, катались на трехколесных велосипедах или сколоченных деревянных самокатах.

Среди жильцов дома были зубной врач, нотариус, инженер, продавец, столяр-краснодеревщик, телеграфист. В подвалах и полуподвалах тоже селились люди, в основном из обслуги, разнорабочие и приезжие из деревень. Почти все по-соседски общались, помогали друг другу – жили мирно.

Любимым местом отдыха жителей была просторная веранда. Взрослые сидели там после работы, обменивались новостями, старушки, как водится, греясь на солнышке, вязали, женщины делились рецептами блюд и советами, как лечить ребенка.

Во дворе находились дощатый туалет, мусорка, двухэтажные сараи и дровяники, колонка, столбы с бельевыми веревками. Разновозрастная детвора по большей части проводила время на улице. Самостоятельно научились играть в футбол, плавать, кататься на коньках и лыжах, запрыгивать на подножку трамвая; ребята постарше играли в ножички или уходили на Кабан, устраивали наперегонки заплывы на противоположный берег озера.

Только девочке Кларе не разрешалось играть с ребятишками…

 Медленно тянется нить воспоминаний, по щекам девушки текут слезы…

– Ты, маленькая дрянь, все бездельничаешь?! – глаза мачехи злобно сверкнули. – Навязались на мою голову! Содержи вас, корми…Ух, ненавижу, немчура проклятая, – почти прошипела она.

Пьяно пошатываясь и бормоча ругательства, Татьяна подтолкнула падчерицу к груде белья:

– Стирай! И живо! Вон вас сколько! – приказала хозяйским тоном.

Громко икнув, она, замахнулась, было, на стоящую перед ней девочку, но, опомнившись, опустила руку, неуклюже прислонилась к стене и через секунду вышла, хлопнув дверью.

Девочка, к которой были обращены эти безжалостные слова, инстинктивно съежилась, беззвучно глотая слезы, безропотно и спешно принялась за работу.

Она привычно наполнила корыто кипятком, таким же привычным жестом вытянула из бесформенно наваленной кучи грязного белья в ржавых пятнах майку и погрузила ее в горячую воду. Мокрый кусок хозяйственного мыла, выскользнув из маленьких ручонок, пролетел под табуретом и застрял в углу. Встав на коленки, она протянула руку, нащупала скользкий брусок, не удержала, выронила и, не поднимаясь, застыла в немом отчаянии. Кажется, что стирка никогда не закончится. Каждый день она стирала носки, майки, платки, рубашки, юбки, – на всю семью, на одиннадцать человек. А еще – кухонные полотенца.

Маленькая худышка, она так усердно терла белье, как будто хотела затереть его до дыр, а потом… выбросить.

Девочка взглянула на свои разъеденные содой руки. Появляющиеся волдыри быстро лопаются, пронзая резкой болью. Если подуть, становится легче, но ранки заживают долго. И хотя ей было всего девять лет, она уже столько перенесла, что выглядела в своем выцветшем фартуке маленькой усталой Золушкой, но спину старалась держать прямо – так учил отец.

«Ой, папочка, как же без тебя плохо. Где ты, родненький?».

Клара приложила ладони к раскрасневшемуся лицу, стараясь взять себя в руки и отогнать горестные видения. Остро ощущая боль маленькой девочки Клары, которая слишком рано потеряла родителей, которую бесцеремонно лишили детства и вышвырнули во взрослую жизнь, она судорожно всхлипнула. Череда прошедших лет не могла оставить у нее добрых чувств. Как ни старалась Клара забыть обиды детства, они лишь притуплялись, боль не уходила насовсем.

Слезы полились по щекам. Клара вытирала их холодной ладонью, но на их месте появлялись новые, и она нетерпеливо промокнула их платочком.

Наконец, ее мысли вернулись в настоящее и обратились к Саше: «Говорят, не познав горя, не испытаешь и радости. Горюшка я уже хлебнула. Теперь только ты, мой дорогой, и есть главная радость моей жизни, все остальное совершенно не важно».

