Исток бесчеловечности
TekstСам вид её способен был напугать или вызвать недоумение.
Все женщины тратили немалую часть личной магии, чтобы выглядеть моложе. Для большинства такое поведение было чуть ли не инстинктивным – кроме лесных ведьм, убеждённых сторонниц «натуральной красоты», усатых леди с бородавками на носу. Таким образом, шутка о трёх возрастах женщины («девушка – молодая женщина – бабушка умерла») описывала почтенную многовековую традицию. Так сказал бы Штиллер, объясняя, почему ему стало неуютно при виде бабушки Алисии. Он сразу подумал: «На что растратила своё могущество ведьма, если у неё не осталось даже на прямую спину и ясный взгляд?»
– Бабушка! Это я, Алиска.
– Хорошо, – спокойно ответила старуха. – Ты – маленькая Алиска. С друзьями твоего отца. Погодите, открою дверь. А вы мне пока воды из колодца наберите, вёдра у крыльца стоят.
Окно захлопнулось. Из-под крыльца показали ушки четыре ведра.
– В колодец долго-то не смотрите… – донеслось едва слышно, – утянет…
– Спасибо! – крикнул Минц и буркнул угрюмо: – Думал: предупредит или нет?
Он осторожно, оценивая опасность, подошёл к колодцу и сдвинул крышку в сторону.
Вода плескалась на глубине трёх-четырёх локтей. Жердь-стрела журавля заскрипела жалобно, протяжно. Наёмник быстро перелил воду в старухино ведро и снова потянул цепь вниз, не заглядывая в воду. Рен подставлял вёдра, чтобы дело шло быстрее. Только на мгновение он не выдержал, заглянул внутрь – и его взгляд встретился с чужим. Казалось, сама вода смотрит на него из колодца, а солнышко плещется в ней маленьким ненавидящим зрачком. Но день был облачным и клонился к закату…
Минц ловко снял с края деревянного сруба последнее ведро, перелил, задвинул крышку и только тут перевёл дыхание. Бретта и Алисия подхватили по ведру. Они осторожно, стараясь не расплескать, внесли воду в дом. Старуха посторонилась, пропуская внутрь, зажгла светильники, махнула рукой: проходите, не заблудитесь. А сама сразу ушла.
– Где дедушка? Он здоров? – крикнула вслед Алисия, но ответа не получила. Компания молча прошагала по неосвещённому коридору в гостиную. Дом пришёл в полное запустение. Похоже, даже шушуны оставили его. В гостиной оказалось светло, тепло, но странно. Повсюду свисала паутина, кое-какие ставни держались на одном гвозде. Широкий стол был завален кусками дерева, стружкой, опилками, среди них прятались столярные инструменты, обрывки верёвок, кусочки дублёной кожи, пятна олова, поблёскивающие камушки. Один конец стола был освобождён от хаоса. Там на прожжённом в нескольких местах полотенце стоял кувшин молока среди хлебных крошек.
За столом сидел старик – высокий, широкоплечий, бородатый, одетый по-оомекски в длинную рубаху по самое «больше некуда» – и вытачивал из деревяшки то ли небольшую тарелку на ножках, то ли маску без прорезей для глаз.
– Дедушка!
– Алиска приехала, – удивился старик. – Настоящая.
– Они все четверо настоящие, – доложила старуха с порога комнаты. В руках у неё был горшок с чем-то горячим. – Я проверила. Болотные твари хотят не хотят – сразу в колодец сигают, – объяснила она доверительным шёпотом, и вдруг объявила громко: – Ужин! – Бретта и Рен аж подпрыгнули. И не только они. Вся утварь, весь бедлам на столе подскочил под тёмный потолок – да так там и остался висеть. Минц присвистнул с уважением.
– Долго ведь не продержится? – осторожно спросила Бретта.
– А нам долго и не надо, – довольный произведённым впечатлением, ответил дед. – Работы много, через неделю явятся гномы из Еремайе, а у меня половина амулетов не готова. – Так что за дело! – и он раздал каждому по ложке.
Ели по очереди из горшка какую-то сытную овощную мешанину. Рен этот оомекский обычай знал, а потому и не удивился. А вот Алисия такие нюансы предпочла не запоминать, выловила ложку-другую сбоку и объявила, что сыта. В заключение полагался сладкий травяной чай из гигантских кружек, их пришлось брать на колени: на стол со звоном и стуком уже опускались амулетные заготовки.
