Loe raamatut: «Гимназистки»

Глава 1 Перекресток

Май 2029 года. В сердце центральной части России, сверкающий утренним майским светом, раскинулся такой патриархальный Киров.

Погода располагала к прогулкам, и мы с подругами решили встретиться.

Ветер несмело шевелил подолом моего плаща, накинутого на плечи на случай внезапного похолодания, май он такой обманчивый.

Наташа стояла на перекрестке в ярко алом платье и ждала нас.

И не холодно ей – промелькнула мысль.

– Отлично вчера юбилей отметили, -вспомнила Наташа.

– Ага, до сих пор голова болит, – согласилась я.

– Привет, ты куда Макса понесла? – спросила меня Таня, подходя к нам на перекрестке Октябрьского проспекта и Преображенской улицы.

– К тебе, ты же у нас ветеринар, – посмотрела я на своего бенгала, который безрезультатно пытался выбраться из переноски.

– Пошли по проспекту прогуляемся, а то Чарли сейчас на собственном поводке повесится, – позвала Таня.

– Пошли, подышим не свежим воздухом города Кирова, – согласилась я.

Как будто подслушав мои мысли, одна из представительниц отечественного автопрома шумно чихнула выхлопом.

– Топливо намешали, наверно, вот и стреляет, – просветила нас Таня, единственная из нас, имеющая водительские права.

Разговор перешел к воспоминаниям встречи выпускников. Обсудили, как поредел наш класс за сорок лет со дня окончания школы, а нам всего-то по пятьдесят восемь в своем большинстве. Мы прогуливались вдоль аллеи, расположенной посередине Октябрьского проспекта.

Престарелый такс Чарли, быстро сделав свои собачьи дела, больше никуда не спешил, а вальяжно переваливался с боку на бок.

– Даже птиц не гоняет, как раньше, – заметила Наташа.

– Ага, и морда поседела, – согласилась Таня. – А с Максом что?

– Глаза плевятся, – пожаловалась я.

– Ну, у бенгалов глаза, вообще, слабое место, – резюмировала Таня.

– Максу уже восемь лет, мне его дочка на пятидесятилетие дарила, – напомнила я.

– Помним, помним, – кивнула Наташа.

– Что это, – подняла я голову.

Над нами начала кружить черная птица, Макс притих в переноске, а Чарли плюхнулся на землю и только глазами сопровождал неспокойную пернатую.

Мы с подругами по примеру Чарли, носами кверху наблюдали за кружащей над нами птицей. Вокруг нас образовался плотный туман, голова закружилась.

***

Туман рассеялся, а мы оказались сидящими в коробке, обитой тканью. Я нащупала ручку дверцы, и она со скрипом подалась. Я вышла первая и огляделась. Коробкой оказалась черная, покрытая лаком карета, стоявшая на проезжей, неширокой, немощеной улице.

– Что за хрень, – переглянулись подруги, спрыгивая одна за другой со ступеньки кареты.

Я попыталась ее обойти.

Похоже больше на фаэтон, хотя, впрочем, какая разница, однозначно по улицам Кирова такой транспорт не курсировал уже более ста лет, – мысленно удивлялась я. Заметила застекленное и зашторенное черной занавеской окошко. Фаэтон был запряжен в пару гнедых. Обходя странный транспорт вокруг, резко остановились, заметив, как на нас со скоростью пары лошадиных сил несся конный экипаж. Кучер вовремя отвернул, чтобы не столкнуться с непутевыми девицами и крепко выругался в наш адрес.

Едва успев отскочить на обочину дороги, мы услышали призывный голос мальчика: – Покупайте Вятскую газету. Только у нас свежие новости. Заканчивается славная эпоха правления русского монарха. Александр III находится при смерти. После смерти императора, на российский престол взойдет его сын Николай.

– Может, кино снимают, – предположила Наташа.

– Тогда бы здесь было все огорожено. А нас бы на территорию съемочной площадки не пустили, тем более в современной одеж…, – не успела закончить мысль я, и мы уставились друг на друга.

Мы стояли в гимназистских черных шерстяных платьях с передниками и уложенными в кольца на голове косами. Выглядели мы как копии с фотографий нашего выпускного альбома, только в старинной версии.