Клара, вздохнув, медленно поднялась с лавки, смахнула с воротника пальто прилипший комочек грязи и, ускорив шаг, поспешила в мастерскую художника.

Грязь чавкала под ногами, будто хотела ее поглотить.

Глава одиннадцатая

Не смотря на суровые условия жизни, Котлас и котлашане отмечали все главные праздники страны. Вдоль улиц развевались кумачовые стяги, на фасады зданий вывешивались портреты великих вождей: Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Рабочие прикалывали на грудь алые банты, вчерашние солдаты надевали ордена. Из репродукторов по всему городу разносились революционные и патриотические песни. Ко дню Великого Октября в Котласе, как и во всей стране, снижались цены, люди получали квартиры, премии, почетные грамоты.

«Красный день календаря» встретили ударным трудом и демонстрацией трудящихся. У Саши было много работы. Он оформлял огромные транспаранты с метровыми буквами: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», «Да здравствует Великая Октябрьская социалистическая революция!», «Слава КПСС!», которыми украсили здание ДК и праздничную колонну работников культуры.

Клара и Вера готовили свое жилище к зиме. Печку уже приходилось топить часто, благо у Ольги Архиповны, квартирной хозяйки, была во дворе небольшая сараюшка, которую стараниями знакомых ребят с лесопилки удалось заполнить дровами. Теперь предстояло утеплить окна. Подруги подошли к вопросу основательно: набрали тряпиц и тщательно законопатили все щели в деревянных рамах, нарезали старый пододеяльник на узкие ленты и, промазывая их бруском мокрого хозяйственного мыла, проклеили стыки; в проемы между рамами поместили скрученные из ткани валики и обязательную тарелочку с солью – от лишней влаги. Клара пообещала себе непременно спросить у Саши, как он утеплился на зиму, и нужно ли помочь. Вдруг она поняла, что даже не знает точно, где он живет. Ходить в гости к парню девушке одной не принято – пойдут разговоры, а Вера уж точно ее не поддержит.

На календаре уже декабрь.

Заметив свежий снег на ветвях огромной разлапистой ели, Клара надела теплый свитер, на голову, заправив волосы внутрь, натянула шапочку и повязала шерстяной шарф, связанный и подаренный Верой. Распахнув дверь, она шагнула и оказалась в белом плену. Падающий сплошной стеной снег намел вчера, угрожая засыпать бараки, огромные сугробы. Неустойчивый ветер капризничал с самого утра: то как пират порывистым шквалом брал на абордаж крыши и сносил с них тяжелые снежные пласты, то как богатый сказочный купец будто монетами одаривал людей серебряной пылью так, что даже на ресницах пробирающихся по тропинкам прохожих блестели снежинки. По радио сообщили, что очередной фронт пурги ожидается сегодня во второй половине дня.

С трудом вытаскивая ноги из глубокого снега, стараясь сохранять равновесие, Клара не сразу одолела расстояние от своего дома до соседнего барака. Хотелось подольше насладиться бодрым морозным воздухом, но надо спешить, потому что Вере обещали одолжить новые сани, и их нужно забрать до обеда. Завтра собрались большой и дружной компанией кататься с горы.

Заводилой как обычно была Верочка: она приказала ребятам расчистить дорожки и подходы к горке, а девчатам велела запастись горячим чаем.

– Есть, товарищ командир! Нас, северян, снегопадом не запугать! – бойко отсалютовали парни из бригады каменщиков.

Наутро молодежь, прихватив большие сани с высокими бортами, с шутками-прибаутками отправилась на специально сооруженную для катания гору. С боку крутого склона были вырезаны снежные ступени, плотно утоптанные и потому удобные для подъема, а на самой вершине расчищена и утрамбована десятками ног ровная площадка. Среди местной молодежи бытовала давняя традиция: кататься здесь разрешалось только парами. Ребята усаживали своих избранниц перед собой, сами пристраивались за их спинами, натягивали через девичьи плечи прочную веревку, наматывая концы на кулак, и, оттолкнувшись, с гиканьем неслись по длинному склону вниз.