– Рассказывайте, чего притихли! – потребовал дед тоном королевского гвардейца, поймавшего на базаре торговца иллюзорной рыбой.
И ему выложили всю историю о сделке зятя. Старик долго читал договор через толстое прозрачное хрустальное яйцо. Затем, строго взглянув на Минца, сидящего напротив, спросил об их намерениях. Тот ответил: собрались с утра на болота. Поговорить. Откупиться. Пригрозить…
Дед хмыкнул:
– Ага-ага. И как вы на болото попадёте?
Этого вопроса никто не ожидал.
– Э-э-э, вы об опасностях, связанных с переходом через трясину? – уточнил Штиллер.
– Нет, я о том, каким образом вы туда попасть-то задумали?
Выяснилось: уже некоторое время топи для путешественников недоступны. Самая гиблая, зловещая территория за Оомеком однажды спряталась, удалилась в легенды и страшные сказки. Знакомые тропинки незаметно сворачивали к чужим колодцам. Где прежде проезжали целые неверские телеги, вырос кустарник с ядовитыми цветами и такими же манерами. Болота никуда не делись: останки башни в их тёмном сердце хорошо видны были с любого холма. Просто подойти к ним поближе стало невозможно.
Что, по сути, совсем неплохо, заметил дед. Меньше трупов и пропавших без вести. Подоомекская область с её родниками и ягодными оврагами становится привлекательной для гостей. Доставка воды упростилась. По окрестностям водят группы «охотников». Поймать им, правда, удаётся разве что лягушек-алмазниц. Да стадо бугоев разглядеть вдали, если повезёт. Но приезжие, особенно столичные и ночеградцы, всё равно остаются довольны.
Если гости не верят, могут поутру отправиться на болота. Внучку же старики задумали свозить к тётке, живущей по соседству.
– Нет, я с остальными пойду, – нерешительно возразила Алисия.
– А сходи, деточка! – ласково согласилась бабушка и подмигнула мужу. – Погуляйте кругом, цветочков соберите…
Минц фыркнул.
– А если выйду к болотам? – язвительно спросил он.
Старики помолчали, не поднимая глаз. Очевидно, тайный ход к трясине был им известен. Однако делиться секретами дед с бабушкой и не думали.
– А если… Нет, Маруш, не говори, кто его знает? Вдруг? Тогда будь начеку! Легко ходи, будто чтоб спящих в трясине деток не разбудить, – страшно сказал дед. – Наступил – сразу вторую ногу вслед тяни, как зимой по льду. На топком месте не стой, не то увязнешь, устанешь. Деревьев, кустов, кочек держись, зелёнь-мох на воде обходи. Палкой тропинку перед собой пробуй. А идёшь – держи палку поперёк, – старик показал, сжав пальцы в кулаки перед грудью. – Провалишься – удержит, по ней и выберешься. Знай кати, вперёд перебрасывай, за кусты цепляй. Ноги увязли – не бейся, не ори, не топочи без толку, ещё вернее в трясину уйдёшь. А лучше упади на колени али даже плашмя в грязь – и змеёю назад ползи, туда, где ещё на крепком стоял. Что я забыл, Маруш?
– Дорогу отмечай, чтоб назад воротиться, – пожала плечами бабка. Похоже, она совершенно не верила, что советы пригодятся. – Гурьбой не толпитесь, разойдитесь шагов на десять друг от друга, след в след за первым ступайте…
– Но не там, где под ногой трясина рвётся, дрожит, – поправил старик. – Есть верёвка у вас? Если нет, дам: первого обвяжете, чтобы вытащить. Если что.
– Под водой много старых гнилушек, ноги себе о них переломаете! – вспомнила старуха. – Сумки несите так, чтоб их легко сбросить было. Вот и всё. Спать пора. Я вам в большой гостевой спальне постелила. Выспитесь, а поутру и болото ваше, небось, найдётся.
5.