– Да ладно, – выразила общую мысль я.

– Раз пророчат на царствование Николая, значит, сейчас примерно 1894 год, – вспоминала Наташа историю.

– Нас закинуло на 135 лет назад.

– Света, ты чего вынюхиваешь? – удивилась Таня, глядя на то, как раздуваются мои ноздри.

– Газом от транспорта не пахнет, – созналась я.

– Зато конским навозом воняет, – принюхалась Таня.

Я заметила, что к моим ногам боком жмется мой бенгал.

Макс помолодел лет на семь.

– А куда делась переноска? – удивилась я и подняла кота на ручки. Погладила, успокаивая его, он благодарно боднул меня в подбородок.

– Чарли, – крикнула Таня, и молодой таксенок прибежал звонко гавкая на всю округу и виляя длинным, тощим хвостом.

– Что делать будем? – посмотрела я на подруг.

– Прошу вас сесть обратно в карету, барышни, – прозвучал голос в наших головах. Кот прижал уши, пес перестал бегать и плюхнулся на заднюю точку.

Птица, которая кружила над нами во время прогулки по Октябрьскому проспекту, оказалась вороном. Он передавал нам свои мысли, и мы его понимали.

– А кто на козлах был? – удивилась Таня.

Ворон неспешно опустился на крышу фаэтона, и мы смогли его рассмотреть более подробно с близкого расстояния.

Ворон смотрел на нас своим пронизывающим и внимательным взглядом, будто гипнотизировал.

– Нет, барышня, сейчас Федька вернется и отвезет вас домой, он за газетами для хозяйки пошел, – пронесся ответ в голове.

– Во, попали, – оглядела нас Таня.

Через минуту к нам подбежал симпатичный парень лет шестнадцати, голубоглазый, с нечесаными русыми патлами. Проведя по волосам пятерней, быстро поклонился и запрыгнул на место кучера, под мышкой у него были свернуты трубочкой газетные листы.

***

– Что будем делать? – спросила Таня.

– Здесь мы точно оставаться не будем, – решила Наташа.

– Поехали, посмотрим, – позвала я.

Ехали мы, не спеша. Впереди показался деревянный мост через реку Вятку, но мы свернули направо. Дальше путь шел вдоль берега реки.

– Куда это нас везут, не унималась Таня. И ворон, и кучер ее вопрос то ли не расслышали, то ли проигнорировали.

А мы тем временем подъезжали к тому болоту, которое в будущем будет гордо зваться Вересниками, а ныне слобода Большая Кикиморская. С одной стороны дороги тянулись склады, деревянные избы, украшенные резными наличниками, с другой: Вятка-матушка с баржами и мелкими плоскодонками, транспортирующими товар местных ремесленников. Пароходы, выпуская черный дым, величественно везли важных пассажиров. Погода стояла теплая, навигация по реке уже открылась. Среди ив и тополей на окраине слободы стоял добротный деревянный домик с садом. Округа радовала молодой листвой, а органы обоняния напрягались запахом конского навоза. Начало мая выдалось сухим, слякоти не было. Дорожка к дому была плотно уезжена. Отлично, даже туфли не испачкала. Это я к тому, что в двадцать первом веке на все лады пресса жестко критиковала наши кировские дороги. Поэтому никто из нас не питал надежд на то, что в девятнадцатом веке качество дорог будет лучше. Мы зашли в дом по настоянию ворона. Федор, с видом заправского конюха, начал распрягать лошадей. Размеры дома снаружи оказалось обманчивым, изба была просторной.

– Хоромы какие, а с виду не скажешь, – заметила я и принюхалась, в доме пахло мелиссой.

– Эльга, я их привез, – раздалось у нас в головах.

– Ладно ли прошло все? – спросила старуха.

– Да, – ответил немногословный пернатый.

– Заходите, барышни, не бойтесь, я молоденькими девами не закусываю, – усмехнулась узкоглазая, аккуратно одетая в льняное платье с темным передником, старуха. Седые пряди выбивались из-под цветастого платка.

– Якутка, что ли, – вырвалось у меня.

Старуха вопросительно посмотрела.

– Кожа белая, без желтого тона, значит не китаянка и не кореянка, эпикантусы в углу глаз говорят об азиатских корнях, цвет радужки не карий, значит северянка, – ответила я на немой вопрос.