На этой чудесной горке парни и девчата знакомились, признавались в любви, тайно целовались, делали предложения. Горка-сваха предрекала счастливые свадьбы.

Общение с Кларой удивительным образом сказывалось на характере Саши. Незаметно для себя он менялся: стал более общительным, завел приятелей, откликался на разные мелкие просьбы, с удовольствием участвовал в дружеских компаниях и, что самое необычное и совершенно ему несвойственное, громко и искренне смеялся. Клара была на седьмом небе от счастья.

– Вашу руку, сударыня, – подмигивая, произнес Саша и помог Кларе устроиться на санях, сам, оттолкнувшись, ловко запрыгнул и уселся сзади. Пара неслась вниз, встречный ветер обдувал лица, покрывая их здоровым румянцем. Девчонки со всех упряжек, визгливо покрикивая, задорно махали друг другу руками в теплых варежках, а парни, уверенно лавируя, старались обогнать соседей по спуску.

Клара, как можно ближе прижалась к любимому, воображая, что выкрала его из замка Снежной королевы и мчится с ним в неведомую сказочную даль. Абсолютно неисправимой, ей мечталось услышать стук его оттаявшего сердца, наверняка, там прячется любовь.

Закончился стремительный спуск. Потом еще и еще, и еще. И вот уже пора домой.

По дороге Саше пришла озорная мысль: на открытом пространстве Клара представляла собой удобную цель – мягкий снежок шлепнулся ей в плечо.

– Ой! Что это? – обернувшись, она увидела в руках Саши новый снаряд. С хитрой улыбкой на лице и прицельным взглядом он походил на охотника. Клара, не задумываясь, включилась в веселый поединок: быстро скатала снежный ком и запустила им в Сашу, угодив прямо в грудь, и, подбоченясь, заливисто рассмеялась.

– У тебя меткая рука! – похвалил он, уворачиваясь от очередного попадания.

Наклонившись, Саша набрал полную пригоршню снега, слепил большой шар и снайперским броском поразил смеющуюся девушку. В него полетел ответный комок. Старательно петляя, как лиса по снегу, он, подбираясь к Кларе, промахнулся.

– Не попал! Промазал!

Не успела она оглянуться, как Саша схватил ее и повалил на снег.

– Так нечестно, – притворно отбиваясь, хохотала девушка.

– Нечестно? – он набрал побольше снега.

– Ой, ой, не надо! Ну…пожалуйста…– смех мешал ей говорить, она молотила его кулачками, стараясь освободиться из плена.

– Нет, надо! – пытался удержать ее Саша, но она ловко вывернулась из цепких рук и отбежала.

– Ну, все, теперь держись!

Азартная перестрелка не давала передышки. Клара, шумно подбадривая себя криком: «Огонь!», – не целясь, бросила в Сашу снежок, но не успела потянуться за следующим, как он запустил в нее целую очередь: два…три…четыре…– ни секунды не оставляя для ответного удара.

Клара прикрыла лицо руками.

– Сдаешься?

– Ни за что!

Бросившись вперед, Саша ухватил ее за подол пальто, повалил на землю и стал закидывать снегом.

– А теперь?

– Да, да, сдаюсь!

Он не выпустил ее, даже почувствовав, как бешено заколотилось сердце. Лицо парня почти касалось разрумянившихся щек девушки. Искушение оказалось слишком велико, и его губы завладели ее ртом.

– Как хорошо! – выдохнула Клара. Он ослабил объятия, она нехотя поднялась и принялась отряхивать снег с шапочки и пальто. – Давай пройдемся!

– Я голоден, устал и хочу домой, – скороговоркой ответил Саша, все еще чувствуя жар ее морозных губ.

Он опять испугался чувств. Саша уже и сам не понимал, чьих. Похоже, в его жизнь вернулось то, что он умудрился когда-то растерять. И этой находке он, кажется, не совсем рад.