Штиллер ещё успел подумать, что прошлой ночью чуток подремал в поезде, а до того не спал, обморок не считается, – и сразу задремал. Минц тоже дисциплинированно занялся просмотром сновидений, как и подобает буролесцу перед охотой. Бретта и Алисия проболтали далеко заполночь, выяснив, что по невероятному совпадению родились в один день. Алисия, зевая, объявила, что Рен – совсем как братишка, а Минц вполне ничего. Бретта – что наоборот. Обе сошлись на том, что в слухах о скорой свадьбе Короля с принцессой-вампиркой из Города Ночь правды ни на полшушуна. У ночеградки такой дикий, нелепый смех!
Пытаясь имитировать странное принцессино хихиканье, они тихонько хрипели, кудахтали, повизгивали почти до самого рассвета. Когда их разбудила бабушка, у обеих подружек от смеха побаливало горло. Сырость тоже была тому виной.
Напились молока. Неподалёку, рассказали старики, бил молочный источник. Дед попросил гнома, чтобы тот со следующего раза доставлял две дополнительные фляги. Внуки из столицы гостят. Может, и до весны.
Услышав про «до весны», Минц озабоченно подскочил и предложил немедленно отправиться в путь. Они пошли по ориентирам, ещё вчера замеченным с холма. Бродили весь день, но к болотам так и не вышли. И завтра тоже.
На третий день Минц заставил команду влезть на крышу дома гостеприимных стариков. Буролесец всматривался в даль, монотонно ругаясь на трёх языках, включая троллий. Болото предстало вдали, как на ладони. Кривые сосенки, узкие озерца, яркие пятна мхов и древние полузатонувшие камни. Там, где начинались смертоносные топи, четверо заметили сломанное дерево, старую дуплистую ветлу.
Приятели бродили целый день, нашли три похожих дерева. За каждым почва некоторое время казалась топкой. Под ногой с чавканьем расступались небольшие лужицы, кузнечики прыскали в траву, мошкара донимала не по-осеннему. Вдруг из-за куста или камня показывался колодезный журавль и крыша дома стариков-амулетников.
За дни бессмысленных блужданий команды дед расправился с беспорядком на столе, собрал два внушительных сундука оберегов.
Штиллер починил в доме все замки и двери, а также ставни на окнах. Минц cдружился с соседскими псами и сколотил новые перила на второй этаж. Ему постепенно удалось побороть свою смешную привычку «разговаривать руками»: в доме стариков всё было очень хрупким, и наёмник едва успевал чинить то, что сам уронил.
Алисия и Бретта победили паутину и плесень, разнообразили меню столичной кухней, дважды простудились и вылечились. Несколько раз они вчетвером прогулялись до города и притащили целый котёл оомекского мороженого. И всё равно на душе у каждого становилось тоскливее с каждым днём. Может, из-за чудовища, скитающегося неподалёку. Присутствие твари ощущалось, будто вой запертого в подвале пса. Друзья старались не говорить о ней, не оглядывались, когда чувствовали, что тащится следом. Казалось, они никак не очнутся от странного кошмара.
Пытались, конечно, использовать мелочь поганую как проводницу. Но создание висело в воздухе на расстоянии шагов десяти от Алисии, отодвигаясь, если его пытались схватить, и сразу возвращаясь на место, как только о нём забывали. Бретта предполагала, что Хозяин приказал монстру явиться с дочкой Прово без спутников. Минц считал, что тварь забыла дорогу. Штиллер опасался, что чудовище ждёт момента, когда они по-настоящему отчаются.
По вечерам старики и их внучка охотно рассказывали гостям страшные сказки. Про мори, пняжей и кочников – беспощадную болотную нечисть, одинаково жадную до крепко просоленной собственными слезами человечины. Про злоглаза-наоборотца, то ли призрака, то ли оголодавшего оомеча, прячущегося в стоячей воде. Чего у людей два, убеждали оомекские предания, то у наоборотца одно. Тощий сгорбленный старик, скачущий по болотам на одной ноге, приводил заблудившихся к жилью… или в опаснейшую топь. Загляни ему в глаз – и, сам не зная как, попадёшь в его мокрый, тёмный дом под упавшим деревом в самой трясине. Говорили и про огромных диких бугоев, населяющих оставленные деревни. Сколько у твари ног и какой они формы – неизвестно, у скользящего по топям бугоя доводилось увидеть только рогатую башку и широкие мохнатые плечи. Бретте больше всего понравилась сказка «Бугой, который хотел видеть Короля». Как грязное болотное чудище отправилось в столицу, не позволив себя остановить ни охотникам, ни Гвардии. Дошло до замка на Треугольной Площади, поглядело на Короля – и удалилось к себе в болото. Ноги монстра и на суше разглядеть не вышло, столько мха и тины налипло на его пузо! Некоторые гвардейцы клялись, что бугой носил юбочку.