– Почти угадала, барышня, я эвенка, с Севера в ваши края пришла. Позже свою историю вам поведаю, давайте наперво с вами разберемся, – посмотрела на нас старуха своими бесцветными бледно-голубыми глазами.

– Долго в пути были, истомились барышни, сейчас трапезничать будем, пост миновал, с апреля ужо разговелись, – пригласила жестом она нас за стол, разливая по глиняным стаканам молоко и ломая горячий каравай. От хлебного аромата рот наполнился слюной.

– Как мы здесь оказались? – Наташа оглядела комнату, тканые половики на полу, ситцевые шторы на окне.

– Можно нас обратно перекинуть, домой? – умоляла Таня.

– Я вас сюда не для того переместила, дабы обратно возвращать, – возразила старуха.

– Мы попали в магический мир? – обнадежилась Таня.

– Бог с тобой, что мелешь-то, барышня, – уставилась на нас старуха как на полоумных.

– Сейчас нам палочку волшебную выдадут, – улыбнулась я. – Не, обращайте внимания, она книг про попаданцев начиталась.

– Я их читаю, а кто-то их пишет, не будем показывать пальцем на того, – покосилась на меня Таня.

– Довольно, – рыкнула старуха. – Выбору у вас нету. В земли вятские явился колдун, коий для своих обрядов пользует юных девиц. Он скрал души трех гимназисток, приставы отыскали их тела в подвале гимназии в коме, я призвала ваши души в эти тела, и вы смогли в них зацепиться только потому, что вы кровные сродичи этих девиц, – рассказывала старуха.

– А мы тут при чем? – удивилась Наташа. – И как по-вашему мы будем общаться с нашими потенциальными семьями? Они же сразу поймут, что мы не они.

– Вы из благородных семейств, гимназию лишь недавно окончили, а тут такое. Три бездыханных девы явили мне прошлым днем, ибо в губернской больнице дохтора молвили, что они бессильны. Сродичам вашим я поведала, что вы весьма слабы, находитесь в беспамятстве, что пробудете у меня полное лето, покамест не восстановитесь до конца. За это время вы усвоите мои веды и поможете погубить колдуна. Стара я стала, одна с ним не справлюсь, а вы трое и губернии и себе споможете, – закончила она.

– А как мы себе поможем?

– А так, что это ваши прародительницы, и ежели они погибнут, то не будет ни вас, ни ваших близких в вашем грядущем. Вы проживете здесь полную жизнь и в свое время переродитесь снова в своем мире, – резюмировала старуха.

– А как же души наших родственниц? – уточнила сердобольная Таня.

– Их я уже вызволить не смогу, – созналась старуха.

– А на что мы будем жить? – уточнила расчетливая Наташа.

– А как мы будем ловить колдуна? У вас есть план? А мы снова не пострадаем, раз он уже украл наши души, что помешает ему это сделать снова? – завалила я вопросами старуху.

– Для этого вам придется усвоить мою науку, – ответила Эльга.

– Феоклист мне поведал, что одна из вас сродни нашего счетовода, то есть истину умеешь выделить, – размышляла Эльга.

– Это называется анализ, – высказалась Наташа.

– Не умничай, и поменьше мудреных слов молви, – окоротила ее старуха.

– И он меня примет на работу? – удивилась Наташа.– Чтобы выискать колдуна, пойдешь служить к Сергею Ивановичу Медякину. В жандармерию или полицию тя не возьмут, а барон сей хитроумный частным сыском промышляет, за секретаря побудешь, да с бумагами подсобишь, поищи сведения о девах пропавших. Думается мне, что ваши прабабки не единственные девы, кои пропали за последнее лето, – начала строить планы старуха. – Его как раз наняли искать пропавших барышень высокопоставленные лица, вот он и гонится по следу, а я ему помощь в деле сем обещала. Барон не отвертится, примет тя, никуда не скроется, – заявила старуха.

– Ты, – ткнула она пальцем в Таню, – будешь помощницею Петра Петровича, нашего патологоанатома в губернской больнице, я с главным врачом согласую то.

– Я, собственно, ветеринар, – возразила Таня.