Глава двенадцатая

В канун Нового года город утопал в бесконечных сугробах, но это не мешало предпраздничной суете.

Пробираясь сквозь снежные завалы, Саша вовремя поддержал Клару, не дав ей свалиться в снежный бархан и не столкнуться с милиционером, несущим елку, и, как бы размышляя вслух, предложил:

– Клара, почему бы нам не встретить Новый год как следует, с друзьями!

– Новый год? – оживилась она. – Было бы замечательно! Нарядим елку!

– Отлично! Так и сделаем!

Саша развил бурную деятельность: нашел в мастерской картонную коробку, сложил туда белую и цветную бумагу, несколько надувных шариков, кусочки фольги, сосновые шишки; смастерил крестовину для елки. За неделю до праздника занес все в дом подруг. Поставил на стол коробку с материалами для рукоделия и объявил, что завтра принесет елку.

Вера категорически не принимала его. Саша тоже не жаловал, как он считал, слишком самоуверенную и наглую девицу. Клара буквально разрывалась между самыми дорогими людьми, и это была проблема, которую кому-то из них стоило решить незамедлительно.

Саша ввалился к подругам в распахнутом полушубке с небольшой пушистой елкой в руках, заполнив комнату собой и смолянистым таежным духом. Он на пороге по-хозяйски сбил снег с сапог, повесил шапку и теплый полушубок на вешалку. Следом за ним прибежали краснощекие Соня и Ариша, веником прошлись по запорошенным валенкам и впорхнули в комнату. Их веселый гомон эхом прокатился по углам, переполняя пространство радостным предвкушением предстоящей работы.

Саша небрежно сдвинул в сторону два стула и сразу принялся устанавливать елку на приготовленное основание. Девчонки устроились за столом и начали мастерить елочные украшения: оборачивали серебряной и золотой фольгой шишки, вырезали из белой бумаги снежинки, из нарезанных цветных полосок склеивали колечки и собирали гирлянду. Выходило очень красиво.

Шумные, говорливые, всегда готовые посмеяться, девчата болтали и добродушно подшучивали друг над другом. Особенно вызывали раскаты хохота воспоминания об их школьных шалостях и выходках и всякие курьезные случаи. Саша нашел совместные посиделки весьма нескучным делом и тоже включился в забавное девичье балагурство. Он начал рассказывать, как Клара, в первый раз попав в мастерскую художника, уронила коробку и засыпала пол сухими белилами. Девчонки ахнули.

– Если б ты тогда не выглядела такой милашкой, я бы сказал, что ты в мастерской, точно слон в посудной лавке. – В его глазах плясали насмешливые чертики.

– А я бы не растерялась, – поддержала шутливый тон Клара, – и сделала бы вот так! – Уперев локоть на согнутую руку, кивая ладонью, смешно изобразила слона: – Вот с таким хоботом! – Девчата поддержали ее дружным смехом.

– Эй, слонята, думайте, как праздник будем отмечать! – перекрывая хохот, вмешалась Вера.

Соседки наперебой начали предлагать свои варианты.

Саша, надувая воздушные шарики, старался запомнить их имена – все-таки будут вместе встречать Новый год.

Казалось, что подружки полностью им соответствуют: румяная, русоволосая Соня с круглым личиком и такими же распахнутыми глазами своими пухлыми губками растягивала слова так, словно сахарный сироп стекает с ложки. Маленькая бойкая Аришка, остроносая, с живыми синими глазами и волосами, убранными в хвост, была похожа на быструю аквариумную рыбку и, казалось, умудрялась сразу быть всюду и нигде одновременно. Вместе девчонки составляли, как отметил Саша, весьма колоритное зрелище.

В печке щелкали и уютно потрескивали дрова. Языки пламени распространяли жар и запах сосны.

– По-моему, надо подкинуть еще. Клара, где у вас дрова?

Клара с зажатой в зубах ниткой, на которую только что привязывала очередную шишку, махнула рукой в сторону двери:

– Там, в коридоре, в большом ящике.