Старики поведали и про ядовитый белый цветок – «Корону бледной девы». Под ним совсем близко проклятый клад лежит. Но не достать его ни багром, ни черпаком, клад всё глубже в чёрный ил уходит. Если знаешь, как заставить деву бледную одарить гостя, то можно добыть сокровище. А ночной порой явится к смельчаку болотная тень, и найдут поутру в его постели только чёрный ил и мёртвый мох. Со временем сказки стали казаться довольно однообразными, и Штиллер отыграл у Минца с Бреттой два десятка плотвичек, безошибочно предсказывая, чем закончится история, уже после первых слов рассказчика.
Дед изготовил для Штиллера дудку, изгоняющую незваных гостей из пустых домов. Играть на ней ключник не умел. Каждый обзавёлся оберегом от змей, хотя ещё ни одной не встречал. Бретта бабушкиной метлой с удовольствием гоняла «ненастоящих» – пришельцев из трясины, имитирующих оомечей.
Алисия трижды навестила тётку. В последний раз та настолько обеспокоилась моральным состоянием племяшки, что дала ей редкой «весёлой водицы» на дорожку. Дегустировали вшестером: хватило ненадолго, да и голова поутру гудела, будто изнутри по черепу гонял троллий поезд в натуральную величину.
Штиллер во второй раз перечитывал «Общую теорию болота», разыскивая намёк на решение их странной проблемы. К сожалению, написано было задолго до того, как болота «спрятали».
Книга содержала несколько поразительных фактов.
– Знаете, болото засасывает только живых существ! – объявил ключник за ужином. Ему не поверили. Пришлось объяснять.
– Болотная вода – особенная субстанция. Смесь. Или взвесь?.. – он перевернул пару страниц, но не нашёл. – Не суть! В воде всё тонет, в смысле, опускается вниз, пока не установится равновесие. И висит вещь, как шушун в янтаре. Или на дне лежит, смотря по тому, плотная ли, тяжёлая ли. А болотная жижа… во! Жижа – правильное слово!.. Засасывает то, что движется.
– А если совсем замереть?
– Не сможешь. Дышать будешь. На помощь звать. Высунешь руку – и так сам себя подтолкнешь в глубину. Оттого у палки или бревна больше шансов остаться на плаву. Болотная жижа под ней будет вести себя, как твёрдая поверхность. Не тонет же колбаса в хлебе! Не то получился бы довольно подозрительный бутерброд.
– Сказки какие-то, – Алисия попыталась отобрать у Штиллера книгу.
– Погоди, дорасскажу. Становится ясно, почему не получается лежать на болоте, если устал, как рыбак, которому подводная нечисть утопила лодку. Кроме того, жижа – штука вязкая, липкая, все попытки вырваться, оттолкнуться запихивают жертву глубже в топь. Получается, утопающий сражается на стороне врага. Против самого себя.
– По-простому, по-людски: болото голодное до живой плоти, – подвёл итог дед.
– Für einen Leichnam bin ich nicht zuhaus… Котам нужна живая мышь, их мёртвою не соблазнишь, – пробормотал Штиллер.
– Ух ты, старомирский язык! Тебе бы в Университете Лиода лекции читать, Штиллер! – насмешливо, но не без уважения заметила Бретта. – Славное местечко было, этот Университет, говорят. Сожгли его, Рен, ещё до нашего рождения. Сейчас там довольно уныло, на пепелище, но Король обещал Лиод заново отстроить. Может, ещё увидим тебя за кафедрой.
– Разве что в кладовой, если там старый ключ заклинит, – смутился Штиллер.