– Ведаю, но коновалами, у нас мужчины служат, ветеринарные пункты в основном лошадок пользуют, тяжко тебе будет с большими животинами управиться. А так, може чего странное среди убиенных девиц сыщешь, – заявила ей старуха. Таня совсем сникла, возиться с трупами очень не хотелось. Но для себя решила, что это временно, найдем колдуна, и она выйдет замуж и не будет ни о чем печалиться. Мотнув головой в знак согласия, она присела на корточки и погладила Чарли.

– Эй, писательница, – очередь дошла до меня, и она ткнула в мою сторону, корявым от подагры пальцем.

– Ага, Агата Кристи, – хохотнула Наташка.

– Станешь корреспондентом, соглашение с редактором Сергеем Антоновичем Андреевским я устрою, пойдешь в Вятскую газету, в Губернские ведомости тебя вряд ли примут, даже связи кровные не подсобят.

Все известия свежие в руках репортеров, так что не проморгай значимое, надеюсь это поможет нам в сыске сего лиходея.

– А как я буду работать корреспондентом, если не знаю вашей письменности? – удивилась я.

– Не лукавь, девка, Феоклист сказывал, что ты у себя там три класса церковно-приходской школы окончила и нашим языком ведаешь, – злилась старуха.

– Я читать умею, а писать, нет, – возразила я.

– И мы не умеем, – присоединились подруги.

– Ладно, выучу вас грамотству, чем вы только в своем веке маялись, – удивилась старуха.

– А если мы пересечемся с родственниками? Мы их даже не знаем в лицо? – продолжила я.

– Я не велела вашим сродичам, прежде целого месяца вас навещать, а дальше фамильяры вам подсобят, – пояснила старуха.

– Какие фамильяры, – вырвалось у Тани.

– С которыми вы ко мне явилися, – ткнула пальцем в Чарли старуха.

Макс забрался под скамейку и не высовывал носа. Не похоже на него, – заглянула я под лавку и погладила котика.

– Вам придется с ними почаще беседовать и учиться их разуметь, – начала старуха.

Эльга быстро налила две плошки молока и позвала пса и кота.

На удивление наша живность осмелела и подошла к еде.

Макс с жадностью начал лакать молоко, видимо, проголодался, Чарли последовал его примеру. Старуха бросила псу пару кусков хлеба, которые Чарли мгновенно проглотил.

Довольный Макс вдруг запрыгнул на колени к ведьме, она ласково погладила котенка, в это время беззвучно шевеля губами. Потом, почесала за ухом Чарли, не переставая бубнить.

– У меня нет фамильяра, – с облегчением выдохнула Наташа, что разговаривать с животными не придется, сомневаясь в здравом уме пожилой женщины.

– За тобой Феоклист покамест присмотрит, потом изберешь себе кого-нибудь, – строго сказала старуха.

– Феоклист – это ворон, который нас сюда притащил? – уточнила я.

– Да, весьма мудрая птица, однако, он и мне надобен, так что скорей определяйся с фамильяром, – обратилась она к Наташе.

– Феоклист, спроводи ее завтра в лес, дабы себе кого присмотрела, – приказала старуха ворону. Тот согласно каркнул.

– В апреле у нас вылупляются птенцы, к маю воронята окрепнут, да и на крыло станут, изберешь себе птенца да имя дашь, – наставляла Эльга.

– А почему не кот или пес?

– Чересчур долго ждать, покамест подрастет и возиться долго, у твоих товарок уже подросшие кутята, их можно учить, и они привыкли к своим хозяйкам.

– Пойдемте, барышни, покажу вам вашу светлицу, – позвала старуха.

– Мы что, вместе будем жить? – воспротивилась Таня.

Нам с Наташей это тоже не понравилось.

– Потерпите, дома будете капризничать, – усмехнулась старуха.

– Но тут ведь много комнат, – спросила я.

– Эта светлица моего внука Федьки, – показала она на дверь, рядом с нами.

– Эта зелейная, я в ней отвары варю, да настои делаю от разных хворей, – прошла она дальше.

– В этой болящих врачую, – открыла нам дверь и показала на три широкие лавки, накрытые стегаными одеялами и стол со стулом.