Саша принес целую охапку. Открыв топку, кочергой разворошил тлеющие угли, отчего те заиграли янтарными сполохами, и подбросил в очаг новые поленья.

– Как здорово смотреть на живой огонь, – воскликнула Ариша, не в силах оторваться от разгорающегося в печи пламени. – Он будто танцует на дровах и огненным каблуком отбивает фламенко…

– Да-аа, и такое ласковое тепло, – в своем духе поддержала ее Соня, – убаюкивает и мурлычет как рыжий кот, а языки огня – его пушистый хвост.

Подруги уставились на Клару, призывая ее продолжить тему. Девушка призадумалась, представляя, что значит огонь для нее, и тут же увидела руки: большие и сильные, они протягивали ей мерцающий огонек, словно назначая ее, Клару, главной хранительницей, которая должна разжечь, беречь и поддерживать этот…

– Семейный очаг! – вслух закончила она, все еще находясь во власти сказочного видения.

– Смотрите, не обожгитесь, девочки! Займитесь-ка лучше делом, скоро будем пить чай, – громко бросила Вера, хлопотавшая все это время на кухне, не желая находиться в одной компании с Сашкой. Ее приводили в замешательство столь разительные перемены в поведении ни капельки не симпатичного ей парня.

«Что-то здесь не так. Законченный эгоист и бука, вдруг стал таким общительным и дружелюбным. Не верю я ему, но как ни крути, Ларочка рядом с ним просто порхает, того гляди, и мои сомнения развеются».

Словно в подтверждение ее мыслей легкие ладошки-бабочки накрыли глаза.

– Угадай, кто?

– Барышня в пальто, – недовольная такой беспечностью, буркнула Вера. Но Клара даже не услышала ее ворчания, обвив подругу за талию, она прижалась к ней и быстро-быстро зашептала:

– Верочка, ты у меня самая лучшая, правда-правда, и Сашка самый лучший. Ты ведь заметила, скажи, заметила, какой он стал хороший, никакой не индюк напыщенный. – Голосок предательски дрогнул и перешел на заискивающий: – Ты только мне пообещай, что вы поладите, ради меня пообещай.

– Посмотрим, – только и нашла, что ответить на горячую просьбу Вера.

Клара еще крепче обняла лучшую подругу, будто и этого простого слова было достаточно для полного счастья.

– Ну, ну, не подлизывайся, – смягчилась та, – лучше помоги, доставай чашки. – И через минуту по комнате поплыл масляный аромат горячих блинов.

Вся компания дружно пила чай с вареньем, то и дело подкладывая блинчики на тарелки друг друга.

– Блины – моя слабость. Хочешь, в мед макай, хочешь – в сметану.

– А мама любила с икрой. Даже слюнки текут…

За столом много шутили и много смеялись.

Саша буквально заразился веселым настроением подруг, поэтому, с удовольствием налегая на угощение, довольно раскованно и бесшабашно парировал кокетливые колкости и игривые поддразнивания девчонок. Как единственному мужчине в языкастой женской компании, ему пришлось держать оборону за всех парней. Он запросто включался в разговор, все больше удивляя Веру: «Кажется, истукан оживает, да и Клара сегодня необычно разговорчивая».

Саша настолько расслабился в этой по-домашнему теплой обстановке, что поздно заметил сверлящий взгляд Веры, которая, подперев рукой подбородок, откровенно его изучала. В этот момент он вдруг почувствовал себя лишним: «Как заноза в указательном пальце», – промелькнуло в голове. Нестерпимо захотелось закурить.

– Мне пора, – заявил Саша.

Задерживать его не стали. Клара пошла проводить. На пороге он на прощание обнял ее:

– Какая ты сегодня…– В распахнутых глазах было столько обожания, что Саша запнулся. – Пока! – поспешно отстранился от девушки и вышел на мороз.

Вьюга сквозняком швырнула в лицо Клары пригоршню колючего снега, заставив немедленно закрыть дверь. Прежде, чем вернуться в комнату, она провела рукой по щеке. Она не плачет – это просто тают снежинки…