Одним ничем не выдающимся утром снова пошёл дождь. Мелочь поганая моталась на крыльце, заглядывала в окна. У неё то и дело отрастали три-четыре небольшие ножки, но ветер налетал, и существо снова висело над порогом. «Голова» его, отдельная от «тела», внимательно следила за происходящем в доме. Наконец бабушка, кутаясь в зимний плащ на медвервольфовом меху, вышла за порог и прогнала тварь лопатой в колодец.
Тут Штиллер вскочил, чуть не опрокинув чашку с молоком. Все обернулась к нему, кто с интересом, кто с укоризной.
– Всё! – заорал счастливо ключник. – Я понял! Как нам попасть на болота!
– Чтоб тебя! – буркнул дед. – Я думал, хоть до весны задержитесь.
– Нет! – улыбаясь, будто уже одержал победу, заявил Рен. – Мне до первого снега в столицу вернуться нужно.
– Говори, – попросила Бретта, в нетерпении перебирая лезвия своих ножей.
– Колодец! – произнёс Штиллер, подняв палец.
Минц хлопнул себя по лбу, плюнул, покивал и лишь затем отправился искать свою берёзовую палку-рогатину. Алисия не произнесла ни слова, только подошла к бабушке и обняла за плечи. Рен перестал ухмыляться и поглядел на стариков виновато: ясно, что развитие событий их не радовало. Однако… сгнил зуб – пора драть! Приятного мало, но выжидать и маяться гораздо глупее, думал Штиллер.
– Эй! – Бретта подёргала его за рукав. Он обернулся. Наёмница выглядела очень смущённой. – Что – «колодец»? Колодец-то при чём?
Ключник объяснил:
– Заглядывать подолгу нельзя, утянет. Все болотные твари в колодец уходят, хотят этого или нет. Куда же они деваются?
– Ага-а… – драматично шмыгая носом, согласилась девушка. И тут глаза её расширились: – Стой, стой, ты, никак, нырнуть собрался?
– Да и тебе придётся, – Штиллер похлопал Бретту по её курточке из пёстрых лоскутков. – Глаз наоборотца, про который Алисия нам рассказывала, – наша единственная надежда попасть на болота.
– В тёмный дом под гнилую корягу?
– Как получится.
– А обратно?
Штиллер не ответил. Судя по тому, что «болотцы» то и дело проникали во внешний мир, запрет был односторонним. В благородство мотивов чародея, наложившего такие чары, верилось с трудом.
Приятели обступили колодец, мечтая об одном: чтоб догадка Рена не подвела. Перед тем они получили недовольное благословение стариков и совет «вернуться с малышкой, а не то!..»
Крышку сдвинули, подождали в тишине.
– Вот он, – прошептала Бретта.
6.
Они столкнулись в тесной грязной яме и, отплёвываясь, отряхиваясь, подпихивая друг друга, выбрались по корням и свисающим веткам наружу. Наоборотец на всех сразу напасть, видимо, не решался. Он сидел на коряге, бесформенный, облепленный многослойной грязью, зыркал мокрым глазом и скалил зубы. Штиллер вылез последним, огляделся и покачал головой, никаких слов не находя.
Кругом, куда ни глянь, простиралось болото, заросшее высокой бурой травой, журчащее ручьями. За спиной в сотне шагов чернела поломанная ветла. А вдали среди зелёни, под скудным осенним солнышком лежали останки крепости, как пенёк выбитого тролльего зуба. То ли опустевшее святилище это было, то ли фундамент разрушенного с воздуха строения. С применением требушета, а может, драконьего огня. Посёлок отсюда, наоборот, был совершенно не виден. Замечательно!
– Предлагаю держать путь на развалину, как и планировали с самого начала, – хриплым, будто давно не использованным голосом произнёс Штиллер. Он снял со спины верёвку, молча обвязался ею вокруг живота на манер столичного кота-телепата, а другой конец верёвки протянул Бретте. Никто не возражал и с момента перемещения вообще не произнёс ни слова.
Ключник пошёл вперёд, проверяя путь жердью. За ним Бретта, Алисия. Замыкал шествие Минц. Наоборотец провожал их взглядом, рядом замерла мелочь поганая. Она стала намного тоньше, прозрачнее и вскоре могла прекратить быть.