Мы зашли в свою комнату, в которой находились три деревянные кровати, с резным изголовьем, и напротив каждой красовался большой крашеный сундук с крышкой на железных петлях.

У окна стоял длинный стол с тремя стульями. На столе лежали три толстые тетради в кожаных переплетах, стопка серых листов, стакан с химическими карандашами и подсвечник с восковой свечой.

– А зажигалка где? – спросила я. – Чем свечу зажигать?

– Короб со спичками на полке у печи почивает, – поняла она.

– Общага, – прокомментировала Таня.

На веревке над окном была закреплена ситцевая бледно зеленая штора с вышитым по краю старинным орнаментом.

– Сей узор – ваш оберег, сюда никто не сможет проникнуть без вашего ведома, пока сами гостя не позовете, – пояснила старуха.

– Руны, – прокомментировала я. Она кивнула.

– Перемалюйте их себе в тетради и на сердце удержите, чтобы с закрытыми очами могли начертать, – высказала пожелание старуха.

– В сундуках нарядья гляньте, их ваши сродственники привезли еще вчера.

А ныне запомните: красная ордь-писательнице, имя-то у тебя редкое, видно, матушка твоя баллад начиталась. * (Баллада “Светлана” написана В. Жуковским в 1813г, одно из самых известных произведений того времени).

– Ну да ладно, корреспонденты зачастую себе диковинные имена выдумывают. Да еще и аура у тебя красная, сильная, жаркая, тебе придется научиться держать свои капризы в узде, – просветила меня старуха.

– У тебя ордь синяя, – показала она на кровать Тане.

– Энергия твоя яко туман или река, все острые углы обтекает, она умиротворяет. Смотри, реку свою в топь не обрати.

– А тебе достается желтая ордь, энергия твоя за безопасность и рассудительность стоит, чересчур расчетлива ты, памятуй, не всяк муж бабу прозорливую стерпеть может, – обратилась она к Наташе.

– С утра начнете учиться даром своим владеть, с фамильярами речь вести, да письму нашему обучаться, а ныне – спать, – приказала старуха и задула свечу.

Мы рухнули на кровать без сил: хоть и не слишком утомились физически, но перенесенные нервные потрясения изрядно измотали.

Даже не было сил обдумать произошедшие события. Мы не балуемся наркотой и не курим травку, так что это точно не галлюцинация. Да и в коллективное безумие не верится—может, это был сон. Вот завтра и посмотрим.

Утро застало нас с петухами все в том же 1894 году. У Эльги не было другой живности, кроме Феоклиста, но вот соседские петухи драли глотки почем зря.

Сад впечатлял и размерами, и ухоженностью, а ведь она старуха древняя, интересно кто ей помогает. Вскоре мы это выяснили.

– Пока не шибко жарко, надо посадить овощей, – распоряжалась старуха, управляя нами. Мы копали грядки, сажали лук, репу и какую-то неизвестную траву с терпким запахом семян. За домом стоял глубокий колодец, и цепь медленно наматывалась на барабан, пока я вращала рукоять. Ведро, наконец, появилось в пределах досягаемости.

– Достаньте его, – попросила я подруг, придерживая рукоять.

Набрав полную бочку, стоявшую под водостоком сбоку от дома, мы умылись и пошли есть, завтрак один в один был похож на вчерашний ужин.

– Эльга, расскажи о наших семьях, – попросила я, отламывая ароматный кусок от каравая и запивая его молоком.

– Оттрапезнуйте сперва, потом письменству начнем учиться, а потом и о сродствениках ваших поведаю, – возразила старуха, жуя хлеб.

Странно, старуха такая старая, а зубы целые, – заметила я.

После завтрака вернулись в нашу комнату.

– Ну, что, барышни, садитесь, внимайте да записывайте, – начала старуха, положив перед нами алфавит, объясняя правила правописания.

– “Еръ” есть на конце почти всякого слова согласной кончающегося, а едаже оно мужскому роду знак: Александровичъ, например. Да что я молвлю, Федька вчера газет для вас купил, гляньте их, на чтение испытайте.

Глава 2 Новая жизнь

Я взяла Вятскую газету, Наташа пыталась прочитать Губернские ведомости, Тане досталась Вятская Речь. Мы пробежались глазами по страницам.