Прилива бодрости мысль не принесла. Наёмники и Алисия шагали всё дальше, вязли и вытаскивали друг друга. Вскоре выработали «лёгкий шаг», хватались за колючки, как за новообретённую родню, скакали по кочкам, обходили замшелые лужи. Несколько раз Штиллер уходил в трясину по колено, валился плашмя или соскальзывал с коряги. И тут же снова вставал, перемазанный, но спокойный. Приятели шли следом, волей-неволей повторяя фигуры его танца. Даже Минц никак не комментировал. Буролесец быстро устал, хуже всех освоил «лёгкий шаг», часто отставал, «чтобы осмотреться», а на самом деле, чтобы повисеть на пне, перевести дух. Алисия и Бретта терпеливо ждали, стоя на кочке, держась друг за друга. Они самостоятельно выяснили, что мостик из двух параллельно лежащих палок позволяет лучше ползти дальше. Часто непроходимые зелёные озерца перекрывали им путь. Приходилось идти в обход, стараясь не упустить цель из виду.
Руины медленно приближались. Ближе к закату приятели остановились, ещё раз напились воды. У Бретты было ещё достаточно сил, чтобы шутить над чудовищно измазанными физиономиями спутников. Минц мог только швырять комками грязи в ленивых жаб. Алмазницы, окружая чужаков, пучились огромными хитрыми глазищами – прямо как таможенники на незнакомые лодки в столичном порту. Алисия выглядела бодрой и готовой идти всю ночь без передышки, но помалкивала, не поддерживая беседы об отлетевших подмётках и червяках в карманах. Нанимательница напряжённо что-то обдумывала. Может быть, подбирала какие-то слова, чтобы сказать их отцу. Как его там? Марк Нойн. По прозвищу Прово.
«Моего отца называли Арвид-ключник. А потом – Арвид, безумный ключник. После того, как он попытался прямо у себя в мастерской открыть дверь на Остров». Штиллер тряхнул головой и выкинул оттуда посторонние мысли.
Последним, отнимающим силы маршем приятели выбрались на осклизлый ледяной камень развалины. Под полуобвалившейся аркой беззвучно раскачивался ржавый колокол.
И тут всё пошло очень быстро. Из воды выкинулись длинные упругие лапы. Схватили сразу троих. Бретта отскочила прочь, но верёвка, которой она обвязалась, остановила, повалила ничком. Тут и её схватило, повлекло в тёмную топь.
«Я жив! Под водой! – подумал Штиллер, когда к нему вернулась способность соображать и видеть. – Роскошно. Может, я ещё и сапоги тачать умею, просто не пробовал?»
– Еда в дом! – проскрипело гигантское насекомое напротив. – Мне бы хватило одной дочки Прово, но приятно заполучить троих, конечно.
«Троих?!»
Штиллер испуганно оглянулся: нет, их было всё ещё четверо. Минц сидел прямо в тине и торфе, гадливо рассматривал нависающее над ним слизистое брюхо членистоногого. Бретта лежала на боку, её только что вырвало. Рен помог ей отвязать верёвку и сам аккуратно вылез из петли, стараясь не делать резких движений. Он помнил, как быстр Владыка Топей. Алисия самостоятельно поднялась на дрожащие ноги, опираясь на палку, которую ей каким-то образом удалось не выпустить из рук.
– Почему… троих? – прохрипела Бретта, сплюнув розовым. Даже в таком состоянии её не оставила потребность спорить.
– Трое из вас – Финн Биццаро. Один – нет, – любезно пояснил монстр. – Финна Биццаро я буду жрать, неважно, какую часть. А ты, – таракан скосил глаз на буролесца, – проваливай.
– Неправда! – дурным голосом заорала Бретта. – Никакого финнбиццаро не знаю, не слыхала о таких! – в руке у наёмницы возник ножик, которым в столице разделывают большую рыбу.
– Когда мне проваливать, я сам буду решать, – очень холодно объявил Минц и стал обходить ногу чудища, одновременно подавая приятелям загадочные знаки. Бретта его, впрочем, сразу поняла. Штиллер надеялся, что она возьмёт в расчёт вязкость, если соберётся метать ножи. К тому же насекомые такого типа обладали крепчайшим панцирем.
– Сколько шума… – невнятно произнёс таракан.
Он щёлкнул челюстями, и Минца схватили уже в прыжке, и Бретту, подкрадывающуюся снизу, со стороны мягкого брюшка, тоже. Цепкие маленькие ручки вцепились в них, Бретта визжала и отбивалась, потому что не переносила шушунов. А ведь это были именно они, крошечные тварюшки с надутыми щеками, где хранился воздух. Некоторых удалось отправить в нокаут, и они медленно улеглись ей под ноги, колыхаясь и выпуская пузыри. Другие обездвижили Бретту. Самый вредный шушун подплыл к её лицу, вывалил язык, словно его тщедушное тельце было мало для такого внушительного органа, и от души дёрнул наёмницу за нос. Та притихла с выражением отчаянья на перемазанном лице.
– Ваше… лордство, – раздался встревоженный голос Штиллера. – Алисия признаёт договор, подписанный отцом, иначе бы её здесь не было.
Морда насекомого оказалась прямо напротив младшей Нойн и ключника: те не пытались атаковать гигантское насекомое, поэтому их не схватили. Ключник говорил медленно и чётко, неуверенный, что враг его понимает.
– Согласитесь, Прово должен был себя назначить вашим рабом на вечные времена. Но раз уж ему позволено откупиться дочкой, значит, и девочке полагается шанс на спасение. Еды в болоте хватает. Куском больше – куском меньше… Могу ли я предложить нечто сравнимое по пищевой ценности?
– П-пха… – вырвалось изо рта существа, звук лёгкого насмешливого сомнения. Таракан отодвинулся. Грязь заколыхалась, шушуны ещё крепче вцепились в Бретту с Минцем, оставляя царапины. Штиллер забеспокоился, что запах крови приведёт монстра в бешенство. Алисия молчала. Рен глянул ей в лицо и понял: девушка совершенно парализована страхом и уже не слышит, о чём идёт речь.
– Я где-то читал, – предложил он, – что три загадки или сложных поручения могли бы…
– Одно, – прервал монстр и картинно, по-людски опустил нижнюю челюсть, позволяя полюбоваться его трёхстворчатой пастью. На обездвиженного наёмника оттуда закапал какой-то мерзкий белый секрет. Минц зажмурился. – Одного поручения вполне хватит, Финн. Если не справишься, я тебя съем. Думаю, за это мне вручат королевскую медаль или всю оомекскую область пожалуют.
– А как вы заметили, что я Финн, как его… Биццаро? – осторожно спросил ключник. Он наслаждался ни с чем не сравнимым ощущением стоящего под петлёй при известии, что казнь откладывается. – В смысле, разве бросается в глаза?
– Если присмотреться, заметно, – промямлил таракан, словно у него во рту была каша. – Ты же не дышишь. Не обращал внимания?
Нет, не обращал. Товарищи покосились с ужасом. Действительно, провалившись в трясину и не двигаясь, Рен сразу оказывался лежащим на поверхности. Ерунда, не может быть! Штиллер несколько раз вдохнул и выдохнул содержимое воздушного пузыря, наколдованного болотником. Видимо, не любителем жрать падаль. Таракан наблюдал, потирая усики.
– Испугался? Ха-а. Ты не покойник, дышать можешь. Но не должен, в отличие от нас. Так что бы поручить такого особенного? Не в Оомек же вас за мороженым посылать…
– А остальные? Тоже не дышат? – голос Штиллера дал петуха.
Владыка Болот поглядел с упрёком, но беззлобно. Проблема гостя его забавляла.
– У остальных своё. Не отвлекайся. Ещё раз помешаешь – передумаю!
Вдруг морду чудовища перекосило от попытки выразить нелюдской мимикой чисто человеческое злорадство.
– Придумал, – объявил болотник. – Я ещё Прово поручал. Но жизнь в темноте сделала его глупым и печальным, стратег из него теперь никакой. Слушай загадку, Финн. Болото принадлежит мне. Я знаю в нём каждую кочку и поваленную корягу, каждую ведьму в домике из детских костей, каждую жабу и чёрную мумию на дне. Когда оомекская торговка, набирая по капле «молодильную водицу», роняет кружку или новорождённую дочь в ил, я решаю, взять или отпустить. Всякая тварь здесь такова, как я пожелаю. Болото – моя непобедимая армия, верный раб и преданный друг. Найди, Биццаро, в этой «крепости» уязвимое место. Нечто, моему чародейству неподвластное. Куда мне ход заказан. Понимаешь, о чём я?