– Много архаичных слов, на это читать уйдет уйма времени, – высказалась Татьяна, глядя на нас.

И я начала читать вслух: -“ Печальные вести с России: известия о здоровье Его Императорского Величества Александра III порождают сеять глубокую тревогу среди всех верноподданных. Монарх, чей державный ум и крепкая рука долгое время служили оплотом для Российского государства, находится на грани жизни и смерти. Очевидно, что трон перейдет к наследнику Цесаревичу Николаю Александровичу. В сие важное время благородная общественность великие надежды на будущего императора возлагает, веруя, что он с честью продолжит славные традиции своих предшественников, мудростью и справедливостью в управлении Великой империей руководствуясь. Вера в крепость династии Романовых вселяет надежду на мирные и плодотворные времена” корреспондент Вятской газеты В.И. Леднев.

– В принципе, понятно, что пишут, – решила Наташа, откладывая газету на стол.

– Дело в том, что мы должны научиться говорить, как местные, избегая современного акцента, – сказала я.

–Надо больше прислушиваться к Эльге, она вроде бы грамотная и писать умеет, – предложила Наташа.

– Выйдем на новые места работы и будем подражать местным, – высказалась Таня.

***

Через час к нам зашла Эльга и позвала нас в лес. Феоклист, Макс и Чарли сопровождали своих новоявленных ведьм, как верные фамильяры.

Шли неспешно по городской черте, пересекли Николаевскую и Ивановскую улицы. Вышли к Ямской площади, а дальше по деревянному мостку через узкую нитку – Хлыновку.

Лес был хоженый, видно, что горожане не гнушаются пользоваться его дарами. Однако утоптанными тропами старуха нас не повела, и нам пришлось пробираться сквозь чащу. Перепуганные птицы взмывали с насиженных мест.

– А зачем мы в лес идем, за грибами и ягодами еще рано? Наташе фамильяра искать? – отворачиваясь от назойливой ветки, пытающейся выколоть глаза, спросила Таня.

– Трав собрать, ибо некоторые из них в это время в силу вступают. Меня все Эльгой-травницей кличут, за травами да настойками ко мне бегают, – рассказывала старуха.

Мы переглянулись, кроме зверобоя, ромашки и подорожника мы особо ничего и не знали, о чем и поведали Эльге.

Старуха снова посетовала на нашу дремучесть.

–Зверобой в цвету собирают, – пояснила она, – Рано еще.

Через полчаса продирания через кусты и буераки мы вышли на поляну, залитую солнцем. Обдирая с подола колючки и прилипшие листья. Огляделись. Красота. От созерцания прекрасного нас оторвала Эльга.

– Гляньте, это безденежник – он от испуга и нервных потрясений, это тысячелистник – он раны врачует, крапива – кровь останавливает, о ромашке вы сами знаете, – показывала старуха.

Мы набрали трав целые корзины, и вдруг наш ворон громко каркнул.

– Ступайте скорее, нас Феоклист зовет. Пройдя поляну, снова забрались в непролазные дебри, длинные подолы юбок цеплялись за каждый куст.

– Черт, как же джинсов не хватает, может брюки в моду введем, – предложила Таня.

– Не призывай черта, явится ведь. В сундуках ваших амазонки для верховой езды я видела, с мужскими портками, срам один, – выдала нам старуха.

– Мы, что, должны уметь верхом на лошадях скакать, – по-своему оценила Наташа услышанное.

– И музицировать, – рассмеялась я.

– А вы что, не умеете ли? – удивилась старуха.

– Нет, – хором ответили мы.

– Да что же вы за неучи такие, чему вас там в вашем веке обучали, – злилась старуха.

– Ну, почему, мы вполне прилично играем на нервах, – резюмировала я.

– Умная, вижу, – язвительно бросила она.

Я поспешила отскочить в сторону.

Ее клюка, на которую она опиралась всю дорогу, взмыла вверх. Теперь Эльга пыталась меня ей стукнуть, но дотянуться не смогла.

– Бить детей, непедагогично, – выдала я, косясь на старуху.

– Дитятки, – хмыкнула она.

– Учились бы усерднее, без побоев бы обошлось, – возразила старуха.

– Мы так не договаривались, и не напрашивались в эти тела, это вы нас сюда призвали, и будьте добры вести себя адекватно, – выдала Наташа.