– То есть, нам спрятаться? – осторожно уточнил Штиллер.
– Что такое? – удивился таракан. Потом проскрипел довольно:
– А, ну да. Вот именно. Спрячьтесь в моих владениях, чтобы я вас не нашёл. Ухитритесь – отпущу. Найду… – Владыка Болот задумался как-то невесело, – придётся сожрать всех четверых, без исключений. Постепенно, конечно. Аппетит уже не тот. Стариков твоих тоже съем, – пригрозил он, наклоняя головогрудь к девушке. – Воду только мутят на границе.
– Т-три попытки! – дрожащими губами попросила Алисия.
– Обойдётесь. Не в сказке! Времени дам до полуночи, то есть – немного. Зазвонит колокол – я иду искать. И прошу прощения заранее.
Существо помедлило, будто бы не вполне довольное условиями договора.
– Как бы мне за вами проследить, чтоб всерьёз за дело брались и не глупили. Например, сбежать не пытались. Подглядывать – невкусно. А отдам-ка я вам Прово! На что он мне теперь?
Водяной метнулся на поверхность и тотчас возвратился, в лапе – одноглазый наоборотец. Если приглядеться внимательно, монстр из колодца напоминал человека со слипшейся бородой, в невообразимо загаженной одежде. Похоже, он и был злосчастным отцом Алисии. То, что Штиллер принял за вторую голову, оказалось присохшей дохлой жабой. Были, наверняка, и другие принципиальные отличия, которые следовало заметить прежде.
Одноглазый Прово озирался совершенно безумным взглядом, но постепенно заметил дочь. А узнав, стал подкрадываться, как пугливый уж, готовый спрятаться при малейшей угрозе.
– Удачи, Финн! – весело пожелал водяной. – Увидимся в полночь.
И пропал, только воронка из грязи да ила завертелась. Шушуны сразу бросили пленников и с визгом поплыли в разные стороны, пуская гирлянды пузырей.
– Да-а-а, – протянул Минц и пытливо оглядел растерянные лица спутников. – Не верю, что вы сговорились, злодеи. Интрига, конечно, в стиле старого Прово – затащить буролесца в болото в компании трёх сущностей, позабывших себя. И полюбоваться, как охотник выкрутится. Но не верю. Несмешно.
Он прищурился на отца нанимательницы. Бывший наставник пялился в пустоту и молчал, явно не соображая, о чём речь.
– Как прятаться будем, друзья?
Бретта молча подошла и поднесла ладонь к носу Штиллера. «Ничего мне с девочкой больше не светит», – подумал ключник очень грустно. Сестричкой Бретту представить не удавалось, даже если водяной не соврал. А уж частью самого себя – и подавно. Слишком уж тянуло к ней. С самого начала.
Интересно, а с Бреттой что не так? Видимо, отличие должно бросаться в глаза… Ах ты, рыбий пуп, теперь кажется, он подозревает её в чём-то мерзком, неестественном! Девушка вздохнула и отошла, а Рен так и не нашёл слов, чтобы объяснить, насколько ему безразлично, чего ей не хватает до обычного человека.
– Алиска… – хрипло выговорил Прово, – большая выросла… красавица, – и заметив, как исказилось её лицо, добавил быстро: – Ударить меня хочешь? Бей, заслужил.
– Пап! Мне страшно! Что я тут делаю? – спросила дочь и зарыдала странно, без слёз. Прово хотел обнять её, но остановился. Бретта стала брезгливо обирать его от гнилого вьюнка, потом бросила это бессмысленное занятие.
– Эм-м… Когда появится желание подумать, куда прятаться, зовите, я тут, неподалёку, – искусственно-бодрым голосом объявил Штиллер и пошёл, куда глаза глядят, по илистому ковру. Остальные переглянулись – и поспешили за ключником.
Приятели нашли его на ступеньках лестницы, уходящей вверх. Она вывела к гнилому проваливающемуся фундаменту разрушенной крепости с колоколом. Каменные глыбы, вросшие в землю, светились тусклым зачарованным сиянием, наводящим тоску. С них за чужаками внимательно наблюдали разнообразные шушуны: от совсем крошечных, бесформенных, до солидных пняжей-людоедов.