А старуха еще сильнее разозлилась, – Продолжай-ка разговаривать мне.

Ворон сидел на толстой ветке ольхи и вслушивался в нашу перепалку.

– Кого ты мне привел, – бросила старуха на него косой взгляд.

– Не гневайся, хозяйка, они разумные, университеты окончили, – пытался успокоить ее Феоклист.

На верхней ветке было гнездо. Туда периодически залетали и вылетали черные как смоль воронята.

– Лезь, выбирай, – приказала старуха Наташе.

Наташа обошла вокруг дерева, потрогала на прочность нижние ветки и отошла в сторону.

– Феоклист, а ты не мог бы мне помочь выбрать фамильяра, – попросила она, косясь на старуху.

Ворон подлетел к гнезду, схватил одного птенца и выронил его прямо в ладошки Наташе, которые она подставила лодочкой.

– Имя фамильяру придумать хватит толку? – вопросительно посмотрела старуха на Наташу.

– Нарекаю тебя Лок, – выдала пафосно Наташа.

– Что за клок сей, – удивилась старуха.

– Не клок, а Лок, жил такой философ в семнадцатом веке Джон Локк, вот в честь него и назвала, – начала объяснять Наташа.

– Все у вас с выкрутасами, одно слово – аристократки, что в этом веке, что после, – покачала головой Эльга.

Мы возвращались домой, когда старуха продолжила нас учить.

– Общайтесь с фамильярами, со временем они начнут вашу речь разуметь и ответ дадут. А до тех пор наблюдайте. Фамильяр чует зло, и, если против вас кто намеревается на лихое, он вам подскажет. Ваших сродственников он тоже распознает, ведь призван охранять ваш род, а уж зов крови он завсегда определить сможет, – учила нас Эльга, по пути притаптывая пыльную траву.

– А если родственник затаил зло? – спросила я.

– Защитит, – обнадежила старуха.

– Постойте чуток, надо к трясине наведаться, – оглядевшись, позвала нас Эльга сделать небольшой крюк. В одном месте Хлыновка разлилась и заболотилась. Вот туда-то мы и направились.

– А-а-а, – закричала Таня, первая увидев гадюку. Мы отскочили следом.

– Вот вы то мне и требны, красавицы мои, – заулыбалась Эльга. Мы втроем поежились и переглянулись.

Она пробормотала какое-то заклинание, и гадюка свернулась калачиком, как будто заснула.

Достав из холщовой сумки стеклянный флакончик, открутив колпачок, ведьма нажала краем на ядовитые железы змеи и по стенке сосуда потекла жидкость. Потом она проделала такое еще с несколькими гадами, и мы снова вернулись на прежнюю тропу.

– Яд гадюки весьма ценен, настои на нем от боли в пояснице излечивают. Тот же Вострокнутов не прочь у меня эти настойки прикупить. Даром, что главврач губернской больницы, вот тебе и на, – хвасталась Эльга.

Мы вернулись из леса уставшие и голодные, Федька радостно махнул нам рукой.

– Чего суетишься, – спросила старуха.

– Семениха приходила за настойкой от кашля, яиц принесла да крынку молока, так я ей тот флакончик и отдал, что ты минувшим разом показывала, – сказал Федька.

– Славно. – похвалила старуха внука.

Ноги гудели до одури, мы без сил плюхнулись на лавку возле дома.

– Наталья Ильинична избрала себе фамильяра, надо бы ему какую плошку выстругать и мха туда кинуть, – попросила старуха внука.

– Спроворим, – кивнул Федька. И Эльга, как ни в чем не бывало зашла в дом и стала готовить ужин.

– Двужильная ведьма, может заговор какой от усталости знает? Надо бы спросить, а то мы с ног валимся, а она как девочка бегает, – посмотрела я в ее сторону.

– Это просто привычка, Света, – возразила Таня.

Солнышко робко задело линию горизонта, заливая небо палитрой огненных всполохов. Небо, заиграв всеми краски алого, золотого и сиреневого, намекнуло на окончание светового дня. Облака, омытые теплым светом, походили на пушистые островки, плавно скользящие по небу.

Мы любовались красотой заката, сил идти в дом не было.

– А раньше мы даже не замечали подобной красоты, – высказала Наташа.

– В телефонах все закаты и рассветы смотрели, – согласилась я.

Быстренько поужинали и пошли в свою светлицу, как ее гордо именовала старуха, учить новое заклинание для отвода глаз.

Глаза сами слипались под нудное бормотание заклинания.

– Вы как хотите, а я спать, – первой не выдержала Наташа.

***

Я проснулась от беспокойного Макса, он никак не мог улечься у меня в ногах и ползал по мне взад и вперед.

– Уймись, окаянный, – шуганула я его и заметила, что не сплю не я одна.

Танька сидела на кровати по-турецки и гладила Чарли.

– Чего не спишь, – поинтересовалась я у подруги.

– Бесит все, хочу обратно в двадцать первый век, к родным и близким.

– Не сможем мы вернуться к близким, нет их, и нас нет, наши прабабки сдохли в подвале гимназии, только от нас зависит, будет ли будущее у наших близких, – шепнула я, думать об этом совсем не хотелось.

– Тань, а что тебе больше всего не хватает в этом времени? – спросила я.

– Кондиционера для белья, не могу носить натуральную шерсть, колется, сука, всю себя расчесала уже, – пожаловалась Таня.

– Может шампунь его заменит? Он смягчит шерстяную ткань, не кондиционер, конечно, но всяко лучше, – предложила я.

– Вот вам не спится, утром не можете эти ваши рецепты обсудить, старуха опять поднимет ни свет, ни заря, – зашевелилась Наташа.

– Ладно, давайте спать, завтра решим, с рецептами, – стала укладываться я.

Утром занялись ревизией своих сундуков, нашли брючный костюм для верховой езды: широкие брюки из ткани, пышную юбку, укороченную спереди и в цвет нее жакет.

– Да в лес в этом не походишь, только ворон насмешим, – выдала Таня, глядя на модную амазонку.

– Особенно без юбки, – хихикнула Наташа.

– Бархатное платье, шифоновое платье, накидка, шляпка с искусственными цветами, плюшевый жакет, две пышные твидовые юбки бордового и изумрудного цвета, куча рубашек, подъюбников, две однотонные белые блузки с пышными рукавами-фонариками, панталоны, – перебирала я свой сундук.

– И не одного лифчика, – возмутилась Таня.

– В это время грудь поддерживал корсет, – напомнила Наташа, доставая из сундука орудие пыток.

Наши гардеробы были примерно одинаковыми по фасонам, отличались только цветовой палитрой и наличием или точнее сказать, обилием кружев, у кого-то меньше, у кого-то больше.

***

– Что вы вчера ночью обсуждали? – спросила Наташа.

– Нам нужен рецепт шампуня, чтобы Таня могла носить шерстяные платья, да и мне, честно говоря, не комфортно его носить. Мы решили, что если платья стирать шампунем, а не мылом, то он будет действовать на шерсть как кондиционер, – сказала я.

– Я нашла в сундуке мыло лавандовое, не подойдет? – спросила Наташа, принюхиваясь к куску, обернутому в бумагу.

– Нет, мыло сейчас варят из топленого свиного сала и натриевого щелока, – сказала Таня, увлекавшаяся в свое время мыловарением. Правда, основные ингредиенты можно было заказать по интернет-магазину, а сейчас доступным был только базар.

Мы попросили у Федьки сито, для заливания золы кипятком и вымывания из нее таким образом щелока, парень только удивлялся нашей фантазии, но спорить не стал, и нашел нам все, требуемое по списку.

Старуха пожертвовала для нас шмат сала, который нам пришлось топить в русской печке. Непрерывно помешивая топленое сало и вливая в него щелок, мы варили первую пробную порцию мыла. У Наташки в сундуке нашлось розовое масло, видимо используемое ее предшественницей в качестве духов. Мы плеснули в наше варево немного этого драгоценного масла и поставили эту массу остывать. Форму для мыла нам сделал все тот-же безотказный Федька, а старуха молча наблюдала за нашими манипуляциями. Остывшее мыло нарезали на кусочки. Часть оставили себе, а часть велели старухе продать. Потому что нам нужны были средства на ингредиенты для приготовления шампуня.